олгода  к  Анджеле  Дидион  ходил  мужчина.
Возможно, эта  связь  началась  и  раньше,  просто  полгода  назад  она  это
заметила. Похоже, однажды  там  была  ссора,  и  с  тех  пор  она  регулярно
посматривала в дверной глазок - чем ей еще заниматься.
   Лейтенант остановил машину у небольшого здания с белым кирпичным фасадом.
На газоне, напротив огромного вяза, располагалась вывеска  "ПОХОРОННОЕ  БЮРО
ПАРКСАЙД". Деревянные  двери  здания  были  открыты.  Туда  вошли  несколько
человек, среди которых Николас узнал одного из инструкторов додз„.
   - Она подробно описала мне этого человека. Ник. Это Рафиэл Томкин.
   -  Итак,  у  Томкина  был  роман  с  Анджелой  Дидион.  Что   ж,   ничего
удивительного, когда две знаменитости живут в одном доме. Эта женщина видела
его там в день убийства?
   Кроукер посмотрел на вяз. Его листья шелестели на жарком ветру.
   - Она боится  самолетов,  -  сказал  наконец  лейтенант.  -  Она  приняла
снотворное - само собой, запив его джином,  -  и  в  шесть  вечера  легла  в
постель. Проснулась только в пять утра.
   - После чего преспокойно отправилась в аэропорт.
   - Да. - Кроукер посмотрел на Николаса. - Но я проверил, что делали в  тот
вечер все знакомые Дидион. Это был Томкин.
   - У тебя нет доказательств, Лью, - заметил Николас. - У тебя нет ничего.
   - Меньше чем ничего, парень, - мрачно согласился Кроукер.
   Они вышли из машины и по каменным плитам направились к  двери.  Еще  один
инструктор додз„ остановил их и перекинулся с Николасом несколькими фразами.
   - Послушай, - Кроукер понизил голос, - дело Дидион официально прекращено.
Все. Финита. На днях  Финниган  мне  это  популярно  объяснил.  Естественно,
приказ спустили с самого верха; никто не стад бы подмазывать этого кретина.
   - Ты хочешь сказать, что от полиции откупились?
   - Я хочу сказать, что заставить замолчать  полицейское  начальство  могут
очень немногие. Томкин один из них. - Лейтенант перешел на яростный  хриплый
шепот. - Но у меня есть след. Один мой агент разнюхал, что за женщина была в
квартире Дидион в день убийства. Как только я узнаю ее  имя  и  адрес,  этот
сукин сын никуда от меня не денется.

***

   Короткая церемония проходила наполовину на английском языке, наполовину -
на  японском.  Николаса  попросили  сказать  надгробное  слово.  Он  говорил
по-японски. Звучала музыка: двое друзей Эйлин,  профессиональные  музыканты,
играли традиционные мелодии на кото и с Якухати. Было много цветов.
   Кроукер молчал, пока они с Николасом не отошли от могилы. Рабочие взялись
за лопаты, и коричневая земля беззвучно полетела вниз.
   - Ник, - обратился лейтенант, - что тебе говорят имена Хидэ„си, ‚догими и
Мицунари?
   Николас остановился и отвернулся от солнца -  ему  не  хотелось  надевать
темные очки.
   - Это известные имена в японской истории. Но почему ты спрашиваешь?
   Кроукер не обратил внимания на его вопрос.
   - Они могут принадлежать современным людям? Николас пожал плечами.
   - В принципе, да. Но эти три имени тесно связаны  между  собой,  и  такое
совпадение вряд ли...
   - Понятно.
   Позади них, на усыпанной черным щебнем дорожке послышался хлопок двери  и
чиханье мотора. Рядом шелестели листвой платаны и клены. Жара усиливалась.
   - Лучше расскажи мне, в чем дело. Кроукер  достал  из  кармана  аккуратно
сложенный клочок бумаги. Когда Николас развернул его, лейтенант объяснил:
   - Я нашел это среди вещей Терри, в его кармане. Возможно, он написал  это
в тот самый день.
