. Ему почудилась в тоне Сендзина неуверенность, странная в устах начальника отдела полиции. И, как ни странно, он не почувствовал в нем того, что японцы называют "ХАРА" - внутренняя энергия человека. Очевидно, капитан Омукэ намеренно скрывает какую-то важную часть самого себя.
     Но больше всего его обеспокоила реакция Томи на появление начальника. Ее дух как бы раздвоился, когда он вошел. Нанги пришло в голову, что эти двое скрывают что-то - возможно, романтические чувства друг к другу. Это могло бы объяснить их несколько необычное поведение.
     Сендзин вежливо попрощался и ушел. Оставшись с Нанги, Томи спросила:
     - О чем вы думаете?
     С некоторым усилием Нанги вернулся к делу, которое они обсуждали. Очень интересно, подумал он. Очевидно, от Омукэ исходит какая-то энергия, оказавшая воздействие даже на него.
     Он вернулся мыслью к Николасу и тандзяну.
     - Убийство двух врачей поднимает большее количество вопросов, чем мы можем ответить, - сказал он. - Например, можно предположить, что д-р Ханами был убит только для того, чтобы вернуть Николаса обратно в его кабинет. Но зачем было убивать д-ра Муку? Здесь что-то не сходится.
     - Может, он оказался свидетелем убийства или...
     - А интересно, знали эти врачи друг друга? Не было ли у них общих пациентов?
     - Были, - ответила Томи. - Очевидно, д-р Ханами всегда отправлял к Муку своих пациентов, имеющих проблемы психологического характера, как до, так и после операции. Но здесь никакой зацепки. Сама проверяла.
     - Но все-таки можно предположить, что тандзян является связующей ниточкой между ними. Он знал их обоих.
     - А, возможно, тандзян знал только Муку, - высказала предположение Томи, - а Ханами пострадал из-за того, что лечил Линнера. Ведь узнать о том, что он оперировал его, было нетрудно.
     - Слишком много слов, - пробурчал Нанги, вставая, - и слишком много умозрительных заключений. Пока нет ничего конкретного, за что можно было бы зацепиться. Поэтому нашей задачей является постараться найти нечто конкретное.
     - Если этот тандзян хоть наполовину так хитер, каким Вы его себе представляете, - сказала Томи, - то он уже давно замел все следы.
     - Пожалуй, - откликнулся Нанги, - но тогда, я думаю, настало время пощупать, насколько он хитер.

***

     Шизей не хотела покидать Коттона Брэндинга, но она привыкла подчиняться командам. Не подчиниться было для нее просто немыслимым делом. Ей не привыкать страдать. Страдание было ее постоянным спутником, насколько она себя помнила, и являлось таким же фундаментальным элементом ее бытия, как пища и воздух.
     Шизей придумала какую-то историю, связанную с ее работой. Она не хотела намекать ему, что ей хочется, чтобы он сопровождал ее в Вашингтон. Было бы гораздо лучше, если бы он догадался об этом сам.
     Вот так обстояли дела, когда она возвращалась к их столику в ресторане на открытом воздухе, где они обедали. И когда она села напротив Брэндинга, ее лицо приобрело озабоченное выражение.
     Этого было достаточно, чтобы заставить его спросить:
     - Что-нибудь случилось?
     - Да. На службе требуют, чтобы я вернулась в Вашингтон.
     - Когда?
     Она отвела глаза.
     - Завтра. Это крайний срок.
     Шизей замолчала, и это молчание расползалось, как клякса на чистом листе бумаги. Нехотя пощипывала клешню омара. По правде говоря, есть не хотелось. И это хорошо, потому что Брэндинг всегда все замечает. Он знал ее настроения, как астроном знает фазы луны, и изучал он эти настроения с таким напряженным вниманием, что становилось страшно.
     Ее страх основывался не на том, что он уделял ей слишком много внимания, как это могло бы быть у других в ее положении. Она привыкла, даже точнее сказать, ей нравились эти крайности как в эмоциональной сфере, так и в психологической. Ее страх основывался на том, что она привыкла жить, чувствуя его неустанное внимание. В ней выработалась своего рода зависимость от него, а это уже опасно, потому что, находясь в плену этой иллюзии, Шизей чувствовала себя слабой, ранимой. Она сама дошла до состояния, в которое привыкла приводить свои жертвы. Ей было неуютно в этом состоянии, как в царстве теней.
