Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
в центре которой они и двигались вниз. Стоя почти вплотную к Челесте, Николас вдыхал исходящий от нее запах: едва уловимый аромат жасмина и корицы, смешивающийся с запахами розмарина, мяты, туалетного жидкого мыла для ванн и шампуня. Ему представилось, что его тянет к ней морским приливным течением. Приливы и отливы были для него такими же привычными, как пульс крови в его венах.
Удерживая себя от того, чтобы прижаться к ней, Николас подумал о Жюстине. Разлука внесла ясность в их отношения. Долго скрываемые печаль и страдание превратились в чувство обиды и злости. Он понимал теперь, что они оба были травмированы смертью их дочери в младенческом возрасте, хотя это и могло проявляться в совершенно различной форме. Он осознавал, что, настаивая на том, чтобы они остались в Японии, он осложнил отношения с женой, хотя его единственным помыслом было сделать ее более счастливой. Но это не вся правда? Какую роль сыграли его эгоизм, его непреклонное стремление достичь кокоро, сердца всего сущего? Тайны Тау-тау поглотили его, он знал это. А теперь он должен пожинать последствия своей одержимости. Цена правды всегда была высокой.
Спустившись в зал гостиницы, они направились в маленький ресторанчик со столиками светло-пепельного цвета, стульями черного дерева и металлическими диванчиками, покрытыми кожей. Справа от места, где они сели, находился крошечный дворик, в который проникал солнечный свет, не задерживаемый ни веткой дерева, ни стоком крыши. Светлая галька, омываемый водой валун и миниатюрные кипарисы Хиноки создавали ощущение пребывания в Японии. Но все это было задумано и исполнено западным садовником по схеме, придававшей большее значение форме, чем пониманию существа отдельных элементов. И все же это незамысловатое слияние элементов природы вызвало у Николаса ностальгию по Востоку, где эмоции, согласно учению "тао", скрываются под покровом ритуалов, привычек и символики.
- Мне не очень хочется есть, а вам? - спросила Челеста.
- Мне тоже.
Она сделала заказ. Ее французский был превосходен. Добравшись до истинной правды, Николас почувствовал облегчение. Вместо печали по поводу своей прошлой жизни или будущих событий в нем медленно нарастало волнующее чувство, что к нему вновь возвращаются его жизненные силы. Толчком послужило это рискованное путешествие. Оно помогло ему осознать, что стоит жить на свете. Только теперь он начал отдавать себе отчет, насколько далеко он удалился за последние годы от своего личного центра во Вселенной.
- Как далеко? - произнесла она.
- Что вы сказали? - переспросил он удивленно.
Мгновенно его внимание вновь вернулось к Челесте.
- Я думала о том, как далеко вы были от меня. Он улыбнулся, почувствовав облегчение после объяснения Челесты. На какое-то мгновение Николас представил себе, что она читала его мысли. Он разломил булочку и положил на нее джем.
- Я не отказался бы от еще одной чашечки кофе, - сказал он.
У Николаса внезапно возникло ощущение, что она хотела бы растормошить его, распахнуть, как дорогую пудреницу, чтобы взглянуть на себя в новое зеркало. Но ограничивался ли ее интерес к нему простым любопытством? Было очень странно, что даже после их совместных приключений он чувствовал себя почти таким же далеким от нее, как и в ночь их первой встречи с венецианскими масками на лицах. Николас обычно легко разбирался в людях, проникал через их внешнюю оболочку, но с Челестой дело обстояло иначе - каждый его шаг к сближению вызывал в какой-либо форме отталкивающий шаг с ее стороны.
Он опустил два небольших кусочка сахара в черный кофе, размешал и стал с наслаждением пить маленькими глотками.
Она слизала муку, прилипшую к кончикам ее пальцев, положила локти на светлый ясеневый столик, наклонилась близко к нему и спросила:
- Вы действительно считаете, что эта компания "Авалон Лтд" является ключом, который дал нам Оками-сан?