   - Ну и что?
   - А то, что накануне убийства в додз„ приходил один человек, японец. Двое
инструкторов - по каратэ и айкидо - сказали, что лучшего бойца  они  никогда
не видели. А потом у него был поединок на мечах  с  Терри.  Винсент  сообщил
мне, что за ужином Терри был этим взволнован.
   Николас вопросительно смотрел на Кроукера, не выпуская бумагу из рук.
   - Этот японец назвался Хидэ„си.
   Николас отвернулся в сторону кладбища. Белые мраморные памятники сверкали
на солнце, и даже камни казались легкими как перышки: вот-вот они  оторвутся
от своих постаментов и взмоют в  небо,  словно  облака.  Посреди  недели  на
кладбище было немноголюдно. Аккуратные узкие дорожки, подстриженные лужайки,
яркие цветы создавали  атмосферу  грустного  праздника,  словно  только  что
закрылась веселая  ярмарка.  Где-то  вдалеке  работал  желтый  бульдозер.  С
выгнутого бетонной радугой  шоссе  доносились  приглушенные  звуки  моторов,
напоминая шуршание морского прибоя.
   - В 1595 году, -  начал  рассказ  Николас,  -  умер  Хидэ„си,  властитель
Японии, который держал в руках всех  воинственных  дайм„.  Принято  считать,
что, будучи дальновидным человеком, он передал свою власть  Иэясу  Токугава,
самому могущественному из членов  его  Совета.  Но  это  не  так.  Наложница
Хидэ„си - ‚догими - подарила ему сына. Хидэ„си любил их обоих  и  мечтал,  о
том, что однажды Японией будет  править  его  наследник.  Перед  смертью  он
позвал к себе самого близкого друга Мицунари и приказал ему  тайно  охранять
‚догими и ее сына. "Мицунари, друг мой, - сказал Хидэ„си, - Иэясу с радостью
ждет моей смерти, хотя этого и не  показывает.  Очень  скоро  он  попытается
стать с„гуном. Мицунари, ты должен всеми силами ему помешать, потому что для
достижения  своей  цели  Иэясу  придется  уничтожить  ‚догими  и  подлинного
наследника".
   Сразу после этого Хидэ„си принял Иэясу. "Ты самый  сильный  в  Совете,  -
заявил он. - И после моей смерти власть должна перейти к тебе". - "Не говори
о  смерти,  повелитель",  -  сказал  Иэясу,  но  Хидэ„си  знаком  велел  ему
замолчать. "Послушай, что я скажу. Осталось  мало  времени.  Когда  меня  не
станет, в рядах Совета возникнет смута. Совет расколется на группы, и страну
снова охватит гражданская война. Этого надо избежать любой ценой. Ты  должен
взять власть, Иэясу. Другие дайм„ ничто  перед  тобой.  Смети  их  со  своей
дороги и спаси Японию от губительной междоусобной войны".
   Так перед смертью Хидэ„си закрутил сложную интригу,  которая  в  конечном
счете должна была привести к власти его наследника;  он  решил,  что  сможет
влиять на судьбы Японии даже из могилы. Хидэ„си знал, что  умирает  в  очень
неблагоприятный момент. Его сын был еще слишком молод, чтобы  защитить  себя
или надолго удержать в повиновении небольшую группу своих сторонников.  Знал
Хидэ„си и о стремлении Иэясу захватить власть и не хотел этого допустить.
   Мимо  Кроукера  и  Николаса  медленно  двигалась   небольшая   похоронная
процессия. Она свернула с черного щебня на узкую дорожку, ведущую к  вырытой
могиле. Там уже стоял гроб, увитый гирляндами цветов. Кто-то упал в обморок,
и  поднялась  легкая  суматоха.  Тяжелый  воздух  заглушал  звуки,   и   вс„
происходящее напоминало сцену из немого кино.
