амураев  против  правительственных  войск.  Регулярная
армия, вооруженная ружьями и артиллерией, легко разбила самураев.
   - Ну конечно! - воскликнул Николас. - Восстание в провинции  Сацума.  Мне
никогда это не приходило в голову. - Он сорвал  травинку.  -  Это  ведь  был
последний самурайский мятеж?
   - Да, последний.
   Полковник поднялся. Он наконец почувствовал в себе силы увидеть печальное
лицо Цзон.
   Они вышли из парка. Густая закатная дымка расплывалась по небу, как пятно
крови по промокательной бумаге.
   Ночью им обоим снилась смерть Ханситиро, но каждый видел ее по-своему.

ТРЕТЬЕ КОЛЬЦО

КНИГА ВОДЫ

I

Нью-Йорк - Уэст-Бэй-Бридж. Нынешнее лето.

   Серые бетонные громады Манхэттена заливало яркое июльское солнце.  Воздух
был липким, и Николас чувствовал, как через  тонкие  подошвы  мягких  летних
туфель к нему подбирается зной.
   Он стоял на тротуаре Седьмой авеню рядом с модернистским  шатром  Мэдисон
Сквер Гарден и вокзалом Пенн. Глядя на это  сооружение  Николас  думал,  как
быстро оно перестало казаться  современным.  Через  улицу  возвышался  отель
"Статлер  Хилтон",  а   неподалеку   от   него   красовался   отвратительный
пластмассово-стеклянный фасад кафе "Макдональдс".
   Николас  рассеянно  смотрел  на  потоки  машин,  накатывающих   стальными
волнами. Он думал о вчерашнем  позднем  телефонном  звонке.  Голос  Винсента
обрушился на него страшным ударом. Терри и Эйлин  убиты.  В  это  невозможно
поверить. Никто не мог пробраться в дом Терри и застать его врасплох.  Тогда
как же это произошло?  От  Винсента  было  трудно  чего-то  добиться.  Когда
Николас стал настаивать, тот просто повторил свою просьбу приехать  в  город
первым утренним поездом и ждать у входа в вокзал  Пенн  со  стороны  Седьмой
авеню.
   На небе не было ни облачка, и солнце опаляло  улицы  безжалостным  огнем.
Рубашка Николаса прилипала к телу. Он провел руками по  волосам  и  пожалел,
что не подстрижен покороче. Зажегся красный свет, движение  остановилось,  и
удушливый воздух повис неподвижной тяжелой шторой.
   Его должен был встретить не Винсент, а лейтенант сыскной полиции Кроукер.
Лью Кроукер. Николасу показалось, что он уже слышал это имя. Теперь  у  него
было больше времени на чтение "Нью-Йорк таймс ".  Ну  да,  убийство  Дидион.
Газеты, даже обычно солидная "Таймс", превратили его в  сенсацию.  Наверное,
потому, что это случилось в  новом  фешенебельном  жилом  массиве  на  Пятой
авеню. Дело поручили Кроукеру. Видно, он был чей-то любимчик; газеты  извели
на него массу бумаги,  но  особенно  усердствовало  телевидение  в  вечерних
выпусках новостей.
   Зажглись зеленые огни, и снова ожил сумасшедший поток  машин,  в  котором
тон задавали желтые такси. Неожиданно из  этого  хаоса  вынырнул  сверкающий
черный лимузин с затемненными стеклами и мягко остановился у тротуара  рядом
с Николасом. Открылась задняя дверь, и последовал приглашающий жест.
   -  Садитесь,  мистер  Линнер,  -  послышался  звучный  голос  из  глубины
лимузина.
   Пока Николас колебался, передняя  дверь  бесшумно  распахнулась,  из  нее
вышел плотный человек с коротким ежиком темных волос, в строгом  темно-синем
костюме, и проводил его в машину. Обе двери захлопнулись  с  мягким  звуком,
какой бывает только у очень дорогих автомобилей, и лимузин  снова  влился  в
общий поток.
   За окнами бесшумно скользил город. Покрытый серым бархатом салон был явно
сделан на заказ - такого не увидишь среди  выставочных  образцов.  В  машине
царили прохлада и полумрак,  как  в  дорогом  баре.  Даже  вибрации  мощного
восьмицилиндрового двигателя почти не ощущались.
   Кроме Николаса, в лимузине находились три человека: водитель, рядом с ним
широкоплечий человек в  темно-синем  костюме  и  еще  один  высокий  крепкий
мужчина в безукоризненно  элегантном  летнем  костюме.  Последний  сидел  на
заднем сидении и теперь пристально разглядывал Николаса.  Крупная  голова  с
