И подробный комментарии. Я рассмотрю это дело со всех сторон, поставлю точки над всеми I. Это окажет на публику такое же воздействие, как неудачное покушение на Рейгана: когда в него стреляли, но он выжил. Если хорошенько расписать, что пытался со мной сотворить Хау, из меня можно будет сделать национального героя. И еще, Маурин, я хочу, чтобы на пресс-конференции был детектив Эйлбемарл, - он заглянул в бумаги, лежащие на столе, - Филип Эйлбемарл. Нет, не так. Я хочу, чтобы он стоял со мной рядом, плечо к плечу. Ну, ты понимаешь. Пресса будет в восторге. Они увидят в нас братьев, родственников души. Хорошо. Да. До встречи. И еще, Маурин. Спасибо тебе. - Он положил трубку, глубоко вздохнул:
     - До чего же долгая ночь!
     - А где твой адвокат?
     - А он был здесь неотлучно во время допросов, - ответил Брэндинг. - Когда они опять отвели меня в камеру, он отправился к судье хлопотать, чтобы меня отпустили на поруки. Я думаю, он и сейчас этим занимается. - Брэндинг вдруг рассмеялся: - Пусть себе старается. - Он встал: - Ну, ты что, идешь или как?
     Шизей не шелохнулась.
     - Я должна тебе кое-что сказать.
     Брэндинг взглянул на нее:
     - Удивляюсь я, почему ты себя чувствуешь обязанной говорить мне неправду? Неужели ты думаешь, мне так легче?
     - Я ненавижу тот костюм от Феро, что носила на банкете, - сказала Шизей. - Я его сожгла, как только ты ушел.
     Брэндинг промолчал.
     Шизей опустила глаза.
     - Не знаю, - призналась она тихим голосом, которого он никогда от нее не слышал.
     - Ну, - сказал Брэндинг, - это уже кое-что.

***

     В это утро Кузунда Икуза не имел времени на обмен любезностями. Он подошел прямо к Мадзуто Иши и сунул ему толстый пакет: - Вот ваши деньги. - В этом жесте выразилось все его презрение к маленькому человечку.
     Иши открыл пакет. Они были одни в Восточном саду императорского дворца. Все в порядке.
     - Спасибо вам, Икуза-сан. Спасибо. - Он не переставал кланяться, как болванчик.
     - Забудем об этом, - рявкнул Икуза. - что есть у вас для меня? - С нервишками явно хуже, чем вчера. Но вчера тот тип, что шпионил за мной, был на дне Сумиды. Что, во имя Будды, заставило его подняться на поверхность? Не то чтобы Икуза боялся, что от него потянется ниточка и к его персоне, но Икуза верил в приметы, а эта была явно плохая.
     - Вы были правы, - ответил Иши, убирая пакет в карман. - Нанги-сан планирует перейти в наступление. - Они двинулись по дорожке сада, начав свое круговое движение. Утро было просто чудесное, солнце уже высушило остатки ночной росы. - И для этой цели призывает под свои знамена всех своих дружков из Министерства внешней торговли и промышленности.
     - Я это знал! - с удовлетворением заметил Икуза. С одной стороны, его удручало, что после стольких лет на положении свободного самурая Нанги все еще сохранил тесные связи с родным министерством. С другой стороны, он был рад, что министерство раскрыло наконец карты. Если быть до конца честным, эта война давно назревала. Икуза давно чувствовал зависть со стороны министерских чиновников, зависть к растущему авторитету "Нами". Особенно теперь, после смерти старого императора, когда его преемник дает карт-бланш на все политические решения "Нами". Это особенно действует на нервы МВТП, которое несколько десятилетий заправляло, как хотело, экономической политикой страны, пропихивая свою стратегию в горло промышленного сектора.
     Пожалуй, пришла пора положить конец этому соперничеству. В конце концов, у правительственного штурвала не могут стоять сразу два капитана.
     "Ну что ж, - подумал Икуза, - раз Нанги ввязывается в бой, он его получит. Но победа будет за мной, потому что вся стратегическая инициатива у меня".
     - Так что же за операцию замыслил Нанги? - спросил Икуза.
     - Я думаю, финансовую, - ответил Иши, едва поспевая за широко шагающим гигантом. - Судя по тому, какие люди присутствовали на совещании, - здесь он назвал имена самых крупных чиновников МВТП, - можно сделать вывод о направлении их главного удара. Все они связаны с центральными банками. Он хочет переложить финансовые затруднения концерна на их плечи.