   - Хидэ„си это удалось? - спросил через некоторое время Кроукер.
   - Нет, - ответил Николас. Он все еще смотрел  в  сторону  толпы.  Женщина
оправилась от обморока, и началась прощальная церемония. - С одной  стороны,
Иэясу Токугава был слишком умен и могуществен. С  другой  стороны,  Мицунари
собрал  вокруг  себя  группу  дайм„,  которые  просто   не   способны   были
противостоять Мэясу. В 1615 году Иэясу повел свои  войска  против  тех,  кто
должен был охранять ‚догими и наследника. Они укрылись в неприступном  замке
Осака. К тому времени как войска Иэясу сломили оборону и прорвались в замок,
‚догими и молодого наследника уже не было в живых: она сначала убила сына, а
потом сделала сеппуку.
   - И кто же  в  этой  истории  злодей?  В  небе  послышался  тяжелый  гул:
"Боинг-747" шел на посадку в аэропорт имени Кеннеди.
   - Это зависит от точки зрения, - сказал Николас. - Как бы  там  ни  было,
Иэясу стал одним из самых выдающихся правителей Японии. Можно спорить, видел
ли в  нем  эти  задатки  Хидэ„си.  Они  были  разными  людьми,  и  нельзя  с
уверенностью сказать, кто из них был прав, а кто виноват.  Они  оба  сыграли
выдающуюся роль в истории своей страны.
   - Но Хидэ„си проиграл, - заметил Кроукер. - Его род  оборвался  вместе  с
ним.
   Николас молчал. На кладбище царила какая-то особая тишина. Люди  казались
неподвижными,  как  на  старой  фотографии.  Затянутые   дымкой   небоскребы
Манхэттена  выглядели  неуместно,  словно  их  по   ошибке   поставил   туда
какой-нибудь пьяный рабочий сцены.
   - Почему же этот человек назвался именем  неудачника?  -  тихо  продолжал
Кроукер.
   Николас улыбнулся и посмотрел на собеседника. "Странно, - подумал он. - В
зависимости  от  освещения,  лицо  лейтенанта   кажется   то   суровым,   то
изможденным". Видимо, оно было и тем, и другим.
   - Это чисто западный взгляд на историю, - мягко  объяснил  Николас.  -  В
Японии и поражение может быть благородным. Многие  наши  герои  не  достигли
своих целей  -  но  тем  не  менее  они  вели  себя  как  герои.  На  Западе
преклоняются только перед результатами. А жаль,  тебе  не  кажется?  Кроукер
зажмурился от яркого солнца.
   - Ты хочешь сказать, что Хидэ„си был героем. Николас кивнул.
   - Да.
   - Ну а другие имена? Как они сюда вписываются?
   - Честно говоря, не знаю. Но Терри не  стал  бы  писать  их  без  всякого
смысла. - Николас вернул бумажку Кроукеру.
   - Ничего не понимаю.
   - Я тоже, - признался Николас.
   Было по-прежнему очень тихо. Николас подумал, что давно уже не чувствовал
такой близости с другим человеком, как сейчас с Кроукером.
   - Знаешь, - сказал Николас, - когда я приехал  в  эту  страну  много  лет
назад, я сознательно  отказался  от  части  своего  прошлого.  Это  непросто
сделать любому человеку, но особенно тому, кто вырос в Японии. Я  чувствовал
себя в долгу перед моим отцом, то есть перед Западом.
   Кроукер молча смотрел на Николаса; он понимал важность этой минуты.
   - Но вдруг что-то произошло. Словно я очнулся после долгого  сна.  Чем  я
занимался здесь все эти годы? Чего я добился? Я не  хотел  бы  почувствовать
перед смертью, что понапрасну растратил отпущенное время,  как  это  было  с
моим отцом. Хватит того, что я жил его печалью, его горечью.
   Некоторое время они молчали,  прислушиваясь  к  редким  порывам  ветра  в
кронах вязов. Солнце пекло нестерпимо.
