ты где, Лили. Теперь тебе лучше?
   - Да, кузен, гораздо лучше, спасибо.  У  меня  просто  вдруг  закружилась
голова. Думаю, это все от волнения.
   - Ну, разумеется. Ты выглядишь просто  очаровательно,  -  добавил  Роджер
Сомс, обнажая в фальшивой улыбке все свои квадратные зубы  Какой  лгун!  Она
выглядела ужасно и отлично что знала, она даже успела сказать об этом  вслух
своему бледному отражению в зеркале спальни всего пять минут  назад.  Однако
по причинам, которых ей, видимо, так и не суждено понять, ее кузен не  менее
охотно, чем она сама, готов был закрывать глаза на очевидное и  делать  вид,
что все в порядке. Интересно, какого был мнения обо всем этом Льюис, мельком
подумала Лили. По всей видимости, ее нареченный был человеком молчаливым  (а
с нею особенно), что бы он ни думал о намерении своего папаши  их  поженить,
для нее это навсегда останется неразрешимой загадкой.
   - Вы уже  знакомы  с  мистером  и  миссис  Блейни?  -  осведомился  Сомс,
представляя ее богато разодетой паре средних лет.
   Оба приветствовали ее, пряча за вежливыми улыбками  снедавшее  их  жадное
любопытство. Что за странное сборище,  повторила  про  себя  Лили  не  то  в
третий, не то уже в четвертый раз, улыбаясь в  ответ  чете  Блейни  со  всем
дружелюбием, на какое была способна. На взгляд Лили, гости,  собравшиеся  на
"неофициальный" предсвадебный прием в новом доме кузена Сомса,  представляли
собой весьма причудливую и любопытную смесь бомонда  и  провинциальности,  а
также мирского и церковного. Мистер Блейни, как  выяснилось,  был  банкиром.
Зато мистер Маккомас, с которым она познакомилась как  раз  перед  тем,  как
волна дурноты заставила  ее  пробормотать  какое-то  невнятное  извинение  и
скрыться в своей  комнате,  оказался  проповедником,  таким  же,  как  Сомс,
учеником мистера Уэзли. Были среди гостей и другие проповедники.
   Дом Сомса тоже оказался совсем не таким, каким она его себе представляла,
когда появилась здесь три недели назад. Новый кирпичный  двухэтажный  дом  в
форме буквы L  с  прекрасным  садом,  разбитым  на  заднем  дворе,  выглядел
чрезвычайно величественно и импозантно, ничем  не  напоминая  убогое  жилище
смиренного священнослужителя, бродячего проповедника,  грозящего  прихожанам
вечным проклятьем за грехи.
   Именно в саду, среди цветочных клумб, подстриженных  кустов  и  фруктовых
деревьев, был устроен прием накануне свадьбы. И слава Богу,  подумала  Лили:
сегодня вечером она бы не выдержала духоты и тесноты домашней  вечеринки,  а
ведь завтра, после венчания, предстоит еще более грандиозное празднество.
   Сам Сомс представлялся еще большей загадкой, чем его "скромная  обитель".
Он  был  священнослужителем,  предводителем  весьма  внушительного   "стада"
грешников, чьи души старался спасти с  поистине  невероятным  упорством,  но
Лили не могла себя заставить  принять  его  всерьез.  За  фасадом  показного
благолепия из всех щелей выпирала суетность. По  мере  знакомства  со  своим
кузеном Лили все больше убеждалась в том, что лишь одно  ценнейшее  качество
позволяет ему претендовать на роль духовного  наставника:  его  удивительный
голос, поистине неотразимый инструмент, которым он искусно пользовался. Даже
при обычном разговоре она поражалась  богатству  оттенков  и  необыкновенной
выразительности этого голоса. Ей  нетрудно  было  вообразить,  как  грешники
падают на колени, заслышав его громовой клич, а успевшие  раскаяться  плачут
от радости, слушая сладкоречивые описания счастья и покоя,  которые  ожидают
их в Божьем раю.
   Лили заметила Льюиса на другом конце дорожки; они чинно раскланялись.  Ее
жених  еще  больше,  чем  его  отец,  походил  на  сурового  и   неумолимого
представителя духовенства. При разговоре с Льюисом  ей  иногда  приходила  в
голову дикая фантазия, будто мысленным взором он видит языки адского пламени
у нее за плечом. И ей стало немного не по себе, когда она поняла, что  прямо
сейчас он направляется к ней с явным намерением вступить в разговор -  Лили,
- начал ,он с легким поклоном.
   - Льюис, - ответила Лили. - Хорошо проводите время?
