заодно  почистила,  зубы   и   расчесала
спутанные, все еще влажные после ванны волосы.
   - Дура чертова, -  прорычала  Грейс,  обращаясь,  к  своему  бледному,  с
запавшими глазами отражению в; зеркале над раковиной. -  Кретинка!  Ее  кожа
напоминала оконную замазку, глаза слезились; можно было  подумать,  что  она
чудом поднялась с одра смертельной  болезни.  Странно,  что  ее  не  тошнит.
Напротив, на нее вдруг напал  волчий  голод.  Вчера  вечером  миссис  Финни,
квартирная хозяйка Рубена, принесла ей на ужин чашку бульона и  бутерброд  с
ветчиной. Бульон она выпила, но бутерброд  так  и  остался  на  тарелочке  в
кухне. При воспоминании о хлебе и ветчине у Грейс потекли слюнки,  но  одной
лишь мысли о том, что придется вступать в  объяснения  с  Рубеном,  если  он
проснется, хватило, чтобы сразу отбить у нее аппетит.
   И все-таки голод  победил.  Грейс  нащупала  свой  халат  и  на  цыпочках
спустилась вниз.
   Бутерброд оказался на месте, а вот Рубена  не  было.  Дверь,  ведущая  на
задний двор, осталась полуоткрытой, сквозь щель в  комнату  проникал  свежий
воздух. Прислонившись к дверному косяку и  задумчиво  жуя  бутерброд,  Грейс
выглянула в туманную темноту.
   Позади нее в порту завыла сирена. Тоскливый звук заставил  ее  поежиться,
но прохладный влажный воздух приятно охладил разгоряченную кожу. Когда туман
поредел, она разглядела в отдалении  оранжевую  точку  -  огонек  манильской
сигары Рубена. Грейс зачарованно  следила,  как  огонек  то  вспыхивает,  то
угасает в темноте. Проглотив последний кусок хлеба с ветчиной, она стряхнула
с  ладоней  крошки  и  расправила  плечи.  Лучше  выяснить   отношения,   не
откладывая.
   Он был на верхней террасе сада и сидел на том самом диванчике-визави, где
они ужинали во время первого свидания. Грейс остановилась в десяти шагах  от
него, не зная, что сказать.  Он  тоже  молчал,  но  ей  показалось,  что  он
улыбается. Со своего места она не могла  решить,  что  именно  выражает  эта
улыбка.
   - Я не ждала тебя домой так рано, - начала Грейс, стараясь держаться  как
ни. в чем не бывало, хотя внутри у нее  все  переворачивалось  от  стыда.  -
Надеялась завершить свои ежегодные поминки по Джо до твоего прихода. Извини,
Рубен, мне очень жаль, что ты застал меня в таком виде.  Наверное,  все  это
показалось тебе очень утомительным.
   Его улыбка, что бы она ни выражала, стала еще шире.
   - Утомительным? Я бы так не сказал, - негромко возразил он.  -  За  такое
зрелище можно было и приплатить.
   Грейс обхватила себя руками, не зная, что сказать.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Ужасно.
   - Хочешь воды?
   Он ткнул пальцем в стакан, стоявший перед ним на столе.
   - Нет, спасибо.
   - Глоток виски? Грейс содрогнулась.
   - Может, присядешь? - пригласил Рубен, похлопав  по  деревянному  сиденью
рядом с собой. Она помедлила.
   - Да не бойся, я не кусаюсь.
   Было бы счастьем, если бы весь вечер целиком изгладился из ее памяти,  но
увы, она все помнила. Особенно остро ей  вспоминалось,  как  она  сидела  на
коленях у Рубена в чем мать родила, прижималась к нему и твердила, как он ей
нравится. А потом умоляла, чтобы он ее поцеловал. Может, Рубен и не кусался,
но вот о себе самой Грейс этого  сказать  никак  не  могла.  Она  безусловно
представляла опасность и для себя, и для окружающих.
