миф. Как миф об Иисусе, сыне Божьем.
     - Или как твоя Женщина-Паук, плетущая свою паутину для индейцев хопи. Это ведь тоже миф. Однако ты, кажется, веришь в него.
     - Я верю во все реальное, - ответила Уми. - И мне не обязательно его видеть своими глазами и трогать руками. Но если мое космическое сознание может охватить это, значит, оно реально для меня. Есть такие истины, любовь моя. И есть космические часы, отмеряющие не время (время есть иллюзия), а постоянно изменяющееся неустойчивое равновесие между порядком и хаосом. Надо только решить для себя, какую сторону принять. А когда решение принято, ты имеешь право честно смотреть в глаза самому Господу Богу. И, увидев там отражение, мы сможем уразуметь смысл собственного существования.
     - Ты хочешь сказать, что мы лишь его отражение? - захотел уточнить Нанги.
     У ми взяла его за руку. - Ты ничего не понял. Мы являемся проявлением порядка и хаоса. Деятелями, в самом прямом смысле. Все остальное есть иллюзия, мешающая нам постичь правду. Если и есть Бог, дорогой мой, то он живет внутри нас.
     Нанги подумал, что слова Уми довольно точно описывают смысл человеческого существования. Он потер ногу, которая всегда беспокоила его в сырую погоду. Уми умела умиротворить его душу. Немного погодя Нанги склонил голову и начал молиться. Закончив читать свои молитвы, он опять повернулся к ней!
     - Хотел бы я знать, где сейчас Николас. Тогда мне было бы спокойнее.
     - Он мне говорил о своих планах, - ответила Уми. - Но он просил ничего не говорить тебе, чтобы не волновать зря.
     - Будучи в неведении, я волнуюсь больше, - сказал Нанги, глядя ей прямо в глаза.
     - Он дал мне телефон, - призналась Уми. - По этому телефону можно дозвониться до человека, для которого Николас - Тик-Тик.
     - Да. Конни Танака, - кивнул Нанги. - Николас рассказывал о нем.
     Уми коснулась его локтя.
     - Я думаю, тебе надо помолиться за Николаса.
     - Он всегда присутствует в моих молитвах, - отозвался Нанги.
     - Он - мой сын, которого у меня никогда не было. Мой наследник. Он всегда в моих мыслях, как моя собственная плоть и кровь.
     - Тогда помолись за него еще раз, Нанги-сан. Помолись, чтобы он пережил тебя, - голос Уми повис в воздухе, как дым. - Близится конец, который был предсказан многими религиями. Прежде чем он наступит, будет смерть и опять смерть.

***

     Сендзин был уже внутри дома Конни Танаки. Он даже думать почти перестал, сосредоточившись на работе мысли. Не сходя с места у входа на лестницу, ведущую на чердак, он с помощью своего дара обшарил весь дом. Наконец нашел Жюстину и двинулся вперед. В ее квартире, кроме нее, никого не было, но был еще голос. Голос Николаса Линнера.
     Набросив что-то темное и тяжелое на правую руку, Сендзин пошел на голос, намереваясь установить его источник, как путешественник идет вверх по излучинам реки, чтобы найти ее истоки.
     Сендзин сцепил пальцы внутри "некоде" - кожаной боевой рукавицы, которыми пользовались ниндзя столетия назад. Она вся усажена металлическими шипами и такая жесткая, что при владении соответствующей техникой этой рукавицей можно остановить даже удар меча.
     Он начал спускаться по лестнице.
     "И ТЕПЕРЬ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ, И ТЫ, СКЛОНИВШИСЬ ПЕРЕД СУДОМ НЕБА, ОПУСКАЕШЬСЯ НА ЗЕМЛЮ. ТВОЙ ДУХ ОТЯЖЕЛЕЛ ОТ ЖЕЛАНИЯ. ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ. ГОЛОСА СВЕТА РАЗНОСЯТСЯ ДАЛЕКО ВОКРУГ. РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ. ВОТ СУД НЕБЕС Я НАКЛАДЫВАЮ НА ТЕБЯ ЖЕЛЕЗНЫЕ ЦЕПИ".
     Голос Николаса повторял эту литанию снова и снова, будто это была молитва. Сендзин прирос к месту. "Он здесь, - подумал он, - но я его просто не вижу. Он использует против меня магию Тао-Тао. Чего он хочет?"
     "ТЕПЕРЬ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ".
     Сендзин оставил вопросы, на которые он пока не знал ответа, уловил биотоки Жюстины и двинулся вперед по холлу, а потом - вниз по лестнице.