немного выступающим подбородком, крутой лоб, короткие седые волосы, впалые с
оспинами щеки и глубоко посаженные голубые глаза под  кустистыми  бровями  -
все это придавало ему несколько агрессивный вид. Николас подумал, что  этому
человеку пришлось принимать немало тяжелых решений, и всякий раз он  выходил
победителем. Пожалуй, он мог быть генералом.
   - Хотите выпить? - послышался властный голос  рядом  с  Николасом.  Синий
костюм на переднем сидении мгновенно повернулся к ним вполоборота и  положил
руку на бархатную спинку сидения. В этом жесте Николас почувствовал  скрытую
угрозу и подумал: что же могло задержать лейтенанта Кроукера?
   - Бакарди с лимонным соком, если можно.
   Синий костюм открыл  маленькую  дверку  в  центре  переднего  сидения,  и
Николас услышал звяканье льда в бокале. Он оставался спокойным, хотя понятия
не имел, кто эти люди. Нужно было попытаться разговорить человека на  заднем
сидении.
   - На фотографиях вы выглядите совсем по-другому, - заметил  тот  с  явным
оттенком неудовольствия.
   Когда синий костюм протянул руку, чтобы налить ром, Николас заметил,  что
у него под мышкой поблескивает  револьвер  в  замшевой  кобуре.  Он  перевел
взгляд на окно. Город казался Николасу бесконечно далеким.
   - Это совершенно естественно, - сказал он.  -  У  меня  никогда  не  было
хороших фотографий. По крайней мере, я таких не видел.
   - Пейте, - посоветовал синий костюм.
   Николас протянул руку через открытую перегородку и сразу  же  понял,  что
сейчас произойдет. Как ни странно, он не стал этому противиться.  Человек  в
синем костюме поднял бокал, а второй рукой схватил  запястье  Николаса.  Это
молниеносное  движение  было  в  глазах  Николаса  достаточно  медленным   и
неуклюжим. Он знал тысячу способов, чтобы его предупредить, но тем не  менее
равнодушно наблюдал, как синий костюм сжимает его запястье, не сводя глаз  с
ребра его ладони, твердого, как кость. Наконец синий  костюм  поднял  глаза,
кивнул человеку, сидящему рядом с Николасом, и подал Николасу бокал.
   Николас сделал глоток и решил, что коктейль вполне приличный.
   - Вы удовлетворены?
   - Теперь я убедился, что вы - тот человек, которого я искал.
   - Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас, - заметил Николас.
   Человек пожал плечами.
   - Так и должно быть.
   - Возможно - с вашей точки зрения.
   - Другие точки зрения, мистер Линнер, значения не имеют.
   - Не возражаете, если я закурю?
   Николас протянул правую руку к карману брюк,  и  в  ту  же  минуту  синий
костюм напрягся и покачал головой.
   - Вы этого не хотите, мистер Линнер,  -  заявил  сосед  Николаса.  -  Уже
полгода как вы бросили курить. - Он  хмыкнул.  -  И  правильно  сделали.  Вы
курили слишком крепкие сигареты - это настоящее самоубийство.
   Такая осведомленность произвела впечатление на Николаса. Кто  бы  ни  был
этот человек, он не дилетант.
   - Известно ли вам, мистер Линнер,  что  сигареты  с  высоким  содержанием
никотина разрушают вкусовые точки? - Незнакомец кивнул,  словно  подтверждая
собственные слова. - Это факт. Соответствующее исследование было проведено в
университете  Северной  Каролины.  -  Он  улыбнулся.  -   Забавно,   правда?
Университетский городок буквально окружен табачными плантациями.
   - Никогда не слышал о таком исследовании, - сказал Николас.
   - Разумеется. Результаты пока держатся в  тайне.  Они  будут  оглашены  в
октябре, на ежегодном съезде производителей табака в Далласе.
   - Вы, похоже, хорошо в этом разбираетесь.
   -  Еще  бы,  -  рассмеялся  незнакомец.  -  Ведь   я   финансировал   это
исследование. - Он отвернулся и погрузился в свои мысли.
   - Что вам известно обо мне? - спросил Николас Теперь он был почти уверен,
что уже видел это лицо.
   Собеседник повернулся к нему, обжигая колючим взглядом.
   - Вполне достаточно, чтобы возникло желание потолковать с вами с глазу на
