читала.  Разве  не  эти  деньги
сделали ее слабой и беспомощной? Как она ненавидела отца за то, что получила
от него - за имя и за деньги.
   "Господи, как мне противно", - подумала Жюстина, точно страдала  каким-то
физическим недугом, при котором  в  организме  выделяется  желчь.  Ее  снова
потянуло на рвоту, она схватилась за живот,  но  в  желудке  уже  ничего  не
оставалось.
   "Я не могу этого сделать - повторила она. - Не могу".
   Она брала его деньги - много денег -  умышленно,  потому  что  ненавидела
отца. И обнаружила, что деньги у него  никогда  не  кончаются,  как  вино  в
волшебном кубке, который всегда полон до краев. То, что казалось ей огромной
суммой, для него ничего не значило.
   Но много значило для Криса, на которого, в конечном счете, уходили  почти
все. Она узнала об этом в тот день, когда в дом ворвался ее отец  с  дюжиной
местных детективов, когда  ей  дали  прочитать  отчет.  Его  содержание  так
потрясло Жюстину, что она не смогла  даже  возразить,  когда  отец  приказал
своим людям собрать ее вещи и затолкал ее в свой лимузин. Во время полета на
восток на отцовском самолете с ее губ  не  сорвалось  ни  слова,  а  он  был
слишком поглощен своими бумагами, чтобы обращать на нее внимание. Жюстина не
ощущала  ни  голода,  ни  усталости,  она  не  ощущала  ничего  -  она  сама
превратилась в ничто.
   Казалось,  все  это  произошло  с  ней  много  лет  назад.  Пока  самолет
приближался к Нью-Йорку, перед ее глазами встал их  старый  сельский  дом  в
Коннектикуте, который Жюстина так любила в детстве, дом с каменными стенами,
увитыми зеленым плющом, и  высокими  окнами;  зеленая  лужайка  за  домом  и
конюшня из красного кирпича, откуда доносился запах сена, навоза и  конского
пота. После смерти матери отец продал  старый  дом  и  за  два  с  половиной
миллиона купил новый особняк на одной из самых фешенебельных улиц Америки.
   Пасхальная неделя в Коннектикуте. Жюстине восемь лет. У  Гелды  собрались
друзья, с которыми Жюстине неинтересно. Мама уехала в  город  за  покупками.
Девочка бродит по огромному  старому  дому;  повсюду  снуют  слуги,  занятые
приготовлениями к вечернему приему. Выглянув из окна,  Жюстина  видит  много
машин перед домом; спустившись по долгой спирали парадной лестницы на первый
этаж, она различает голоса, которые доносятся из дверей  библиотеки.  Входит
туда.
   - Папа? - Отец обсуждает с большой группой людей какие-то  дела,  которые
ей ни о чем не говорят.
   - Жюстина, - хмурится отец, - ты должна понимать, что я теперь занят.
   - Я просто хотела  поговорить  с  тобой.  -  Она  чувствует  себя  совсем
маленькой среди этих людей. Один из них  усаживается  поудобнее,  и  кожаный
диван скрипит под его весом.
   - Сейчас неподходящее время. Позвать Клиффорда. - В голосе отца не слышно
вопроса.
   Жюстина беспомощно оглядывается. Через минуту появляется слуга.
   - Да, сэр?
   - Клиффорд, - обращается к нему отец, - займите ее чем-нибудь до  прихода
миссис Томкин. Проследите, чтобы больше мне  не  мешали.  Кажется,  к  Гелде
пришли друзья?
   - Да, сэр.
   - В таком случае, отведите девочку туда.
   - Да, сэр. - Клиффорд поворачивается к Жюстине:
   - Идемте, мисс Жюстина.
   Но она уже бежит по длинному коридору и  слышит  за  собой  тяжелые  шаги
Клиффорда. Клиффорд ей нравится, она любит с ним  разговаривать.  Но  сейчас
хочет остаться одна.
   Жюстина обегает вокруг дома и, уже запыхавшись, устремляется  к  конюшне.
Среди шести арабских лошадей одна - ее собственная, ее любимец -  Кинг-Сайд.
Хотя дети уже прилично ездят верхом, им запрещено подходить  к  лошадям  без
взрослых.
   Но Жюстине теперь все равно. Она идет по устланному соломой проходу прямо
к Кинг-Сайду. Окликает его и  слышит  в  ответ  сопение  и  стук  копыт;  он
застоялся и хочет на волю. Он наклоняет к девочке  голову,  она  видит,  как
лоснится его кожа. Она  хочет  погладить  его,  но  не  достает.  Она  хочет
выпустить его и уже поднимает тяжелую щеколду, когда ее настигает Клиффорд.
