.  Сабуро,  лидер  Социалистической   партии,   снова
подвергался критике за политику "структурной реформы", начатую им  два  года
назад. Высказывалось предположение, что его политическая карьера близится  к
концу.
   Севернее Осаки дождь перешел в град, который неустанно  барабанил  теперь
по стеклам вагона.
   Николас слегка  дрожал,  скорчившись  на  сидении,  хотя  в  поезде  было
достаточно тепло. Он смутно ощущал голод, словно есть  хотелось  не  ему,  а
какому-то другому человеку. Николас не поднимался со своего места с тех пор,
как сел в Осаке на этот поезд. Любое движение давалось ему с большим трудом.
До Токио придется, наверное, сходить в туалет, но он  старался  об  этом  не
думать. Мысли в его голове неумолимо крутились вокруг одного и того же.
   Николас слышал стоны, чувствовал на своем лице тепло - свет от лампы?  Он
видел перед собой огромные тени. Сайго почему-то заправлял постель. Юкио,  в
юбке и блузке, машинально складывала вещи. Николас пытался  что-то  сказать,
но рот его был как будто набит сухим песком. Может, его  гортань  тоже  была
парализована?
   Сайго взял Юкио за руку; им пришлось переступить  через  Николаса,  чтобы
пройти к двери. Он лежал неподвижно и  моргал,  стараясь  стряхнуть  с  глаз
соленый пот и слезы. Он напряженно вглядывался в ее  лицо,  но  оно  было  в
тени.
   Сайго шепнул что-то на  ухо  Юкио  и  наклонился,  приблизив  к  Николасу
блестящее от пота лицо.
   - Теперь ты понял что к чему? Ну вот, хороший мальчик. - Он  ухмыльнулся.
- И не пытайся меня выследить: напрасный  труд.  Гудбай.  Понятно?  -  Сайго
протянул руку и потрепал Николаса по щеке, почти нежно. - В следующий раз  я
тебя убью.
   Тени у порога исчезли. Были ли это настоящие люди? Николас наконец закрыл
глаза и сосредоточился на своем дыхании.
   После рассвета паралич стал  отступать.  Он  не  знал  точно,  когда  это
произошло, потому что уснул. Очнувшись около восьми утра, Николас  попытался
шевелить пальцами рук и ног. Через час он мог уже  стоять  и  даже  медленно
ходить. Он прошел в ванную и долго стоял там под душем.
   Первым делом Николас направился к складу.  Днем  улица  выглядела  совсем
по-другому. Склад находился недалеко от центра города, и кругом  было  полно
машин и пешеходов. Николас подергал входную дверь, но она была  заперта.  Он
дважды обошел вокруг здания и убедился, что больше дверей нет. О том,  чтобы
взломать замок, не могло быть и речи.
   Николас зашел позавтракать в соседний ресторанчик: оттуда ему хорошо  был
виден фасад здания. В течение часа ничего не произошло, и  он  отказался  от
этой  затеи.  Расплачиваясь  по  счету,  Николас  спросил,  как   пройти   к
полицейскому участку. Оказалось, это совсем близко. Его отправили на  второй
этаж здания из кирпича и дерева. В коридоре пахло цементом и скипидаром.
   Дежурный сержант сидел за старым исцарапанным письменным столом. Это  был
невысокий человек, довольно молодой, с очень ж„лтой кожей и длинными  усами,
прикрывавшими выступающие наружу зубы. Его форма была тщательно отглажена.
   Сержант выслушал Николаса сочувственно и  даже  доброжелательно,  записал
все подробности, включая адрес склада. Но его брови  поползли  вверх,  когда
Николас рассказал, что скрывалось за дверью на третьем этаже.
   - Школа ниндзюцу? Молодой человек,  вы  уверены,  что  это  не  розыгрыш?
Знаете, бывает, школьные друзья решат подшутить.
   - Нет, - настаивал Николас. - Здесь не тот случай.
   - Но вы, конечно, знаете, - сержант любовно поглаживал усы, - что  ниндзя
больше нет. Они исчезли лет сто назад.
   - Вы можете это доказать?
   - Но, послушайте...
   - Сержант, я прошу вас только об одном: отправьте туда своих людей.
   Сержант нехотя оторвал руку от верхней губы.
   - Хорошо, мистер Линнер. Хорошо. Не волнуйтесь. Возвращайтесь  к  себе  в
гостиницу и ждите моего звонка. - Звонок раздался только в три часа.
   - Да?
   - Мистер Линнер? - Голос сержанта звучал устало.
   - Вы были на складе?