глаз.
   Теперь Николас вспомнил.
   - А я вас сначала не узнал. Никогда не  видел  вас  без  бороды.  Человек
улыбнулся и потер чисто выбритый подбородок.
   - Согласен, это сильно меняет внешность. Вдруг  дружелюбие  сошло  с  его
лица, и оно стало каменным. Потрясающая перемена!
   - Что вам чадо от моей дочери, мистер Линнер?  Его  голос  прозвучал  как
щелчок кнута. Николас представил, каково иметь такого отца - да, Жюстине  не
позавидуешь.
   - А что может быть нужно от женщины любому мужчине? - вопросом на  вопрос
ответил Николас. - Только это, мистер Томкин. Ничего больше.
   Краем глаза он уловил движение синего костюма и  расслабился:  теперь  не
время. Огромные руки схватили его за шиворот рубахи; коктейль выплеснулся из
бокала и струйкой потек по штанине. Николас подумал, что силы этому человеку
не занимать. Томкин наклонился к Николасу.
   - Не очень остроумно, мистер Линнер. Его  голос  снова  резко  изменился:
теперь враждебность была прикрыта тонким слоем бархата.
   - Как бы там ни было, Жюстина не обычная женщина. Она моя дочь.
   - И поэтому вы так  обошлись  с  Крисом  в  Сан-Франциско?  На  мгновение
наступила полная тишина. Потом, не отворачиваясь от Николаса, Томкин  сделал
короткий жест, и синий костюм убрал руки. Он  отвернулся  и  не  оглядываясь
закрыл перегородку.
   - Так-так, - сказал Томкин, когда они остались одни. -  Интересно.  -  Он
внимательно  разглядывал  Николаса.  -  Вы,   должно   быть,   действительно
понравились моей дочери. - Голос Томкина снова посуровел. - С тех пор как  я
привез ее оттуда, она ни с одним мужчиной не провела больше  двух  часов.  -
Немного подумав, он добавил:
   - У Жюстины есть сложности.
   - У каждого свои сложности, мистер Томкин, - сухо заметил Николас. - Даже
у вас Николас тут же пожалел о последних словах: им руководил  гнев,  а  это
было плохим признаком.
   Томкин откинулся на подушки сидения и искоса посмотрел на Николаса.
   - Странный вы человек. У меня много дел с  япошками,  я  даже  бываю  там
три-четыре раза в год. Никогда не встречал таких, как вы.
   - Надо полагать, это комплимент. Томкин пожал плечами.
   - Как вам угодно.
   Он наклонился вперед и нажал на утопленную кнопку.  Перед  ним  откинулся
маленький столик с миниатюрной лампочкой. За столиком,  в  спинке  переднего
сидения, был встроен шкафчик.
   Томкин запустил в него руку и достал  сложенный  вдвое  лист  бумаги.  Он
протянул его Николасу.
   - Что вы об этом скажете?
   Николас  осторожно  развернул  тонкую  рисовую  бумагу.  В  середине  был
изображен иероглиф, вокруг которого располагались девять ромбиков.  Иероглиф
означал комусо - японский нищенствующий монах.
   - Ну, - потребовал Томкин. - Вы знаете, что это?
   - Как к вам это попало? - спросил Николас,  отрывая  глаза  от  герба;  в
холодных голубых глазах Томкина он прочел скрытое беспокойство.
   - Это было  в  мешке.  -  Заметив  недоуменный  взгляд  Николаса,  Томкин
раздраженно пояснил:
   - В почте из Японии. Наши филиалы каждый день отправляют мешки с  почтой:
не все можно сказать по телефону. Сначала  я  подумал,  что  это  шутка,  но
теперь... - Он пожал плечами. - Скажите, что это значит?
   - Это герб.
   Николас протянул листок Томкину, но тот не взял его,  и  Николас  положил
листок на стол.
   - Герб одной из школ ниндзя - рю.
   Он сделал глубокий вдох, обдумывая следующую фразу, но прежде  чем  успел
открыть рот, Томкин постучал в перегородку из дымчатого стекла. Синий костюм
повернул голову, и перегородка приоткрылась.
   - Фрэнк, едем в башню.
   - Но, мистер Томкин...
   - Давай, Фрэнк.
   Фрэнк кивнул и закрыл перегородку. Николас видел, как  он  что-то  сказал
водителю. На следующем перекрестке  они  повернули  на  восток,  доехали  до
Парк-авеню и двинулись налево.
   Томкин смотрел на сложенный вдвое  лист  бумаги  так,  будто  внутри  его
внезапно что-то ожило и зашевелилось.