   - А теперь? - неуверенно спросил Кроукер. - Что-нибудь изменилось?
   Николас рассмеялся.
   - Весь мой мир перевернулся. Точно не было всех этих лет.
   - Я пытаюсь представить, что бы я  чувствовал,  если  бы  нечто  подобное
происходило со мной.
   Николас с благодарностью посмотрел на лейтенанта. Они медленно  двинулись
к машине Кроукера. Им  обоим  не  хотелось  возвращаться  в  безумную  суету
города. Когда они уже приблизились к машине, Кроукер спросил:
   - Что ты думаешь об отце Жюстины?
   - Странно, что ты его так называешь. Кроукер пожал плечами.
   - Так - фигура речи.
   Но Николасу в его словах послышалось дружеское предупреждение.
   - Сначала я его смертельно ненавидел, - медленно подбирая слова  произнес
Николас.  -  Да  это  и  понятно,  если  учесть  точку  зрения   Жюстины   и
обстоятельства нашей первой с ним  встречи.  Он  расчетливый  и  деспотичный
человек, который привык получать все, что хочет. Мне это не нравится.
   - Но?
   Николас остановился.
   - Послушай, было бы очень легко и удобно представить его богатым  злодеем
из грошового романа, но все не так просто.
   - Он убийца, Николас.
   - Он очень уязвим...
   - О Господи!
   - Он любит своих дочерей, что бы они о нем ни думали. Он  готов  на  все,
чтобы их защитить. И он совсем не так уверен  в  себе,  как  можно  было  бы
ожидать. Что-то в нем...
   - Томкин разыгрывает перед тобой спектакль, потому  что  ему  нужна  твоя
помощь.
   - Думаю, ты не прав. Он не настолько двуличен, как ты полагаешь.
   - Послушай. Твой ниндзя приходит и убивает людей. - Кроукер разгорячился.
- Где-то у него тоже есть дом, люди, которых он любит, - но  это  ничего  не
меняет.
   - Ты слишком упрощаешь...
   - Томкин - мошенник. И ты должен это понять.
   - Ты смотришь на него только с одной стороны. Кроукер покачал головой.
   - Нет, Ник. Просто я знаю его дольше чем ты, вот и все.
   По пути в город Кроукер рассказал Николасу  то  немногое,  что  ему  было
известно об обстоятельствах гибели Винсента.
   Он высадил Николаса у нового здания Томкина на Парк-авеню, потом заехал в
бюро судебно-медицинской экспертизы. Там его ждал  отчет  патологоанатома  о
смерти Винсента. Бросив мокрый пиджак на спинку  зеленого  стула,  лейтенант
достал из нагрудного кармана мятную резинку,  положил  ее  в  рот  и  открыл
папку.
   От того, что Кроукер там прочел, у него выступили капельки пота на лбу  и
над верхней губой. Он провел рукой по густой шевелюре и выругался про  себя.
После этого лейтенант снял телефонную трубку.
   - Нейт? - К телефону пригласили главного патологоанатома. - Это  Кроукер.
Спасибо, что так быстро подготовили отчет. Кто-то здорово потрудился.
   - Я сделал это сам. - В голосе Граумана слышалась усталость. -  Мы  здесь
все потрясены, и...
   - Послушай, Нейт, я занимаюсь этим делом.
   - Ну и что ты выяснил? Только не заливай.
   - Не много, - признался Кроукер. - Похоже, это как-то связано с убийством
Терри Танака и Эйлин Окура. Они были друзьями Винсента.
   - Я помню это дело. Винсент сам делал вскрытия.  Но  какая  здесь  связь?
Ведь способ убийства совсем другой. Кроукер потер глаза.
   - Пока могу только сказать, что дело не в способе убийства.
   - Понятно. Я позвонил Доку Дирфорту - хотел, чтобы он узнал  об  этом  от
меня.
