- В этом нет необходимости.
     - Вы уверены, что я возвращу долг?
     - Моя вера тут ни при чем, - холодная улыбка стала еще шире. - Я удержу их из вашей первой зарплаты.
     Что ж, поделом ему. Он нахлобучил шлем и собрался идти.
     - Найдите мистера Эндрюсона и скажите, что я взяла вас на работу, - распорядилась она, бессознательно водя рукой по кожаной спинке кресла. - Вашего партнера зовут Трэнтер Фокс. Думаю, сегодня он работает в седьмой штольне, горный мастер отведет вас к нему.
     - Хорошо. - Будь он проклят, если когда-нибудь назовет ее "мэм".
     Помолчав, она сказала более мягко:
     - Трэнтер корнуоллец, как вы. Все любят его. Надеюсь, вы хочется думать, да нет, я уверена, что вы поладите.
     Это были первые добрые слова, которые она сказала ему за сегодняшний день. Слабая улыбка тронула ее губы. Она пожелала ему удачи - сделала первый шажок от враждебности, с какой они начали разговор. Ему следовало бы улыбнуться в ответ - встретить ее на полпути к примирению. Это было бы уместно. И полезно.
     Но гордость, всегдашняя его гордость мешала сделать ответный шаг, он еще не забыл, как уязвило его разочарование, даже смятение, прозвучавшее в ее голосе, когда она спросила "Вы шахтер?" Два дня назад он был как все человек, и она относилась к нему как к равному, сегодня же он для нее просто шахтер и потому настолько ниже ее в социальном плане, что она не желала даже стоять с ним рядом.
     Вместо того чтобы улыбнуться, он надменно прикоснулся к шлему и вышел.

***

     Скользя на облепленных глиной перекладинах лестницы, взмокнув от духоты, ничего не видя в темноте, спускаясь все ниже, ниже и ниже, Коннор вновь поймал себя на том, что начинает закипать от ненависти к рудникам. Причиною была не жара, угнетающая на пятидесяти метрах глубины и почти невыносимая на ста десяти, не постоянная сырость, слякоть, грязь и пыль, которой приходилось дышать, или кромешная тьма в штольне, или многочасовое одиночество в норе не шире гроба, даже не тяжелая, изматывающая работа, которая продвигается так медленно и вознаграждается так скудно.
     За что он больше всего ненавидел рудники, так это за то, что они так бездарно съедали человеческую жизнь.
     Тело Кона и душа восставали против столь несовместимой с человеческим достоинством работы, единственное, ради чего он заставлял себя спускаться под землю и выносить такую работу несколько месяцев, была возможность избежать разоблачения его самозванства. Надежда на это и гнала его в забой.
     На "Доброй леди" и "Трегурте", рудниках, где он трудился весной, он быстро понял, что молчание - лучший способ не дать обнаружить свое невежество. Почти любой мог весь день бить киркой в гранитную стену, но лишь бывалый шахтер, не один год проработавший на медных рудниках, был способен со знанием дела говорить со своими напарниками о глинистом сланце и элване, штольнях и подземных выработках. Поэтому Коннор взял за правило помалкивать, когда находился в забое, и имел репутацию завзятого молчуна.
     Но сейчас, после пяти минут работы со своим напарником, ему стало ясно, что прикидываться молчуном не придется. Даже если бы он был болтлив, как сорока, это не имело бы никакого значения, потому что Трэнтер Фокс не дал бы ему вставить и словечка.
