орый только что накинула. Он услужливо откинул одеяло, и она быстро юркнула в постель.
     - Не гаси лампу, - попросил он, когда она потянулась к ночному столику.
     Она повернулась, вопросительно глядя на него.
     - Тебе не хочется спать?
     - Не очень. Еще рано.
     - А я все время хожу сонная.
     - И голодная. И это не только от морского воздуха.
     Она застенчиво улыбнулась и приложила руку к животу.
     - Да, не только.
     Он положил руку поверх ее руки.
     - Мы никогда не говорим об этом. О малыше. Как ты себя чувствуешь, Софи?
     - Прекрасно.
     - Это хорошо. На что это похоже? Что ты ощущаешь?
     - Сначала было ужасно, - с чувством призналась она, глаза ее увлажнились.
     - Было плохо?
     - Да, очень.
     - Прости меня. - Он сжал ее ладонь.
     - Но теперь... я думаю, в жизни не была здоровее. Я чувствую себя очень сильной и бодрой - когда не сплю...
     - Ты рада будущему ребенку?
     - Ох... - вздохнула она. - Не знаю. Да, рада, иногда. Даже испытываю восторг. А иногда...
     - Не очень рада.
     - Иногда мне становится страшно.
     - Понимаю. - Он убрал ее руку, чтобы чувствовать под ладонью ее живот. - Я совсем ничего не ощущаю.
     - Это потому, что я лежу на спине. Я иногда слышу толчки. И толстеть уже начала.
     - Ну-ка, посмотрим, - засмеялся он, откинул одеяло и провел ладонью по ее животу под тонкой рубашкой. - О, очень потолстела, - пробормотал он, продолжая гладить ее. От тишины, объявшей их, перехватило дыхание. Только сейчас Коннор осознал, что весь день с нетерпением ждал этого мгновения. - Это случилось в ту ночь, когда мы любили друг друга, - сказал он. Софи тихо вздохнула, неподвижная, ожидающая. - После первого раза я старался быть осторожным.
     - Знаю. Но... я слышала, и одного раза достаточно.
     - Софи. - Он нежно, едва касаясь, круговыми движениями поглаживал ей живот. - Можно тебя поцеловать?
     Она тревожно посмотрела ему в глаза. Прошлой ночью она отказала ему, но сегодня все может быть иначе.
     - Ты ведь не только этого хочешь от меня, Коннор. Не только поцелуя, да?
     - Не только, - ответил он откровенно, потому что время, когда они могли обманывать друг друга, осталось в прошлом.
     - Но ничего не изменилось, все наши проблемы с нами.
     Он тронул кружева, пришитые вдоль пуговиц ее рубашки; глаза его были опущены.
     - А я считал по-другому. Мне казалось, что сегодня кое-что изменилось в наших отношениях. - Она ничего не ответила, но Кон почувствовал ее нерешительность и страх. Расстегнув верхнюю пуговку, он ласково погладил теплую шею. - Не знаю, что будет дальше, Софи, но думаю, когда-нибудь мы должны сделать первый шаг. - Ласково прижав ладонь к ее щеке, он большим пальцем поглаживал ее вздрагивающие губы. - Должны прийти друг к другу.
     Она что-то прошептала - он не разобрал что - и, закинув руку, заслонила локтем глаза.
     - Это будет больше, чем прийти друг к другу.
     Соглашаясь, он позволил себе улыбнуться, потому что она не могла его видеть. Слова сейчас были не самыми лучшими помощниками, поэтому Кон медленно склонился над ней, ниже, еще ниже, пока ее губы не оказались совсем близко. Она почувствовала его теплое дыхание и убрала руку. В ее глазах еще читалось сомнение. Она пока не могла сказать ему "да", но и не хотела говорить "нет". Его губы блуждали по ее губам, легко касаясь их. Он чувствовал, как они постепенно становятся мягче, слаще.
     Но когда он попытался разомкнуть их языком, она отвернулась.
     - Прости, Коннор. Я еще не могу.
     Секунду он пристально смотрел на нее, затем откинулся на свою подушку.
     - Покойной ночи, - сказала она мягко.
     - Покойной ночи, Софи.
     Он услышал, как она задувает лампу, шелестит простыней. Взбив подушку, Софи улеглась на своей половине постели и затихла. Она, возможно, и уснула, но к нему сон не шел. Софи оказалась права, предсказав дождь. Коннор еще долго лежал, прислушиваясь к бурчащему морю и монотонному шуму ливня.