   Его густые брови удивленно  приподнялись,  словно  вопрос  показался  ему
неуместным или даже неподобающим.
   - А вы?
   - О, да.
   - Я рад. Но вы, должно быть, голодны. Идемте, моя мать уже  приглашала  к
столу.
   Извинившись перед кузеном Сомсом и супругами Блейни, Лили последовала  за
Льюисом к расставленным под стеной дома длинным столам, где  миссис  Сомс  с
помощью слуг  приготовила  настоящее  пиршество.  Тут  были  горячие  мясные
пироги, холодный язык и куропатки, сладкие торты и бланманже, сбитые  сливки
и фрукты, вина и пунш. Лили едва могла заставить себя взглянуть на  все  эти
лакомства, не то что попробовать что-то съесть. Но Льюис уже положил еды  ей
на тарелку, и, чтобы ему угодить, она принялась ковырять  ее  вилкой,  делая
вид, что ест. Как это мило с его стороны - проявлять  такую  заботу  о  ней,
виновато подумала Лили, ведь сам он вот уже два  дня  постится,  готовясь  к
бракосочетанию. С  бессильной  и  усталой  горечью  она  наблюдала  за  этим
человеком, которого не любила и почти не знала, но за которого на  следующее
утро ей предстояло  выйти  замуж.  Он  был  по-настоящему  набожным,  и  это
вызывало у нее смешанные чувства. По крайней мере, он  не  был  лицемером  и
ханжой, как его отец, но разве она сможет стать ему хорошей  женой?  Что  за
совместная жизнь их ожидает?
   Вчера вечером Льюис поделился с нею своей мечтой, своим  "видением",  как
он это называл. Господь, по его словам, повелел ему  отправляться  в  Уэльс,
чтобы проповедовать Евангелие бедным угольщикам. Столь мрачные планы привели
Лили в тихий ужас,  но  ей  ничего  иного  не  оставалось,  как  промолчать.
Охваченная безразличием и подавленная  происшедшим  с  ней,  она  совершенно
утратила волю к сопротивлению и, если бы Льюис заявил ей,  что  Бог  повелел
ему бить китов в Северном море, покорно последовала бы за ним  и  попыталась
бы стать хорошей женой китобою. Ей было все равно. Ей все стало  безразлично
с того самого вечера, когда Дэвон швырнул ее  о  стену  и  заявил,  что  она
стреляла в его брата.
   Лили взяла лошадь и ровно  столько  денег,  чтобы  хватило  на  проезд  в
дилижансе до Лайм-Риджиса. На протяжении всего этого кошмарного  путешествия
она каждую минуту ожидала, что он вот-вот подъедет и  схватит  ее,  а  потом
убьет, изувечит или по крайней мере арестует. В Лайме миссис Траблфилд  дала
ей приют и сообщила, что уже переправила в  Корнуолл  письмо  для  Лили.  Из
Эксетера? Да. Так Лили узнала, что письмо от Сомса. Она тотчас  же  написала
ему снова, объяснив, что разминулась с его  письмом,  не  будет  ли  он  так
любезен написать еще раз? Во  втором  письме  она  еще  раз  повторила,  что
сожалеет о случившемся и благодарит Бога за его  выздоровление.  И  если  он
может от всего сердца  простить  ее,  если  каким-то  чудом  Льюис  все  еще
испытывает к ней хоть каплю привязанности, она почтет  за  честь  стать  его
женой.
   Сомс  ответил  с  обратной  почтой.  Все  прощено  и   забыто,   приезжай
немедленно. Он даже приложил к письму денег на проезд в  почтовой  карете  С
тех пор прошло три недели. Церковное  оглашение  состоялось,  венчание  было
назначено на следующий день. Поначалу устроенная  Сомсом  спешка  удивила  и
даже испугала Лили, но очень скоро она сообразила,  что  ей  это  только  на
руку. Планы Сомса идеально отвечали ее собственным тайным нуждам. Вернее, ее
единственной нужде: дать отца ребенку, которого она носила под сердцем.
   - Вы хорошо себя чувствуете, дорогая?
   - Да, благодарю вас, миссис Сомс, со мной все в порядке.
   Жена Сомса Руфь, молчаливая и запуганная маленькая женщина, открывала рот
крайне редко, а после каждой произнесенной фразы отворачивалась или опускала
глаза, чтобы  скрыть  какое-то  необъяснимое  смущение.  Лили  обменялась  с
будущей свекровью едва ли десятком  слов,  с  тех  пор  как  приехала.  Сомс
обращался с нею как со служанкой: бесцеремонно отдавал приказы и  тотчас  же
забывал о  ее  существовании.  Однако,  несмотря  на  свою  застенчивость  и
постоянное тиранство мужа, Руфь не оставляла без внимания Лили, и Лили  была
ей за это благодарна. Она как раз начала благодарить миссис Сомс за праздник
и за чудесное угощение, когда к ним подошел Сомс, ведя за собой  незнакомого
господина.