     - Пендарвис, говоришь? Можешь гордиться такой фамилией. Да еще из Тревитила! Господи помилуй, это ж рукой подать от Трегони, где я родился и вырос. Доводилось тебе работать на "Щедром Альберте"? Нет? Благодари бога, Джек, такой дыры в жизни не видал, безнадежное место. Полгода без толку там потерял, когда был молодым да зеленым. Думал разбогатеть. Черта с два! Держись подальше от Тайвордского прихода, парень, мой тебе совет. Подай-ка кувалду, вон она, возле тебя валяется. Как по-твоему, есть какой-нибудь резон пробиваться глубже? Можем наткнуться на ребят, которые ниже нас копают, или стоит соединиться с Муки и его напарниками, что скажешь? Ты еще незнаком с Муни? О, парень что надо, башковитый, вроде тебя, мне за ним ни за что не угнаться, не подстраивай я так, чтобы он выполнял за меня половину работы. А он ничего не подозревает. Эй! У тебя свеча догорает, вот, возьми-ка быстро. Бери, бери, потом сочтемся. Так о чем ты спрашивал? А, как я остался без Мартина Берра, моего последнего напарника. Он теперь сильно закладывает за воротник, вчера вечером я видел его "У святого Георгия". Он, видишь, еще на костылях ходит, ну и грохнулся с крыльца, вот дочка и пришла за ним, отвести его домой. Но упал-то он спьяну, а не потому, что ноги у него сломаны. Как он ноги сломал? Да свалился с лестницы на тридцатом уровне и обе ноги-то и переломал. Уильям Старк говорит? "Слышу, треск раздался, а Мартин уже пролетел два горизонта и лежит". Уильям может нас обойти. Но уж как Мартин потом стонал - на весь рудник! В жизни не слышал, чтоб так выли, не приведи Господь. Никто не мог его вытащить наверх, пока мисс Дин не велела опустить бадью, в которой руду поднимают, мы так и сделали. Ты б видел его, Джек, переломанные ноги торчат из бадьи, поднимается потихоньку, сажень за саженью, словно на небеса. И все время кричит, понимаешь, мне даже стыдно за него стало - ведет себя как плаксивая девчонка.
     Как говорливый горный ручей, что струится, не пересыхая даже в самые жаркие месяцы лета, так Трэнтер Фокс болтал, не умолкая ни на минуту. Это было на руку Коннору во-первых, не было необходимости говорить самому и тем самым выдать случайно свою неопытность в рудничном деле, и во-вторых, давало возможность все узнать о "Калиновом", ни о чем не расспрашивая.
     К перерыву на ленч Кон уже знал, что дела на руднике шли хорошо с тех самых пор, как мисс Дин почти три года назад унаследовала его от отца - обстоятельство, удивлявшее чуть ли не каждого. Не то чтобы и раньше не знали, что у нее есть голова на плечах, уверял Трэнтер. Но все-таки она - женщина, к тому же молодая, которую в двенадцать лет отослали учиться, а вернулась она, когда ей было восемнадцать, так что, конечно, она оторвалась от жизни небольшой, но тесно спаянной общины деревни.
     - Теперь некоторым шахтерам не по нутру, что приходится, так сказать, подчиняться ей, поскольку она дама, а не мужчина. Зато другие за нее жизни не пожалеют, потому как при ней стали зарабатывать куда больше. Что до меня, то мне она нравится. Не придирается, не требует больше того, что я могу, и сама там наверху работает не меньше любого мужика. А потом, на нее и посмотреть приятно.
     Трэнтер ухмыльнулся, его черные глаза на чумазом лице задорно сверкнули. Он был уроженцем Корнуолла, низенький, не больше пяти футов ростом, но крепко сбитый, сильный и проворный, как обезьяна. Он звал Коннора "сынок" и "парень", хотя ему самому было лишь около тридцати. Как Джеку. Он сообщил, что работает под землей уже двадцать лет - начал девятилетним откачивал воду на оловянном руднике, - и Коннор поймал себя на том, что невольно прислушивается, нет ли в его дыхании характерного присвиста туберкулезного больного или глухой одышки от начинающейся пневмонии. Но коротышка шахтер выглядел здоровяком, и когда не говорил, то пел. Главным образом он пел церковные гимны - чаще всего "Будь верен Мне", перемежая их весьма земными кабацкими песенками. Он был немного утомительным, но приятным товарищем, и к тому времени, как они, вымотавшись, спустились вниз на восьмидесятый горизонт, чтобы перекусить с Муни Донном и его бригадой, Коннор решил (когда подошли другие шахтеры), что с напарником ему несказанно повезло.