Перед его взором возникла Челеста на vaporetto в Венеции. Холодный ветер дул ей в лицо с такой силой, что выдавливал из ее глаз слезинки, струились ее роскошные волосы. Вначале гнев овладел ею, потом она обвила его как змея, а он, не зная о ней ничего, раздумывал, является ли это действительно простым распутством.
- Давайте разберем последовательно то, что мы обнаружили в кабинете Оками-сан, и куда шаг за шагом это нас привело. Оками - аккуратный и чрезвычайно умный человек. Я считаю, да, это - преднамеренная подсказка нам.
- А что, если это в самом деле ключ, но его оставил нам не Оками-сан?
- Такая возможность также приходила мне в голову, но мы этого не узнаем, пока не побываем в "Авалон Лтд".
Челеста взглянула на остатки их завтрака.
- Вы не думаете, что если до него добрался убийца, то теперь Оками-сан уже нет в живых?
- Только в том случае, если враги Оками не хотят от него ничего другого, кроме как избавиться от него.
По ее лицу пробежала дрожь. Николас не мог бы сказать, было это от страха или от радостного возбуждения.
- Вы говорили мне, что Оками никогда ничего не записывал, - обратился он к ней. - Все, над чем он работал, хранилось только в его голове. Поэтому вполне резонно ожидать, что его врагам, прежде чем убивать его, нужно вытащить из него секреты.
- Вы уверены в этом?
- Это то, что бы я сделал на их месте.
- Бог мой, какой вы хладнокровный! - воскликнула она, отвернувшись от него и уставившись на темно-зеленые маленькие кипарисы. Вновь он почувствовал исходящее от нее странное чередование притяжения и отталкивания, которого он не мог понять.
- Послушайте, Челеста, если мы не сможем рассуждать без эмоций, у нас будет очень мало шансов помочь Оками.
Она молча кивнула головой, но ее взгляд оставался мрачным и непроницаемым.
Николас видел, что наступило время, когда им пора уже идти. При выходе из гостиницы он спросил у швейцара адрес компании "Авалон Лтд". Тот посмотрел в справочник, записал адрес на листке бумаги и передал его Николасу вместе со сложенной картой города. На обратной стороне карты была схема метро. Швейцар прочертил на схеме путь, по которому должны были следовать Николас и его спутница.
Сойдя на станции метро "Рю де Бак", они пересели на линию № 12 и проехали три остановки до площади Согласия. Теперь они находились на правой стороне Парижа. Пересев на линию №1, они поехали в восточном направлении.
- Что вы знаете о связи якудза с мафией, о которой говорил мне Оками-сан?
- Думаю, что если бы я знала об этом так много, как знает Оками-сан, то за мной также охотились бы.
Челеста повернулась и посмотрела на рекламу "Галери Лафайетт", известного парижского универмага.
- Он рассказывал вам о Годайсю?
- Да, а что?
- Он говорил, что Годайсю является его собственным созданием? - Николас пристально смотрел на нее.
- Нет, не говорил ничего подобного.
- Название "Пять континентов" очень подходит к международному конгломерату, опутавшему весь земной шар. Он должен был быть законным во всех отношениях. Это путь, который избрал Оками-сан, для того чтобы сохранить остатки якудза от полного уничтожения в связи с растущим контролем правительства. Силой своего характера и занимаемого им положения он убеждал узкий совет, состоящий из оябунов, пойти по предложенному им пути. Но одни проявили колебания, другие враждебно относились к этой идее.
- Да, Оками говорил мне, что они боялись потерять то огромное влияние и власть, которые давало им беззаконие.
Челеста кивнула головой.
- Ходил слух, что Кайсё стал слишком стар и перестал быть полезным, что все в большей степени он уходил в мир, создаваемый его собственным воображением.
- Вы хотите сказать, что совет посчитал его слишком дряхлым? - уточнил Николас.
- Во всяком случае, так говорили.
Конечно, она не считала, что Оками одряхлел.
- Растущее с их стороны отчуждение, - продолжала она, - заставило Оками-сан пересмотреть свой план действий. Кто-то постоянно чинил препятствия исполнению его приказов, так что в отчаянии он стал менять свои связи, заключал сделки за спиной Годайсю, начал фактически действовать против их стремления сохранить их незаконную империю. Теперь война идет в открытую.
