шоколадных конфет, располагались полностью готовые жилые модули разнообразных размеров, чтобы люди могли менять их по мере изменения своего экономического статуса. То, что двадцать лет казалось эксцентричным, теперь стало анахронизмом - непрактичные и неуютные конструкции метаболистов были обречены на вымирание. Сейчас очень немногие люди решались жить в башне, и Николас удивлялся, почему ее до сих пор не снесли, чтобы освободить место для воплощения в жизнь новых архитектурных идей.
     Немного помедлив, он последовал за Коуи вниз по широкой лестнице с перилами из нержавеющей стали, которая вела со второго этажа. На нем располагались две спальни и ванные комнаты в традиционном японском стиле. Нижний этаж был отделан на западный манер, если не считать почти музейной коллекции изделий, собранных Николасом в Юго-Восточной Азии и Китае, заполнявшей стены и остекленные шкафы и все свободные места на мраморных и гранитных крышках кофейных столиков, буфетов и комодов.
     Следя за проворными и точными движениями любимой, он вдруг спросил ее:
     - Ты когда-нибудь думаешь о нем?
     Этот лаконичный вопрос мог бы озадачить любую женщину, но только не Коуи. Она обладала интуицией, острым, реагирующим на все нюансы умом и прекрасно знала человека, с которым жила.
     - Я почти никогда не вспоминаю о Мике Леонфорте. - Узким бамбуковым черпаком она отмерила порции зеленого чая, на ее прекрасной формы руке сверкнули бриллианты. - Слишком много горя я испытала с этим человеком. - Она взглянула на Николаса светящимися от счастья глазами. - Поэтому никогда не забуду, как я счастлива, что снова обрела тебя.
     Николас наблюдал за тем, как она заканчивала процедуру приготовления чая, двигаясь по отделанной фарфором и деревом кеки кухне. В ее движениях чувствовалась уверенность, которая приходит от ощущения счастья, покоя внутреннего мира и самопонимания. Как она теперь отличается от той почти девочки, в которую он влюбился много лет назад, - как день и ночь! Так же как эта кухня отличается от большой кухни его бывшего дома в предместье города. Эту оживляло и согревало присутствие Коуи, тогда как в той было темно и холодно, как в склепе.
     - Ты скучаешь по тому дому? - спросила Коуи, проявив присущую ей проницательность.
     - Я вырос там, - ответил Николас, принимая наполненную чаем чашку из обожженной глины. - С ним связано столько воспоминаний. С этим трудно расстаться.
     - Ты жалеешь, что продал его?
     Он вздохнул:
     - Да нет, пожалуй. Но в нем случилось и много плохого. Жюстина была несчастна в нем. А уж когда она погибла в этом дорожном инциденте... - Он помолчал и отхлебнул чай. - Она так и не смогла привыкнуть к жизни в этом доме и очень хотела вернуться в Нью-Йорк.
     Коуи взглянула на него поверх края чашки.
     - Как и ты, кажется.
     - Я не знаю.
     - Конечно, хочешь, - шепнула она. - Эта мысль все время у тебя на уме, просто ты сам боишься себе признаться в этом.
     - Япония - моя родина.
     Эта все понимающая и спокойная женщина казалась ему единственной опорой в этом безумном, безумном мире.
     - Возможно, - сказала, она. - Но, может быть, ты не создан для того, чтобы иметь только одну родину. Это не для всех.
     - Сейчас я не могу вернуться.
     - Там будет видно, - возразила Коуи. - Может быть, ты вернешься скорее, чем предполагаешь.
     Он заглянул ей в глаза.
     - Я действительно должен буду вернуться, и очень скоро. Американское отделение все еще без президента. Терренс Мак-Нотон, защищающий мои интересы в Вашингтоне, уже провел предварительные переговоры с претендентами, но я собираюсь лично провести решающие встречи. Но откуда ты об этом узнала?
     Она рассмеялась, как ребенок.
     - Я просто хорошо тебя знаю.
     - Да, но как я могу уехать в Нью-Йорк, когда потерял контроль над тем, что творится в "Сато"? Этот человек, Канда Т'Рин, втерся в компанию и в доверие к Нанги-сан.