   - Да. Я сам ходил туда  с  двумя  патрульными.  Склад  принадлежит  фирме
"Пасифик Импортс".
   - Вы видели эмблему на двери?
   - Нет. Там не было никакой эмблемы.
   - Не может быть...
   - Сегодня склад закрыт, но нам  удалось  припугнуть  сторожа,  и  он  нас
впустил. Обычный склад, ничего больше.
   - Не понимаю...
   - Мистер Линнер, я пришлю к вам человека, чтобы взглянуть на  вещи  вашей
девушки. Вероятно, это поможет нам ее найти.
   - Вещи? - растерянно спросил Николас. - Но я же сказал вам,  сержант,  ее
вещей здесь нет.
   Голос на другом конце линии стал жестче.
   - Нет, вы этого не говорили. Мистер Линнер, возможно, вчера вечером у вас
случилась ссора? Может, девушка от вас сбежала?
   - Послушайте...
   - Молодой человек, я, пожалуй,  свяжусь  с  вашими  родителями.  Где,  вы
сказали, они живут?
   Николас дождался, пока стемнеет. Похолодало.  Промозглый  воздух  гнал  с
вечерних улиц последних прохожих. Николас  обошел  вокруг  квартала,  но  не
заметил ничего подозрительного. Он стоял в тени и смотрел на входную  дверь,
слегка дрожа от холодного ветра. По улице, словно огромная бабочка в поисках
огня, кружился обрывок газеты.
   Николасу потребовалось четыре минуты, чтобы  проникнуть  внутрь.  Он  был
чрезвычайно  осторожен.  Долгое  время  он  неподвижно  стоял  у   двери   и
вслушивался. Ему нужно было запомнить  звуковой  образ  этого  места,  чтобы
потом заметить малейшее нарушение; от этого зависела его  безопасность.  Для
верности Николас выделил себе  десять  минут.  Труднее  всего  было  впитать
изменчивые звуки улицы. После этого он тихо поднялся по лестнице.
   Склад казался пустынным, но Николас все равно был начеку,  чувствуя  себя
на вражеской территории. Сержант полиции не будет в восторге, если  Николаса
тут поймают, а ему совершенно не хотелось впутывать в это отца,  чем  меньше
будет знать полковник о событиях в Кумамото, тем лучше.
   В помещении не было окон, и днем царил такой же мрак, что и ночью;  время
не имело здесь никакого значения.  Добравшись  до  третьего  этажа,  Николас
достал карманный фонарик и посветил на дверь.
   Несколько мгновений он стоял не двигаясь. Где-то внизу  послышался  скрип
дерева; на улице завыла собака; прогрохотал грузовик.
   Сержант сказал правду. На двери не было никаких знаков. Он подошел  ближе
и ощупал пальцами  поверхность  двери.  Ничего.  Может  быть,  все  это  ему
померещилось? Николас стад возиться с замком.
   Через пятнадцать минут он уже шел по улице на  негнущихся  ногах.  Склад.
Всего лишь склад. Никаких следов тренировок. "И не пытайся  меня  выследить:
напрасный труд. Потому что нас там больше не будет?"
   В вагоне поезда по радио звучала незнакомая песня.  Пейзаж,  проплывавший
за окнами, был окутан туманом;  градины  стучали  по  стеклу  как  теннисные
шарики.
   Николас прижался головой к холодному окну. Он пытался разобраться в  том,
что произошло. Какой прекрасной актрисой оказалась  Юкио.  И  каким  наивным
мальчишкой был он сам. Это, пожалуй, даже забавно. Он так старался завоевать
ее доверие - но для Юкио это пустые слова. Нет, это  слишком  ужасно,  чтобы
быть забавным.
   Николасом овладела какая-то опустошенность, словно Сайго лишил  его  всех
чувств.  Он  вспомнил,  что  сказала   Юкио,   увидев   обгоревшие   остатки
обсерватории в Хиросиме: "Вот так же и моя душа". Еще одна ложь;  но  теперь
эти слова вполне применимы к нему самому.
   Пошел снег, и небо стало белым. После  непрерывного  шума  града,  тишина
казалась пугающей; радио, наконец, умолкло.
   Николас подумал, что все случилось  как  в  истории,  которую  рассказала
Юкио, только наоборот. Это он был женщиной, которая  напрасно  ждала  своего
возлюбленного, обещавшего к ней вернуться. Интересно, если бы Юкио вернулась
и не нашла его, стала бы она монахиней? В  первый  раз  Николас  подумал  об
Америке не просто как о какой-то стране на другом конце света. Оставить  его
любимую Японию? "Да, - сказал он себе. - Да. Но сначала..."
