сад  и
невысокие холмы, заросшие диким кустарником.
   - Генри ни в чем не виноват, - ответила она, словно оправдываясь.
   Рубен отвернулся от нее:
   - Я этого и не говорил.
   - Просто он по натуре не фермер, да и  я  тоже  не  умею  хозяйничать  на
земле. По правде говоря, я даже не особенно  старалась  научиться  и  теперь
жалею об этом, - призналась она с горечью. - Надо было заниматься фермой,  а
не ввязываться в авантюры. Рубен резко повернулся обратно к ней:
   - Похоже, ты решила встать на путь исправления!
   - Вовсе нет, - машинально возразила Грейс.  -  Разумеется,  нет!  Я  знаю
только одно: через месяц мы все потеряем, если не раздобудем... определенную
сумму.
   - Какую именно?
   Грейс колебалась всего секунду, потом призналась:
   - Пять тысяч восемьсот долларов.
   Удивительно,  как  она  решилась  довериться  этому  пройдохе,  но  Грейс
рассказала Рубену о своем финансовом положении без особой опаски.  Вероятно,
она боялась доверить ему лишь собственное сердце.
   Он присвистнул.
   - Генри вложил все наши сбережения в один план, но он потерпел неудачу.
   - Что за план?
   - "Липовые" права на горные участки. Это была сложная афера, я так  и  не
поняла, в чем там суть. Одним словом, у  нас  ничего  не  осталось.  Прошлой
весной нам пришлось рассчитать последних двух рабочих.
   - И что ты собираешься делать? Теперь настал ее черед отвернуться.
   - Я не знаю.
   Грейс почувствовала,  как  на  нее  надвигается  привычное  отчаяние,  но
заставила себя встряхнуться.
   - Генри что-нибудь придумает. Когда мы идем  ко  дну,  у  него  рождаются
самые блестящие идеи. Она храбро улыбнулась.
   - Так всегда бывает. Генри...
   - Заткнись.
   Грейс растерянно заморгала.
   - Что?
   - Просто закрой рот к чертовой матери и помолчи.
   Тут уж она выпустила когти, как разъяренная кошка.
   - Да как ты...
   - Что ты вообще за женщина, черт бы тебя побрал?
   От возмущения она начала запинаться.
   - Да что на тебя нашло? Ты спятил?
   - Неужели у тебя нет ни  капли  совести?  Хотя...  что  я  такое  говорю?
Разумеется, у тебя ее нет. Но все-таки, Грейс, неужели  у  тебя  нет  вообще
ничего святого?
   Грейс размахнулась, чтобы его ударить, но  Рубен  поймал  ее  безобидный,
некрепко сжатый кулачок и отбросил его в  сторону.  С  искаженным  от  гнева
лицом он притянул ее к себе,  сжал  в  стальных  объятиях  и  поцеловал.  Он
действовал грубо, почти жестоко до той самой минуты, пока  не  почувствовал,
что она не оказывает сопротивления. После этого его рот  смягчился,  поцелуй
стал невыразимо нежным. Он по-прежнему не давал ей поднять руки, и ей ничего
иного не осталось, как ухватиться за его бедра.
   "Все это чистейшее безумие", - пронеслось в ее затуманенном мозгу, но она
решила не отвлекаться на бесплодные размышления. Безумие  или  нет  -  какая
разница? Самое главное - это губы Рубена, его беспокойные, жадно  обнимающие
ее  руки,  его  крепкое,  сильное,  худощавое  тело,  прижимающееся  к  ней.
Изголодавшаяся, измученная желанием, она взяла  все,  что  он  предлагал,  и
отдала все, что могла дать.
   Хотя в глубине души она ничего другого не ожидала, Грейс все  же  ахнула,
когда он внезапно и не слишком бережно  отпустил  ее,  оттолкнул,  от  себя,
удерживая только за руки. И еще имел наглость спросить:
   - Что ты со мной делаешь?
   - Что я делаю...
   - За кого ты меня принимаешь,  Грейс?  Он  встряхнул  ее  изо  всех  сил,
причинив боль, и задал следующий вопрос:
   - Думаешь, я этим удовлетворюсь?
   Скрипнув зубами от  злости,  отчаянно  пытаясь  вырваться,  Грейс  издала
глухой горловой  стон.  А  потом  нахлынули  проклятые  слезы,  и  его  лицо
размылось, расплылось перед ее невидящим взглядом. Рубен  сразу  же  ослабил
захват. - Ох, Гусси, - прошептал он, - прошу тебя, не надо.
   Гусси? Он еще смеет называть ее "Гусси" после всего того,  что  натворил?