     Они перешли в гостиную. Коуи отдернула шторы, открылся потрясающий вид на охваченный звездным огнем город. Они сели рядом обнявшись.
     - Я чувствую, ты не доверяешь ему.
     - Если честно, я еще не знаю, что о нем думать, - сказал Николас. - Что-то внутри компании не так, и в этом я подозреваю Канда, Но недоверие к нему понимают превратно. Считают, что я просто ревную его к Нанги-сан.
     - Ну так поговори со своим другом еще раз.
     - Последствия сердечного заболевания Нанги гораздо тяжелее, чем он пытается это представить. - Николас допил чаи и крепко сжал чашку в руках. - Мне сказали, что для того чтобы окончательно поправиться, ему нужно время. Кроме того, он просил меня не осложнять отношений с Т'Рином. Нанги верит ему и хочет, чтобы я испытывал те же чувства к молодому человеку.
     - Тогда поделись своими сомнениями с обоими.
     Николас покачал головой:
     - В теории это звучит хорошо, но на практике... - Он посмотрел на Коуи. - У меня такое чувство, что происходит нечто, чего я не понимаю.
     Коуи нежно коснулась кончиком указательного пальца середины его лба.
     - Ты чувствуешь это здесь, своим глазом тандзяна?
     - Да.
     - Тогда, может быть, ты и прав. - Она вздохнула. - С другой стороны, чем люди становятся старше, тем драгоценнее для них время, дорогой. Мне кажется, ты должен дать Нанги-сан это время. - Она разгладила морщины на лбу любимого и поцеловала его. - Не беспокойся так. Ты уже знаешь, что будешь делать. Следуй своему сердцу, и ты достигнешь цели.
     Николас резко отвернулся от Коуи, и она почувствовала, что он сейчас мысленно не с ней. Это было не в первый и не в последний раз. Она не обижалась и не беспокоилась, потому что знала, в эти моменты он думает о своей бывшей жене и излечить его может только время.
     - Это хорошо, что ты вспоминаешь о ней, - тихо сказала Коуи. - Это естественно и справедливо.
     Николас повернулся к ней с выражением такой боли на лице, что у нее сжалось сердце.
     - Дело не в том, что она умерла, с этим я смирился, - ответил Николас. - Дело в чувстве вины. Я оставил ее одинокой и несчастной. Она умоляла меня не уезжать. Жюстина ненавидела Японию, тосковала здесь, но я старался не замечать ее состояния.
     - Но ты ведь не виноват в том, что произошел этот несчастный случай. Они с подругой ехали на машине из Токио домой, а ты был в Венеции с Микио Оками.
     Он кивнул.
     - Я старался дозвониться до нее. Дважды, глубокой ночью, но она так и не подошла к телефону. Разозлилась на меня и, вероятно, просто не хотела разговаривать.
     - Дело не в этом, - сказала Коуи. - Даже если бы ты и был в это время в Токио, то все равно не смог бы спасти ее. Такова была ее карма.
     Николас крепко обнял Коуи и поцеловал. Как всегда, она была права. Пора проститься с прошлым.
     - Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, - прошептал он. - Карма в том, что мы с тобой снова встретились. - Он ласкал ее, вдыхал аромат ее волос и чувствовал, как его охватывает спокойствие. - Я так счастлив, что нашел тебя!
     Подземные торговые залы гигантских токийских супермаркетов в рабочие часы были забиты людьми. Но после пяти часов, когда магазины закрывались, они были пустынны. Зал отделения "Тамаямы" в Гинзе, на улице Харуми, представлял собой огромное торговое помещение, спроектированное на манер английского садового лабиринта - все было устроено так, чтобы как можно более облегчить процесс покупок в разнообразных секциях.