   - Лили, Льюис, можно вас на минутку? Давайте зайдем в дом, - Сомс  так  и
светился радостной улыбкой.
   Отказаться от приглашения было невежливо, и они направились к дому.
   - Это мистер Уитт, - представил Сомс своего спутника. - У  него  с  собой
кое-какие бумаги, которые вам нужно подписать... Вы же знаете, что за  народ
эти адвокаты: вечно с бумагами. Это простая формальность. Одна  минута  -  и
можете возвращаться к гостям.
   - Что за бумаги, отец? -  спросил  Льюис,  как  только  они  оказались  в
кабинете   Сомса,   просторном,   обшитом   дубовыми   панелями   помещении,
заставленном  книгами,  от  которых  еще  пахло  типографской   краской,   и
украшенном (весьма странный  выбор  для  священнослужителя,  подумала  Лили)
гравюрами со сценами охоты.
   - Простая формальность, - повторил Сомс. - Переуступка прав на приданое.
   - Приданое? - Лили едва не рассмеялась. - Но у меня ничего нет.
   - Ну.., не то чтобы совсем ничего, - Сомс вкрадчиво улыбнулся.  -  Да,  я
знаю, говорить почти что не о чем, но мистер Уитт рекомендует нам все  дела,
даже мелкие, держать в порядке.
   Лили бросила взгляд на тощего, как  спичка,  стряпчего  в  седом  парике,
который в эту минуту как раз раскладывал бумаги на письменном  столе  Сомса.
Она всегда была уверена, что муж приобретает все права на имущество  жены  в
момент  бракосочетания  и  что  никаких  особых  документов  для  этого   не
требуется. Должно быть, мистер Уитт - настоящий крючкотвор. Взяв у  него  из
рук перо, она написала на бумаге свое имя. Льюис расписался ниже.
   Сомс предложил тост.
   - За счастливую пару! - провозгласил он, раздав всем,  кроме  Льюиса,  по
рюмочке портвейна (своему  трезвеннику-сыну  он  протянул  стакан  ячменного
отвара). - Да наградит вас Господь долгой и счастливой совместной жизнью,  и
пусть ваши дети вырастают вокруг вас подобно оливковым ветвям.
   Лили побледнела, но все-таки сумела проглотить вино, не поперхнувшись.
   Пора  было  вновь  присоединяться  к  гостям,  но  когда   Льюис   учтиво
посторонился,  чтобы  пропустить  ее  под  арку,  ведущую  во   двор,   Лили
замешкалась. В последние дни она постоянно чувствовала себя усталой, а в эту
минуту ощутила полный упадок сил. Все это, конечно, из-за вина.  Разыгрывать
дальше роль счастливой невесты в нелепом свадебном спектакле стало ей не под
силу.
   - Льюис, - тихонько проговорила она,  коснувшись  его  рукава,  -  вы  не
станете возражать, если я лягу пораньше?  Ваши  родители  устроили  чудесный
праздник, это было так мило с их стороны, но.., я немножко устала.  Все  это
предсвадебное волнение сказалось на моих нервах, а мне  хотелось  бы  хорошо
выглядеть завтра.
   - Разумеется, - ответил он без тени колебания или сожаления и проводил ее
до лестницы на второй этаж.
   У подножия лестницы Льюис остановился, но, когда Лили, пожелав ему доброй
ночи, уже собиралась подняться, вдруг взял ее за руку.
   - Лили, - начал он угрюмо.
   - Да? - спросила Лили, пораженная до глубины души.
   - Послушание является первой обязанностью женщины перед мужем.
   Она тихонько кивнула, стараясь придумать какой-нибудь достойный ответ.
   - Я наблюдал за вами сегодня вечером, -  продолжал  Льюис,  не  дожидаясь
ответа. - Ваша манеры и  речь  слишком  свободны,  они  могут  быть  неверно
истолкованы. Впредь вам придется сдерживать свое  поведение  при  общении  с
представителями противоположного пола У Лили от удивления открылся рот.
   - Но у меня и в мыслях не было ничего неподобающего, Льюис, уверяю вас.
   - В этом я не сомневаюсь; но я говорю о впечатлении, а  не  о  намерении.
