Ёсино был населен ками давно умерших героев, таких как Минамото. Именно здесь Есицуне освящал свой меч в церемонии очищения огнем Синто.
     Для Николаса Ёсино всегда был связан с грустной легендой о несчастной любви этого героя тринадцатого века к танцовщице Шизуке, славившейся своей непревзойденной красотой. Именно сюда, в горы, бежала влюбленная пара после неудавшейся попытки покушения на жизнь Есицуне, предпринятой его врагами. Шизука была волшебницей. Рассказывали, что она могла своими магическими танцами положить конец засухе и вызвать обильные дожди. Взрослые мужчины плакали, глядя на ее неземные танцы. Именно здесь, в горах, судьба разлучила легендарных любовников - Шизука была предана и схвачена врагами Есицуне.
     В этот сумеречный зимний день Шизука и Коуи каким-то непостижимым образом слились воедино в мыслях Николаса, и чем дальше они с Тати уходили в глубь долины Синто, тем сильнее его собственные личные воспоминания переплетались с дыханием древней истории - век пластика и телевидения здесь еще не наступил.
     Преодолев последний лестничный марш, они взглянули на храм. Он был построен на берегу стремительного водного потока, бегущего по долине. Меж деревьев виднелись его остроконечные малиновые крыши и массивные, отполированные колонны из кедра. Храм казался естественной частью окружавшей его природы.
     Они перешли через небольшой деревянный мост, перекинутый над потоком, который струился по отполированному течением каменистому руслу. За мостом стояла высокая массивная колонна, на которой покоилась бронзовая фигура змеи-дракона. Это был Нотен О-ками, проявление Зао Гонгена, воплощение Ёсино.
     - Расскажи мне немного о Сейко, - сказал Николас, когда они переходили через мост.
     Разглядывая изваяние свившегося в кольцо дракона, Тати сказал:
     - Думаю, это повредит нашей дружбе, ведь ты спишь с этой женщиной. - Он повернулся к Николасу, и его губы скривило подобие улыбки. - Разве нас не учили, что число "три" - число конфликта?
     - Она говорит, что ты не такой, как другие оябуны.
     Сидаре поднял брови.
     - Что ж, может, и так. Я - тандзян, и уже одно это ставит меня в особое положение, не так ли? Но на самом-то деле ты вовсе не хотел узнать что-либо от меня о Сейко. Чувствую, ты уже знаешь о ней больше, чем тебе бы хотелось.
     Николас остановился.
     - Что ты хочешь этим сказать?
     - Знакомство с Сейко само по себе не подарок, однако заботиться о ней - все равно что попасть в зыбучие пески. Эта женщина совсем не имеет собственного лица. Она каждый раз становится такой, какой ее хотят видеть мужчины. И если сейчас она кажется сильной, то это только потому, что такой ее хотел видеть ты, боюсь, что и я тоже. Однако она никогда не понимала, кто же она на самом деле. И если уж говорить правду до конца, похоже, она с самого начала никогда не была сама собой.
     - И это делает ее опасной?
     - Да. Человек, который не умеет ценить себя, не сможет ценить жизнь другого человека, любого другого существа. Сейко поступает так, как повелевает образ того мужчины, которого она в данный момент любит или с которым спит. Это делает ее абсолютно непредсказуемой.
     - Давай-ка поставим все точки над "I", - предложил Николас. - Ты хочешь сказать, что она неспособна на любовь или любое другое человеческое чувство, что все в ней - только отражение ее партнера?
     - Нет, я хочу сказать, что ее понятие о любви или о любом ином человеческом чувстве не совпадает с твоим или моим. И это еще страшнее и опаснее, потому что она умеет внушать якобы настоящие чувства. И когда ты понимаешь, что ее чувства совсем не то, что ты думаешь, это просто потрясает.
     Слева от них священнослужители, держа под мышкой морские раковины, продолжали призывать к вечерней службе. Николас и Тати двинулись дальше, через пригорок между храмовыми постройками к дороге, которая, извиваясь, уходила в глубь долины.
     - Странно, почему ты сказал, что я не о Сейко хотел поговорить с тобой? Наоборот, мне надо, чтобы ты помог мне лучше ее понять.