     Этот подземный этаж ночью производил странное впечатление. Ушли даже уборщики, и тускло поблескивающие при дежурном освещении прилавки и полки были лишены товаров, а следовательно, и смысла. Но за этим торговым залом находилось другое, гораздо более укромное место. Днем оно обычно пустовало, его использовали по ночам, что было очень полезно Мику. Дело в том, что он - и ряд его корейских партнеров - два года назад купили "Тамаяму". Снижение оборота во время кризиса исчерпало все резервы торгового дома, специализирующегося на снабжении японского потребителя товарами всемирно известных фирм по весьма высоким ценам. За крайне короткий период преуспевающая прежде компания подошла к грани банкротства. Когда пришли Мик и его партнеры, они выкинули девять десятых товаров со всемирно известными ярлыками и заменили их импортом из Тайваня, Малайзии и Китая.
     Результат оказался потрясающим. Люди, которые раньше покупали престижные вещи, были рады, что цены на них снизились вдвое и оборот торгового дома резко пошел вверх. Новое руководство "Тамаямы" собиралось применить этот же принцип к товарам длительного пользования и бытовой электронике, изготовленной в Юго-Восточной Азии, в основном на предприятиях, принадлежащих Мику Леонфорте.
     Сегодня Мик прибыл рано, чтобы лично проследить за всеми стадиями подготовки к обеду, который был устроен генеральным прокурором Гиндзиром Мачидой в честь членов фирмы "Денва партнерз". В отличие от большинства других деловых встреч еда на этом обеде имела не меньшее значение, чем сами переговоры.
     Когда Мик появился из подсобных помещений, то увидел, что отделанная деревянными панелями комната была декорирована, в приглушенных тонах, как он и приказал. Под гигантской хрустальной люстрой сиял своим великолепием длинный стол из дерева вишни. Столовые приборы и посуда сверкали, как бриллианты в витрине ювелирного магазина, а возле каждого прибора стояла написанная каллиграфическим почерком карточка с именем одного из гостей.
     В комнате находилось двенадцать человек, включая Мачиду. Генеральный прокурор одного за другим, на японский манер, представил гостей, в то время как официантки, одетые в кимоно и оби, обносили их шампанским "Луи Роджер", малосольной белужьей икрой и излюбленным японцами торо. В комнате было уже накурено, и под потолком повис похожий на городской смог дым, который колебался в струях холодного воздуха кондиционеров.
     Вскоре Мачида пригласил всех гостей к столу, и приглашенные, сверяясь с карточками, заняли предназначенные им места. Одно место осталось незанятым. Мик уселся во главе стола, а Мачида - напротив него, по другую сторону. Это послужило сигналом обслуживающему персоналу откупорить бутылки с вином. Мик, обладавший несомненным обаянием, взирал на присутствующих с видом великодушного диктатора, который благосклонно рассматривает своих сатрапов. Золотистое французское вино лилось, как вода в фонтанах Парижа. Все присутствующие были в превосходном и благожелательном настроении. Мик не ошибся. Экономический спад только усилил почти маниакальную любовь этих людей ко всему редкому и дорогостоящему.
     - Добрый вечер, джентльмены, - произнес он, заглядывая в глаза всем по очереди. - Я польщен тем, что вы согласились прибыть на нашу небольшую встречу. И, если мне будет позволено это сказать, был весьма рад познакомиться с каждым из вас в отдельности, - Прекратив расточать любезности, Мик опустился на свой стул.
     Официантки поставили перед каждым гостем по маленькой тарелочке с салатом. Из двери кухни появилась Хоннико, она толкала перед собой тележку с огромной, чеканного серебра супницей и большим половником. Каждому из приглашенных она положила на тарелку с салатом по кучке каких-то черно-желтых бобов в прозрачной желеобразной массе. Гости с удивлением смотрели на незнакомое блюдо, пытаясь определить, что это такое.
     - Наша первая перемена ведет свое происхождение из Китая, - объявил Мик, - собственно говоря, прямо из Запретного города. - Он горделиво улыбнулся и воздел вверх руки. - Сегодня, джентльмены, мы едим, как императоры!