   - Мисс Жюстина, вы никогда, никогда не должны... Девочка бросается к нему
на грудь и безутешно рыдает.
   В Нью-Йорке ее ожидала тяжелая полоса. Не в силах справиться с  тревожным
возбуждением Жюстина в отчаянии обратилась к психиатру. Сначала ей казалось,
что лечение ничего не дает. Она судила несправедливо - просто  ей  было  так
плохо, что улучшение не бросалось в глаза. Это походило на бессонную ночь  -
когда жадно смотришь на восток, а мрак упрямо не  хочет  отступать;  стрелки
часов говорят, что вот-вот наступит рассвет, но не  видно  его  приближения.
Нужно ждать.
   Жюстине тогда пришлось сократить свои расходы. У нее не  было  работы,  и
она вспомнила о занятии, которое  очень  любила  в  детстве,  -  она  начала
рисовать. Постепенно набралась целая папка рисунков. В ужасе от  предстоящих
поисков работы Жюстина не  спала  ночами,  а  все  оказалось  вовсе  не  так
страшно, как она ожидала. Уже во  втором  агентстве,  в  которое  обратилась
Жюстина, нашлась работа. Правда, вскоре выяснилось, что даже любимая  работа
-  еще  не  все  (может  быть,  именно  тогда  Жюстина  почувствовала,   что
окончательно поправилась). Конечно, она знала, чего ей не хватает. Но  мысль
о том, что ужас может повториться, была невыносима.
   В то время она открыла для себя танцы. Однажды вечером  подружка  привела
ее в класс, и Жюстина сразу же поняла, что танцы существуют для нее.  Теперь
всю свою нерастраченную энергию она сжигала  в  танце,  наслаждаясь  строгой
стихией ритма и бесконечным чередованием напряжения и расслабления.
   Жюстине нравились не только сами танцы, но нравилась и подготовка к  ним.
Ее учитель считал, что лучшая разминка - это тай цзи. Овладев основами  этой
системы, Жюстина с радостью обнаружила,  что  может  заниматься  практически
любыми танцами - от  современных  до  классического  балета.  Спустя  год  с
небольшим учитель сказал ей:
   - Знаешь, Жюстина, начни ты заниматься танцами с детства, сегодня была бы
замечательной танцовщицей. Я говорю об этом только для того, чтобы ты  могла
трезво себя оценить. Ты  одна  из  лучших  моих  учениц,  потому  что  танцу
отдается не только твое тело, но и твоя душа. Ты  могла  бы  стать  великой,
Жюстина, но, к несчастью, время неподвластно никому.
   Жюстина испытывала гордость и радость, это было очень важно - и она знала
почему.  Впервые  в  жизни  девушка   почувствовала   себя   самостоятельной
личностью, а не игрушкой в руках других людей; она  почувствовала,  наконец,
что начала жить.
   Через месяц, уволившись из агентства, Жюстина стала работать на себя. Она
по-прежнему сотрудничала с агентством,  но  теперь  могла  выбирать  заказы,
которые ей нравились. И обнаружила, что при этом ее доходы возросли примерно
втрое. И  тогда  она  переехала  в  Уэст-Бэй-Бридж,  в  собственный  дом.  И
встретила Николаса. "Я не могу этого сделать. Не могу".
   Она поднялась, вышла из ванной и как слепая, выставив перед  собой  руки,
пошла из  дома.  В  гостиной  она  наткнулась  на  аквариум.  Его  обитатели
безмятежно кружили в воде, такие же прекрасные и бездумные,  как  водоросли.
Она почувствовала новую волну тошноты и направилась к входной двери.
   "Я не могу себя связывать. Я не верю ему. О, Господи!"
   Спотыкаясь, Жюстина вышла под дождь, спустилась по деревянным  ступенькам
и упала на колени на мокрый, липкий, как тесто, песок. Она  поползла,  потом
ей удалось подняться и она побежала, не останавливаясь, к своему дому.

***

   Вскоре вернулся Николас. Он был на пляже, в том месте, где  нашли  второй
труп; его там ждали.
   "Одним ударом. Ты понимаешь?"  -  сказал  по  телефону  Винсент.  Николас
понял, что это значило - удар катана.