***

     Дождь внезапно кончился после полуночи, но луна по-прежнему пряталась за плотными облаками. Где-то на берегу не стихал звук колокола: дин-дон, дин-дон, слабый, но настойчивый, предупреждая корабли о скалах в густом тумане. Непроницаемая тьма обступила балкон. Софи обхватила себя руками и пыталась разглядеть звезду или огонек в Ла-Манше, однако тьма была непроглядная, без единого проблеска. Она положила руку на скользкие мокрые перила в надежде, что холодное дерево успокоит ее, вернет уверенность в себе. Ее вновь охватила дрожь, потому что чувство одиночества, обрушившееся на нее, было глубоким и бездонным, как эта черная ночь.
     Тихо ступая босыми ногами, Софи вернулась в кровать. Коннор спал на животе, вытянув руку на ее половину; черноволосая голова темнела на подушке. Юркнув под одеяло, она ненароком коснулась его - и прикосновение к теплому телу заставило остро ощутить всю ее тоску и подавляемую страсть.
     - Кон, - прошептала она, и он проснулся. Она скользнула в его теплые объятия.
     - Какая ты холодная, - удивился он.
     - Согрей меня.
     Они поцеловались, и она заставила его лечь на себя, крепко обнимая его обнаженные плечи.
     - Софи...
     - Не надо ничего говорить. - Она крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть его, даже его темный силуэт. Она хотела, чтобы это было как сон, хотела безвольного забвения и чтобы ее возлюбленный был молчалив и невидим, нереален.
     Она безумно желала его - сейчас, немедленно, поэтому отвернулась от его долгих, медленных поцелуев, пробормотав: "Нет", И подняла рубашку, открыв себя для него.
     Она не хотела нежности, проникновенных ласк. "Не надо", - прошептала она, когда он принялся, покусывая, целовать ее шею, плечи, а когда он вошел в нее, крепко обхватила его бедрами, впилась зубами в мускулистое плечо. Ногти ее оставляли следы на его спине; она сама задавала ритм: быстрее, сильнее, и крепко прижималась к нему, не позволяя останавливаться. И тогда остановилось само время. Она вскричала - дико и нечленораздельно, - сообщая ему о цветке, который взорвался внутри ее. Она чувствовала, как страстно-алые лепестки раскрываются все шире, шире, и содрогнулась, растворившись во вспышке алого, ослепительного блаженства.
     Потом она лежала, неподвижная и безвольная, без единой мысли, опустошенная, не отвечая на нежные, медленные ласки Коннора. Он вопросительно произнес ее имя, но она не отозвалась.
     - Что-нибудь не так? - прошептал он.
     - Все так. Ты ведь этого хотел, не правда ли? - Она притворно зевнула, прикрывшись ладонью, и, повернувшись на бок, отвернулась от него и пробормотала:
     - Покойной ночи.
     Он не ответил.
     Разгоряченное тело быстро остыло. Она укуталась в одеяло, свернулась калачиком, натянув рубашку на колени. Но теплее не стало, возможно, из-за того, что душа еще не оттаяла.

17.

     Потекли ничем не примечательные будни, спокойные, тусклые и безрадостные, зато мирные. Софи вернулась на рудник, Коннор оставался дома, и за обедом они рассказывали друг другу, как прошел день. Это были дни, когда оборотная сторона их соглашения проявилась с наибольшей очевидностью. Если бы Коннор наслаждался жизнью, если бы его усердное корпение над сводами законов и статьями для политических журналов забирало всю его энергию и талант, тогда можно было бы считать, что, по крайней мере, в одном отношении их жизнь удалась. Но она чувствовала, что на душе у него неспокойно, хотя он старался это скрывать, и его беспокойство исподволь подтачивало безмятежность их отношений.
     - Как прошел день, дорогая? - спросил он однажды за обедом неделю спустя после их возвращения из Корнуолла, спросил тем ироничным тоном, который выбрал, изображая заботливого супруга.
     Продолжая есть, она принялась рассказывать о том, насколько успешно проходит разработка новых пластов, о последних слухах с биржи, ценах на медь, о том, что на руднике начали продлевать северо-западную штольню на тридцатом уровне. Он вежливо слушал, подливая себе вина из графина, который поставила для него Марис.