   После долгих колебаний она приняла приглашение и  присела  рядом  с  ним,
подтянув озябшие босые ноги на сиденье и закутав их в полы халата.
   - Который час? - спросила она, просто чтобы нарушить молчание.
   - По-моему, где-то около полуночи.
   - Почему ты до сих пор не лег?
   - Да так, не спится.
   В последний раз затянувшись сигарой,  Рубен  отшвырнул  окурок  в  траву.
Вновь откинувшись на спинку диванчика, он задел ее плечом. Грейс шарахнулась
от него в испуге, но сразу почувствовала  себя  еще  большей  дурой.  О  чем
беспокоиться, когда оба они одеты? К  тому  же  его  плечо  оказалось  таким
теплым, таким... надежным. Ей  стало  немного  спокойнее.  Даже  в  молчании
больше не  ощущалось  неловкости...  несмотря  ни  на  что.  И  когда  Рубен
заговорил, его вопрос ее ничуть не удивил:
   - Ты действительно любила Джо? Она кивнула:
   - Очень сильно. Так сильно, как только можно любить в шестнадцать лет.  Я
была одинока, а он был славным парнем. Знаю,  я  любила  его  отчасти  назло
своим приемным родителям, и, если бы нам удалось пожениться,  из  этого  все
равно ничего бы не вышло. И все-таки я действительно любила  его.  И  каждый
год в годовщину его смерти... я его поминаю.
   Неожиданно Рубен  обнял  ее  и  притянул  к  себе.  А  чему,  собственно,
удивляться? Весь вечер он только и делал,  что  пытался  ее  утешить!  Грейс
положила  голову   ему   на   плечо,   размышляя   об   одном   удивительном
обстоятельстве: сидя рядом с ним в пронизывающем сером  тумане,  даже  после
всего случившегося она чувствовала себя ближе к нему, чем когда-либо раньше.
И хотя, не проходило дня, когда бы она не вспоминала "Ивовый пруд", Генри  и
Ай-Ю, ни разу с тех самых пор, как попала в Сан-Франциско, она  не  страдала
от одиночества. Ни разу.
   - Если Марк Уинг действительно заплатит нам завтра кучу денег  за  тигра,
что ты сделаешь со своей долей? - спросила Грейс после  долгой  паузы.  -  Я
хочу сказать, когда расплатишься с Крекерами.
   - Опять двину на запад.
   - На запад? Но ведь там нет ничего, кроме...
   - Совершу кругосветное путешествие. Просто  буду  продвигаться  вперед  и
вперед. Все время вперед.
   Грейс ощутила пустоту в груди - гулкую безнадежную пустоту, в  которую  у
нее не было ни малейшего желания заглядывать.
   - Ну, когда  обойдешь  весь  мир,  что  ты  будешь  делать?  Вернешься  в
"Шиповник"? -"Шиповник"?
   Вопрос прозвучал так, словно он никогда раньше не слыхал этого слова.  Но
потом Рубен запрокинул  голову  на  спинку  скамьи  и  рассмеялся  невеселым
смехом.
   - Потом я все начну сначала. Опять буду колесить по миру. А когда мне это
надоест, я найду себе где-нибудь кусок  земли  попросторнее.  Скотоводческое
ранчо, как у Эдуарда Кордовы. А сам я буду целыми днями сидеть  на  веранде,
потягивать ледяное шампанское и смотреть, как другие на меня работают.
   - Правда?
   Грейс почему-то не могла в это поверить и пристально вгляделась в него  в
полумраке, пытаясь понять, шутит он или нет.
   - Неужели ты не хочешь кем-то стать в этой жизни?
   - Конечно, хочу! Я же сказал: хочу стать богатым и праздным.
   Он снисходительно улыбнулся ей.
   - А ты чего хочешь от жизни, Грейс?
   - Я не знаю, - ответила она правдиво. - Чего-то  хочу,  но  сама  еще  не
знаю, чего именно.