     Для ленча выбрали наспех место, где было относительно прохладно и сухо, и расселись кто на бочонках пороха, кто на обрезках досок, принесенных с собой. Коннор не захватил никакой еды, и остальные поделились с ним хлебом, сыром и беконом, Трэнтер даже выделил ему на десерт половинку яблока и кусок сладкой коврижки. Под грохот дробильной машины и шум паровых насосов, беспрерывно откачивавших воду из глубоких штолен, они вели обычный шахтерский разговор о богатых жилах, которые когда-то нашли или хотели бы найти, о том, сколько денег надеялись получить в конце недели, когда добытую ими руду отделят от пустой породы и взвесят, о том, кто больше устал, кто сильнее, кто дольше работает. Коннор не удивился, что в разговоре все время всплывало имя мисс Софи Дин, собеседники не могли противиться искушению поговорить о ней, и среди прочего он услышал немало сальностей, впрочем, не столь много, как можно было ожидать. Но нравилась она кому или нет, все до единого относились к ней с уважением, и похоже, единственным ее недостатком было то, что она женщина.
     В штольне на более чем стометровой глубине воздух был горячим, спертым и нездоровым, ядовитая смесь чада свечей и порохового дыма мешалась с дыханием людей и влажными испарениями и мутной пеленой висела в воздухе. Один из напарников Муни Донна поперхнулся хлебом и зашелся в кашле, что дало повод Трэнтсру напомнить "Мисс Дин заказала новый вентилятор". Коннор с радостью встретил его слова. Все дружно закивали, приговаривая: "Да, она у нас такая", и в их голосах слышалась гордость за нее. Но скептицизма Коннора это известие не развеяло. В последнее время в прессе появились публикации исследований на тему связи качества воздуха и экономической эффективности рудников. Некто Макворт утверждал в статье, что на рудниках глубокого заложения понижение температуры вследствие улучшения вентиляции способно дать владельцам экономию в двенадцать фунтов на каждые шесть футов глубины. Мисс Дин вполне может заняться очисткой воздуха в штольнях "Калинового", но Коннор очень сомневался, что мотивы, которые ею движут, имеют отношение к заботам о здоровье ее шахтеров.
     Вторая половина дня не запомнилась ничем, кроме монотонной работы и усталости. Когда смена закончилась, он по бесконечной череде лестниц, порой почти отвесных, выбрался на поверхность, чувствуя, что ноги будто налились свинцом.
     Отклонив предложение Трэнтера зайти пропустить стаканчик "У святого Георгия", Коннор потащился в крохотный, крытый соломой домишко, где они обосновались с Джеком. Возле кухни имелся закуток, где жильцы-шахтеры мылись после работы и переодевались в чистое. Стащив с себя грязную промасленную одежду, он налил холодной воды в таз, взял мыло и принялся усердно тереть себя, стараясь не касаться новых синяков на ребрах и рассуждая, как хорошо, что он оказался здесь летом, иначе бы околел от холода во время мытья. Мокрый, голый, он проскочил небольшой коридорчик и, оказавшись в своей комнатушке, вытерся, надел чистые рубаху и брюки, носки, башмаки и жилет. Комната Джека располагалась за тонкой стенкой, у которой стояла его кровать, и ему почудилось, что он слышит смех брата. Он постоял, прислушиваясь, но звук больше не повторился - вероятно, Джек просто кашлял.
     В животе урчало, он был чертовски голоден, но девушка, которая им готовила, должна была прийти не раньше шести. Узкая, с комковатым матрацем кровать выглядела сейчас так соблазнительно, прилечь бы вздремнуть хоть на полчасика. Но он слишком вымотался за день если уснет, то, пожалуй, проспит до утра. Лучше пойти поболтать с Джеком.
     Дверь была прикрыта. Но Джек вряд ли спал - вместе с болезнью на него напала мучительная бессонница, - потому, дважды коротко стукнув, Коннор распахнул дверь и вошел.
     В тот же миг он как ошпаренный выскочил обратно, успев лишь бросить "Извините", и скрылся в своей комнате.
     Подойдя к маленькому оконцу, выходившему в заросший сад перед кухней, он распахнул одну створку и глубоко вдохнул свежий воздух. Он смотрел невидящим взглядом на чахнущие без ухода растения, ветхие скворечники, неровно висевшие на стволе высокого дерева, а перед его взором стояла картина, которую он только что застал у Джека, сидящий на стуле брат и на коленях у него энергично поднимавшееся и опускавшееся крупное белое женское тело.