     - Сегодня ко мне заходил Трэнтер Фокс, - продолжала она, пытаясь найти тему, которая заинтересовала бы его. Лицо Коннора просветлело.
     - Правда? Как он сейчас?
     - Все такой же. У него новый напарник, Тэд, брат Мартина Берра. В этом месяце выработка у них несколько снизилась, и Трэнтер пришел сказать мне, что это потому, что его сердце разбито и он потерял всякий интерес к работе.
     - Мошенник, - ухмыльнувшись, с нежностью пробормотал Коннор.
     - Он по-прежнему зовет тебя Джеком. Говорит: "Кабы знал, что этот молокосос Джек уведет у меня девушку из-под носа, в первый же день спихнул бы его с лестницы на восьмидесятом уровне".
     Софи не поняла, что именно: слова ли Трэнтера или его корнуоллский акцент, переданный ею очень похоже, развеселило Коннора, но он запрокинул голову и громко захохотал. Она почувствовала себя счастливой и засмеялась вместе с ним.
     - Как он, по-твоему, теперь относится ко мне? - спросил Кон минуту спустя, гоняя вилкой по тарелке кусочек рыбы. - Он и остальные. Не считают ли они, что я их предал?
     - Нет, ничего подобного не слышала.
     - Но сама ты так считаешь, не правда ли?
     - Ты удивился бы тому, что я слышала о тебе, - уверила она.
     - И все же сомневаюсь, чтобы твои рабочие сказали, что считают твоего мужа изменником.
     - Неужели так важно, что они думают?
     - Для меня важно, - сказал он упрямо. - Они были мне друзьями.
     - Да, конечно. Но правда, я не верю, что в их отношении к тебе есть хоть доля враждебности. Трэнтер все-таки шутил, а так он постоянно спрашивает о тебе, интересуется.
     - Ну, это только один человек, есть и другие.
     - Да, но у него сотня друзей. Все его любят, и он по-своему влиятельный человек. Ты был его напарником. Если он не зол на тебя, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь испытывал бы к тебе иные чувства. - Кроме того, подумала она, не их, не шахтеров, он предал, а владелицу рудника. Но вслух ничего не сказала, не желая новой ссоры.
     - А как ты, Софи? Как твои отношения с Дженксом, Эндрюсоном и другими?
     Она молча вертела ложку на скатерти, потом сказала:
     - Никаких трудностей не возникает, правда. Они, конечно, удивились...
     - Удивились?
     Софи улыбнулась столь же скептически.
     - Ну хорошо, они были шокированы. Изумлены, если ты настаиваешь. Думаю, - проговорила она медленно, не сводя глаз с ложки, - Роберт Кродди сдержал слово. - Они старательно избегали говорить о Кродди с того самого дня, как Коннор ударил его возле дома ее дяди. - Если бы он проговорился кому-нибудь, то сейчас все бы только это и обсуждали: каждый мужчина, женщина или ребенок в графстве. А так и Дженкс, и другие думают обо мне только, что я очаровательная женщина, полная удивительных причуд. Им казалось, они понимают меня, но теперь пересматривают свое сложившееся представление обо мне.
     Ее беззаботный тон не произвел должного впечатления. Коннор продолжал мрачно разглядывать свой бокал и наконец спросил:
     - Все же почему ты призналась Кродди, что беременна, Софи? О чем, черт возьми, ты думала?
     Ей очень хотелось избежать разговора на эту тему и неизбежной ссоры, но вопрос Коннора разозлил ее.
     - А что еще, черт возьми, мне оставалось делать, как ты полагаешь? - ответила она, понизив голос до шепота, потому что нельзя было угадать, когда Марис может войти в столовую. - Я даже не знала, где ты. У меня не было выбора. Если ты сердишься потому, что думаешь, я испытывала какие-то чувства к Роберту, то заблуждаешься. Он ничто для меня, пустое место. Выйти замуж за него означало бы конец для меня, Коннор. Я знала это, но все равно просила его об этом, потому что была в отчаянии и потому что он сам предлагал мне руку за несколько недель до этого. Коннор тихо выругался.
     - И этот сукин сын отказал тебе?
     - Категорически.
     - Почему я не разбил ему тогда башку? - спросил он недоуменно. - Почему вообще не убил его?