   - Мужа и детей?
   - Муж у меня есть, - тихо напомнила Грейс.
   - А дети?
   Она пожала плечами, пробормотала нечто уклончивое и  отвернулась.  Старое
горе напомнило о себе, словно рука, протянутая из  могилы,  но  она  усилием
воли заставила себя задвинуть замшелую плиту на место.
   -  Разве  тебе  не  хочется  стать  богатой  и  праздной?   -   продолжал
расспрашивать Рубен.
   - Богатой и  праздной,  -  вслух  повторила  Грейс,  раздумывая  над  его
вопросом. - Разбогатеть было бы неплохо. Но  вот  бездельничать...  Нет,  не
думаю. Тебе не кажется, что это скучно?
   Рубен посмотрел на нее так, словно подобная мысль  никогда  не  приходила
ему в голову. Он долго  молчал,  а  когда  наконец  заговорил,  то  не  стал
отвечать на ее вопрос.
   - Завтра ты останешься дома, Грейс. Я не хочу, чтобы ты шла со мной в дом
Уинга.
   Грейс отодвинулась и выпрямилась на скамье.
   - Это почему же?
   - Потому. Это слишком опасно.
   - Не говори глупости. Разумеется, я пойду с тобой!
   - Нет, не пойдешь,  и  хватит  об  этом.  Нет  смысла  спорить.  Разговор
окончен.

Глава 9

   В момент творения человек располагался чуть ниже  ангелов  и  с  тех  пор
понемногу спускался все ниже и ниже.
   Джош Биллингс

   - Держи рот на замке и улыбайся, а вести переговоры предоставь мне.  Все,
Гусси, это мое последнее слово.
   Она вытянулась по стойке "смирно", щелкнула каблуками и отдала честь.
   Рубен с  отвращением  отвернулся,  тихонько  ругаясь  про  себя.  Дверной
молоток на доме номер  722  представлял  собой  перевернутого  вниз  головой
дракона. Он поднял фигурку и дважды стукнул по бронзовой дощечке.  Не  успел
он  поднять  голову  дракона  для  третьего   удара,   как   тяжелая   дверь
распахнулась, и перед ними предстал слуга-китаец в мешковатой синей пижаме.
   - Да? Чем могу помочь?
   - Мы пришли повидать мистера Уинга.
   - Да? Ваши имена?
   - Смит. Наша фамилия Смит.
   - Вот уж блестящий ход, - скривив губы, прошептала Грейс.
   - О вашем приходе известно?
   - Нам назначена встреча на четыре часа, - заверил его Рубен.
   - Да? In re?<В отношении чего? (лат.)>
   - Что?
   Слуга поглядел на него так, словно ни с того ни с сего получил  вызов  на
дуэль.
   - In re? - с надеждой повторил он.
   - По какому поводу, - перевела Грейс с таким видом, будто перед ней  были
маленькие дети.
   - А-а-а, - протянул Рубен, переглянувшись с китайцем.
   Оба были рады, что им наконец удалось понять друг друга, но объяснения на
этом не закончились. От них явно ожидали какого-то пароля.
   - In re тигра, - произнес Рубен, многозначительно шевеля бровями.
   Вежливое выражение на лице китайца сменилось лукавым.
   - Следуйте за мной, - проговорил он тоном заговорщика, повернулся  к  ним
спиной и пошел вперед.
   Миновав двери, они с удивлением заметили, что  все  еще  находятся  не  в
доме. Входная дверь оказалась воротами в  толстой  каменной  стене,  за  ней
простирался лишенный всякой растительности цементный двор, похожий скорее на
плац  перед  казармой,  чем  на  палисадник  перед  чьим-то  жилищем.   Этот
внутренний двор со всех сторон был окружен тремя этажами кирпичной кладки  с
многочисленными окнами, балконами и узкими переходами. Ин Ре не колебался ни
секунды: он прошел прямо через двор к другой  двери,  еще  более  тяжелой  и
толстой, чем первая, да к тому же усеянной железными гвоздями.