   Снова ожил радиоприемник.

   Я воображу, что целую губы,
   По которым скучаю
   Надеюсь, мои мечты сбудутся

   А пока я буду вдалеке
   Я буду каждый день писать домой
   И я пришлю тебе всю сбою любовь...

   Неудивительно, что с вокзала Николас не отправился прямо домой. Он бросил
свои вещи в такси и назвал адресата Кансацу.
   Похоже, снег в Токио шел уже давно. Он обильно покрывал улицы  и  повсюду
возникали транспортные заторы. Первый снег в этом году выпал так поздно, что
никто его уже и не ждал.
   Стеклоочистители тяжело поскрипывали под тяжестью снега; такси  медленно,
то и дело останавливаясь, продвигалось вперед. Когда выехали на шоссе,  дело
пошло лучше: там асфальт был добросовестно очищен и посыпан песком.
   Николас забился  в  угол  заднего  сидения  и  закрыл  глаза.  Когда  они
подъехали к зданию рю, водитель окликнул его, и Николас попросил  подождать,
пока он  не  убедится,  что  там  кто-то  есть.  Такси,  казалось,  медленно
погружалось в снег; из  выхлопной  трубы  вырывались  белые  облачка.  Через
минуту вернулся Николас, расплатился с таксистом и забрал свои вещи.
   Кансацу угостил его зеленым чаем в одной из комнат рю; в самом додзе  уже
никого не было.
   - У тебя была очень трудная поездка, -  сказал  Кансацу.  Через  открытые
с„дзи Николас видел, как медленно опускается на землю снег,  заглушая  собой
все звуки; в сумерках снег казался скорее  не  белым,  а  голубым.  В  такую
погоду нельзя было увидеть вершину Фудзи.
   - Я вижу это по твоему лицу. И Николас рассказал ему.
   После того, как он окончил свой  рассказ,  наступила  долгая  тишина,  по
крайней мере, так показалось Николасу.
   - Кансацу...
   Но сэнсэй остановил его.
   - Пей чай, Николас.
   Николас резко отодвинул серую глиняную чашку; чай расплескался по татами.
   - Мне надоело - со мной обращаются, как с ребенком! Я знаю,  что  я  хочу
сделать... что я должен сделать.
   - Мне кажется, - Кансацу не обратил внимания на эту вспышку, - сейчас  ты
должен пойти домой.
   Николас поднялся с красным от ярости лицом.
   - Вы что, не понимаете, что произошло? Вы меня не слушали?
   - Я слышал каждое твое слово, - спокойно возразил Кансацу.  -  И  я  тебе
сочувствую.  Ты  подтвердил  мои  опасения.  Но  нельзя  поспешно  принимать
решения. Тебе кажется, что ты знаешь, как следует поступить,  но  я  в  этом
сомневаюсь. Прошу тебя, послушай мой совет и возвращайся домой.  Тебе  нужно
время, чтобы подумать...
   - Я хочу получить от вас ответы на несколько  вопросов,  -  резко  сказал
Николас. - Вы меня на это толкнули. Вы знали...
   - Я ничего не знал. Теперь я знаю, как и ты. Согласись,  это  лучше,  чем
просто догадываться. Без этого нельзя принять правильное решение, ты ведь  и
сам понимаешь. - В последних словах слышался вопрос,  словно  сэнсэй  ожидал
подтверждения.
   - Да.
   - Хорошо. - Кансацу вздохнул и поднялся. Теперь они стояли друг  напротив
друга; их  разделял  низкий  лакированный  столик.  -  Если  я  что-то  тебе
недосказал, это было сделано для твоей же пользы.
   - Для моей пользы?! - Кансацу поднял руку в успокаивающем жесте.
   - Пожалуйста, позволь мне договорить. У меня были определенные догадки по
поводу Сайго. - Его голос смягчился. - Что касается тебя, я сказал тебе  то,
что думаю: занятия в этом зале больше ничего тебе не дадут.  И  то,  что  ты
вернулся живым из Кумамото, подтверждает мои слова.
   - Я никогда...
   - Знаю. - Кансацу обошел вокруг столика и взял Николаса за руку;  до  сих
пор он никогда не делал ничего подобного. - Ты был моим лучшим учеником.  Но
пришла пора нам расстаться.  Ты  должен  сам  выбрать  свой  путь,  Николас.