   Побелевший труп был рассечен по диагонали - от правого  плеча  до  левого
бедра. Один удар самого острого в мире клинка; в руках  мастера  меч  катана
мог легко пройти сквозь металлическую кольчугу, а человеческое тело он резал
как бумагу. Древние мечи  на  протяжении  многих  веков  передавались  среди
воинов от поколения к поколению, нисколько  не  утрачивая  своей  остроты  и
сокрушительной силы, даже в наше время ни  один  арсенал  в  мире  не  может
похвастаться таким великолепным оружием, как японский меч катана.
   От такого меча погибла вторая жертва. Это заставило их пересмотреть  свои
выводы. Выходило, что Барри Бром не  был  единственной  мишенью  ниндзя.  Но
между двумя трупами трудно было усмотреть хоть какую-то связь. Этот  человек
принадлежал к беднейшему слою среднего класса - он  был  рабочим,  водителем
тяжелого грузовика. Ничего общего, абсолютно ничего.
   И все же ниндзя был где-то поблизости и продолжал убивать.
   Войдя в дом, Николас рассеянно сбросил плащ. Его кроссовки  и  джинсы  до
колен насквозь промокли. Но он этого  не  замечал;  его  мысли  были  заняты
Жюстиной и тем животным, которое ночью влетело в ее  кухню.  Он  не  решался
думать о том, что это  могло  означать.  Кроме  того,  это  было  совершенно
бессмысленно. Тем не менее, он попросил ее  оставаться  у  него  и  пока  не
возвращаться домой.
   Ее не было.
   Николас негромко выругался, снова накинул плащ и направился к двери.
   На его стук никто не ответил, но, подходя к дому  со  стороны  пляжа,  он
заметил огни сквозь окна спальни. Он снова постучал и, встревоженный, дернул
за дверную ручку. Дверь подалась, и Николас вошел в дом.
   На пороге он замер как изваяние, вслушиваясь и  вглядываясь  в  полумрак.
Николас немедленно понял, что в доме кто-то есть. Он позвал:
   - Жюстина!
   Его беспокоил не только удар меча. Док Дирфорт и Винсент не заметили  еще
одной детали; по крайней мере, они не придали ей значения.  На  левом  плече
трупа, где  был  уже  почерневший  кровоподтек,  Николас  нащупал  сломанную
ключицу. Он сразу же насторожился, но пока не сказал об этом даже  Винсенту.
Если его подозрение подтвердится...
   Когда-то жил человек по имени Миямото Мусаси, наверное,  величайший  воин
Японии. Кроме прочих  своих  деяний,  он  основал  собственную  рю  -  школу
кэндзюцу под названием Нитэн ("Два неба"); эта школа практиковала фехтование
двумя мечами одновременно. Еще одним нововведением Мусаси было использование
- не для тренировки, а в  настоящем  сражении  -  деревянных  мечей  боккэн,
которые он считал непобедимыми.
   Николас вспомнил об этом потому, что человек на пляже был убит  не  одним
ударом, как полагал Винсент, а двумя. Удар  катана  рассек  его  пополам,  и
одновременно второй удар раздробил ему ключицу - это был боккэн.
   - Жюстина, это я, Ник. -  Теперь  в  глубине  дома  послышались  какие-то
звуки.
   Николасу  казалось,  будто  вокруг  него  кружатся   конфетти,   медленно
опускаясь на пол и складываясь в определенный, все более различимый узор.  И
то, что он увидел, потрясло его до глубины души.
   В дверях спальни показался силуэт Жюстины.
   - Что ты здесь делаешь?
   - Жюстина? - Николас удивился ее резкому тону.
   - Зачем ты пришел?
   - Я ведь просил тебя не возвращаться сюда. -  Он  старался  не  думать  о
черной пушистой тушке на залитом кровью полу кухни. Он пытался  успокоиться,
тщетно внушая себе, что только по чистому совпадению сюда  попало  животное,
которое ниндзя используют для ритуального предупреждения.
   - У меня приступ клаустрофобии, понятно? Я тебе говорила, что со мной это
бывает.
   - Здесь опасно оставаться.
   - О чем ты говоришь? Мне здесь хорошо. Это мой дом. Мой дом, Ник.
   В темноте он различал только ее смутные очертания.
   - Мне кажется, ты не понимаешь.
   - Нет, - печально возразила Жюстина. - Боюсь, это ты не понимаешь. -  Она
сделала шаг вперед. - Уходи. Прошу тебя.
   - Что случилось?
   - Просто... мне нечего тебе сказать.
   - Не может быть.
   - Я не хочу об этом говорить, вот и все.
   - Но это касается не только тебя.
   - Ник, никого больше это не касается.
   - Ты знаешь, что я имею в виду.
   - Да, знаю. Именно поэтому я не хочу говорить. Я... я не готова.