     - Может быть. Но ведь мы оба знаем, что именно не дает тебе покоя.
     Сюкен. Это слово стояло между ними как призрак, превращая пищу в прах, а вино в стоялую воду. В отличие от Николаса Тати владел искусством сюкен. И теперь сюкен всегда незримо присутствовал в любом их решении, споре или суждении. И впредь все их действия будут определяться этим - они либо станут друзьями, либо врагами, компромисс невозможен.
     - Да, сюкен, - нехотя признался Николас.
     - И, конечно же, ты хочешь знать, научу ли я тебя этому искусству.
     Николас не ответил, продолжая идти по дороге, которая уже превратилась в грунтовую тропинку. Они быстро вышли за пределы более обжитой территории храма и углубились в дикую природу. В вершинах деревьев невидимые в густой листве щебетали птахи.
     Николас обернулся к Тати.
     - Я далек от любви к якудзе и ее членам. Но для тебя я собирался сделать исключение, потому что... - Линнер разглядывал деревья, утопавшие во мраке ночи. В воздухе стоял их смолистый запах. - Потому что наши души соприкоснулись, и мы могли бы многому научиться друг у друга. К сожалению, каждый из нас ведет обособленный образ жизни, что... Из-за такого образа жизни я потерял жену и еще одного, очень дорогого мне человека. В юности этой внутренней жизни мне было достаточно. Но это было очень давно, и тогда я был совершенно другим человеком. - Он покачал головой. - Ты прав, я стремился к сюкен с тех пор, как понял, что я тандзян. Но я не собираюсь злоупотреблять этой властью по отношению к тебе или кому-то еще.
     Сидаре остановился и долго, пристально вглядывался в лицо Николаса, не делая ни единого движения. Над их головами пролетела черная птица и скрылась в зарослях криптомерии. Наконец, Тати произнес:
     - А кто тебе сказал, что сюкен - это объединение двух путей тау-тау?
     - Никто, я догадался...
     - Эта теория объединения - миф. Линнер-сан, ты заблуждаешься. Сюкен существует, и корёку - его единственная тропа; сюкен удерживает два начала, свет и тьму, в одной душе, каждое по отдельности. Совершенство единения, как и любая другая форма совершенства человеческого существования, невозможно.
     Тати видел выражение лица Линнера, но не имел ни малейшего представления, что оно могло означать. Он не знал о минах замедленного действия Кширы, тикающих где-то глубоко в душе Николаса.
     - Но я с удовольствием научу тебя всему, что сам знаю. Я поклялся делать это по отношению к каждому встреченному мною тандзяну. Но даже если бы этой клятвы не было, я все равно стал бы тебя обучать всему, чему сам научился. Ведь мы же друзья.
     - Да, - сказал Николас, вспоминая предупреждение Сейко об одержимости Тати Плавучим городом. - Мы друзья.
     Они продолжили путь. Ниигата жил в небольшом домике, к которому вела узкая тропинка. Там, впереди, светились в темноте его окна. Вскоре показался небольшой крытый тростником домик. Он был построен из рубленого леса в традиционном японском крестьянском стиле - без гвоздей и без каких-либо связующих растворов.
     Когда они подошли к входной двери, Сидаре сказал:
     - Предоставь это дело мне. Я знаю, как разговаривать с людьми Рока.
     - Но откуда тебе известно, что Ниигата побывал в Плавучем городе?
     Тати ударил себя по груди кулаком:
     - Вот откуда.
     Нахмурившись, он постучал в дверь. Через мгновение на пороге появился тощий долговязый человек, которому было, наверное, уже за шестьдесят. Он был настолько истощен, что всем своим видом напоминал фотографии узников концлагерей. На голове его не было ни единого волоса. Для мужчины такого возраста это неудивительно, однако Николас заметил, что у него также нет ни ресниц, ни бровей.
     - Ниигата-сан?
     - Хай.
     - Нас послал к вам один ваш друг. - Тати шагнул к порогу. - Его зовут Рок.
     Николас быстро двинулся вперед, чтобы успеть подхватить Ниигату, прежде чем тот упадет на пол. Николас поставил его на ноги. Казалось, он весил не больше ребенка, его кожа была красной и покрыта гнойниками, при этом она блестела, как винил.