   - А где же ров с акулами? - спросил  Рубен.  Войдя  наконец  в  дом,  они
оказались  в  приемной,  превосходившей  по  площади  всю  квартиру  Рубена.
Выбеленные известкой стены были украшены средневековым оружием и доспехами.
   - Очень уютно, - заметила Грейс, разглядывая восьмифутовое  древко  копья
со сверкающим серебряным наконечником. - Мне нравятся дома, выставляющие всю
свою амуницию напоказ. Сразу понимаешь, на каком ты свете.
   - Добрый день.
   Они оба подскочили от неожиданности и обернулись. В  дверях,  ведущих  во
внутренние покои, возвышалась фигура мужчины  в  длинном  черном  одеянии  с
мечом наголо, заткнутым за пояс.  Ин  Ре  что-то  сообщил  ему  по-китайски,
поклонился и исчез за дверью, ведущей во двор.
   - Мистер Уинг? - спросил Рубен, старательно отводя взгляд от  сверкающего
лезвия меча.
   Китаец в черном презрительно дернул верхней губой. Тонкий шрам,  бежавший
от линии волос к самому кончику носа, никак не способствовал украшению лица,
и без того обезображенного оспой.
   - Я - Главный Оруженосец Крестного Отца. Мое имя Том-Фун.
   - Главный Оруженосец, говоришь? Ну что ж, меня это ничуть не удивляет.  А
тебя, Гусси? Разве он не похож  на  молодца,  всегда  готового  ввязаться  в
поножовщину?
   И опять Том-Фун скривился, обнажая зубы, но на этот раз нащупал за поясом
отделанную серебром и слоновой костью рукоятку своего меча.
   - Следуйте за мной.
   Они  прошли  вслед  за  оруженосцем  по  длинному,  лишенному  убранства,
побеленному известкой коридору  и  попали  в  новую  приемную:  на  сей  раз
небольшую и тоже с выбеленными стенами. Она примыкала к просторному залу,  в
котором, судя по грянувшему из-за полукруглой арки хоровому  пению,  в  этот
момент начиналась какая-то церемония. Том-Фун занял место сбоку от  арочного
проема, чтобы им был хорошо виден торжественный обряд, проходивший у него за
спиной. - У кого-то день рождения? - спросил Рубен.
   Главный Оруженосец не удостоил его ответом. Не переносивший  вида  острых
режущих предметов Рубен готов был понаблюдать за празднествами издалека,  но
Грейс взяла его под руку и подвела поближе к арке.
   - Я хочу посмотреть, - шепнула она, когда он заартачился.
   Том-Фун как будто не имел возражений: он стоял, уперев  руки  в  бока,  и
смотрел прямо  перед  собой,  даже  не  удостаивая  их  взглядом.  У  Рубена
зародилось подозрение, что их визит специально приурочен к  этой  церемонии.
Кто-то хотел, чтобы ритуал развернулся у них на глазах.
   Роль распорядителя исполнял человек с прямыми и длинными, белыми как снег
волосами, восседавший на высоком троне. Крестный Отец, вне всякого сомнения.
Его окружали  двенадцать  мужчин,  наряженных  в  такие  же  длинные  черные
одеяния, как и Том-Фун. И каждый из них, невольно заметил  Рубен,  имел  при
себе целый арсенал холодного оружия. Тут были и мечи, и ножи, и  кинжалы,  и
даже мексиканские мачете. Во рту у  него  пересохло,  он  почувствовал,  как
мурашки отвращения расползаются от затылка по всей голове, заставляя  волосы
шевелиться, и перенес все свое внимание на Крестного Отца, тоже  наряженного
в длинные развевающиеся одежды, но только  не  черные,  а  сверкающие  всеми
цветами радуги. Стоило ему поднять руку/как пение внезапно прекратилось.