Слишком долгое пребывание в этой рю, как  и  в  любой  другой,  тебе  только
повредит. Но, - сэнсэй поднял указательный палец, - прежде  чем  ты  решишь,
куда идти, твой разум должен проясниться. И согласись, сейчас ты  не  можешь
этим похвастать. Николас молча обдумывал  слова  Кансацу.  -  Пусть  пройдет
несколько дней - столько, сколько тебе понадобится. Когда  ты  почувствуешь,
что готов, приходи ко мне.
   Я буду здесь и постараюсь ответить на  все  твои  вопросы.  И  мы  вместе
подумаем о твоем будущем.
   - Есть одно обстоятельство, - заговорил наконец Николас, - которым нельзя
пренебречь.
   - И что же это?
   - У меня теперь есть враг. - "И не пытайся меня выследить". -  Я  вторгся
на их территорию, не послушал их предупреждения. И я  должен  быть  готов  с
ними встретиться.
   Кансацу смотрел на медленно падающий снег. Никогда он не казался Николасу
таким старым и слабым.

***

   - Боюсь, тебя ждут плохие новости.  Николас  стоял  с  сумками  в  дверях
своего дома. Он сразу подумал о Цзон.
   - Где мама?
   - У твоей тети. Входи в дом, Николас.  -  Полковник  выглядел  бледным  и
усталым.
   В доме что-то изменилось, он показался Николасу каким-то пустым.
   - Что случилось?
   - Сацугаи, - спокойно сказал полковник;  в  руке  он  держал  незажженную
трубку. - Мы пытались связаться с тобой в Кумамото. Наконец, сегодня вечером
я нашел Сайго. Итами удивилась, что Юкио решила остаться с ним.
   Николас почувствовал, как внутри у него поворачивается острый  нож.  Было
тихо, и он слышал тиканье часов на камине в кабинете полковника.
   Полковник откашлялся.
   - Сацугаи убит. Прости, что  встречаю  тебя  такими  новостями.  Я  вижу,
поездка и без того была не из лучших.
   - Как это произошло?
   Полковник поднес трубку к губам и несколько раз продул ее, потом заглянул
внутрь.
   - Полиция считает, что это ограбление. Должно быть, Сацугаи застал вора.
   - И никто ничего не слышал? Полковник пожал плечами.
   - В доме в это время никого не было. Итами была у сестры.
   - У какой? У Икура?
   - Нет. Тэокэ. Николас не любил Тэокэ.
   - Понятно. - Он взялся за сумки; полковник помог ему, и они вместе  пошли
через дом.
   - Здесь так тихо, - сказал Николас. - Все как-то не так.
   - Да, - согласился полковник, о чем-то задумавшись. Он опустился на футон
и прижал большой и указательный пальцы к глазам. - Слуги ушли с  матерью,  а
Атаки сегодня не придет.
   Николас стал разбирать вещи, отделяя ненадеванное белье и сорочки.
   - Папа, - спросил он через некоторое время, - что ты знаешь о ниндзя?
   - Совсем немного. А что?
   Николас пожал плечами, разглядывая сорочку в своих руках.
   - Мне о них рассказывал Кансацу. Ты слышал о том, что когда в  1543  году
португальцы впервые привезли сюда огнестрельное оружие, оно немедленно вошло
в арсенал ниндзюцу? Нет? И по  этой  причине  его  избегали  другие  классы,
особенно самураи - вплоть до революции Мэйдзи.
   Полковник поднялся и подошел к сыну.
   - Николас, - сказал он совсем тихо, - что  случилось  у  вас  с  Юкио?  -
Николас молчал, и полковник положил руку ему на  плечо.  -  Ты  боишься  мне
сказать?
   Николас повернулся к отцу.
   - Боюсь? Нет. Просто я знаю, как ты к ней относился. Она  не  понравилась
тебе с самого начала.
   - И поэтому теперь ты не хочешь...
   - Я люблю ее, - сердито выпалил Николас. - Она  сказала,  что  тоже  меня
любит. А потом... а потом все исчезло, будто ничего  и  не  было.  -  Сердце
полковника сжималось, когда он смотрел на лицо сына. - Как она могла уйти  с
Сайго? Как она могла это сделать? - В глазах  Николаса  стояли  слезы.  -  Я
ничего не ногу понять.
   Когда полковник увидел сына в дверях, у него  возникло  огромное  желание
признаться ему во всем. Но теперь он понял, что никогда этого не сделает. Он
сам должен нести эту ношу; было бы нечестно взвалить ее на  плечи  Николаса.
Сейчас ему  отчаянно  хотелось  как-нибудь  успокоить  сына,  и  собственное
косноязычие ошеломило полковника. "Неужели я так вел себя с ним всю жизнь  -
думал полковник. - Я не знаю, что ему сказать, как помочь". Полковнику вдруг
очень захотелось,  чтобы  рядом  была  Цзон,  и  он  устыдился  этой  мысли.