   - К чему ты не готова?
   - Не требуй от меня объяснений, Ник.
   - Я просто хочу понять, что с тобой происходит.
   - Ты... ты совсем не знаешь меня. Да, я такая. Непостоянная. Взбалмошная.
- Жюстина вздохнула. - Пожалуйста, уходи. Не надо сцен.
   Николас примирительно поднял руки ладонями вперед.
   - Никаких сцен. - Он подошел к ней поближе. - Я хочу всего лишь  получить
ответы на несколько вопросов.
   - Ты не получишь никаких  ответов.  Во  всяком  случае,  сегодня.  -  Она
повернулась к нему спиной.
   - Жюстина, постой! - Он протянул руку, пытаясь ее удержать.
   - Оставь меня в покое! - закричала она,  отталкивая  его.  И  потом  тихо
прошептала:
   - Оставь меня. Я этого хочу,  Ник.  Николас  повернулся  и  направился  к
выходу.

***

   Щелк. Щелк-щелк. Пауза.  Щелк-щелк-щелк.  "Хай".  Они  двигались  взад  и
вперед внутри воображаемого круга, и Терри впервые в жизни испытывал чувство
страха перед противником. Он - мастер, сэнсэй - не знал, что такое  страх  в
кэндзюцу. До сегодняшнего дня.
   Это был не столько страх поражения  -  ему,  пусть  нечасто,  приходилось
проигрывать, и он с самого начала знал, что этот человек может его победить.
Нет, им овладело более сложное чувство. Дело было в  том,  как  дрался  этот
Хидэ„си. Стиль в кэндзюцу определяет все; можно многое сказать о  противнике
по тому, как он фехтует, - не только где и у кого он учился, но и что он  за
человек. Потому что стиль - это еще и философия, и, если угодно, религия,  и
система ценностей; по стилю видно, что человек ставит превыше  всего  и  что
презирает.
   Терри было не по себе, потому что в своем сопернике он угадывал презрение
к человеческой жизни. Эйлин попала в точку, когда сказала, что у  незнакомца
мертвые глаза. Они были совершенно лишены блеска и глубины; за ними не  было
ничего, только пустота. И это пугало Терри. В исторических хрониках он читал
о том, что в  начале  XVII  века,  когда  Иэясу  Токугава  сумел  объединить
враждующих дайм„ в своем двухсотлетнем с„гунате, были самураи, которые ни во
что не ставили жизнь  человека.  Убийцы,  для  которых  существовали  только
приказы хозяина и требования бусидо. А ведь кодекс бусидо, несмотря  на  всю
свою жесткость, включал благородную идею  человеколюбия,  которой  эти  люди
пренебрегали. Терри часто размышлял над тем, что могло их так развратить.
   И сейчас ему почему-то казалось закономерным, что он встретился именно  с
таким человеком, словно выступившим из глубины  веков.  "Карма",  -  подумал
Терри.
   Он попытался атаковать, но противник тотчас уклонился. Их деревянные мечи
со свистом рассекали воздух; они мелькали с такой быстротой, что  неопытному
наблюдателю могли показаться большими раскрытыми веерами.
   Терри опустился на одно колено,  вращая  боккэн  над  собой,  но  Хидэ„си
использовал вертикальный блок.  Менее  искусный  фехтовальщик  попытался  бы
контратаковать мощным рубящим ударом,  что  привело  бы  к  его  мгновенному
поражению: Терри хватило бы легкого движения, чтобы поразить его в живот.
   Вместо этого, противник отступил, вынуждая Терри подняться  и  продолжать
поединок. Было уже две ничьи, время  истекало,  и  этот  последний  поединок
должен был скоро закончиться. Но  отразив  несколько  молниеносных  выпадов,
Терри с досадой обнаружил, что Хидэ„си  показал  еще  далеко  не  весь  свой
арсенал.
   Больше того, Терри чувствовал, что соперник до сих пор играл  с  ним  как
кошка с мышкой.
   Терри яростно наносил удар за ударом, но противник не отвечал  на  них  -
его боккэн двигался вслед за мечом Терри, слегка  его  касаясь.  Они  теперь
находились очень близко друг к другу, и  Терри  смог  в  первый  раз  хорошо
разглядеть лицо Хидэ„си. На какую-то  долю  секунды  он  дрогнул  и  ослабил
дзансин - состояние внутренней концентрации и готовности  отразить  удар.  И
тогда противник с нескрываемым  презрением  отвел  в  сторону  меч  Терри  и
приставил свой боккэн к его шее. Терри проиграл.