     "...ДУХ ОТЯЖЕЛЕЛ ОТ ЖЕЛАНИЯ".
     Она была на втором этаже.
     "ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ..."
     Жюстина лежала на кушетке, объятая сном. Комната невелика, но вся тонет в тенях. Тени окрашены голосом Николаса:
     "ГОЛОСА СВЕТА РАЗНОСЯТСЯ ДАЛЕКО ВОКРУГ".
     Сендзин, сам как тень, стоял у истоков реки, поднявшись к ним вверх по течению. Тяжелые портьеры от пола до потолка закрывали окна. Пол деревянный, паркетный. Черно-оранжевые персидские коврики были разбросаны на нем.
     Два позолоченных кресла стояли лицом друг к другу, словно молчаливо разговаривали. Черные динамики стереосистемы были почти не видны в темных углах комнаты. Это из них доносился голос Николаса, как водопад, с которого начинается река.
     "РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ".
     Все-таки его здесь нет, подумал Сендзин. Он оставил эту литанию на языке вечности охранять ее, пока его нет. Тандзян сделал шаг по направлению к спящей Жюстине, подумав: с чего это он оставил ее одну, без присмотра?
     Он стоял так близко к ней, что видел, как подымалась и опускалась грудь в медленном, ровном дыхании. Она действительно спит, подумал он. Но она не может быть одна, без присмотра.
     "ВОТ СУД НЕБЕС..."
     Затем он вспомнил, как ловко преодолел все преграды на крыше, и подумал, что они, конечно, должны полагать, что она под присмотром. В безопасности от него.
     "Я НАКЛАДЫВАЮ НА ТЕБЯ ЖЕЛЕЗНЫЕ ЦЕПИ".
     Жюстина открыла глаза, села на кушетку, посмотрела на Сендзина.
     - Я знаю тебя, - сказала она.
     "...И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ".
     - Зачем ты следуешь за мной повсюду, даже здесь, в Америке? - обратилась Жюстина к нему со своего ложа.
     - Ты меня не знаешь, - сказал Сендзин, двигаясь к ней, как туман. - Я тебе снюсь. Ты выдумала меня, создав из собственного одиночества, боли и подавленных желаний.
     - Плыл за мной, - продолжала Жюстина, - подобно облаку над землей, считая, что на ней невозможно дышать. Сендзин прикоснулся к ней, и она вздрогнула. "И ТЫ, СКЛОНИВШИСЬ ПЕРЕД СУДОМ НЕБА, ОПУСКАЕШЬСЯ НА ЗЕМЛЮ".
     - Этот голос, - сказал Сендзин, указывая пальцем на динамики, - ты не можешь его выключить?
     - Я не слышу никакого голоса, только твой... и мой, - ответила она.
     "ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ".
     Сендзин оставил ее на минуту, подошел к каждому из динамиков и вырвал провода.
     "ГОЛОСА СВЕТА РАЗНОСЯТСЯ ДАЛЕКО ВОКРУГ. РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ".
     Голос Николаса не замолчал. Казалось, он рождается из стен, из потолка. Будто он является живым существом, живущим в этой комнате.
     - Что это у тебя такое, - повернулась к нему Жюстина, - в глазах?
     Сендзин опять коснулся ее. - Где изумруды, которые спрятал твои муж? - Он спросил это тем же тоном, которым попросил продавца в хозяйственном магазине принести аэрозоль фреона и другие нужные ему вещи.
     - Запечатаны в коробке, - ответила Жюстина.
     - Что он сделал с коробкой, Жюстина? Зарыл ее? - спросил Сендзин, сокращая расстояние между ними.
     - Нет. Он отправил по почте.
     - Куда?
     Она наморщила лоб. - Я не знаю. Я...
     - Нет, ты ЗНАЕШЬ, - убеждал ее Сендзин. - Ты видела адрес.
     - Нет. Не видела. Я...
     - Думай!
     Она подскочила от его крика, как от удара током.
     "И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ..."
     - Ты знаешь, Жюстина!
     - Да, - ответила она, как машина. - Думаю, что знаю. У моего мужа есть старый, верный друг. Льюис Кроукер. Лью живет на острове Марко, во Флориде. У него есть лодка. Он...
     Позвонки на шее Сендзина даже хрустнули: так резко он повернул голову на какой-то новый звук. "ВЛАСТЬ ВЕЧНОСТИ РАСТЕТ, ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ОКОВ ВРЕМЕНИ..."