     Брэндинг допил свое пиво и спросил:
     - У тебя что, даже аппетит пропал?
     Она улыбнулась, пододвинула ему блюдо:
     - Тебе больше достанется.
     Ее глаза следили, как проворно работали его руки, разделывая омара. Шизей оперлась подбородком на сжатые кулачки.
     - Люблю наблюдать, как ты ешь, - сказала она.
     - Правда? - в его голосе прозвучало искреннее удивление. - А почему?
     - Каков человек за столом, таков и в постели, - ответила она. - А тебе самому разве не приходило в голову, как много можно сказать о человеке по тому, как он ест? Каким было его детство? Воспитание?
     - Разве? - он был настроен явно скептически. - Ну и как же меня воспитывали?
     - Ты любил свою маму, - ответила Шизей. - Я полагаю, она ела точно так же, как и ты: аккуратно, получая удовольствие от пищи. Твой отец был обычно безразличен к тому, что ел, а может, любил выпивку больше.
     Брэндинг почувствовал, как у него похолодело в нижней части живота. Он перестал жевать. Шизей рассмеялась:
     - У тебя вид, будто ты на приеме у психоаналитика.
     - А еще что скажешь? - с трудом выговорил он.
     - Можно и еще, - Шизей словно не замечала его напряженного состояния. - У тебя было по крайней мере два брата или сестры. Об этом легко догадаться по тому, что ты привык делиться за столом. Наверно, ты был старшим сыном.
     - Был, - признался он, не сводя с нее глаз. - Да и остальные догадки более или менее верны.
     Она улыбнулась.
     - В этом я никогда не ошибаюсь.
     - Уж не ясновидящая ли ты?
     За иронической интонацией Шизей уловила и вопросительную.
     - Нет, - серьезно ответила она. - Только наблюдатель человеческой природы.
     - Только? - он медленно вытер губы бумажной салфеткой, давая себе возможность оправиться от шока. - Ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе.
     Она покачала головой.
     - Это не так. Я не знаю ни одного твоего секрета, а ты знаешь мой единственный. - Он понял, что она имела в виду гигантского паука, притаившегося у нее на спине. Глядя на одетую Шизей, невозможно было поверить, что татуировка находится по-прежнему на месте, сияя всеми цветами радуги.
     - Но я не знаю главного: каким образом ты заполучила этот секрет!
     - Нам пора идти, - сказала она, отводя глаза.
     - Шизей, - пробормотал он, прикрывая ее маленькую ручку своей рукой. - Извини, если расстроил тебя.
     - Кок, - откликнулась она, и ее ручка моментально повернулась ладонью вверх, отвечая на ласку. - Что бы ты ни сделал, ты никогда не можешь расстроить меня. - Она посмотрела ему в глаза, будто увидав там что-то такое, чего никто, кроме нее, не мог заметить. - Я расскажу тебе об этом, если хочешь. Когда вернусь из Вашингтона.
     Брэндингу не хотелось ждать неопределенное количество времени. Ему вообще не хотелось ждать.
     - Когда ты вернешься?
     Ее молчание он воспринял как ответ, которого опасался.
     - У меня есть идея, - сказал он. - Почему бы мне не закончить свой отпуск прямо сейчас? Хорошенького понемножку. Кроме того, у меня в Вашингтоне куча незавершенных дел. Мои ребята из Джонсоновского института давно требуют новых авансов на проект "Пчелка". Несколько законопроектов ждут не дождутся, когда я ими займусь. А в конце месяца должен состояться обед в честь канцлера Западной Германии. Это одно из важных политических мероприятий, и было бы жаль его пропустить.
     - А как насчет сенатора Хау? Ты как-то обмолвился, что он может использовать наши с тобой отношения против тебя.
     Брэндинг заговорщически прижал палец к губам:
     - Тсс. Предоставь сенатора Хау мне. Я с ним сам разберусь.
     Шизей, у которой на душе немного полегчало, улыбнулась.

***

     Тандзан Нанги столько раз прослушивал секретную запись своего разговора с Кузундой Икузой в бане, что знал каждое слово, интонацию каждого предложения. Стоя под дождем в назначенном месте в парке Узно, он опять прокручивал ее в памяти, поджидая Икузу.