   - Как он это воспринял?
   - Плохо. Послушай, Лью, я... мы все были  бы  тебе  очень  обязаны,  если
бы... ты понимаешь...
   - Я знаю, вы были друзьями. Не  сомневайся,  как  только  мне  что-нибудь
станет известно, сразу же дам тебе знать. - В дверях  появился  ухмыляющийся
Вейгас. Кроукер поднял палец и прикрыл трубку ладонью.
   - Подожди, я сейчас закончу.
   - ... о похоронах, - говорил Грауман.
   - Обязательно, я хочу там быть. - Лейтенант  посмотрел  на  отчет.  -  Ты
уверен насчет этого вещества?
   - Я уже сказал, что  сам  производил  вскрытие.  Ошибка  исключена.  .  -
Хорошо. Это очень существенно.
   - Яд попал в организм незадолго до  смерти,  и  это  не  могло  произойти
случайно.
   -  Значит,  -  глаза  Кроукера   скользнули   по,   строкам   отчета,   -
"модифицированный  нервно-паралитический  токсин,   ослабляющий   мускульные
реакции в такой степени, что?"
   -  К  тому  времени,  когда  это  случилось,  Винсент   был   практически
беспомощен.
   - Но это не инъекция?
   - Нет. Это органический яд, который  действует  только  при  попадании  в
дыхательные пути. Винсент вдохнул его с очень близкого расстояния. Возможно,
он знал убийцу.
   - Или просто ничего не подозревал.  Кто  угодно  мог  подойти  к  нему  и
брызнуть аэрозолем. Ладно, я тебе перезвоню.
   - Буду ждать.
   Кроукер задумчиво опустил трубку на рычаг. Его агент по-прежнему  молчал.
Почему он столько возится?
   - Заходи, - пригласил он Вейгаса и передвинул языком резинку  во  рту.  -
Куда это ты так вырядился?
   На Вейгасе был бордовый пиджак с широкими отворотами, расклешенные  брюки
того же цвета и розовая сорочка со стоячим воротничком.
   - Копался в дерьме, - ответил Вейгас;  с  его  лица  не  сходила  широкая
улыбка. - Три месяца готовились. Кроукер хмыкнул.
   - Обычное дело. - Его мысли были все еще заняты отчетом о вскрытии.
   - Нет, парень. Совсем  не  обычное.  -  Вейгас  поудобнее  прислонился  к
дверному косяку. - На этот раз среди дерьма я нашел одну лапочку.
   Кроукер поцокал языком.
   - Может, скажешь,  что  решил  совместить  приятное  с  полезным?  Вейгас
покачал головой, и его ухмылка стала еще шире.
   - Нет. Только не с ней - эта лапочка особенная.
   - Да? Все они одинаковые шлюхи, парень. Вейгас ждал этого  замечания.  Он
ткнул пальцем в Кроукера, торжествующе выпалил:
   - Но не она. Я был ее ангелом-хранителем и доставил ее тебе в  целости  и
сохранности.
   Кроукер озадаченно посмотрел на приятеля.
   - О чем ты, черт возьми, толкуешь? Вейгас добродушно рассмеялся.
   - То, что я привез в своем фургоне, парень, стоит больших  денег.  Поедем
со мной, не пожалеешь.
   Кроукер взял пиджак и двинулся по коридору вслед за Вейгасом.
   - Смотри, старик, - предупредил лейтенант. - У меня нет времени  на  твои
фокусы.
   - Никаких фокусов, парень. - Вейгас снова засмеялся и вызвал лифт,  -  Ты
не пожалеешь, вот увидишь.
   Он похлопал Кроукера по спине. Открылись  двери  лифта,  и  они  вошли  в
кабину.  Вместе  с  ними  спускался  полицейский  с   подозрительного   вида
пуэрториканцом, очевидно, чтобы взять у него  отпечатки  пальцев  и  сделать
фотографии.