Моему отцу было даровано видение  свыше  о  том,  что  нам  с  вами  суждено
пожениться.  В  наших  глазах  этот  брак  может  выглядеть  странным,  даже
неуместным, но это не имеет значения. Таково веление Всевышнего, наш долг  -
принять волю Его со смирением и благодарностью. - Он крепче сжал ее  руку  и
пригвоздил к месту суровым взглядом. - Вам суждено стать моей  женой.  Лили.
Под моим попечением и терпеливым руководством вы станете такой, какой желает
видеть вас Господь.
   Это прозвучало почти угрожающе. Лили распрямила плечи, подавив внутреннюю
дрожь. По крайней мере в одном можно теперь не сомневаться Льюис питал к ней
не больше нежных  чувств,  чем  она  к  нему.  Она  одарила  его  храброй  и
решительной улыбкой.
   - Я постараюсь стать вам хорошей женой, - искренне пообещала Лили. - Буду
всеми силами помогать вам на жизненном пути, который вы  для  себя  избрали.
Надеюсь, в один прекрасный день вы сможете мною гордиться.
   Его суровое выражение несколько смягчилось.
   - Я тоже на это надеюсь, - произнес Льюис и, наклонившись, едва  коснулся
губами ее лба. Первый поцелуй вышел очень сухим и чопорным. - Спите  хорошо.
Я пришлю вам наверх горничную.
   Он  ушел.  Лили  проводила  глазами  его  высокую,  суров?   выпрямленную
громоздкую фигуру, спрашивая себя, что бы он стал делать, если  бы  узнал  о
ребенке. При одной мысли об этом ладони у нее стали липкими от  пота.  Лучше
уж не думать. Цепляясь за перила, она с  трудом  взобралась  по  лестнице  и
свернула в коридор, ведущий к ее спальне.
   Комната была маленькая, но удобная, вся мебель новая. Не  зажигая  свечи,
Лили сразу же прошла к дверям, выходившим на  крохотный  балкончик,  который
казался ей лучшим местом во всей комнате. Слава Богу, он выходил не во двор,
так что говор и смех вечеринки, продолжавшейся как ни  в  чем  не  бывало  в
отсутствие невесты, доносились до нее лишь в  виде  отдаленного  гула.  Сомс
выстроил свой дом на самой окраине старинного города с кафедральным собором,
поэтому городской суеты здесь тоже не было слышно. Яркая  сентябрьская  луна
поднималась над вершинами платанов, росших по ту сторону от  дороги.  Где-то
среди деревьев заухала сова. В этот вечер, как и во все предыдущие со дня ее
бегства из Даркстоуна, Лили бессознательно отметила про себя, что ей чего-то
не хватает. Как и всегда, она сразу же вспомнила, чего  именно:  шума  моря.
Вот так, наверное, тревожится новорожденный младенец,  не  слыша  привычного
сердцебиения матери.
   Лили с трудом перевела дух. Ей многого не хватало, обо многом приходилось
сожалеть. Чтобы  как-то  продержаться  и  пережить  мрачное  настоящее,  она
подавляла мысли о прошлом и не заглядывала в будущее дальше чем на день. Раз
ей удалось дожить до сегодняшнего дня, стало быть, надо и дальше  продолжать
в том же духе, не пытаясь ничего улучшить: от добра добра не ищут. За  окном
опять глухо и  страшно  закричала  сова.  Лили  уронила  голову  на  руки  и
разрыдалась.
   За спиной у нее раздался легкий  стук  и  скрип  открываемой  двери.  Она
торопливо вытерла слезы рукавом платья и, обернувшись,  увидела  стоявшую  у
постели горничную. Та пришла помочь ей раздеться.
   Лили разделась молча. У нее не было сил на болтовню,  хотя  горничная  по
имени Эбби казалась явно удивленной  тем,  что  молодой  госпоже  совершенно
нечего сказать накануне свадьбы. Пожелав  друг  другу  спокойной  ночи,  они
расстались: девушка ушла,  а  Лили  села  перед  туалетным  столиком,  чтобы
расчесать волосы. И опять зеркало не  польстило  ей.  Она  почти  испугалась
собственного отражения: на чересчур бледном  лице  слишком  ясно  проступало
глубоко скрываемое горе. Но больше плакать нельзя: это  признак  слабости  и
глупости, да и легче от слез не становится. Однако ее  гнула  к  земле  ноша
сожаления и вины, а в утешение оставалась лишь мысль о том, что в одном  она
не солгала Льюису: она будет ему хорошей женой. Чего бы ей это ни стоило, на
всю оставшуюся жизнь Лили  намеревалась  стать  такой,  какой  он  хочет  ее
видеть.  Мысль  о  личном  счастье  представлялась  ей  сейчас  до  смешного
несущественной. Все происходящее является наказанием Божьим за ее грех: ведь
она отдалась человеку, который никогда  ее  не  любил.  Если  не  произойдет
ничего более страшного, - если наказание  затронет  только  ее  одну,  можно
считать, что ей повезло.