     Он пришел в парк несколькими минутами раньше, чтобы освоиться с изогнутыми дорожками, склонившимися ветками вишни, ровными рядами азалии и рододендрона и почувствовать себя как на знакомой территории. В родном доме, как говорится, и стены помогают.
     Нанги старался не думать о том, что Кузунда Икуза не похож на всех других врагов, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он пытался сконцентрироваться на том, что ему сейчас предстоит делать. За дни, что прошли со времени их первой встречи, Нанги казалось, что он нашел выход из создавшегося положения. Теперь все зависело от того, насколько умно он поведет себя сейчас.
     На одной из боковой дорожек он заметил громадную фигуру Икузы, двигающуюся тем не менее с легкостью поджарого атлета. Нанги потребовалось тридцать секунд, чтобы выровнять дыхание и привести в норму ритм сердца. Это главные условия для четкой работы мысли.
     Они поклонились друг другу, обменялись ритуальными приветствиями, отчего у Нанги немного свело скулы, как от оскомины. Тот факт, что Икуза вновь воспользовался ими, не мог не насторожить Нанги.
     Зонты согласно покачивались у них над головами, когда собеседники прогуливались по аллеям парка.
     - Мы могли бы пойти куда-нибудь еще, - дружелюбно предложил Икуза, - если хотите.
     Нанги не мог не уловить прозрачного намека на его хромоту. - Я люблю дождь. Он вливает новые силы в пожухлую под летним солнцем зелень.
     Икуза слегка наклонил голову, как бы отдавая должное хорошему удару партнера на теннисном корте.
     - Я бы хотел обсудить ситуацию, сложившуюся со времени нашей предыдущей встречи, - предложил Нанги.
     - Она касается Вашего доктора "итеки", Николаса Линнера?
     Ступая ногой на опасную дорожку, Нанги почувствовал, что сердце его все-таки трепыхнулось, несмотря на все предосторожности.
     - Косвенным образом, - ответил он. - Поскольку я прервал отношения с "Томкин Индастриз", мне нужна помощь в управлении предприятием по производству микропроцессоров "Сфинкс".
     - Если Вы спрашиваете моего совета, - сказал Икуза, - то вот он: закройте его.
     - О, я бы закрыл, - откликнулся Нанги, двигаясь с осторожностью, словно по минному полю. - Я и собирался это сделать, поскольку Вы мне не оставили права выбора.
     - Вы правильно поняли мое отношение к этому делу.
     - Выполняя Ваши пожелания, - продолжал Нанги, - я подвел годовой баланс и обнаружил, что доходы выражаются астрономическими цифрами.
     Дойдя до этой критической точки, Нанги замолчал. Двое бизнесменов, неразличимые в своих сюртучках, как две вороны, пронеслись мимо них в сторону выхода из парка.
     - О каких суммах идет речь? - спросил Икуза: гладкая спина акулы, собирающейся схватить наживку, появилась на поверхности моря. - Было бы противно всем законам предпринимательства закрывать столь прибыльное предприятие.
     - Вот и я тоже так подумал, - заискивающим голосом сказал Нанги. - Но что делать? Николас Линнер и его люди - эксперты в этих вопросах. А Вы мне советовали избавиться от них. - Он пожал плечами. - Я думаю так: надо дело делать, что бы мы там ни думали про них и как бы к ним ни относились.
     Рот Икузы покривился в усмешке.
     - Ваши смятенные чувства меня мало волнуют. Но доходы - дело серьезное. Пожалуй, будет глупо закрывать "Сфинкс" на данном этапе.
     - А что прикажете делать? - спросил Нанги. Человек-гора немного подумал. Нанги с замиранием сердца ждал, что тот скажет. Как лисица, он прижался к земле, чтобы не спугнуть добычу.
     - Я предлагаю следующее, - сказал наконец Икуза. - Переводите потихоньку людей Линнера на свой контракт, а потом рубите концы. Таким образом, вы сможете самостоятельно производить свои замечательные процессоры.
     Нанги изобразил на лице, что он серьезно обдумывает эту идиотскую идею. Как прямое, так и косвенное предательство друга не входило в его планы.