Никто на свете, кроме  него,  не  называл  ее  так.  Это  шутливое  прозвище
воскрешало в памяти всю ту нежность, что их связывала до  того,  как  он  ее
предал... Только вот знать бы, за что? За что? - Не смей меня так  называть!
- вскричала она, и его руки разжались. - Никогда больше меня так не называй,
а не то пожалеешь!
   Его лицо превратилось в окаменевшую маску,  из  груди  вырвался  какой-то
скрипучий звук, должно быть, означавший презрительный  смешок.  Ей  хотелось
его ударить, но она не стала пытаться: он был к этому готов.
   - Я тебя не понимаю, - презрительно бросила она ему в лицо.
   Это было  ее  последнее  слово.  Попятившись  к  садовой  дорожке,  Грейс
повернулась кругом и бросилась бежать.

Глава 15

   Нищета любит компанию, но компания не отвечает взаимностью.
   Эддисон Мизнер

   Рубен так и остался стоять  посреди  залитой  солнцем  веранды,  окидывая
желчным взглядом старенькую, потрепанную мебель  и  горшки  с  декоративными
растениями. Он вообразил, как хватает ближайшее кресло  и  разбивает  его  о
каменную приступку, опрокинув при этом громадный горшок с  бегониями.  Куски
глиняного горшка и комья  земли  разлетаются  по  всей  веранде.  Рубен  тем
временем мысленно подхватил второе кресло и трахнул им по столу. Еще  и  еще
раз, пока у него в руке не осталась одна  лишь  сломанная  ножка.  Войдя  во
вкус, он поднял стол - немыслимое дело:  стол  весил,  наверное,  не  меньше
двухсот фунтов - и швырнул его через застекленные двери  прямо  в  гостиную.
Дзинь! Повсюду осколки разбитого стекла, поблескивающие на солнце.
   На ступенях веранды стоял горшок с карликовым  лимонным  деревцем.  Рубен
представил себе, как он выдергивает его вместе с корнями, заходит в гостиную
и босыми ногами втаптывает в ковер еще влажную после полива черную грязь. Э,
нет, так не пойдет. Весь ковер усыпан битым стеклом! Нет, не босыми  ногами,
а обутыми в сапоги. Потом он вернется на  веранду,  сядет  в  одно  из  двух
уцелевших кресел и вскинет ноги в грязных сапогах на  сиденье  второго.  Вот
вам!
   Разыгрывая в уме сцены насилия и погрома, он научился снимать  внутреннее
напряжение. К этому трюку он прибегал вот уже много лет, собственно  говоря,
с самого детства. Испытанное средство помогло и на этот раз: ему  полегчало,
у него уже не чесались руки свернуть шею Грейс. Но до полного  выздоровления
было еще далеко. Что ему было нужно, так это добрый глоток спиртного.
   В доме было прохладно и полутемно; толстый, не усеянный осколками  стекла
ковер приятно щекотал босые ступни.  Столик,  помещавшийся  у  стены  слева,
служил баром. Рубену частенько доводилось видеть, как Генри смешивает на нем
коктейли, однако сам он, по предписанию Ай-Ю, еще ни разу не  притронулся  к
выпивке с тех пор, как сюда попал. Виски, ржаная водка, шерри, джин...  Ага,
вот и бурбон. Он нашел  стакан  и  налил  себе  щедро,  на  три  пальца,  не
разбавляя водой.
   - Побойтесь Бога. сейчас всего десять часов утра!
   Нехорошо пить в одиночку, плесните и мне чуть-чуть.
   Рубен вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, расплескав бурбон  на
ковер. Генри сидел в дальнем углу комнаты за письменным  столом,  заваленным
бумагами, держа в руке перо и  задрав  ноги  на  крышку.  На  его  смазливой
физиономии играла благодушная улыбка. На сей раз он обошелся без  маскарада:
его костюм  состоял  из  розоватой  рубашки  без  воротничка  с  закатанными
рукавами и полосатых темно-синих брюк, державшихся на  широких  подтяжках  в
шотландскую клетку. Рубен долго смотрел на него, не зная,  что  предпринять:
то ли налить ему выпить, то ли вызвать на дуэль. Нет, к  черту  дуэль.  Если
Рубен его вызовет, право выбора оружия останется за Генри.
   А вдруг он выберет шпаги?
   Плеснув бурбона во второй стакан,  Рубен  пересек  комнату  и  со  стуком
поставил его на стол перед Генри.
   - Спасибо.
   Генри поднял свой стакан, словно желая чокнуться, но Рубен не обратил  на
него внимания и молча проглотил свою порцию. В горле у него вспыхнул  пожар,
глаза заслезились. Немного отдышавшись, он заметил  появившееся  на  лице  у
Генри лукавое выражение.