- У вас есть какие-либо предположения о том, кто отдал приказ убрать Оками?
- Это меня и беспокоит, что я никого не подозреваю. Но мне часто снится один и тот же сон - я обнаруживаю, что все оябуны Годайсю заключили против него заговор и сам Оками-сан не может справиться с ними.
- Возможно ли это теперь, когда враждебные действия совершаются в открытую?
- Сомневаюсь. Некоторые оябуны слабее других, существуют подгруппы, основанные на гири. Все же я думаю, что есть один оябун, который убеждает других в необходимости убийства Оками-сан. Это тот, кто контролирует Годайсю. Несмотря на мои параноидальные сновидения, я не могу представить себе, чтобы все оябуны из узкого совета выступили против Кайсё, как бы сильно они ни были настроены против его планов.
- Тогда я должен найти того, кто осмелился сделать это, - заявил Николас. - А для этого необходимо вернуться в Японию. Но не раньше чем я удостоверюсь, что с Оками все в порядке.
- Вы сможете определить, что Оками-сан в полном порядке? Вы ведь медиум.
Николас постепенно стал понимать ее подход к нему, и внезапно ему представилось, что он нашел ответ на вопрос, который он раньше задавал себе.
- Давайте сразу уточним - никакой я не медиум, - твердо заявил он. - Я не предсказываю будущее и не занимаюсь изгнанием злых духов, я не вызываю привидений.
- Но вы можете чувствовать вещи, - настаивала Челеста. - Вы знали, что Оками не было в его дворце, вы видели проклятую маску Домино еще до того, как мы нашли ее.
- Все, что я могу делать, - это использовать некоторые основные законы природы. Она находятся на расстоянии световых лет от квантовой физики, трехмерной геометрии или какой-либо другой науки, которую изобрели люди, чтобы внести хоть какой-то порядок в окружающий хаос.
Поезд метро затормозил, подъезжая к остановке. Как обычно, пассажиры входили и выходили, что затруднило на время разговор. Когда поезд снова был в пути, Николас продолжил.
- Вероятно, понятия Тау-тау ближе всего подходят к математике, которую человек создал, бессознательно переведя пульсацию Вселенной в язык, который он был способен понять. Музыка, будучи универсальным видом искусства, также основана на математике.
- Ритм в атмосфере как раз перед тем, как появился мост Канфа, - уточнила Челеста.
- Да, правильно.
Они вышли на станции "Сент-Поль" и, выйдя на улицу, очутились в центре района Марэ.
Челеста хранила молчание, но Николас мог снова ощущать, что от нее исходят какие-то волны, вызывающие беспокойство, как бывает у водителя, быстро переключающего рычаг автоматического управления автомобиля с позиции "движение" на "обратный ход" и снова на "движение".
У Марэ была любопытная история. Первые поселенцы появились здесь в средние века. Проходивший через район рукав Сены затоплял его. Отсюда и возникло сохранившееся до сих пор название - болото. В районе бушевали болезни. В XIII веке монахам удалось отвести воду и превратить район в пригодный для жизни. Через столетие на какое-то время его занял Чарльз Пятый, и район стал модным. Но, когда во времена Первой Империи аристократия выехала и перебралась в более дорогие дома в Фабург Сен-Жермен, район пришел в запустение и был занят евреями, превратившими его в торговую часть города.
Все это Николас поведал Челесте, когда они шли к площади Вогезов, наиболее известной части этого района.
- Откуда у вас все эти познания о Париже?
- Я провел здесь год, создавая французское отделение одного рекламного агентства, в котором работал.
- Вы - в рекламе? Трудно себе это представить.
- Поверьте мне, я и сам не могу этого понять.
Некоторое время они шли молча. Затем Челеста обратилась к нему:
- Для вас этот год был тяжелым, не так ли?