     - Простите меня, - сказал Ниигата, оправившись, - не чаял снова услышать это имя.
     - Этот человек умирает от радиоактивного облучения, - сказал Николас Тати и, обернувшись к старику, продолжил: - Ниигата-сан, кто-нибудь лечит вас? Вам нужно в больницу.
     Ниигата жалобно улыбнулся:
     - Моя болезнь неизлечима. Уж лучше я буду жить здесь, чем стану объектом любопытства ученых.
     - Так вы побывали в Плавучем городе? - спросил Сидаре.
     Николас почувствовал, как сердце Тати учащенно забилось.
     - Входите, - жестом пригласил их в хижину Ниигата. - Я как раз собирался обедать. Не хотите ли разделить со Мной трапезу? Давно уже я не принимал гостей. Священнослужители регулярно навещают меня, но никогда не остаются надолго. Буду рад компании, даже если это действительно Рок прислал вас.
     Николас быстро взглянул на Тати, но оябун сделал вид, что не заметил этого.
     Вслед за истощенным стариком они вошли в дом. Ниигата медленно направился к очагу. Николас сказал:
     - Вы были в Плавучем городе, но все же сумели вернуться.
     - Да, я сбежал, - просто ответил Ниигата. Он помешивал корнеплоды, булькавшие в соевом соусе в большом железном котелке, который был подвешен на крюке над очагом.
     - Похоже, наше появление не слишком напугало вас.
     Ниигата поднял взгляд:
     - Я уже мертв. Что еще может Рок сделать со мной? И все же мне неприятно слышать это имя.
     Достав стопку грубых деревянных мисок, он положил в каждую щедрую порцию овощного рагу. Его руки дрожали, и он чуть было не пролил содержимое котелка на татами, но ни один из гостей не поднялся, чтобы помочь ему, так как он тут же скомандовал: "Сидите!"
     Все трое ели в полном молчании. Как оказалось, аппетит был только у Николаса и Тати. Хотя пища была вкусной и ароматной, Ниигата едва прикоснулся к ней. Николаса это не удивило.
     - Вы участвовали в проекте Абраманова, не так ли? - задал вопрос Сидаре, Ниигата отложил в сторону свои палочки для еды.
     - Так вы не из Плавучего города?
     - Нет, - ответил Тати. - Мы хотим положить конец тому, что там происходит.
     - Так вы ничего не знаете, - голос Ниигаты упал, чувствовалось, что он вообще страшно устал от жизни.
     - Да, почти ничего, И мы пришли к вам, чтобы все узнать.
     Ниигата кивнул:
     - Нет ничего важнее правды. - Он поднял голову, и его черные глаза вспыхнули лихорадочным блеском. - В наши дни только правда имеет значение. И, думаю, у меня нет иного выбора, кроме как поверить вам. - Он повел худыми плечами. - Возможно, я снова ошибусь, но большего зла, чем мне уже причинили люди, никто не сможет причинить.
     И он рассказал им все, что ему было известно: о том, как Рок подобрал Абраманова в Южно-Китайском море, о том, что, когда ученый поправился, он уговорил Рока достать со дна моря его бесценный груз. Знал Ниигата и о лаборатории с горячей камерой, где проводились эксперименты с высокотоксичным радиоактивным элементом.
     - Какой мощностью обладает этот элемент 114м? - спросил Сидаре, когда Ниигата окончил свой рассказ.
     - Ну что вам сказать? - голова больного покачивалась на тонком стебле шеи. - Этого никто по-настоящему не знает. Даже Рок не осмеливается опробовать его на деле во Вьетнаме, так что опытный образец был изготовлен на основании лишь теоретических выкладок. Мне доподлинно известно, что этот элемент более токсичен, чем плутоний. Это страшное вещество. Непосредственный контакт с его частицами неизбежно ведет к смерти. Необходим тщательный контроль за загрязнением, так как на поверхности этого вещества всегда находится определенное количество мельчайших частиц, которые образуются в результате окисления. Опыты с элементом проводятся в вентилируемой горячей камере. Для того чтобы предотвратить окисление, в ней постоянно поддерживаются отрицательное давление и инертная атмосфера, состоящая из аргона. Однако предотвратить окисление не всегда удается, и тогда неизбежно перемещение высокотоксичной пыли. Кроме этого, существует еще и гамма-излучение. Элемент 114м является столь мощным источником гамма-излучения, что если в течение пяти минут человек будет находиться в десяти метрах от него без специальной защиты, он обязательно погибнет.