     Софи устало прикрыла глаза.
     - Не надо, Кон. Пожалуйста, давай оставим этот разговор, ладно?
     - Хорошо, - согласился он и, помолчав, добавил:
     - Прости меня. За все.
     - Давай не будем больше возвращаться к этому. - Есть ей больше не хотелось. Они молча сидели, пока Марис не принесла кофе. - Ну, - сказала Софи, чтобы Марис не заметила их напряженности, - а как прошел день у тебя... дорогой?
     Он невольно усмехнулся.
     - Думаю, я делаю успехи. Миссис Б. по-прежнему не выносит меня, но Марис, могу доложить, понемногу смягчается.
     - Гм! - хмыкнула Марис, сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке.
     - О да! Уверен, так оно и есть. Сегодня днем она сама, без просьбы с моей стороны, принесла мне бисквиты и чай. А утром не ворчала, какой беспорядок я оставил в ванной. Такое случилось с ней впервые.
     Марис не выдержала и громко рассмеялась.
     - Хотела бы я знать, - весело сказала она, подбоченившись, - как это получается, что в доме появился еще один человек, а у бедной служанки стало вдесятеро больше работы. Вот что мне интересно знать. - С довольной ухмылкой она поставила поднос на стол и убежала.
     - В субботу день святого Михаила, в Тэвистоке, будет ярмарка, - напомнила Софи.
     - Хочешь поехать? - спросил Кон, все еще улыбаясь.
     - А ты?
     - Только если и ты поедешь.
     - Не знаю. Не особенно хочется.
     - Тогда давай не поедем.
     - Хорошо.
     Правда заключалась в том, что они еще не чувствовали себя готовыми предстать перед всем миром вместе. Софи никогда не призналась бы, что они прячутся; просто им нужно было еще немного времени, чтобы самим привыкнуть к тому, что они муж и жена, прежде чем доказать это другим.
     Неожиданно она вспомнила, о чем уже несколько недель хотела рассказать ему. Сейчас был подходящий момент.
     - Помнишь, что ты писал в своем докладе Радамантскому обществу о плачевном состоянии лестниц на "Калиновом"?
     Он настороженно взглянул на нее.
     - Помню.
     - Ты писал, что человек упал с лестницы на тридцатом уровне и сломал себе ноги.
     - Правильно. Об этом мне рассказал Трэнтер. Это был его напарник.
     - Да. А рассказал ли он тебе, что этот человек был тогда пьян в стельку?
     - Что?
     Выражение его лица сказало ей, что Кон не знал об этом, и она почувствовала облегчение.
     - Этот Мартин Берр на ногах не держался. После, когда он выздоровел, я его уволила.
     Он откинулся на стуле.
     - Нет, этого я не знал. Клянусь тебе.
     - Верю.
     - Но...
     Софи знала, что он собирается сказать дальше.
     - Но что? - подбодрила она его. Теперь уже он не хотел начинать ссору.
     - Но по-настоящему это ничего не меняет, - с неохотой сказал Кон. - Система лестниц все равно устарела и опасна для жизни.
     Она подавила вздох.
     - Полагаю, ты прав. - Он с изумлением посмотрел на нее. - Почему бы тебе не прийти на днях на рудник? - спокойно предложила Софи.
     - Прийти к тебе на рудник? Зачем?
     - О!.. Тебе это может показаться интересным. Заодно прогуляешься, а то сидишь все время дома.

***

     Коннор появился на руднике на другой же день.
     Софи сидела у себя в кабинете за столом, делая вид, что работает, а на самом деле думая о нем, об их совместной жизни. Иногда, несмотря на их затворничество, она находила странное удовольствие в такой жизни. Они учились узнавать привычки и особенности друг друга, предпочтения и предубеждения. Так, Коннор брился вечером, а не утром. Это казалось ей чрезвычайно странным, хотя что она знала о других мужчинах? Она могла сравнивать его только со своим отцом. Коннор поднимался рано и долго гулял в одиночестве. Он разговаривал с котом, когда думал, что его никто не видит. Он, к счастью, не храпел, однако спал беспокойно и однажды угодил ей в подбородок, отчего оба проснулись. Он никогда долго не сидел в ванне, что было хорошо, потому что она могла нежиться часами. Так, по крайней мере, он говорил. И еще он не мог понять, зачем одной женщине столько платьев, или шляп, или туфель. Он любил смотреть, как она расчесывает волосы. Она предпочитала спать с приоткрытым на два дюйма окном. Коннору нравилось ездить верхом, а не в коляске, запряженной пони. Пил он немного, не курил, не нюхал табак; по сути, она не могла найти у него никаких дурных привычек. И еще ему нравился ее дом - она это знала, потому что он сам откровенно сказал ей об этом. Вернее, их дом. Но пока было непохоже, чтобы ее дом стал и его домом. Станет ли когда-нибудь?