     Этот звук донесся сверху. Кто-то есть наверху. Значит, его проникновение сюда обнаружено.
     Подушечками пальцев Сендзин закрыл Жюстине глаза и уложил ее назад на кушетку. Быстро пересек комнату, отодвинул сначала одну штору, потом - другую. Окон не было. За портьерами висели картины, изображающие сельские пейзажи.
     Сендзин повернулся, пошел по направлению к двери и дальше - в холл. Куда бы он ни повернулся, всюду он натыкался на безликую, черную стену. Николас!
     Он побежал вниз по ступенькам. И, врезавшись во тьму, остановился, исследуя пространство все расширяющимися кругами. Он не обращал внимания на звуки, которые он один мог расслышать, - звуки шагов по лестнице над ним. То спускается Николас, но сейчас главное - освоиться на месте. Он очень хотел встретиться с Николасом для решительного боя, но предпочел бы, чтобы сражение произошло хотя бы на нейтральной территории.
     Сендзин нашарил рукой выключатель, нажал. Он увидел себя окруженным собственными отражениями. Потом к ним прибавились отражения Николаса.
     "И ТЕПЕРЬ ДУХ ВОШЕЛ В ТЕБЯ, ДУХ ПЕЧАЛИ".
     Вокруг него стояло пять Николасов, нет - шесть. Сендзин совсем растерялся. Он тщетно пытался нащупать сознание Николаса, а это значило, что он не мог отличить подлинного Николаса от его отражения.
     Он повернулся, и Николас тоже повернулся. Или это отражение Николаса? Есть только один способ разобраться в этом.
     "И ТЫ, СКЛОНИВШИСЬ ПЕРЕД СУДОМ НЕБА, ОПУСКАЕШЬСЯ НА ЗЕМЛЮ".
     Сендзин пригнулся. Взмахнул рукой раз, другой, третий. Стекло со звоном осыпалось на пол, когда одна за другой летающие звезды вырывались у него из руки и вонзались - но не в грудь Николасу, а в его отражения. Так он долго одно за другим разбивал все зеркала.
     Теперь остался только один Николас. И только один Сендзин.
     - Вот он я, - сказал Николас голосом, которым он бесконечными повторениями литании только что собирал энергию на мембране кокоро. - Ты не меня ли ищешь?
     Сендзин бросился вперед - и влетел в зеркало. Тысячи осколков света осыпались на пол водопадом звуков и образов. Затем он почувствовал, что его разворачивают вокруг собственной оси. Руки Тандзяна.
     "РУКИ ЗВУКОВ КАСАЮТСЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ".
     Так вот в чем состояла стратегия Николаса! Сотрясения мембраны кокоро нельзя игнорировать, никогда. Записанную на пленку литанию он воспринял как отвлекающий маневр, но в голосе на пленке такая же сила, как если бы Николас говорил "живьем". Мембрана кокоро отвечала на повторяющиеся слова молитвы. Этого добился Николас своей записью, ну, а Сендзин получил то, что хотел: место, где хранятся остальные изумруды.
     "ВОТ СУД НЕБЕС..."
     В атакующей позе "змеи" Сендзин нанес удар с колена, известный как "поднимающееся облако". Усилие концентрируется в нижней части спины, в месте, противоположном нижней части живота, - это самая важная энергетическая точка тела. Когда находишься в нижней стойке, ноги и бедра бесполезны, и поэтому полагаться приходится на торс.
     Использование "поднимающегося облака" из позиции стоя застало Николаса врасплох. Сендзин почувствовал мгновенную заминку противника и обрушил на него серию ударов, используя локти, костяшки пальцев и ребро ладони.
     Николас отступил, и Сендзин перехватил инициативу, нанес несколько сильных ударов в нервные узлы предплечий Николаса. Он не собирался быстро убивать противника, хотя считал, что мог бы это сделать, если бы захотел. Медленная смерть, смерть по частям: сначала друзей, потом жены, и только потом - его собственная, - вот что было целью Сендзина.
     Однако инициатива была скоро упущена Сендзином: двумя молниеносными ударами Николас отбил атаку приемом, известным как "встречный ветер", - им он и атаку отбил, и прорвал оборону противника.
     Николас опустил руки, и Сендзин тотчас же сделал то же самое, усвоив еще со школы правило следовать взглядом за руками противника - не за движением плеча или взглядом, которые могут быть обманными. Там, где руки, там и главная линия атаки.