   - Хотите, я вам кое-что покажу?
   Рубен пожал плечами.
   Сняв ноги со стола. Генри отпер средний ящик, вытащил  оттуда  квадратную
жестяную шкатулку и раскрыл ее. Шкатулка была полна денег.
   Подойдя ближе, Рубен присел на край стола;
   - Ну что ж, - протянул он, лишь бы что-нибудь сказать.
   Генри подмигнул ему.
   - Здорово, правда? Одни десятки. Четыре сотни десяток. Вот пощупайте.
   Удивленный Рубен взял пачку денег, которую протягивал ему Генри.
   - Очень мило, - небрежно кивнул он, собираясь отдать ее назад,  но  вдруг
заметил нечто необычное.
   Для своей толщины пачка оказалась слишком легкой. Рубен  отделил  верхнюю
купюру и посмотрел сквозь нее в окно. Невольная улыбка заиграла  у  него  на
губах.
   - Плотности не хватает, - вынес он свой приговор. - В  бумагу  полагается
добавлять хлопковые волокна. Но красочка недурна. Очень приличная  печать  -
уголки, водяные знаки. Чья это работа?
   Генри с обиженным видом забрал деньги назад.
   - Одного парня по фамилии Смит, - ответил он, как будто оправдываясь.
   - Ах, Смит.
   - Все-таки для первой попытки неплохо?
   - Совсем неплохо, - заверил его Рубен. - А Грейс об этом знает?
   - О, черт, нет, конечно! Если  узнает,  она  с  меня  голову  снимет.  Ей
подобные вещи не по душе. Строго между нами, она их терпеть не может.
   - А почему? - спросил Рубен, хотя ему невыносимо было слушать, как  Генри
рассуждает о Грейс; невыносимо было думать, как много Генри о ней  знает,  а
он - нет.
   - Слишком рискованно. И вообще она  против  всего  того,  что  связано  с
правительством.  Представляете?  Я  пытаюсь  ей   доказать,   что   это   не
по-американски, но она и слушать не желает. Хотите сигару? Почему бы вам  не
присесть в кресло?
   Рубен помедлил, но все-таки взял предложенную тонкую сигару. Он ничего не
понимал. Генри вел себя так, словно хотел подружиться с ним. Разумеется,  об
этом не могло быть  и  речи.  При  других  обстоятельствах  -  возможно.  Не
исключено. Генри был совсем не  плох  сам  по  себе,  напротив,  он  обладал
многими бесспорно хорошими  качествами.  Странное  дело  -  до  определенной
степени Рубен чувствовал себя лучше  всего  в  обществе  людей,  которым  не
доверял. С ними он  знал,  на  каком  он  свете,  они  не  вызывали  никаких
несбыточных ожиданий или надежд. Но, с другой стороны, он  с  самого  начала
привязался к Грейс именно по этой причине - потому что не мог ей доверять, и
вот, извольте взглянуть, куда его это привело. Что-то жизнь  стала  чересчур
уж сложной.
   После двух часов разговора и четырех стаканов бурбона он  начал  смотреть
на жизнь много проще. Взять, к примеру. Генри. Конечно,  он  увел  у  Рубена
девушку, вернее, не то чтобы увел, но отбил ее назад  после  того,  как  сам
Рубен увел ее у него. И все же, узнав его поближе, Рубен решил, что Генри  -
просто мировой парень. Как и Рубен, он был человеком свободной профессии, но
делом своим занимался вот уже лет тридцать  и  мог  дать  сто  очков  вперед
любому.   По   сравнению   с   ним   Рубен   стал   казаться   самому   себе
учеником-первогодком,  сидящим,  фигурально  выражаясь,  у   ног   жреца   и
перенимающим его премудрость.
   Генри извергал  из  себя  фонтаны  блестящих  идей  и  замыслов,  а  свои
увлекательные рассказы об удачно проведенных аферах пересыпал  рассуждениями
более общего порядка о жадности и глупости простаков, об искусстве  игры  на
доверии. Рубен никогда не сомневался, что  избранное  им  для  себя  ремесло
является подлинным искусством, но Генри сумел придать ему нечто  мистическое
и возвышенное, нечто... метафизическое. А может,  он  просто  выпил  слишком
много бурбона?
   В полдень Рубен отказался от шестой порции и намекнул, что пора бы уже  и
пообедать. Он разрывался  между  опасением  и  надеждой,  что  Грейс  к  ним
присоединится,  а  когда  этого  не  произошло,   стал   разрываться   между
облегчением и сожалением.