     - Если это такое страшное вещество, зачем вообще иметь с ним дело? - спросил Тати.
     - На это имеется несколько причин. У элемента 114м очень большое сечение поглощения тепловых нейтронов, что превращает его в наиболее эффективное ядерное топливо. Его критическая масса гораздо меньше, чем у урана или плутония. К тому же период полураспада чрезвычайно долог. Вы знаете, что все это значит?
     - Кажется, я догадываюсь. - Николас почувствовал, как по его коже пробежали мурашки. - Абраманов открыл элемент, который может быть превосходным материалом для изготовления мощного оружия.
     Ниигата кивнул:
     - Правильно, русский ученый заявляет, что коэффициент размножения нейтронов настолько велик, что если бы нашелся такой дурак, который поместил бы два небольших - скажет, пять дюймов на восемь и на один дюйм - кусочка этого вещества на расстоянии трех футов друг от друга, то немедленно началась бы ядерная цепная реакция.
     - И какой мощности? - у Николаса перехватило горло.
     - По расчетам Абраманова, таких двух небольших кусочков достаточно для уничтожения четырех городских кварталов.
     - Боже милостивый!
     Все трое некоторое время сидели и молчали. За окном на ветке дерева пела птичка. Потом и она замолчала. Стало так тихо, что слышен был отдаленный шум воды. Ниигата пошевелился, растирая окоченевшие руки и ноги. Он явно страдал от боли.
     - Этот элемент слишком "горячий" даже для горячей камеры, - сказал Николас.
     - Да, нам приходилось использовать людей из местных горных племен, предварительно обучив их необходимым простейшим операциям. Работа требовала точности, а времени у нас не хватало. Были и ошибки, пусть мелкие, но и этого было достаточно при работе с элементом 114м. Пока я был там, от радиоактивного облучения умерло пятнадцать человек. Теперь вы сами понимаете, что чрезвычайно высокая токсичность этого элемента делает его непригодным для использования в промышленных целях. - Ниигата покачал головой. - И это очень печально, иначе русский ученый мог бы осуществить одно из наиболее сокровенных чаяний человечества - создать безопасный, дешевый и, в общем-то, неистощимый источник энергии.
     - Абраманова держат в Плавучем городе против его воли? - спросил Тати. В мерцающем свете очага было видно, как напряжено его лицо.
     - И да, и нет, - Ниигата помешал кочергой угли в очаге и подбросил в огонь дров. Все это он проделал с большим трудом, но, как и прежде, ни один из гостей не оскорбил его предложением помочь. - Я не думаю, что русского держат там в качестве пленника - в этом нет необходимости. Ученый работает по собственной воле. Для него Рок создал все условия. Кроме того, и это самое главное, Абраманов убедил себя, что та работа, которую он делает в Плавучем городе, очень нужна. Он считает, что проект, названный Роком "Факел", это и есть та цена, которую он должен заплатить за возможность продолжить дело всей своей жизни. Подобно безумцу, он самозабвенно делает для Рока эту грязную работу: создает очень компактное, портативное и чистое ядерное устройство. Кровь стынет в жилах при мысли, с какой целью оно может быть использовано. Но Абраманов как будто ничего не замечает. Он живет ради одной цели: чтобы человечество признало его заслуги. А то, что он может причинить этому человечеству страшный вред, похоже, его не волнует. Он вообще закоренелый индивидуалист. Думает только о себе, о том, как обессмертить свое имя. Мне он глубоко противен.
     "Так вот чего хотел от меня Оками, - подумал Николас. - В Плавучем городе ведутся работы по созданию ядерного устройства, и можно почти с полной уверенностью сказать, что кто-то намерен использовать его против Оками пятнадцатого марта. Но где же сам Оками, и кто собирается купить у Рока его "Факел"? Кто заплатит за убийство кайсё?"