"Господи, неужели я стал своему сыну таким  чужим?  И  все  это  из-за  моей
работы?" Полковник с горечью осознал, как сильно он завидовал  той  близости
между Сацугаи и Сайго, которой у него никогда не было с Николасом. И  только
он сам в этом виноват.
   Раздался звонок. Николас вслед за отцом подошел к двери. На пороге  стоял
сержант сыскной  полиции.  Это  был  моложавый  плотный  человек,  в  глазах
которого сквозило беспокойство: он знал, в чей дом он попал. Когда полковник
открыл дверь, полицейский поспешно отдал ему честь.
   - Полковник Линнер, - доложил он слегка  дрожащим  голосом.  -  Лейтенант
Томоми просил проинформировать вас о  ходе  расследования.  -  Излишне  было
объяснять, о каком расследовании идет речь. - Ваш шурин...
   - Он не мой шурин.
   - Простите?
   - Не обращайте внимания, - сказал полковник. - Продолжайте.
   - Да, сэр. Мы отклонили версию ограбления. По крайней мере,  она  уже  не
главная.
   - Вот как?
   - Вскрытие показало двойной перелом перстневидного хряща, в  гортани.  Он
был удушен, и это сделал профессионал. Лейтенант Томоми полагает,  что  есть
основания подозревать левых радикалов.
   - Вы говорите о политическом убийстве?
   - Да, сэр. Мы уже задерживаем подозреваемых:  знаете,  левые  социалисты,
коммунисты и тому подобная публика.
   - Спасибо, что держите меня в курсе дела, сержант.
   - Что  вы,  сэр,  не  стоит  благодарности.  Всего  доброго.  Полицейский
повернулся, и гравий захрустел под его высокими черными ботинками.

***

   В последующие несколько недель жизнь в  доме  постепенно  возвращалась  в
привычное русло, но прежнего покоя уже не было.
   Похороны Сацугаи отложили до возвращения Сайго. Николаса  смерть  Сацугаи
не очень  огорчила,  и  в  этом  не  было  ничего  удивительного.  Но  он  с
необъяснимым нетерпением ждал похорон. Он  понял,  почему  так  этого  ждал,
когда с замиранием сердца увидел Сайго и Итами. Юкио нигде  не  было  видно.
Сайго не отходил от матери и ни с кем не разговаривал.
   Николас думал, что после приезда Сайго Цзон вернется домой. Но  этого  не
случилось. Она провела с Итами больше недели и оставалась бы там,  наверное,
еще дольше, если бы не протесты самой Итами.
   Николас видел, что несчастье состарило мать не меньше, чем тетю, если  не
больше. Она почти не улыбалась, и только огромным  усилием  воли  заставляла
себя подниматься по утрам и заниматься домашними делами.
   Более того, к  огромному  удивлению  Николаса,  что-то  изменилось  в  ее
отношениях с полковником. Сколько он себя помнил, эти отношения были ровными
и прочными, что всегда придавало ему уверенность. Правда, это изменение было
еде заметным, и человек посторонний мог бы вовсе его не увидеть, но  тем  не
менее Николаса  это  пугало.  Ему  казалось,  что  мать  чуть  ли  не  винит
полковника в смерти Сацугаи. Но ведь однажды отец уже спас ему жизнь - разве
этого было недостаточно? Николас чувствовал, что Цзон несправедлива; впервые
в жизни он оказался втянутым в подобный конфликт.
   Почти каждый день к обеду приходила Итами. Несколько раз она приводила  с
собой Сайго. Николаса в это время дня дома не было -  он  либо  беседовал  с
Кансацу в рю, либо посещал занятия в Токийском университете; по вечерам Цзон
подробно рассказывала ему об этих визитах.
   Полковник взял неделю отпуска и впервые за многие годы обратился к врачу.
Он выглядел бледным и изможденным, но никаких серьезных болезней у  него  не
нашли.
   Николас окунулся в студенческую жизнь  и  очень  скоро  с  ней  освоился.
Выдержав достаточно трудные вступительные экзамены, он обнаружил,  что  стал
членом университетской элиты. Он понял, что Токийский университет - это один
из самых закрытых в  мире  клубов,  который  готовит  кандидатов  на  высшие
правительственные посты. Разве пять послевоенных премьер-министров  не  были
его выпускниками?
   Университет всецело занимал Николаса, и прошло много недель,  прежде  чем
он заметил что-то неладное. Полковник продлил свой  отпуск.  Он  по-прежнему