   Молодой человек, которого Рубен раньше не заметил,  одетый  лишь  в  пару
мешковатых оранжевых штанов, медленным шагом обошел вокруг трона.  Тот,  что
сидел на троне, - это несомненно был  сам  Кай-Ши!  -  один  раз  хлопнул  в
ладоши; молодой китаец бросился на колени и, к изумлению Рубена,  полез  под
трон. Золотые парчовые завесы скрыли его целиком. Потом пение возобновилось.
   Он  что-то  обронил?  -  спросил  Рубен  у  Том-Фуна.  Оруженосец  злобно
покосился на него и ничего не ответил.
   Крестный Отец еще раз хлопнул в ладоши: пение опять  смолкло,  а  молодой
человек в желтых пижамных штанах вылез из-под  тронного  кресла.  В  дальнем
углу зала располагалась пагода, а в ней помещалась статуя свирепого  на  вид
божества. Один из бу-хо-доев в черном бросил в  жаровню  перед  этим  идолом
зажженные  ароматические  палочки  и  кусочки  позолоченной  бумаги.  Другой
вытащил на середину зала деревянный сундучок и извлек из него за шею  живого
петуха. Кай-Ши поднялся на ноги  и  выхватил  из-за  ярко-оранжевого  кушака
кривую саблю. Даже зная,  что  сейчас  произойдет,  Рубен  на  этот  раз  не
отвернулся. Варварский, леденящий душу вопль вырвался изо всех глоток в  тот
самый миг, когда рука Крестного Отца взметнулась и Опустилась. Голова петуха
упала на пол, кровь брызнула фонтаном из перерубленной шеи.
   Грейс  тихонько  выругалась  и  спрятала  лицо  на  груди  у  Рубена.  Он
мужественно расправил плечи и прижал ее  к  себе,  в  то  же  время  пытаясь
подавить подступающую тошноту.
   Снова пение и крики. Наконец парень в  желтых  подштанниках,  проходивший
обряд посвящения, тоже напялил на себя длинный черный балахон. Крестный Отец
подал ему меч, произнес короткую речь, и на этом церемония завершилась.  Все
Носители Секиры, включая новобранца,  выстроились  цепочкой  и  удалились  в
заднюю дверь. Том-Фун вошел в зал, сказал несколько слов  Крестному  Отцу  и
последовал за ними.
   - Вот это, я понимаю, веселье, - шепнул Рубен на ухо Грейс.
   Она все еще была бледна, но ее нервный смешок подсказал ему,  что  с  ней
все будет в порядке. Взяв ее под локоть, Рубен  направился  в  тронный  зал,
старательно обходя лужи петушиной крови на полу. Краем глаза он видел  тушку
несчастной птицы, брошенную на полу возле пагоды:  она  все  еще  дергалась.
Крестный  Отец  так  и  остался  стоять  возле  своего  трона,   высокий   и
невозмутимый,  держа   в   руке   окровавленную   саблю.   Нарочитая   пауза
затягивалась; Рубену она показалась чересчур театральной.
   - Привет, - проговорил он, просто чтобы нарушить молчание. - Надеюсь,  мы
не помешали. У вас тут семейное торжество? Похоже, все славно повеселились.
   Марк Уинг так и не тронулся с места, не проронил ни слова,  но  уставился
на них, не отрываясь. Нет, не на них, - на  Грейс.  Сам  Рубен  с  таким  же
успехом мог бы стать невидимкой или  вовсе  не  существовать:  Уинг  его  не
замечал. Это было странное ощущение; судя  по  тому,  как  напряженно  Грейс
сжимала его руку, она чувствовала то же самое.