     - А взамен? - спросил Икуза.
     - Замечательные условия, ей-богу. Ему не придется закладывать ни одного из подразделений "Сато". - Иши глубоко вздохнул: - Взамен он предложил им вашу голову.

***

     Ключ. Но ключ к чему? Этого Нанги не знал.
     - Первым делом надо тщательно обыскать квартиру Барахольщика, - сказала Томи, предлагая обычную в таких случаях методику.
     - Мы только зря время потеряем, - возразил Нанги, подбрасывая ключ на руке. - Барахольщик никогда не держал у себя дома ничего важного. Это был один из его законов, которого он всегда придерживался.
     - И все-таки, - настаивала Томи, - было бы неразумно без проверки отбросить предположение, что он может к чему-нибудь подойти в доме.
     Три часа спустя они удостоверились, что он действительно ни к чему не подходит.
     - Фу! Ну и свинарник! - изрекла Томи, оглядывая комнату. Когда они вышли, она прибавила: - Никаких следов тайника или сейфа.
     - У Барахольщика сейфа и быть не могло, - заверил ее Нанги. - Ему бы и в голову не пришло завести его, занимаясь таким бизнесом.
     - А что это за бизнес?
     Нанги улыбнулся:
     - Он был большим специалистом по сбору информации. Лучшим из тех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело.
     - Хорошо. Ключ не подошел ни к чему в доме. И он не похож на ключ от сейфа. Логично. Учитывая характер его работы, можно предположить, что его тайник находится в месте, доступ к которому открыт круглые сутки. - Томи покачала головой. - Значит, придется обшарить все камеры хранения на всех вокзалах города?
     - Нет, - ответил Нанги. - На ключе нет номера. Значит, им ничего не откроешь в общественной камере хранения.
     - Так что же он открывает?
     Нанги задумался. Что-то сказанное Томи застряло в его мозгу. Но что? Затем он вспомнил ее точные слова, и они навели его на мысль.
     - Пойдем, - предложил он, - сыграем в пачинко.
     Круглосуточно работающий зал игральных автоматов находился в Гиндзе, шумный, прокуренный и открытый, о чем говорило его название, день и ночь.
     Нанги купил несколько фишек у кассира и пошел вдоль ряда автоматов, считая про себя: раз, два, три, четыре, пять. Вот он, шестой автомат в шестом ряду. На нем всегда играл Барахольщик.
     Сейчас он был занят парнем лет восемнадцати с бритой головой, но с длинным оселедцем, как у индейца из племени махауков, выкрашенным в цвет оперения фламинго. На ногах были говнодавы со шпорами. Черные джинсы и такого же цвета кожаная куртка покрыты металлическими заклепками, Металлические цепи, свисающие с эполет, ритмично позвякивали, когда парень мастерски работал рычагами, гоняя мяч по лабиринту. Он уже выигрывал целую кучу фишек.
     - Это может длиться вечно, - грустно сказал Нанги. Томи раскрыла свое удостоверение и сунула его под нос панку.
     - Чего тебе? - буркнул тот недовольно.
     - Вали отсюда, а не то я тебя заберу.
     - Да ну? - осклабился парень. - А за что?
     - За нарушение общественного порядка, сынок, - медовым голосом пропела Томи. - Какой может быть порядок при таких волосах? - Покосившись на пистолет, который ему Томи ненароком показала, парень счел за благо "отвалить".
     - Ну, а теперь что? - спросила Томи.
     - Сейчас увидим, - ответил Нанги, передавая ей фишку. - Поиграйте пока, да с огоньком.
     Томи опустила в прорезь фишку, начала играть. А Нанги тем временем обошел аппарат кругом и, остановившись с его правой стороны, нагнулся. Там должна быть маленькая дверца, которую Барахольщик при нем открывал, чтобы достать фишки. Сердце Нанги встрепенулось. В третьей сверху дверце была замочная скважина.
     - Что вы там делаете? - спросила Томи.
     - Последний раз, когда мы встречались, Барахольщик привел меня сюда. Отчасти это было из соображений безопасности. Тут всегда стоит такой шум, что никакая электроника не поможет подслушать разговора. А отчасти потому, что Барахольщик любил сюда приходить, чтобы обдумать что-нибудь за игрой. Но он играл за одним и тем же аппаратом. Я все удивлялся почему, пока не заметил, как он открыл одну из дверок, где они хранят фишки.