Он был поражен точностью ее слов, но потом вспомнил, что люди бессознательно подают различные сигналы тоном своего голоса, выражением лица или жестами. Несомненно, она что-то уловила.
- Да, - подтвердил он задумчиво, - но это не имеет никакого значения для дела.
- Женщина?
Он взглянул на нее.
- Может быть, вы хотите рассказать мне о ней?
Челеста рассмеялась, покраснев.
- Бог мой, конечно нет. Я не представляю себе...
- Вы сказали, что это была женщина.
- Нетрудно догадаться, - заметила Челеста, но при этом она выглядела рассеянной и смущенной.
Они были теперь на расстоянии одного квартала от площади Вогезов, и продовольственные лавки, куда ходил рабочий люд, уступали место магазинчикам с одеждой и обувью, устаревшего вида киоскам, где продавались канцелярские товары, открытки, акварельные рисунки и тому подобное, а также изредка антикварным магазинам.
Внезапно Челеста вздрогнула и ухватилась за Николаса.
- Это - он! - сказала она хрипло. - Вон там. Этот человек следил за нами в Венеции. Он прячется в переулке! За этим человеком мы тогда шли, и он чуть не захватил нас на мосту Канфа.
Николас повернулся и поспешил в указанную ею улочку. Он пока не беспокоился, так как был уверен, что она ошиблась. Конечно, если бы там был тот человек, он почувствовал бы исходящее от него излучение внутренним чутьем, натренированным по системе Тау-тау.
Узкая улочка представляла собой скопление магазинчиков с опущенными на витрины тентами. Солнце освещало только верхние этажи зданий, а сама улица оставалась в глубокой тени. Николас пробирался через поток людей, а его глаза и все внимание были сосредоточены на поиске Мессулете. Его облик хорошо запечатлелся в его памяти. Он видел его лицо, когда ветер сбил с него шляпу и тот наклонился, чтобы поднять ее. Это было типично восточное лицо с кожей цвета бронзы, сжатыми губами, родинкой на губе в уголке рта. Николас не заметил никого, кто подходил бы под это описание. Он не чувствовал ничего, никаких сигналов бедствия ни физически, ни психически.
После того как Николас тщательно исследовал вдоль и поперек всю улочку и никого подозрительного не заметил, он вернулся на место, где стояла Челеста, крепко прижавшая кончики пальцев к своим вискам. Они даже побелели от напряжения.
- Я не смог его найти, - сказал он. - С вами все в порядке?
- Просто небольшая... головная боль. - Она тряхнула головой. - Извините. Мне, очевидно, видятся призраки.
Однако в ее глазах ощущалось беспокойство то ли от боли, то ли от сомнений. Он не мог этого решить.
Сконцентрировав на ней свои мысли, он почувствовал, что исходящие от нее импульсы ускользали от него как туман, стелющийся по земле в холодное влажное утро. Он так и не смог определить, что она сейчас чувствовала.
Николас взял ее за руку, вывел обратно на широкую улицу Сен-Антуан, где было солнце и веселые толпы людей. Было очевидно, что ее потрясло произошедшее, и ему хотелось каким-то образом отвлечь ее, вернуть ей прежнее настроение. Николас решил рассказать ей о том годе, который он провел когда-то в Париже.
- Женщину, которую я встретил здесь в прошлом, звали Милен, - начал он, когда они пошли по улице. - У нее были такие же, как у вас, рыжие волосы. Я влюбился в нее и чуть не женился.
- Что же случилось? - взглянула она на него.
Николас заметил, что в глазах Челесты вновь появилась какая-то отрешенность. К счастью, ему удалось быстро привлечь к себе ее внимание.
- Наши отношения вышли из-под контроля, - продолжал он. - Мы оба не понимали себя, не говоря уже о других. В результате мы или занимались любовью - в любое время суток, любым вообразимым способом... а таких было немало - или же вцеплялись друг другу в горло. В конце концов мы истощили себя эмоционально и физически. Нам уже некуда было идти дальше.
- И чем все это закончилось?