     - В том, что вы предлагаете, есть свой смысл, - сказал Нанги. - Но, с Вашего разрешения, у меня есть альтернативное предложение. Давайте пока не трогать Николаса Линнера и его людей, чтобы не давать ему повода обратиться в суд и потребовать возмещения убытков. - Он сделал паузу, чтобы дать Икузе возможность переварить сказанное. - А тем временем я буду работать над слиянием "Сфинкса" с каким-нибудь другим предприятием, имеющим и оборудование, и опыт в производстве процессоров. Наши люди быстро освоят новую технологию, не вызывая подозрения.
     - А как насчет Линнера? Он, наверно, этого дела так не оставит.
     - Если он будет выражать недовольство по поводу нового объединения, я ему просто скажу, что в связи с растущими доходами предприятию необходимо расширяться.
     Если его дивиденды не пострадают, он не будет противиться.
     - Не нравится мне, что Линнер остается в руководстве, - тон Икузы был настолько агрессивен, что Нанги подумал: нет, его план все-таки не сработал. - Ваше предложение может быть признано приемлемым, если "Нами" сама подберет фирму, с которой мы сольем "Сфинкс". В таком случае можно будет гарантировать лояльность тех, кто получит доступ к новой технологии.
     - Я предвидел Ваше предложение, - сказал Нанги, вынимая из внутреннего кармана пиджака свернутый лист бумаги. - Я взял на себя смелость подготовить список фирм, которые могут подойти для наших целей.
     - "Нами" не нравится, когда ей навязывают что-то, - недовольно буркнул Икуза.
     Нанги пожал плечами.
     - Но Вы можете просто взглянуть на список и высказать Ваше мнение по поводу предложенных кандидатур.
     Это понравилось Икузе. Он опустил взгляд на список и скоро с довольным видом кивнул:
     - Пожалуй, в Вашем списке есть фирма, которая может удовлетворить требованиям "Нами". Это "Накано Индастриз", которую мы считаем вполне приличной. Если Вы сможете убедить президента фирмы в пользе такого союза, "Нами" не будет возражать против проведения Вашей идеи в жизнь.
     Чувствуя, что удача сопутствует ему, Нанги предложил: - Может, Вы возьмете на себя труд переговорить с президентом "Накано" обо всем этом, Икуза-сан?
     - Ну что ж, Кен Ороши мой хороший знакомый, - ответил Икуза. - Время от времени мы с ним встречаемся на площадке для гольфа. - Он задумчиво кивнул. - Постараюсь сделать для Вас что смогу.
     Они приближались к выходу из парка. Сквозь прутья забора блестел лощеный бок черного "Мерседеса". Человек-гора повернулся к Нанги: - Я недооценил Вас при первой встречи, Нанги-сан. Ваше предложение было очень здравым. Я думаю, оно встретит поддержку у "Нами". Она ценит Вашу лояльность.
     Икуза быстрыми шагами направился к выходу. Но только когда черный "Мерседес" влился в поток машин и исчез из виду, Нанги позволил себе вздохнуть с облегчением. Он одержал трудную победу и мог по праву гордиться этим.

***

     Жюстина лежала на спине, уставившись на игру теней на сводчатом потолке, создаваемую деревьями, обступившими дом со всех сторон. В этот ранний час, когда утро отвоевывает у ночи плацдарм за плацдармом, эти тени, казалось, жили своей собственной жизнью. Во времена сегуната Токугавы, как ей рассказывал Николас, даже сам правитель страны, бывало, нанимал ниндзя, чтобы заставить непокорных вассалов подчиниться его воле - даже если эта воля шла вразрез с кодексом самурайской чести. И вот нанятый ниндзя висел между балками, как паук, дожидаясь, когда его жертва уснет. А потом бесшумно спрыгивал на татами и обвивал его шею шелковым шнуром или, предварительно оглушив, взваливал на плечи и исчезал среди теней.
     Так было в Японии в XVII веке. Но некоторые вещи здесь так и не изменились. Вот в этом и состоит главное отличие между Японией и Америкой. В Америке все постоянно изменяется.
     А здесь до сих пор существуют ниндзя. Жюстине это хорошо известно. Сама замужем за одним из них.
     Николас.