     У Джека постоянно были женщины, он их словно коллекционировал, но ни разу еще Коннор не заставал его, что называется, "на месте преступления". Ему нравилось считать себя не чуждым всего человеческого, но сейчас он пребывал в шоке. Такое увидишь нечасто и не скоро забудешь Девица не была даже привлекательной, но он не мог выкинуть из головы ее рыхлый зад, ослепительно белый живот А Джек - этот напряженный, сосредоточенный и настороженный взгляд на его лице, нежность, с которой его руки ласкали ее груди, заботливая полуулыбка, застывшая на лице, когда он увидел в дверях Коннора. Коннор вторгся в интимную жизнь других людей и испытывал чувство вины не оттого, что помешал им в самый неподходящий момент, а оттого, что увиденное не оставило его равнодушным. Определенно не оставило.
     Некоторое время спустя он услышал скрип открывающейся двери и торопливые удаляющиеся шаги. Прошло еще несколько минут, дверь в комнату Джека снова открылась, и через секунду Коннор услышал стук в дверь. "Входи", - громко сказал он.
     Джек был одет и к тому же по полной форме под курткой - старый шерстяной жилет, галстук, торопливо повязанный вокруг потрепанного стоячего воротничка рубашки. Однако причесаться он забыл. Это маленькое упущение свело на нет его попытку придать себе невинный или хотя бы невозмутимый вид, ибо, кем бы ни была его вечерняя просительница, после се жарких ласк полосы у него на голове стояли торчком, от этого он выглядел в точности как петушок - сходство, которого он всегда старался избегать.
     Коннор не выдержал и улыбнулся. Джек ухмыльнулся в ответ, смущенно, но весело, и вскоре оба уже покатывались со смеху, изредка поглядывая друг на друга и смеясь еще пуще. Джек повалился на кровать, держась за бока. Его безудержный смех перешел в кашель, и он лежал на спине, то тяжело дыша, то вновь кашляя и утирая слезы, текущие по вискам.
     - Кто она такая? - отсмеявшись, поинтересовался Коннор. - Могу я тебя спросить?
     - Конечно. Это девчонка, о которой я тебе говорил, та, что прислуживает "У святого Георгия". Роза, хотя я зову ее... зову ее... а, да не все ли равно.
     - Конечно, все равно, - согласился Коннор. - В другой раз я поостерегусь входить к тебе без особого приглашения. Среди бела дня, при незапертой двери... м-да!
     Джек сконфуженно улыбнулся и спросил, меняя тему:
     - Как прошел день, адвокат? Вид у тебя усталый. Я начинаю жалеть, что мы сделали из тебя настоящего шахтера, Кон. Должен с прискорбием заметить, это еще цветочки.
     Коннор устало опустился на единственный в комнате стул, слишком измученный, чтобы подхватить шутливый тон Джека.
     - Догадайся, кто владеет рудником, Джек.
     - Кто? Да какая-то женщина, ты сам говорил.
     - Хозяйка "Калинового" - Софи Дин.
     Джек раскрыл рот от изумления.
     - Не может быть!
     - Это так.
     - Да нет! Та девушка, что была на лугу с детьми?
     - Она самая, - сказал Коннор и потер слипавшиеся веки. - К тому же она не просто владеет рудником, но и управляет им. Она - управляющая каждый день приходит в свою чертову контору и сидит за своим огромным чертовым столом.
     Джек приподнялся на локтях, и удивление, написанное на его лице, сменилось веселым выражением.
     - Ну и ну, - протянул он понимающе.
     - Прекрати, Джек, не то...
     - И как же ты намерен теперь поступить? Ты же втюрился в нее в субботу и вот...
     - Не говори ерунды.
     - Теперь будешь ходить за ней по пятам, распишешь радамантам, какой у нее замечательный рудник и какая замечательная она сама.
     - Ты замолчишь, наконец?
     Пораженный злостью, которая исказила лицо Коннора, Джек поднял руки, изображая полную капитуляцию.
     - Могу и замолчать, - сказал он примирительно. - Положение не из приятных, я тебя понимаю. Да, забыл тебе отдать.
     - Что?
     - Письмо. Как я понимаю, из Радамантского общества, очередной конверт без обратного адреса, чтобы никто не догадался о твоих тайных связях с этой шайкой социалистов.
     Коннор невольно хихикнул и протянул руку за конвертом, который Джек достал из кармана. Письмо было кратким и деловым.
     - Хорошо, - пробормотал он, пробежав письмо глазами. - Просто отлично.
     - Что они там пишут?