***

   В то утро у лейтенанта сыскной полиции Кроукера был  не  самый  довольный
вид, когда он вышел от капитана Финнигана. Больше  того,  он  еле  сдерживал
ярость. Он размашистыми шагами мерил залитый  неоновым  светом  коридор,  не
замечая полицейских офицеров и служащих.
   - Послушай, Лью, постой...
   Но Кроукер был уже далеко. Сержант пожал плечами. С Кроукером это бывало.
В такие минуты его лучше не трогать.
   Войдя в свой кабинет, Кроукер ударил кулаками по пластиковому  столу.  Ни
один раз он пытался прожечь его  сигаретой  -  и  все  напрасно.  Достижения
современной науки в быту.
   Кроукер плюхнулся в  темно-зеленое  вращающееся  кресло  и  уставился  на
стенку из матового стекла. Перед ним всплыло обрюзгшее лицо Финнигана, тупой
взгляд его водянистых глаз.
   - Я хочу, чтобы ты наконец понял, Кроукер! Дело Дидион закрыто. - Капитан
поднял свои пухлые руки, предвосхищая возражения Кроукера. - Знаю,  знаю,  я
сам поручил тебе это дело. Но  тогда  я  надеялся,  что  мы  быстро  получим
результат. Все, начиная с мэра, подняли  страшный  вой.  А  потом  вмешалась
пресса: сам знаешь, на что они способны. - Он опустил руки и положил  их  на
стол. Кроукер подумал, что они похожи на два  окорока,  которые  давно  пора
поджарить. - Ты знаешь не хуже меня, что за люди живут в  том  доме.  Им  не
нравится, когда рядом с ними творятся такие вещи. На  меня  давили  со  всех
сторон.
   Кроукер прикрыл глаза и стал медленно считать: "Один, два, три", с трудом
подавляя желание двинуть кулаком в толстый красный нос Финнигана. Он  открыл
глаза и увидел капитана, который откинулся в кресле и сложил руки  на  своем
огромном животе. "Интересно, сколько рюмок уже успел пропустить  старик",  -
подумал Кроукер. Он искоса взглянул на правый нижний ящик стола, где  всегда
была наготове бутылка виски. В мягком  утреннем  свете,  струившемся  сквозь
закрытые шторы, глаза Финнигана на одутловатом  красном  лице  казались  еще
более тусклыми, чем обычно.
   - Я знаю об этом давлении, капитан.  -  Голос  Кроукера  не  выдавал  его
чувств. - Я сталкиваюсь с этим все десять лет, с тех самых пор как  поступил
в полицию. Но я не понимаю, что случилось - с чего это вдруг  так  резко  по
тормозам?
   - У тебя ничего не выходит, - невозмутимо ответил  Финниган.  -  Я  решил
поставить точку, вот и все.
   - Чушь! Ведь...
   - Не заводитесь, лейтенант. - Глаза Финнигана сверкнули, и на выступающей
нижней губе появилась тонкая полоска слюны. - У меня нет желания участвовать
в ваших  спектаклях.  -  Капитан  выпрямился,  и  теперь  его  глазки  стали
беспощадными. - Пусть газетчики носят тебе на руках. Ничего не имею  против,
потому что это идет на пользу нашему отделу.  Публике  нужны  герои!  Но  не
воображай, что это дает тебе какие-то особые привилегии - ни здесь, ни  там.
- Огромный палец Финнигана указал назад, на улицы города за окном. - Я  тебя
насквозь вижу: ты любишь внимание,  обожаешь,  когда  вокруг  тебя  крутятся
журналисты. Ладно, на здоровье. Но я не потерплю, чтобы ты обращался со мной
как с  идиотом,  как  с  каким-то  моральным  уродом.  -  Он  поймал  взгляд
лейтенанта. - Да-да, как с моральным уродом. Ты уже достаточно долго служишь
в полиции, чтобы знать, почему прекращаются  расследования.  Кто-то  наверху
"попросил" об этом. Теперь понятно? - Лицо Финнигана покраснело еще  больше,
двойной подбородок дрожал.  -  Поверь,  я  уже  не  раз  подумывал  от  тебя
избавиться, перевести в другое место. Но ты мне слишком нужен. Хотя  бы  для
того, чтобы мэр каждый год упоминал меня в своем отчете. Не скрою,  мне  это
нравится.
   Теперь он стоял, упираясь в стол огромными кулаками. Пальцы его  побелели
от напряжения.
   - Но черт меня подери, если я позволю тебе выкидывать фокусы, как было  с
делом Лаймана! Ты не угомонился  даже  тогда,  когда  дело  было  официально
закрыто. Ты выставил меня идиотом перед всей полицией, и мне просто повезло,
что слухи не дошли до комиссара. - Финниган погрозил Кроукеру  толстым,  как
сосиска, пальцем. - Займешься двойным убийством Танака-Окура, и  не  вздумай
свалить расследование на ребят из участка. -  Он  откашлялся  и  вытер  губы
серым носовым платком. - В чем дело? Ты что-то имеешь против узкоглазых?  Ну
так займись этим делом и радуйся. Радуйся, что тебе вообще что-то поручили.
   Кроукер направился к двери,  и  когда  его  пальцы  были  уже  на  ручке,
Финниган добавил:
   - Кстати, лейтенант. Вы служите здесь уже давно, так что в следующий  раз
не заставляйте меня объяснять вам устав как новобранцу!
   Именно в ту минуту Кроукер решил продолжать расследование на свой страх и
риск. Теперь он мог  рассчитывать  только  на  себя.  Если  ему  и  придется
обратиться за помощью к кому-то из коллег, он будет вынужден их обманывать.
   Кроукер посмотрел на часы, потом перевел взгляд на остатки холодного кофе
в замызганной пластмассовой чашке. Он опаздывал на встречу  с  Линнером,  но
это его не очень волновало. Мысли лейтенанта крутились вокруг дела Дидион. В
одном Финниган прав - Кроукер ничего не добился. Пока. У девушки где-то были
друзья, просто оказалось чертовски тяжело до них добраться. Но он уже  напал
на след одного человека и теперь ждал, когда агент сообщит имя и адрес.  Вот
почему лейтенант так болезненно воспринял отстранение от дела.  Говорить  об
этом Финнигану было бесполезно -  все  равно  что  стенке.  Кроукер  никогда
подробно не докладывал ему о ходе расследования, и капитана это  устраивало:
для него важны были результаты... и упоминание в отчете мэра. И этот человек
упрекает кого-то в тщеславии!  Кроукер  хмыкнул.  Его  результаты  позволяли
Финнигану всецело сосредоточиться на любимой бутылке.
   Лейтенант выругался и встал из-за стола. Пора ехать к Линнеру.