   Лили бессильно опустила руку и склонила голову, глядя на  щетку,  которую
продолжала машинально сжимать в кулаке. Ее вновь охватило внезапное ощущение
пустоты; не в силах больше плакать, она устало закрыла глаза. Что делать? Ей
было так одиноко! Все от усталости, твердила  она  себе.  Она  расстроена  и
переутомлена, вот почему так трудно удержаться от воспоминаний о Дэвоне.  Не
о последнем вечере, конечно, - о, это было неописуемо, невыносимо, -  но  от
других воспоминаний. О том, что их связывало.  Сама  не  зная  почему,  Лили
вспомнила о ночном купании в Пиратском пруду, когда он подошел к ней  сзади,
а она стояла вся мокрая, дрожащая и смущенная  до  слез.  Это  было  ужасное
воспоминание, и все же оно неизменно вызывало у нее  сладкую  дрожь  тайного
волнения. Но почему оно посетило ее именно сейчас? Лили ничего  не  могла  с
собой поделать: в ушах у нее отчетливо звучал его низкий,  волнующий  голос,
ей живо вспомнилось, как он сдвинул в сторону ее волосы, по которым  стекала
вода, как его теплые пальцы легко коснулись  ее  кожи.  Такая  острая  тоска
охватила Лили при этом воспоминании, что горло свело судорогой.
   И  вдруг  у  нее  перехватило  дух.  Легчайшее  прикосновение  к  затылку
заставило ее в ужасе вскинуть голову. Широкая ладонь зажала ей рот, заглушив
испуганный крик.
   Они смотрели друг на друга в зеркало. Грудь Лили судорожно вздымалась, ей
никак не удавалось перевести дух. Он осторожно  убрал  руку,  зажимавшую  ей
рот,  другой  рукой  продолжая  за  волосы  удерживать  ее  на  месте.  "Она
изменилась", - думал Дэвон, хотя и не мог определить, в чем именно.  Он  уже
отметил это раньше, прячась в тени деревьев и  наблюдая,  как  она  движется
среди гостей, а потом с  балкона,  глядя,  как  она  раздевается.  Она  была
прекрасна, как всегда, даже больше, чем раньше, но в ней появилась  какая-то
незнакомая ему ранее хрупкость, осторожность и томность в движениях.  Может,
это следствие какого-то горя? Его пальцы крепче ухватили ее  за  волосы:  он
вспомнил, что ему дела нет до ее переживаний; нет и не будет никогда.
   - Тебя не слишком  утомило  веселье  последователей  преподобного  Уэзли,
дорогая?
   Она судорожно сглотнула, и Дэвон проследил за движением ее  горла  сверху
вниз, до  самой  линии  наглухо  застегнутого  капота.  Свободной  рукой  он
принялся небрежно расстегивать его до самой талии. Лили  не  воспротивилась.
Она сидела, словно окаменев, с широко распахнутыми  глазами  и  полуоткрытым
ртом, не в силах вымолвить ни слова от страха.
   - Не хочешь поздороваться со мной. Лили? - спросил Дэвон, не сводя глаз с
ее бурно вздымающейся груди. - Разве ты по мне не скучала? Я по тебе  ужасно
соскучился - Он стянул капот с ее плеч, отметив про себя, что  она  дышит  с
трудом, но по-прежнему не двигается. - Какое счастье, что прыжок из окна  не
нанес вреда твоему здоровью, милая. Я так тревожился о тебе!
   С этими словами Дэвон дернул за ленточку, которой был стяну! вырез ночной
рубашки. Серо-зеленые глаза потемнели. Наконец-то Лили вышла  из  оцепенения
Она вскочила и попыталась вырваться, но он все еще держал  ее  за  волосы  и
теперь нескромным, грубым  жестом  привлек  к  себе.  Ее  глаза  наполнились
слезами Сохраняя невозмутимость, он осторожно вытер их  пальцами  и  попутно
отметил, что под глазами у нее появились похожие на синяки темные круги.
   - Какое печальное  лицо!  -  проговорил  Дэвон,  нахмурившись,  и  провел
пальцами по ее щекам и губам.
   - Зачем ты пришел? - с трудом произнесла Лили - Как  заче