     Их руки соприкоснулись, и руки Николаса оказались сверху. Сендзин, естественно, с презрением отбросил их в сторону. И только он сделал это, как руки Николаса, соединившись, ударили в незащищенную грудь Сендзина, отшвырнув того к стене. Он ударился головой о то место, где еще держался последний осколок зеркала, - и острый край порезал ему лицо. Сендзин дернул головой в сторону, и Николас нанес ему еще один сильный удар в грудь, снова бросив противника на осколок зеркала. Сендзин опять порезался.
     Не давая ему опомниться, Николас ударил снова, но Сендзин не обращал внимания на боль. Искры вспыхнули у него перед глазами, и он с трудом дышал. Ему нужно было хоть чуточку времени, чтобы обуздать боль и остановить кровотечение. Вернуть своему сознанию сосредоточенность, необходимое для использования Тао-Тао.
     Он извернулся, подставив Николасу левое плечо, и, когда тот атаковал его, внезапно поднырнул под его руки и ударил коленом в нижнюю часть живота. Николас упал на колени, и Сендзин, воспользовавшись этим, перелетел через него и помчался вверх по лестнице, туда, где лежала Жюстина, опутанная магией Тао-Тао. Ею можно воспользоваться как живым щитом против нападения Николаса. "...Я НАКЛАДЫВАЮ НА ТЕБЯ ЖЕЛЕЗНЫЕ ЦЕПИ"

***

     Нанги повернулся к Томи:
     - Я хочу поговорить с этим парнем, с Негодяем. У него есть ключ, но я сомневаюсь, что он об этом подозревает.
     Томи кивнула, соглашаясь. Она провела Нанги в комнату для допросов в здании полиции. Прошло уже три дня с тех пор, как Икуза напал на Киллан Ороши в гостиничном номере, но она все еще опасалась за жизнь своего друга. Хотя Икуза и мертв, но кто знает, сколько людей он вовлек в свою операцию. Нанги, в свою очередь, все эти дни был занят на переговорах с "Нами" по поводу судьбы "Сато" и "Томкин". Борьба шла не шуточная, а вполне "монументальная", как он сам говорил.
     - Все, что вы просили, вы найдете там, - сказала она Нанги, а сама пошла за Негодяем.
     Томи никак не могла отделаться от преследовавших ее образов Киллан Ороши и Икузы. Когда она врывалась в комнату гостиницы, больше всего она беспокоилась о своем друге. Она бы никогда не разрешила ему ехать туда вместе с ней, но Негодяй чувствовал свою ответственность за жизнь Киллан. Ему не удалось тогда утащить ее с собой в полицию: она не могла преодолеть своей антипатии к Томи. Киллан отказалась идти вместе с ним с повинной - и с кассетой.
     Бедняга Киллан. Ее залитое кровью лицо, ее дикий крик до сих пор не давал покоя Томи. Сегодня она решила рассказать Негодяю все, что знала о Киллан.
     Вид у него был по-прежнему бледный и испуганный, когда Томи пришла за ним.
     - Она умерла? Так и не оправилась после того, как Икуза ее...
     - Он, конечно, пытался... - ответила Томи, давая знак охраннику открыть дверь камеры.
     Негодяй вышел в коридор, щурясь от яркого света.
     - Ты хочешь сказать, она жива? Киллан жива?
     - Жива.
     Дверь камеры закрылась за его спиной со стуком, и он вздрогнул. Потом нервно рассмеялся. Вид у него был ужасный: как у отпетого наркомана или приговоренного к смерти преступника.
     - Здесь очень быстро теряешь ощущение перспективы, - сказал он, когда они шли по гулкому коридору. - Я знаю, что ты посадила меня сюда для моей же собственной безопасности. Но когда я думаю о глупостях, которые совершил, я очень просто могу вообразить себя засевшим здесь всерьез. - Он сглотнул застрявший в горле комок. - Что со мной будет, Томи?
     - Это будет зависеть от некоторых фактов, - ответила Томи и, увидев его горестное выражение лица, сжалилась и притронулась к его руке: - Да ты не мучайся так. По-моему, ты никаких законов особо не нарушил.
     - Но морально...
     - Мораль - это другое дело, - оборвала его Томи. - Полиция не может арестовать людей из-за этого.
     Негодяй глубоко вздохнул, провел рукой по своим всклокоченным платиновым волосам.
     - А что ты имела в виду, когда сказала, что это зависит от некоторых факторов?