   Кроукер и Вейгас вышли из  боковой  двери  и  в  холодном  тусклом  свете
бетонного тоннеля подошли к полицейскому фургону.  В  узком  проходе  фигура
Вейгаса казалась исполинской.
   Он положил руку на плечо Кроукера, и тот вспомнил об  одной  операции,  в
которой они участвовали когда-то вместе. "Господи!" - подумал  Кроукер.  Они
тогда уже и не надеялись выбраться из кровавого месива.  Отчетливая  картина
предстала перед глазами  лейтенанта:  он  лежит  на  земле  с  раздробленным
плечом, а из-за обгоревшей машины, как ангел мщения, появляется  Вейгас.  Он
подходит к тому здоровенному негру, в одной руке которого тяжеленная цепь, а
в другой - тупорылый пистолет, и берет его голыми  руками.  Кроукер  никогда
еще не видел, чтобы человек так быстро рухнул от одного  удара.  В  ту  ночь
было еще три трупа. Господи!
   Кроукер почувствовал, как рука Вейгаса сжимает его плечо.
   - Ничего не бойся. Мы ведь помогаем друг другу,  так?  Мне  на  всех  тут
наплевать - пускай строят из себя святых. У меня есть своя работа,  и  я  ее
делаю. А остальные - каждый обделывает свои делишки. Совести у  них  нет,  и
сердца тоже. Одно на уме: не проглядеть бы того, кто готов их  подмазать.  -
Вейгас вдруг замолчал и тряхнул головой как раненый зверь. - Прости, Солдат,
сегодня был  тяжелый  день.  -  Он  грустно  улыбнулся.  -  Правда,  тяжелое
дежурство.
   - Ничего, Смельчак.
   Когда-то давно они дали друг другу прозвища, и это согревало их в суровые
полицейские будни.. Иногда, в те дни когда работа душила Кроукера, он думал,
что все это насквозь фальшиво.
   - Мы два засранца, которые разгребают дерьмо и воображают себя героями. -
Лейтенант засмеялся. - Не падай духом, могло быть и  хуже.  Мы,  по  крайней
мере, этого дерьма не производим.
   Вейгас откинул голову и захохотал;  отголоски  его  смеха  покатились  по
бетонному тоннелю.
   - Так вот, слушай. Я уже сказал, к этой облаве мы готовились месяца  три,
не меньше. Наконец мы туда заявляемся - море  товара,  на  год  хватит  всей
сраной китайской армии: героина не  сосчитать,  грузовик  кокаина,  полтонны
сигарет с марихуаной. Что ж, неплохо. Все это происходит во дворе, а в  доме
в это время вечеринка, и  все,  понятно,  уже  на  взводе.  Там-то  я  ее  и
приметил. Возьму-ка, думаю, ее на всякий случай.  Мне  кажется,  у  нее  все
чисто, но, - Вейгас пожал плечами, - сам знаешь,  как  это  бывает.  Короче,
бери ее, если она тебе нужна, - с начальством я все улажу.
   - Как я могу сказать, нужна она мне или нет, - буркнул Кроукер, - если  я
не знаю, кто она.
   Вейгас снял руку с плеча Кроукера и положил  ее  на  ручку  задней  двери
фургона.
   - Там сидит, парень, старшая дочка Рафиэла - Гелда Томкин.
   Кроукера словно окунули в ледяную воду. Вейгас ухмыляясь повернул  ручку.
Стальная дверь отворилась, и Кроукер вошел внутрь.
   Несколько мгновений он  стоял  неподвижно,  привыкая  к  тусклому  свету,
который просачивался через решетку, отделяющую "чистых" от "нечистых". Гелда
сидела на одной из металлических скамеек, наглухо  прикрепленных  к  боковым
стенкам фургона. Кроукер рассматривал ее профиль; прямой нос,  пухлые  губы,
длинная плавная линию шеи. Не видя, он угадывал  ее  темные  глаза,  тяжелую
грудь, пышны