     Гости взяли свои вилки и принялись за нечто, похожее на бобы, а Леонфорте продолжил:
     - На сегодняшний вечер я приготовил было речь, но вчера мне посчастливилось в парке подслушать разговор двух пожилых мужчин, которые достаточно хорошо представляют себе теперешнее положение в мире. Один заявил, что массы обречены поклоняться любой идеологии, которая потакает их примитивным инстинктам. Что он хотел этим сказать? Скорее всего, он говорил о том, что люди хотят иметь жилище, здоровье и пищу. Вот элементарные человеческие инстинкты - и мы должны признать, что это хорошие инстинкты, не правда ли? Но сколько расовых и этнических войн в мире, сказал первый собеседник, начинается и ведется под лозунгами сохранения жилищ, здоровья и самой жизни! И это не случайность. После краха мировой коммунистической системы снова возродилась идея фашизма. Это происходит в Германии. В Италии избиратели привели к власти коалицию, которую возглавляют люди, считающие кумиром Муссолини. В России, где царит хаос, вызванный рыночной экономикой, на политическую арену выдвинулся человек, провозгласивший: "Россия превыше всего. К черту всех остальных!" Он заявил, что надо начать войну с Соединенными Штатами и отнять у них Аляску. И миллионы людей называют подобного авантюриста великим! Разве это не безобразие? Второй пожилой мужчина отнюдь не возмутился тем, что в ряде стран возник неофашизм. Он спросил: "А разве нет величия в тех, кто готов рискнуть всем, чтобы уничтожить старые порядки, сложившиеся группировки, покончить с всепроникающей коррупцией? Для этого нужны чрезвычайные меры и незаурядные люди. Разве можно иначе избавиться от этой заразы? Разве цель не оправдывает средства?"
     Мик поднял руку и, сделав паузу, заговорил с еще большей страстью:
     - Подумайте, можно ли отвергать этих харизматических личностей, способных воспламенить огромные массы людей, чтобы воплотить в жизнь свои идеи? Можно ли отвергать их методы - иногда безжалостные, но направленные на то, чтобы выполнить желания миллионов простых людей? И должны ли мы - признанные лидеры, элита общества - стоять в стороне, спокойно наблюдая за тем, как общество, подобно взбесившемуся псу, пожирает само себя? Или, быть может, мы существуем для того, чтобы управлять массами и направлять их? Значит, мы должны взять общество за глотку и установить свои жесткие правила! Эта дилемма стара как мир. Веками ее пытались разрешить философы, политики, генералы и теологи и не пришли к сколько-нибудь определенным выводам.
     Официантки начали убирать тарелочки из-под салата, а Мик широко развел руки, как бы пытаясь обнять всю комнату.
     - Надеюсь, вам понравилась эта закуска императоров. А сейчас, в перерыве между переменами, мне хочется спросить каждого из вас, к какому из двух лагерей он примкнет. - И Мик почтительно поклонился седому человеку, сидящему слева. Он возглавлял известную фирму, которая специализировалась на торговле электроникой. - Может быть, мы сможем начать с вас, Асада-сан?
     - Мне ответ кажется совершенно ясным, - сказал Асада. - Сразу после войны, по нашему общему молчаливому согласию, мы создали Либерально-демократическую партию. Она правила безо всякой альтернативы и до недавнего времени полностью контролировала политику и экономику нашей страны. Без ЛДП и тщательно подобранных ею премьер-министров Япония не достигла бы того, что назвали "великим экономическим чудом", которое побежденную страну, находящуюся на грани обвальной инфляции и безработицы, превратило в экономического колосса. - Он кивнул. - Да, временами методы, которыми пользовалась ЛДП, чтобы обеспечить контроль над страной, были безжалостными - по некоторым стандартам даже жестокими. Но все мы должны согласиться с тем, что это было необходимо и делалось в интересах Японии. Факты говорят сами за себя. Поэтому я бы сказал, что в данном случае цель действительно оправдала средства.
     Один за одним сидящие за столом люди почти одинаково отвечали на поставленный вопрос.
     Когда они закончили, Мик сказал:
     - Я поздравляю вас всех - вы понимаете природу истинного величия.
     - Но что это дает? - спросил Асада. - Так было в прошлом, а все мы понимаем, что прошлого не вернуть. ЛДП отстранили от власти, и мы остались с правящей коалицией, настолько слабой и раздираемой противоречиями, что каждые шесть месяцев имеем нового премьер-министра. Кто в этом зале сможет сказать, куда приведет эта политика постоянного компромисса? Никуда. Ах, если бы мы могли вернуть старое!