Николас увидел арку, которая вела к величественной площади Вогезов с недавно реставрированным парком, окруженным особняками различных оттенков розового и кирпичного цвета с галереями на уровне улиц, где магазины и рестораны выставляли свою продукцию для покупателей и посетителей.
- Плохо, - ответил он. - Были слезы, махание кулаками, ругань, крики и, наконец, дикое совокупление. Это нельзя охарактеризовать как любовную утеху. С этим чувством мы покончили уже задолго до того. Нами руководила ярость и, думаю, в значительной степени страх перед тем, что мы будем делать друг без друга.
Он улыбнулся ей, хотя воспоминания, которые он долгое время прятал в себе, были мучительными.
- Конечно, мы оба собирались жить. Но в те дни ни один из нас не представлял себе достаточно хорошо, как это делать.
- Звучит как сценарий кинофильма.
- Вероятно, так. Нас как бы оторвал друг от друга ураган.
- И вы никогда больше ничего о ней не слышали?
- Нет.
Они прошли на площадь Вогезов через южный вход. Сразу весь суетный Париж как бы исчез за ними в тумане. Их окутало умиротворяющее спокойствие окруженного колоннадами парка. По дорожкам бегали, смеясь, детишки. Около одного из фонтанов выстроилась группа людей, и фотограф снимал ее. Молодая парочка в центре хихикнула, когда вспышка осветила их, и все стали хохотать, не обращая внимания на призывы фотографа соблюдать спокойствие.
- Посмотрите! - воскликнула Челеста. - Это молодожены!
С приличного расстояния они стали смотреть, как молодая пара чинно поцеловалась перед камерой, а затем, уступив настойчивым просьбам своих друзей и родственников, молодожены бросились друг другу в объятия, и вспышки фотографа последовали одна за другой.
- Это запомнило мне о свадьбе моей сестры, - заметила Челеста.
Она выглядела почти успокоившейся, как будто, спрятавшись здесь, она могла забыть испугавшее ее видение Мессулете.
- Свадьба проходила на открытом воздухе. Я помню, с утра шел дождь, и мы все пришла в отчаяние. Но за час до начала церемонии тучи рассеялись и выглянуло солнце. На какое-то время появилась радуга, к фотографу удалось сделать снимок молодой пары на ее фоне.
Свадебная группа распалась, и ее участники покинули площадь. Николас и Челеста направились к одной из галерей.
- Я часто думаю, что тот золотой день был самым замечательным в жизни моей сестры, - сказала задумчиво Челеста. - Все казались такими беззаботно счастливыми. Но, возможно, теперь я уже не помню всего так, как это было на самом деле. - Она пожала плечами. - Дело в том, что я не считаю, что она очень удачно вышла замуж, - грустно улыбнулась Челеста. - Но надо учесть, что моя сестра очень своенравная, а вы знаете представления итальянских мужчин: женщина должна знать свое место и все прочее. Мой отец обычно говорил, что сестра слишком шикарна и что это не принесет ей ничего хорошего.
- А что он думал о вас? - поинтересовался Николас.
- О, говорил он, ты другая, Челеста. Ты умная. Теперь ум - это такая черта женщины, с которой мужчина может смириться.
Николас рассмеялся, но он видел, что для нее это было не смешно. Впервые у него промелькнула мысль, что ее отношения с отцом не были безоблачными.
- Так что в некотором отношении ваш отец был старомодным итальянцем.
- Нет, он был венецианцем, а это совсем не одно и то же. В нем текла кровь карфагенянина, жителя греческих островов и бог знает еще кого. Из того, что мне удалось узнать от него, я поняла, что он полагался на мнение и советы моей матери. Она была необыкновенной женщиной, так любил говорить мне мой отец, наполняясь гордостью за себя... и за нее. - Она опустила голову, но он успел заметить, как затуманились ее глаза. - Она погибла при пожаре. Было много людей: соперников отца, суеверных женщин, которых пугал ее отход от того, что, по их мнению, было естественным порядком, которые верили, что ее лишил жизни Бог или священнике, что она умерла, как еретик на костре.
- Когда это случилось?
- Мне еще не было и года.
Тенты, спускавш