     - Сообщают, что предложение по законопроекту о реформе, - ответил он, подняв глаза на Джека, - должно быть внесено раньше, чем ожидалось. Теперь их человек, Шейверс, хочет иметь в своем распоряжении все мои доклады к концу этого месяца, в противном случае он не сможет представить свой вариант законопроекта на нынешней сессии палаты общин. Это значит, нам не придется маяться на рудниках в Бакфастли после того, как закончим дела здесь.
     - Шейверс, - проворчал Джек, даже не пытаясь скрыть своей неприязни. - Заводила и подстрекатель. Никак не пойму, зачем ты связываешься с такими беззастенчивыми крикунами.
     - Я не связывался с ним, я его даже ни разу не видел.
     - Однажды я слышал его выступление.
     - И он подбил шахтеров с оловянного рудника на забастовку. Я все знаю, ты говорил мне это уже сто раз. Я одного не пойму, почему из-за этого ты считаешь его воплощением дьявола. Если кто... о, черт! Если кто и заинтересован в реформах на рудниках, - твердил он всегда Джеку, - то это в первую очередь ты. - Они возвращались к этому аргументу уже не раз, но ирония этих слов, учитывая, что братья поменялись ролями, ускользала от них. - Так или иначе, - закончил он устало, - похоже, мы пробудем в Уикерли меньше, чем я полагал.
     - Что очень хорошо для тебя. Из-за той дамы, на которую ты сейчас работаешь.
     Коннор начал было отрицать, но вскоре, поняв бессмысленность своего поведения, согласился.
     - Ты бы видел ее, Джек, как она сидит за своим огромным письменным столом, вся такая ну, ты знаешь, какая она, и бойко отдает приказы направо и налево, будто...
     - Будто мужчина. И сидит прямо, как аршин проглотила, да!
     - Нет. Да и не в этом дело. Мне плевать, что она командует мной. - Он готов был даже допустить, судя по тому немногому, что успел увидеть, что она может быть хорошим управляющим.
     - А в чем же тогда?
     - Я не смогу сообщить в докладе ничего хорошего о ее руднике.
     - А что на нем не так?
     - То же, что и на всех остальных низкая оплата, плохой воздух, большая опасность для жизни, не предусмотрено никаких действенных мер на случай чрезвычайной ситуации. Сегодня я слышал, как Дженкс, штейгер, говорил о потере двух-трех человек в год как о "нормальном явлении".
     - Так оно и есть, - уныло вздохнул Джек.
     - Не могу терпеть такого отношения к людям. Это совершенно...
     - О, Кон, - прервал его Джек, тяжело вставая, - не начинай все сначала, ладно? Хотя бы не сейчас, когда у меня в горле пересохло и требуется пропустить стаканчик. Пошли к "Святому Георгию", поужинаем там.
     - К "Святому Георгию"? - удивился Кон. - Но Мора придет через двадцать минут и приготовит поесть. Зачем...
     - Все так, только она страшна, как дикобраз. У меня кусок в горло не лезет, когда вижу ее.
     - И совсем она не такая страшная, как ты говоришь, - фыркнул Коннор, - старый ты волокита. Единственное, что в ней тебе не по нраву, так это то, что она держит ноги вместе, не то что Роза. Так ведь?
     - Единственное? И ты смеешь говорить мне такое? Ну, парень, ты совсем заработался. Идем-ка со мной, - настаивал Джек, с шутливой заботливостью беря его за руку. - Старина Джек покажет тебе, как нужно проводить время.
     Но Коннор отдернул руку.
     - Отстань, не собираюсь я идти с тобой.
     - Почему же?
     - Да потому, что устал, потому, что мы платим Море два шиллинга, чтобы она нам готовила, и потому, что мне нужно поработать.
     - Для радамантов, что ли?
     Коннор кивнул, и Джек перестал упорствовать.
     - Кон, Кон, ты меня беспокоишь. Что тебе нужно, так это женщина, в самом банальном смысле. Если проведешь ночь, обнимая теплое женское тело, то прекратишь разрушать свое здоровье чтением книг да писаниной нудных трактатов для своих дружков - маньяков социалистов.
     Коннор заставил себя рассмеяться, но, когда брат ушел, он невольно подумал, что пишет свои "нудные трактаты" ради таких людей, как Джек, рабочих и работниц, расплачивающихся молодостью и здоровьем только