     Мик наклонился вперед, в его глазах зажегся фанатичный огонек.
     - Вы не правы, мои друг, - сказал он. - Вспомните еще раз разговор между двумя пожилыми мужчинами в парке. Первый живет в прошлом. Для него хорошо то, что прошло. Может быть, и для вас тоже. И, напротив, старик, который оправдывает человека, воскликнувшего: "Моя страна превыше всего!", живет в будущем. Но вот что я вам скажу, джентльмены: ни у того, ни у другого нет настоящего, и поэтому они обречены остаться на обочине магистрального исторического процесса.
     Леонфорте немного помолчал, словно наслаждаясь повисшим в воздухе напряженным ожиданием, и заговорил снова:
     - То же самое ожидает и вас, если не проникнетесь верой в то, что вам необходимо изменить свои взгляды на жизнь и на мир. Если не объединитесь со мной в моем наиболее смелом - и доходном - начинании!
     Мик опять широко развел руки, но теперь этот жест производил впечатление, будто он хочет заключить всех в свои объятия. Дверь на кухню открылась, и вошли официантки, возглавляемые Хоннико. Оратор прекратил пророчествовать и сказал более спокойным тоном:
     - Джентльмены, я пока что остановлюсь на этом, весьма важном пункте, чтобы дать вам насладиться главным блюдом нашего меню. Приятного аппетита!
     Разлили по бокалам новую перемену вин - на этот раз это было густое, темно-красное Петрус урожая 1960 года. Затем принесли главное блюдо - тушеное мясо темного цвета с острым ароматическим уксусом и луком соте. Гарниром служили, разумеется, японский рис и тонкие стебли молодой спаржи.
     Мик высоко поднял свой бокал, произнес тост за здоровье гостей и заговорил снова:
     - Посмотрите на массы, этих рабов телевидения, радио и газет. И взгляните на себя - людей, обладающих таким умом и силой воли, которые возвышают вас над всеми остальными. Вы не являетесь ничьими рабами. - Леонфорте вещал, как баптистский священник или экзальтированный телевизионный проповедник, который старается загипнотизировать своих слушателей: - Вы - суперэлита. - Он, подобно политическому демагогу, играл на потаенных свойствах человеческого характера, которые не зависят от расы, происхождения или религии, а прячутся где-то в глубине души каждого, свернувшись, как змеи, готовые в любой момент выползти наружу.
     - Терпимость к культурному и философскому разнообразию, характерная для политических систем стран вроде Соединенных Штатов, является идеальной средой для возникновения такой суперэлиты, - продолжил он. - В атмосфере открытости и созидания каждый человек может стать сильнее и богаче, чем при деспотическом режиме. Предвзятые мнения - проклятие политически лояльного индивидуума - могут остановить развитие суперэлиты в зародыше. Университеты, готовящие ее потенциальные кадры, сейчас платят огромные гонорары проповедникам терпимости и свободы слова, противникам расовой ненависти. Именно в такой атмосфере суперэлита развивается особенно бурно. - Но кого я называю суперэлитой? Тех людей, кому суждено править массами... - Леонфорте вытянул руку и театральным жестом начал указывать поочередно на каждого сидящего за столом. - Вас, Асада-сан... вас, Моримото-сан... вас... и вас... и вас.
     Его выставленный вперед указательный палец рассекал воздух, как хлыст.
     - Элитой я считаю всех, кто здесь присутствует, кто в корне отличается от других, живет по другим правилам, поступает, как хочет, и легко забирает власть в свои руки, как это делает император, подхватывая свою горностаевую мантию. Мы видим грядущее, видим то, что простой человек, заключенный в жесткие рамки своего жалкого существования, даже не может себе представить. А японцы мы или европейцы - не имеет значения, потому что мы говорим на одном языке.
     Мик театрально понизил голос почти до шепота, и все наклонились вперед, не желая упустить ни единого его слова.
     - У нас есть право - нет, нет, у нас есть долг извлечь преимущества из той свободы, которую предоставляет нам политически правильно функционирующее общество, - оратор поднял палец вверх, - и мы можем нач