     - Ловкость рук и никакого мошенничества?
     - Возможно, - ответил Нанги, - но не только это. УЧИТЫВАЯ ХАРАКТЕР ЕГО РАБОТЫ, МОЖНО ПРЕДПОЛОЖИТЬ, ЧТО ЕГО ТАЙНИК НАХОДИТСЯ НА МЕСТЕ, ДОСТУП К КОТОРОМУ ОТКРЫТ КРУГЛЫЕ СУТКИ. Так сказала тогда Томи о Барахольщике, и это навело Нанги на мысль попытать счастья в зале игральных автоматов.
     Он достал ключ, который был обнаружен приклеенным к ноге мертвого Барахольщика, и, читая про себя молитву, вставил его в замочную скважину. Повернул его направо. Никакого эффекта: ключ не пошевелился. У Нанги оборвалось сердце. Затем он попробовал повернуть его налево.
     Дверца открылась.
     Нанги сунул руку внутрь, пошарил везде. И его рука нащупала что-то приклеенное клейкой лентой к верху ящичка, в который проваливаются проигранные фишки. Нанги судорожно дернул предмет и, порвав ленту, вытащил его наружу. Это была микрокассета.
     Вот это называется сорвать банк!

***

     Николас мчался по скоростному шоссе, пересекающему весь Лонг-Айленд. Стрелка спидометра часто заходила за отметку 95 миль в час. Жюстина свернулась калачиком рядом, на месте пассажира. Плечи ее по-прежнему были закутаны в соседское одеяло. Время от времени она вздрагивала во сне и тихонько всхлипывала. Николас положил ей руку на бедро, как бы защищая.
     Было 04.30 утра, и небо отливало перламутром, как раковина жемчужницы. Облака на горизонте подернуты бледно-оранжевым цветом.
     Николас поднял верх своего "Корвета". Ветер трепал его волосы и выдувал из них отвратительный запах пожарища.
     Им с Жюстиной пришлось одолжить у соседей кое-что из одежды: весь их гардероб сгорел.
     Через каждые двадцать секунд Николас поглядывал на миниатюрный детектор радара, скрытый под щитком от солнца, хотя он и знал, что детектор запищит, учуяв полицейскую машину, караулящую в засаде нетерпеливых водителей вроде него. Наблюдение за детектором отвлекало от безрадостного пейзажа за окном.
     Он одолел расстояние от Вест-Бэй Бриджа до Нью-Йорка за час пятнадцать. Когда он снизил скорость, чтобы войти в тоннель Куинз-Мидтаун, Жюстина проснулась.
     - Который час? - спросила она, потягиваясь.
     - Еще рано, - ответил Николас, въезжая в тоннель. - Спи себе спокойно.
     Жюстина протерла глаза.
     - Очень уж противные сны, - сказала она. - Призраки прошлого все тревожат. - Она повернулась к нему. - Ник, мне приснился Сайго. А потом он превратился в тебя.
     Николас вздрогнул, вспомнив слова Канзацу: ТЫ БОЯЛСЯ ТЬМЫ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ. И его ответ: ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО Я И САЙГО - ОДНО И ТО ЖЕ. ОН - ЭТО Я, Я - ЭТО ОН.
     - Этого человека зовут не Сайго, а Сендзин, - сказал Николас. - Я хочу, чтобы ты поняла разницу между ними. Сайго был непрошеным злом. Сендзин преступил границу, отделяющую добро от зла. Понятие морали для него не существует. Он живет - или ему кажется, что он живет - вне этих категорий.
     - Так живет или не живет?
     Они уже вынырнули в Манхэттене, и Николас устремился к центру.
     - Не уверен, что знаю это, - ответил он. - Но это и не главное. Узнать бы, что сейчас у Сендзина на уме. Узнав это, я пойму до конца, что это за человек.
     Он ехал вниз по Второй авеню до самого Гудзона, а потом свернул на запад. В Сохо он свернул на Грин-стрит и остановился напротив здания, напоминающего фабричный корпус. Пять или шесть лет назад подобные здания, где раньше действительно размещались цеха мануфактурного производства, были переоборудованы в просторные и часто шикарно обставленные жилые помещения.