     Одной мысли о нем было достаточно, чтобы слезы полились у нее из глаз. Вытирая глаза, она села в кровати и, закрывшись одеялом до подбородка, выругала себя за такую слабость. Ее отец хотел иметь сына. Вместо этого жена родила ему двух дочек. Если бы я родилась мальчиком, подумала Жюстина, я бы не была такой слабой. Но даже думать так было проявлением слабости. Нанги тоже говорил ей об этом.
     Жюстина всегда с нетерпением ждала их регулярных - два раза в неделю - уроков японского образа жизни. Нанги рассказывал ей о роли женщины в японском обществе: как она ведет семейный бюджет, выдавая мужу деньги на карманные расходы, как свекровь организует жизнь семьи, командуя невестками и сыновьями, как гейши утешают могущественных японских политиков и промышленников, когда те, напившись в стельку, плачут у них на груди, как малые дети. И как те же гейши дают дельные советы этим же мужчинам по вопросам управления государством и экономикой.
     Постепенно Жюстина начинала понимать Японию и людей, населяющих эту страну. Она была очень благодарна Нанги и удивлялась его участливому отношению. Объяснения, что он выступал в роли Пигмалиона потому, что она была женой его друга Николаса, было недостаточно. Видя, как он молится в церкви, она поняла, что Нанги полон христианского участия к ближнему, которое и в Америке-то редкость. А здесь, на чужой земле, это просто чудо.
     Жюстина понимала, что Нанги и общение с ним были единственным, что скрашивало ее жизнь здесь. Николас куда-то исчез - один Бог знает, где его носит. Он пытался ей что-то объяснить, уходя, но она ничего не поняла, будто потеряла способность понимать по-английски. Она знала только одно: на него было совершено нападение, и, надо полагать, оно не будет последним. Но кто это был?
     Тандзян.
     Слово вызвало у нее дрожь. Николас и Нанги говорили, что и Акико была своего рода тандзяном, но что этот наиболее опасная разновидность.
     - О, Ники, - прошептала она, - как я молю Бога, чтобы он защитил тебя.
     Она стала ходить в церковь, потому что чувствовала, что нуждается в духовной поддержке, а даже общение с Нанги не дает ей душевного покоя. Что-то с ней случилось
     Она ходила в церковь Св. Терезы, хотя другие христианские храмы были и поближе к ее дому. Там она часто видела Нанги. Месса была своего рода возвращением к дням детства, когда мать водила ее в церковь. Правда, Жюстина никогда в те дни не испытывала ни тепла, ни чувства защищенности в храме Божьем, и позднее она поняла почему. Мать водила их с Гелдой - старшей сестрой - из чувства долга, потому что в свое время и ее мать делала то же самое. Сама она ничего не чувствовала во время мессы, и поэтому две ее дочери тоже выросли без Бога.
     И вот теперь, в момент кризиса, Жюстина стала ходить в церковь, ища утешение в ритуалах, которые Господь велел своим детям блюсти. Но никакого утешения она там не получала. Храм Божий как был для нее пустым местом, так им и остался.
     Часто во время службы она была невнимательна. Ей очень хотелось в такие моменты подойти к Нанги и шепнуть ему что-нибудь на ухо. У нее была невероятная потребность поговорить хоть с кем-нибудь.
     Здесь, в Японии, в этот неуютный час, когда тьма все еще не сдает позиции, когда Николас в смертельной опасности, она просто не знала, куда себя деть.
     Одна со своими страхами. С воспоминаниями. Вот одни из них - о том, что было после того, как Николас что-то говорил о сэнсэе, обучавшем Акико магии, и который, по-видимому, был тандзяном. После того, как Нанги ушел, они остались вдвоем в этом старом просторном доме.
     Николас и Жюстина. И напряженность, висящая в воздухе, как фантом в сгущающихся сумерках.
     Они взглянули друг на друга.
     - Есть хочешь? - спросила Жюстина. Он покачал головой. - Как я выгляжу?
     - Сказать правду? - Когда он кивнул, она села на край кровати. - Ты страшный, как черт, но такой же красивый.
     Он закрыл глаза, как будто слова ее были зримыми, а он не хотел на них смотреть. - Между нами была размолвка, верно?
     - Это неважно. То, что ты сейчас...
     - Нет, важно,