   После обеда мужчины вернулись в гостиную. Генри сообщил пришедшему следом
Ай-Ю, что у них кончился бурбон, а Рубен попросил принести ему чашку кофе.
   - В карты играете? - небрежно спросил Генри. Может, выпитый бурбон ударил
ему в голову, но Рубен еще не дошел до такой  степени  опьянения,  чтобы  не
распознать этот невинный тон. Сколько раз  он  сам  начинал  "стрижку  овец"
подобным образом!
   - Совсем немного, - ответил он столь же небрежно.
   Битва началась.
   Генри предложил перекинуться во флинч, шулерский вариант покера на двоих,
известный Рубену под названием "бычий глаз". Равная игра, равные возможности
для жульничества. Партии следовали одна за другой, и все с ничейным  счетом.
Наконец очки и фигуры стали расплываться перед глазами у Рубена.
   - Давно вы знакомы с Грейс? - спросил он во время перерыва.
   - Лет шесть-семь... Где-то около того. Генри раскурил сигару  и  выпустил
дым к потолку. Лишь несколько остекленелый взгляд  свидетельствовал  о  том,
что он выпил за три часа полторы пинты виски. В остальном он  был  в  полном
порядке.
   - Значит, ей было...
   - Шестнадцать. Уже тогда она была хороша, как картинка.
   - Но она была совсем еще ребенком, - нахмурившись, возразил Рубен.
   - Не думаю, что Грейс когда-либо можно было назвать ребенком. Особенно  с
учетом того, как ее растили.
   - А как ее растили?
   - Плохо. - Генри тоже нахмурился в ответ. - Страшно даже подумать, что  с
ней могло статься, если бы я не подобрал ее вовремя.
   Рубен тоже раскурил сигару.
   - А вам не кажется, что вы для нее староваты. спросил он напрямую.
   - Староват? Конечно, нет! Мы с ней дополняем друг друга - моя мудрость  и
ее свежесть, мой опыт и ее кураж, мое...
   - Я понял.
   Рубен так низко съехал  на  сиденье,  что  край  кресла  врезался  ему  в
поясницу.
   - Ну вы сдаете или как?
   Время шло, а Рубен никак не  мог  собраться  с  силами,  чтобы  встать  и
сделать что-нибудь  полезное.  Что,  например?  Ему  пришло  в  голову,  что
единственным полезным делом было бы одно: собрать вещи и уехать.  Он  и  так
задержался здесь слишком надолго. Однако день, проведенный с Генри, все-таки
не прошел впустую. Теперь он сможет попрощаться с Грейс без гнева  и  обиды,
испытывая лишь сожаление и печаль. Она привязана к Генри, и в  этом  нет  ее
вины. Если кто-то в чем-то и виноват, то только сам Рубен. Просто у нее была
щедрая, привязчивая, широкая душа,  а  он  принял  дружбу,  предложенную  от
чистого сердца, за нечто большее.
   К тому же его сбила с толку та незабываемая ночь в  "Баньон-Армз".  Грейс
была наделена бурным темпераментом, пылкой,  непосредственной  страстностью,
столь редкой у женщин, а он и в этом усмотрел Бог знает что.  Размечтался  о
кренделях небесных. Из всей этой прискорбной неразберихи можно было  извлечь
только одно утешение: он так и не признался ей в  своих  чувствах.  Сохранил
если не сердце, то хотя бы гордость. И теперь сможет  попрощаться  с  высоко
поднятой головой. Чертовски слабое утешение.
   - А вот и ты, Грейс! Заходи, сыграй с нами! - воскликнул Генри.
   Это прозвучало так неожиданно, что Рубен едва не выронил колоду,  которую
тасовал в эту минуту.
   - Ты где пропадала целый день?
   Она остановилась в дверях. Вид у  нее  был  как  у  лисички,  попавшей  в
капкан:  похоже,  она  намеревалась  прошмыгнуть  незамеченной  мимо  дверей
гостиной.
   - Занималась делами.
   Даже со своего места Рубен видел, что глаза у нее заплаканные.  Сердце  у
него больно сжалось.
   - Ну что ж, заходи! - прогремел Генри. - Заходи, нет у тебя никаких дел.
   - Я собиралась помочь Ай-Ю с ужином. - Она явно колебалась, тянула время.
   - Он и сам справится. Иди к нам, мы никогда не пробовали флинч втроем.
   Грейс хотела отказаться. Увидев это, Рубен встал.
   - Не хочешь к нам присоединиться? - вежливо спросил он, подтянув к  столу
третий стул. - Мы с Генри были бы рады.