     Николас подвел Жюстину к металлической двери, покрытой эмалевой краской цвета морской волны. Дверь закрывалась на три замка, установленные один над другим, и была укреплена толстыми защитными плитами. Кроме того, дверь была украшена массой кнопок и окошечек с переговорными устройствами. В верхней части Жюстина разглядела стеклышко видеокамеры.
     Николас нажал на кнопку, под которой была таинственная надпись: "Кон". Раздался жужжащий звук, и дверь автоматически открылась. Пропустив их, она вновь закрылась, оставив Николаса и Жюстину в кромешной тьме. Прошла минута, другая. Жюстина стояла молча, хотя ее и распирало от желания задать вопрос. Она чувствовала, что Николас стоит спокойно. Значит так и должно быть.
     Свет вспыхнул без предупреждения, и Жюстина заморгала. Она увидела себя, окруженную собственными отражениями.
     Тошнотворное ощущение галлюцинации прошло, когда одна панель отошла в сторону, и Николас вывел ее из этого зеркального ящика.
     Жюстина увидела, что находится в просторном, но теплом помещении с высокими, как в соборе, потолками. Стены были не прямыми, а вогнутыми в одном месте, выпуклыми в другом, напоминая ей формы человеческого тела. Их украшали огромные художественные полотна в постимпрессионистской манере.
     Помещение было обставлено мебелью, стилизованной под старинную, но с современной мягкой кожей на сидениях и спинках. Кое-где стояли японские лакированные столики со старинными письменными принадлежностями. В одной из ниш в стене стояла скульптура актера театра Кабуки в натуральную величину, в настоящей одежде и в парике. В центре комнаты была лакированная и позолоченная фигура Будды. Как ни странно, комната создавала впечатление не лавки старьевщика, а какой-то удивительной гармонии.
     Посреди комичны стоял японец довольно свирепого вида. Он стоял в напряженной позе и не скрывал этого.
     - Быстро же ты обернулся, Тик-Тик, - сказал японец. - Быстрее некуда.
     И тут она узнала его:
     - Конни? Конни Танака?
     - Он самый! - ответил Конни, кланяясь по японскому обычаю, и очень растерялся, когда Жюстина бросилась к нему с протянутыми руками.
     Николас рассмеялся:
     - Видел бы ты себя сейчас, Танака-сан!
     - Это и есть новая квартира? - спросила Жюстина. - Она просто грандиозна.
     - Ты еще не все видела, - поспешил ее заверить Николас.
     - Тик-Тик! - укоризненно сказал Конни, потом повернулся к Жюстине. - Не думай, что я не рад тебя видеть, - сказал он, целуя ее в щеку. Потом опять повернулся к Николасу: - Я прочел то, что ты мне дал, Тик-Тик. Я работал быстро, но, должен признаться, куда мне до тебя? Скажи мне, почему ты здесь? Я думал, ты появишься только через несколько дней.
     - Мы работаем по ускоренному расписанию, - объяснил Николас, располагаясь в роскошном кресле а-ля Людовик XIV. - Дорокудзай спалил наш дом прошлой ночью.
     Конни в сердцах бросил эпитет по-японски, которого Жюстина не поняла.
     - Я приготовлю чай, - сказал он.
     Жюстина повернулась к Николасу. Ее глаза потемнели от затаившегося в них ужаса. Она вся дрожала:
     - Почему ты мне этого раньше не сказал?
     - А какой смысл? - оправдывался Николас. - Ты бы только еще больше разволновалась. А тебе надо было поспать.
     - Но, Ник, как он узнал, куда я направляюсь? - На ее лице было написано страстное желание услышать, что это все была шутка или хотя бы страшный сон, от которого она должна скоро пробудиться.
     - Боюсь, ты ему сама об этом и сказала, - сказал Николас. Однако он решил ей ничего не говорить, что она указала Сендзину место, где были скрыты изумруды Со-Пенга. Зачем ей чувствовать унижение?
     - О Господи! Ник, а что я ему еще сказала? Я ничего не помню!
     - Откуда мне знать? - мягко ответил он. Плечи Жюстины поникли. Она внезапно почувствовала усталость. Просто удивительно, какую физическую нагрузку дает порой страх, подумала она. Но тут Конни вернулся с подносом, на котором стояло все необходимое к чаю, и Жюстина немного восстановила душевное равновесие.
     До чего мудро поступают японцы, прибегая к чайной церемонии в трудную минуту, подумала она. И культурно, и мудро. За то время, которое требуется для того, чтобы выполнить массу мелких, но важных манипуляций, связанных с церемонией, дух освобождается от тревоги, возвращается на дорогу мысли, которая выведет из затруднения.