     - Но неужели он не понимает, что его разработки обязательно используют в разрушительных целях? И потомки проклянут его, а не восславят?! - воскликнул Тати.
     - Разве подобные соображения удержали тех ученых из Лос-Аламоса от работы над Манхэттенским проектом? - Ниигата разглядывал пальцы, черные от углей. - И вы думаете, ученым нужна признательность человечества? Ими движет научная любознательность. Они все время хотят открывать новое - это их непреодолимая страсть. За возможность проводить исследования они готовы продать душу дьяволу, как это сделал, например, Абраманов. И ему признательность человечества тоже не нужна. Ему нужна известность. Понимаете, что это такое? Пусть даже проклянут, но будут помнить века, что некто Абраманов был гением и жил на земле.
     - По-моему, все это чудовищно! - воскликнул Николас и спросил: - Вы знаете, кто собирается купить первый "Факел"?
     - Какой-то японец, - без колебаний ответил Ниигата. - Как-то я подслушал разговор Рока. Он упоминал какого-то оябуна якудзы.
     - Какого оябуна? - Сердце Николаса упало, а кровь бросилась в голову.
     - Не знаю. Но он говорил о кайсё.
     И тут Линнер внезапно охрип. Значит, "Факел" был нацелен на Оками! А покупатель смертоносного оружия, кто бы он ни был, знает, где скрывается кайсё.
     - Они хотят убить человека, и я предполагаю, кого именно, но зачем использовать "Факел"? - спросил Николас.
     Ниигата пожал плечами.
     - Мне кажется, есть две причины. Для того чтобы убить человека из ружья или пистолета, надо его увидеть воочию. А если этот человек скрывается в каком-то районе, имея такое оружие, как "Факел", необязательно выслеживать противника, точно знать, где, в каком доме он живет. Достаточно разведать, в каком районе или городе он спрятался, и там уничтожить. Во-вторых, мощный взрыв в самом сердце густонаселенного городского центра будет лучшей рекламой для потенциальных покупателей "Факела", цена которого резко подскочит. И, поверьте мне, любой террорист, или военачальник из горячей точки планеты, или борец за этническую чистоту из кожи вон вылезет, чтобы купить его.
     От этих слов у Николаса снова мурашки побежали по коже. Нужно было немедленно выяснить, где скрывается Оками.
     - По моим сведениям, взрыв "Факела" произойдет в большом городе. Как вы думаете, в каком? - спросил он Ниигату.
     Дыхание умирающего участилось.
     - Думаю, даже Абраманову это неизвестно. Все знает только Рок и, конечно, его напарник. Но мой вам совет - доберитесь до "Факела" до пятнадцатого числа. Как только его вывезут из Плавучего города, шансы найти это оружие, особенно в большом городе, будут равны нулю.
     - Кто напарник? - прошептал Тати, не замечая страшного смысла слов, только что произнесенных Ниигатой. Голос Сидаре прозвучал так сдавленно, чти Николас внимательно посмотрел на него.
     - Так напарник Рока жив? - снова спросил он.
     - Жив, конечно, - сказал Ниигата. - Ничто не берет этого ублюдка. Рок зовет его Миком.
     - Да, Мик, - в глазах Тати появился бешеный огонь, он дрожал всем телом так сильно, что даже Ниигата заметил это. - Наконец-то я нашел тебя, сукин ты сын, Майкл Леонфорте!

ЛОНДОН - ТОКИО - ЁСИНО

     Дождь со снегом прекратился, и серебряный свет полной луны, плывущей поверх низкой гряды облаков, проникал в ванную комнату, освещая лицо Челесты. Она наклонилась вперед, выбрасывая содержимое пепельницы в унитаз, и по ее щеке скользнула прядь волос.
     Затаив дыхание, Кроукер стоял за душевой занавеской, чувствуя под ногами холодный фарфор ванны. Он вовремя заметил движение тени Челесты по стене, когда она направилась в ванную комнату. Отпрянув от двери, он побежал по кафелю к ванне. Челеста не стала включать свет и потому не заметила капель воды, оставленных его мокрыми ботинками.
     Теперь, снова подкрадываясь к двери, он вытер их своими носками. Сердце его сильно билось. Челеста была