     - Тут есть один человек, который хотел бы поговорить с тобой. Его зовут Тандзан Нанги. Ты слышал о нем, - сказала она, по-особому сжав губы, произнося последние слова. Конечно, Негодяй слышал о Тандзане Нанги. Это на компьютерной системе фирмы Нанги он впервые испытал свой вирус ИУТИР. - Я думаю, что именно от Нанги будет зависеть, как сложится твоя дальнейшая судьба.
     Негодяй застонал, опустив голову.
     Томи ввела своего друга в комнату для допросов. Нанги выключил магнитофон, повернулся, чтобы посмотреть на Сендзи Кикоко.
     - Я только что прослушал всю запись, - сообщил он, отодвигая магнитофон в сторону и придвигая к себе лакированный поднос, на котором стояли три фарфоровых чашки и лежала палочка тростника. Нанги взял в руки тростник. - Я заварил зеленый чай. Сидеть в тюрьме по какой угодно причине - малоприятное занятие. - Его руки ловко двигались, сбивая воду и чайные листья в бледно-зеленый бульон и одновременно вращая чашку. Он пододвинул одну чашку Негодяю. - Угощайтесь, Кикоко-сан, - любезно предложил Нанги. - Выпейте. Расслабьтесь. Нам с вами надо многое обсудить.

***

     Консьержка подала Шизей записку, в которой Сендзин сообщал ей, что снял комнату.
     СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
     А эту записку, вместе с адресом дома на Грин-стрит, которым она заканчивалась, Шизей нашла в женском туалете в холле гостиницы. Прочитав ее, она смяла записку, бросила в унитаз и спустила воду. А потом три дня ждала в гостиничном номере, который снял ее брат-близнец. Три дня лежала в постели, глядя в потолок, или сидела на смятых простынях, свесив ноги с кровати и прислушивалась к приглушенным голосам и взрывам эмоций, доносящимся через стенку справа и слева.
     Время от времени Шизей заказывала по телефону что-нибудь поесть: гамбургеры, мясо по-французски, коку. Через двадцать минут после того, как она съедала чужеземную и неудобоваримую пищу, она бежала в туалет, и ее страшно рвало. А потом лежала в прострации какое-то время, ощущая страдание. И это ее радовало: раз чувствует боль - значит, еще жива.
     Хоть какое-то разнообразие в ощущениях по сравнению с жуткой пустотой, царящей в ее душе, когда она лежала вот так на кровати, закрывшись покрывалом до подбородка, или сидела на краю, натягивая на плечи простыню побелевшими руками, сжатыми в кулаки. Прислушивалась.
     Хлопали двери, голоса за стенкой то затихали, то опять становились громче. Два раза в день мимо комнаты Сендзина, где лежала, сидела или стояла на коленях, прижимаясь лбом к прохладной раковине умывальника, Шизей, державной поступью проходила горничная-мулатка, косясь на табличку на ее двери: ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ.
     Шизей прислушивалась к голосам, которые спорили, беседовали, скулили или смеялись; к звукам телевизионных шоу, викторин и мыльных опер. Это все днем. А по ночам была другая музыка: пыхтение и стоны, ритмичный скрип коек спаривающихся соседей. Все эти звуки доносились сквозь стены ее темницы, где она ждала, полная тревоги и нетерпения, когда же закончится победой той или иной силы борьба, которая шла, не прекращаясь, в ее душе.
     СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
     "Гири". Долг и жажда освобождения боролись в ней. Она нужна Сендзину. Прежде она всегда бросалась по первому требованию на его зов. Но сейчас все было иначе. Только взглянув на нее, он узнает все о Коттоне Брэндинге. Сендзин ее растопчет. Он сразу же попытается подвести черту под их отношениями, страшную черту - как тогда, когда она полюбила студента-юриста Еидзи.
     Шизей встала, направилась в ванную. Там было два зеркала: одно большое, на двери, перед которым одеваются, и другое - поменьше, над раковиной умывальника. Приоткрыв дверь так, чтобы зеркала оказались друг против друга, Шизей встала между ними. Встала и смотрела, не мигая, на себя, на огромного паука, вытатуированного у нее на спине. Паук Сендзина, его наваждение и его спасение. Демоническая Женщина из японских мифов имеет такого же паука на спине. Демоническая Женщина олицетворяет собственные подавленные страхи Сендзина. Пометив таким образом Шизей, он одновременно ликвидировал угрозу для себя со стороны Женщины-Демона и намертво привязал к себе сестру.
     Сендзин рассказывал ей, что Женщина-Демон когда-то была женой рыбака. Они жили вполне обеспеченно, имея большую лодку, на которой муж выходил