     После того, как чай был заварен, все формальности соблюдены, ароматная жидкость выпита, Николас рассказал Конни о том, что произошло, а также о том, что за этим кроется по его мнению. Жюстина о многом этом слышала в первый раз, и по телу ее прокатилась дрожь, будто от глотка неразбавленного виски.
     - Что бы ты мог поручить мне сделать, Тик-Тик? - спросил Конни, когда Николас закончил.
     - Ты это уже делаешь, - ответил Николас, глядя ему прямо в глаза. - Мне нужны наличные деньги, кредитные карточки, водительские права. Все это для меня организуют в офисе. Мне надо провернуть много дел, и сделать их могу только я один. Не присмотришь ли ты за Жюстиной, пока я этим занимаюсь?
     - Ник! - воскликнула Жюстина, прежде чем Конни мог ответить. - Я хочу быть с тобой. Я не могу вот так сидеть, как кукла без всякой пользы, пока ты...
     Николас подошел и сел с нею рядом. Взял за руку.
     - Вовсе не без пользы, - сказал он тоном, которому она привыкла безоговорочно подчиняться. - У каждого из нас есть своя роль. Твоя - сидеть. Главное, чтобы каждый из нас сыграл свою роль как можно лучше.
     Жюстина кивнула, глядя ему прямо в глаза.
     - Может, ты оторвался от этого друга, когда примчался сюда? - высказал предположение Конни. - Я знаю, за тобой невозможно угнаться. А поскольку ты потерялся, то почему бы тебе не остаться в этом качестве? Избегай...
     - Он меня найдет, Конни, - заверил его Николас. - Куда бы я ни скрылся, он найдет меня. Все это дело времени.
     - Но мы можем...
     - Нельзя избежать неизбежного, - перебил его Николас. - Просто потратишь зря энергию, если попытаешься сделать это. А нам эта энергия весьма пригодится в ближайшее время. - Он ссутулился, стараясь не смотреть на перепуганное лицо Жюстины. - Цель перед нами одна - играть игру. НАШУ игру. Не в прятки, а в три листа. В основе ее - обман зрения. Мы ему покажем семерку бубен, а когда он изготовится нас срезать, то обнаружит, что это на самом деле туз пик.
     - Сильная карта. В ней - смерть, - согласился Конни. - Хороший план.
     - Должен быть, - сказал Николас. - Единственный, который может сработать.
     Конни собрал чашки и исчез за старинной японской ширмой, на которой были изображены белые цапли, летящие над сверкающим золотом и зеленью морем. Николас повернулся к Жюстине и посмотрел на нее долгим взглядом: - Ты просто не представляешь себе, до чего ты мне дорога.
     - Ник, Ник, - повторяла Жюстина, пряча у него на груди лицо, мокрое от слез. - Я так боюсь. Ты ко мне наконец вернулся, и я должна быть счастлива. Но я чувствую, что Сендзин близко, и я так боюсь, так боюсь...
     Николас нежно притронулся пальцем к ее губам.
     - Тсс. Помолчи. Успокойся. Не теряй веры.

***

     "Памятка для себя, - послышался трескучий голос Барахольщика. Эта памятка, как и все другие, была датирована. "Что касается вирусной атаки на компьютер в "Сато". Дал дискету с записью атаки Мики. Позвонить через два дня... Памятка для себя: звонил Мики. Пока никаких результатов. Говорит, структура вируса совсем незнакомая. Это плохо. Однако хорошо, что Мики интересно заняться этим делом и загнать сосунка в угол. Звонить ежедневно... Памятка для себя: Мики говорит, что вирус способен к мутациям, он поселяется на компьютерной программе, проникает в защитную систему и приспосабливается к ней... Памятка для себя: согласно Мики, вирус предназначен для разрушения компьютерных программ. Это своего рода звено в коммуникативной цепочке между защищенными файлами и теми, у кого на руках вирус. Час от часу не легче. Мики работает день и ночь, пытаясь разгадать этот механизм... Памятка для себя: я думаю, Мики уже находится близко к разгадке тайны вируса. Считает, что дискета, на которой записана атака на "Сато", зафиксировала испытание вируса. Также очевидно, что вирус еще не доведен до совершенства. Говорит, что знает только одного парн