   Целую минуту она напряженно вглядывалась в его лицо,  пытаясь  понять,  в
каком он настроении на этот раз. Ему хотелось внушить ей: "Не тревожься,  ты
в безопасности". Ее несчастный вид, заплаканное лицо отбили  у  него  всякую
охоту ссориться. Впрочем, он вообще не  хотел  причинять  ей  боль.  Это  не
входило в его намерения, даже когда он был в ярости.
   Грейс все еще колебалась, не зная, стоит  ли  соглашаться.  Вот  и  Генри
взглянул на нее с недоумением. Нет, ей  вовсе  не  хотелось  привлекать  его
внимание к своей ссоре с Рубеном. А сам Рубен... один черт знает, что у него
на уме. Ей показалось, что вид у него грустный, но это было  просто  нелепо!
Разве Рубен умеет грустить? Вид у  него  был  такой,  как  будто  он  что-то
потерял и уже не надеялся найти.
   - Грейс? - спросил он тихо, с робкой надеждой в голосе.
   Она в растерянности пожала плечами и вошла в комнату.
   Они играли во флинч, и вскоре  она  догадалась,  что  оба  передергивают.
Царившее за карточным столом настроение ее удивило: ей казалось, что мужчины
друг друга недолюбливают, но сейчас от былой неприязни не осталось и  следа.
Они весело болтали, обмениваясь шутками и  перебивая  друг  друга.  Когда-то
Грейс надеялась, что они станут друзьями, теперь же ей было все равно. От их
веселости у нее все стыло внутри.
   - Флинч, - объявил Рубен, сделав всего два хода в третьей партии.
   Генри перевернул сброшенные им карты.
   - Эту двойку вы накололи, - заметил он с восхищением, разглядывая  ее  на
свет.
   Грейс твердо  решила  присоединиться  ко  всеобщему  веселью  даже  ценой
собственной жизни.
   - Я могу принести новую колоду, - сказала она со смешком, - но  толку  от
этого не будет. Через десять минут вы ее отделаете, как Бог черепаху.
   Генри самодовольно выпятил грудь.
   - Кто бы говорил! - воскликнул он с деланным возмущением. - Это я  обучил
ее всему, что она знает.
   - Да неужели? - усмехнулся Рубен.
   - Уверяю вас. Вы же видели ее в деле? Правда, она бесподобна?
   - Совершенно бесподобна.
   Рубен послал ей улыбку, но она отвернулась.
   -  Ты  рассказала  ему,  как  тебе  удалось  убедить  половину  населения
Сан-Франциско,  что  ты  дочь  Эндрю  Карнеги?<Эндрю  Карнеги   (1835-1919),
крупнейший  предприниматель  и  филантроп,  начавший  с   нуля   и   ставший
мультимиллионером, олицетворение "американской мечты".  Его  именем  названо
множество  основанных  им  благотворительных  фондов,  учреждений  науки   и
культуры.> - спросил Генри, похлопав ее по руке.
   - Нет.
   - Это была чистая работа, - похвастался распираемый гордостью Генри. - Мы
выжали их досуха. Вы даже не представляете, какие крупные ссуды она получила
по долговым распискам с подложными подписями!  Скормила  гусям  векселя  под
двадцать процентов прибыли и первым вкладчикам все выплатила до цента, чтобы
они вернулись и дали ей еще больше. Она...
   - Флинч! - громко объявила Грейс, бросив карты на стол. - Лучше  расскажи
ему, как ты изобрел поезд.
   Она с вызовом посмотрела прямо в глаза Рубену.
   - Локомотив делал милю в минуту и работал на воде.
   Генри сгреб карты и  начал  их  тасовать.  -  Да,  это  было  здорово,  -
мечтательно  протянул  он.  -  Я  назвал  его  "Серебряной  молнией".  Акции
разошлись, как горячие пирожки. По десятке за штуку. Я  представил  чертежи,
фотографии, объяснил им, что двигателем является "вибрационный  генератор  с
гидропневматическим пульсирующим вакуумным приводом".
   Рубен засмеялся  вместе  с  ним.  Грейс  откинулась  на  спинку  стула  и
облегченно вздохнула,  когда  разговор  перешел  на  мошеннические  проделки
Генри, в которых  она  сама  не  принимала  непосредственного  участия.  Она
рассеянно прислушивалась одним ухом  к  хвастливым  рассказам  Генри  о  его
бурной молодости,  когда  он  продавал  коллекционерам  поддельные  смертные
приговоры салемским колдуньям<В 1692 г. городок Сэйлем в Новой Англии, тогда
еще британской колонии, был охвачен массовой истерией "охоты на  ведьм":  19
женщин б