     - Ты хорошо смотришься.
     Софи вздрогнула от неожиданности и улыбнулась. Кон стоял в дверях, красивый, улыбающийся. Она поднялась ему навстречу и радостно сказала:
     - Ты пришел!
     - Соскучился по тебе. Ты занята?
     - Нет. - Она обошла стол и остановилась перед ним - А ты? Побудешь со мной недолго?
     - Столько, сколько пожелаешь.
     - Ах, понятно, - протянула она, притворяясь разочарованной. - Ты пришел только потому, что надоело сидеть над статьей?
     - Ты права, надоело, - признался он. - Но все равно, я соскучился по тебе.
     Сердце у нее забилось быстрее, и не только от его комплиментов.
     - Почему бы тебе не спуститься в забой повидаться с Трэнтером? Он на сороковом уровне, роет разведочный шурф.
     Коннор поморщился.
     - Я не затем пришел, чтобы навещать Трэнтера.
     - Конечно, но... представь, как он удивится, увидев тебя. Неужели тебе самому не хочется спуститься? Жалко хорошие ботинки? Я могу подыскать тебе подходящую обувь, если хочешь, и что-нибудь на голову.
     Он смутился.
     - Но я не хочу видеть Трэнтера, по крайней мере, под землей, Софи. Я пришел к тебе.
     - Черт побери! - пробормотала она, не зная, то ли как следует встряхнуть его, то ли рассмеяться. - Тогда я сама спущусь с тобой, прямо сейчас. - Чувствуя на себе его изумленный взгляд, она скинула туфельки и влезла в грязные сапоги, которые держала за дверью. - Где мой шлем, кто его взял? Ах, вот он. - Она схватила шахтерский шлем, висевший на вешалке под шалью, нахлобучила на голову и хмуро посмотрела на розовое платье, которое было на ней. - Почему не надела сегодня что-нибудь темное, что-нибудь практичное? - И, взяв Коннора за руку, развернула его к двери. - Ну, пойдем. Сейчас как раз подходящий момент, кончается первая смена, и ты увидишь и тех, кто поднимается наверх, и вторую смену.
     - Софи, что...
     - Пошли. Тебе понравится то, что ты увидишь, обещаю. - Она потащила его по двору ко входу в рудник.
     Она не ошиблась: ему понравилось. А она просто не могла ждать, когда представится другой случай показать ему свои достижения. Целую неделю она обдумывала, как лучше поступить: чтобы он узнал о переменах, произведенных ею, ничего не рассказывая ему заранее, или чтобы он обнаружил их сам, когда ее даже не будет на руднике. Ложная скромность, конечно, вперемешку с несвойственной ей застенчивостью. Но сегодня он был здесь, и она не смогла удержаться; давно она так не нервничала.
     Они спустились по двадцатифутовым лестницам на восемьдесят метров, с этого уровня уже были установлены первые новые чудесные машины. Спускаясь впереди него, она все думала, слышит он гул моторов или нет. Она надеялась, что не слышит, иначе все поймет и эффект будет не тот. Ей хотелось попросить его закрыть глаза и так спускаться, но это было невозможно на скользких, облепленных глиной ступенях. Поэтому она просто остановилась на твердой поверхности последней площади и дождалась его, внешне спокойная, не выдавая, что вся дрожит от предвкушения увидеть, как он будет поражен.
     Пока у нее хватило времени и средств, чтобы установить подъемники для шахтеров на отрезке от восьмидесяти до ста двадцати метров. В конечном счете она намеревалась пустить подъемник на всю глубину рудника, от самого нижнего уровня до поверхности. На это требовалось время, а пока она заменяла самые старые и длинные лестницы.
     Софи отступила в сторону, чтобы Коннор мог видеть с площадки открывшееся глазам чудо, и наблюдала за его лицом, когда до него наконец дошло, что