   Вновь наступило тягостное молчание, зато у Рубена  появилась  возможность
как следует разглядеть Уинга. Вблизи Крестный Отец оказался куда моложе, чем
можно было подумать; прямые, как солома, серебристо-седые  волосы  обрамляли
лишенное морщин лицо человека лет сорока, не больше. Стройный, аскетичный, с
темными бровями и гипнотизирующим взглядом  черных  глаз,  плоским  носом  и
тонкими, женственными губами, он был порочно красив. И не мог  отвести  глаз
от Грейс.
   - Что это было? - спросила она. - Какой-то обряд посвящения?
   Манеры у нее были вежливые, но Рубен знал, что она заговорила по  тем  же
причинам, что и он сам: чтобы прервать неловкое молчание.
   Ей повезло больше, чем ему. Тонкие жеманные  губы  Уинга  раздвинулись  в
улыбке, он. положил саблю и начал разматывать кушак вокруг талии.
   - Так и  есть,  -  ответил  он  жутковатым  свистящим  шепотом,  -  обряд
перехода; Он показался вам старомодным?
   - Старомодным? - с притворным удивлением переспросила Грейс. - Пожалуй, я
употребила бы другое слово.
   Уинг движением плеч сбросил свое павлинье кимоно, под которым -  сюрприз!
- обнаружились брюки в полосочку и строгий серый сюртук. Европейская  одежда
преобразила его: если не  считать  серебряной  шевелюры,  спускающейся  ниже
плеч, он теперь выглядел как банкир. Отбросив восточный наряд в сторону,  он
подошел к ним с широкой улыбкой. Рука у него была бледная и костлявая, но он
наградил Рубена крепким калифорнийским пожатием и спросил:
   - Как поживаете, мистер... Смит?
   - Алджернон Смит. А это моя сестра Августина.  Уинг  обеими  руками  взял
руку Грейс и склонился над  ней.  Его  седые  волосы,  разделенные  идеально
ровным прямым пробором, упали, как занавес, по обе стороны от лица,  скрывая
от постороннего взгляда то, что  губы  проделывали  с  ее  рукой.  Когда  он
наконец выпрямился, Рубен заметил, что его черные глаза сверкают  нездоровым
блеском, а щеки Грейс принимают пунцовый оттенок.
   - Совершенно  верно,  обряд  посвящения,  как  вы  изволили  заметить.  Я
возглавляю группу деловых  людей,  объединившихся  в  "Общество  Безупречной
Небесной Гармонии". Сегодня мы приняли в свои ряды нового  члена.  Наверняка
обряд показался вам языческим, но старинные обычаи все еще живучи среди нас,
в Китайском квартале, - пояснил он с поклоном. - Мы  придерживаемся  древних
традиций - это помогает сохранить преданность и боевой дух.
   - Вряд ли петух разделил бы ваше мнение, - заметила Грейс.
   Уинг восторженно улыбнулся ей.
   - Это всего лишь символ.
   - Символ чего?
   Уинг, не моргнув глазом, выдержал ее взгляд.
   - Судьбы того, кто предает наше Общество, - прошипел он своим замогильным
шепотом. - В переносном смысле, конечно.
   - Конечно.
   Грейс проглотила ком в горле.
   - А что символизирует пролезание под стулом?
   - Ах это... Еще один символ. Символ возрождения.  Как  глава  Общества  я
ношу титул Ай-Май, то есть Матери. Новообращенный,  так  сказать,  рождается
заново как член Общества.
   - Вы хотите сказать, член тонга? - вставил Рубен.
   Уинг наконец соизволил заметить, что он тоже здесь.
   - Мы не банда преступников,  мистер  Смит,  -  возразил  он,  не  повышая
голоса, - мы благонамеренное сообщество. Братство.
   - Я так и понял. А вы для остальных братишек - и мать родная  и  крестный
отец.
   Жеманная улыбочка стала таять. Вместо ответа Уинг внезапным  жестом  взял
Грейс под руку и повел ее вон из зала. Рубен последовал за ними.
   Они вновь миновали белый коридор со множеством закрытых дверей и попали в
п