***

   Когда Жюстина вышла из спальни, чтобы приготовить себе  коктейль,  солнце
уже садилось. Выглянув в окно, она  увидела  серые  рваные  клочья  облаков;
мутное небо заливало все  вокруг  своим  тусклым  светом,  и  песок  казался
твердым и неровным, как застывший свинец.
   Девушка стояла, держа в одной руке бутылку рома. Ей  показалось,  что  на
крыльце вырисовывается тень. Поставив бутылку, она осторожно отошла  вправо,
чтобы получше рассмотреть крыльцо. Теперь она не сомневалась, что там кто-то
есть.
   Она почувствовала,  как  ее  тело  цепенеет  от  невыразимого  страха,  и
машинально поднесла руку к горлу. Ее сердце отчаянно колотилось, и она вдруг
вспомнила, что сказал Ник. Здесь опасно  оставаться.  Значит,  это  были  не
пустые слова? Теперь она пожалела, что не обратила на них внимания, но тогда
она слышала только себя и хотела одного - чтобы он ушел.
   Жюстина изо всех сил  пыталась  вспомнить,  замкнула  ля  она  дверь.  Ей
казалось, что нет, но уверенности не было. Проверить она не  решалась,  ведь
ей пришлось бы пройти мимо окна. Она думала  даже  проползти,  но  побоялась
поднять шум.
   Тогда Жюстина вспомнила про телефон. Не сводя глаз с темного  силуэта  на
крыльце, она медленно отступила в комнату и судорожно схватила трубку,  чуть
не уронив аппарат. Жюстина набрала номер  Николаса  и  закрыла  глаза,  моля
Бога, чтобы он оказался дома. Каждый гудок острой  льдинкой  впивался  в  ее
сердце. Когда она положила трубку, ее бил озноб и все тело покрылось гусиной
кожей.
   Она на цыпочках подошла к дивану и села на подлокотник.
   Она могла бы выскользнуть через черный ход. Но что потом? Звать  соседей?
А что им сказать - испугалась тени?
   Жюстина внезапно почувствовала, что сходит с ума.  В  конце  концов,  эта
тень была совершенно неподвижна. Это могла быть спинка стула или...
   Не давая себе времени для отступления, Жюстина решительно  направилась  к
двери, открыла ее и вышла на крыльцо. Воздух был тяжелым от морской соли, но
уже не таким влажным; с востока дул легкий ветерок.
   Она заставила себя посмотреть в сторону силуэта.
   - Николас! - вырвалось у нее со вздохом. Он сидел скрестив ноги,  опустив
руки на колени, и смотрел на море.
   - Что ты здесь делаешь? - Жюстина подошла ближе.  -  Ник?  Что  ты  здесь
делаешь?
   - Думаю.
   - О чем?
   Она сама поразилась своим словам - ей следовало спросить иначе: "А ты  не
мог бы заняться этим в другом месте - подальше отсюда?". К своему удивлению,
Жюстина обнаружила, что его присутствие в доме - присутствие защитника, а не
врага - мгновенно развеяло ее тревогу, как  дурной  сон.  Ее  мысли  прервал
голос Николаса:
   - Мне надо с тобой поговорить.
   Это было все равно, что сказать: "У тебя рак".  Но  Жюстина  повела  себя
более мужественно, чем он ожидал.
   - Ты уверен? - спросила она.
   - Я бы не стал тебе говорить, если бы не был уверен. Я и сам до конца  не
понимаю, что это значит, но это животное брошено в  окно  не  случайно.  Это
предупреждение ниндзя.
   - Может, я не права, -  спокойно  сказала  Жюстина,  -  но  разве  ты  не
говорил, что ниндзя нападают без всякого предупреждения?
   Николас кивнул.
   - Да,  обычно  так  оно  и  было.  Но  известны  случаи,  когда  делалось
ритуальное предупреждение - например, если убийство совершалось  из  кровной
мести или если ниндзя хотел похвалиться своей неуязвимостью.
   - Но это чушь, - возразила Жюстина. - Зачем я могла понадобиться  ниндзя?
У меня нет ничего общего... Николас молча ждал, пока  она  сама  догадается.
Жюстина встала с дивана и стала беспокойно  ходить  по  гостиной"  заламывая
пальцы. Наконец она остановилась перед  баром  и  приготовила  себе  ром  со
льдом,  слишком  погруженная  в  свои  мысли,  чтобы   предложить   Николасу
что-нибудь выпить.
   - .Мне на ум приходит только одно, - сказала она неуверенно.
   - Посмотрим, не совпадают ли наши предположения.
   - Мой отец.
   - Т