***

   В это время Винсент  находился  в  патологоанатомическом  отделении.  Его
немедленно вызвали вчера поздно вечером, когда привезли трупы Терри и Эйлин.
Все решили, что лучше Винсента в этом никто не разберется.
   Он застал спор между двумя патрульными, обнаружившими трупы,  и  офицером
сыскной полиции, который  устроил  им  разнос.  Их  возбужденные  голоса  не
отвлекали Винсента. Он хотел удостовериться. Скорее всего, произошла ошибка:
вероятно, кто-то из инструкторов Терри был у него в квартире или...  Но  это
были Терри и Эйлин. Мертвые. И  тогда  он  вспомнил  о  странном  телефонном
звонке. А вдруг это звонил Терри? Винсент медленно отвернулся. Теперь это не
имело значения.
   Он отложил вскрытие до утра,  убедившись,  что  все  личные  вещи  убитых
аккуратно пронумерованы и упакованы для передачи  полиции.  После  этого  он
вернулся домой, где его ожидала беспокойная ночь.
   В морге Винсент чувствовал себя увереннее. Здесь он мог работать: изучать
молчаливые свидетельства увечий и раскрывать тайны преступлений. Иногда  это
ему удавалось, и его отчет  помогал  арестовать  преступника.  В  других  же
случаях ему приходилось утешать родственников погибших, с  которыми  Винсент
встречался каждый день.
   Трупы подобны огромным иероглифам - молчаливые  глыбы,  ожидающие,  когда
пытливый археолог раскроет их тайны.
   Винсент получал огромное удовлетворение от работы здесь, в  "мертвецкой",
как говорили многие. Однако он считал это название совсем неподходящим: ведь
здесь, день за днем, с огромным напряжением вырывали у  холодной  смерти  ее
секреты. Винсент и его коллеги копались  в  ней,  расчленяли  ее  на  части,
срывали с нее покровы  таинственности,  до  тех  пор,  пока  не  рассеивался
внушаемый ею ужас. Что могло быть важнее для живых?
   Теперь Винсент стоял в центральном заде, прислонившись к стальной  двери.
Рядом с ним на тележке лежал негр, холодный и голый, со свесившейся  на  бок
головой. Винсент смотрел на дверь, ведущую в комнату вскрытия. Там лежал его
друг, Терри Танака. Следующей  будет  Эйлин.  Впервые  в  жизни  у  Винсента
мелькнула мысль: а хочет ли он войти  в  эту  дверь?  Казалось,  эта  смерть
переполнила чашу, и он вдруг устал. Ему хотелось вернуться в Японию.  Но  ой
чувствовал, что это невозможно. Будто он заразился какой-то ужасной болезнью
на Западе, в этом г