- Вполне возможно. Если бы кайсё был жив, мы бы давно получили от него какие-нибудь известия. - Тёса положил руку на плечо дайдзина. - Нет Оками, нет и его власти. Мой дед верно говорил: "Считай своими друзьями только тех, кто имеет возможность причинить тебе вред".
     Тёса дорожил редкими минутами встречи с Наохиро, потому что только в это время он мог открыто противостоять ему.
     - Не жалей об Оками, - сказал он покровительственно. - Микио был сущим наказаньем для всех нас! Он сосредоточил в своих руках абсолютно всю власть. Это так несовременно. Терпеть такого человека - настоящий позор!
     А я именно за это уважал Оками. Далеко не каждый сумеет стать диктатором, а вот Микио стал им и ограничил даже твою власть.
     - Фу! - возмущенно фыркнул Тёса. - Через своих шпионов ты прекрасно знаешь, что я не только сохранил при Микио свою власть, но и приказал с ним покончить.
     На красивом лице Усибы появилось жесткое выражение.
     - Прекрати дурачить меня, это плохо кончится. Клянусь, я ничего не знал о заговоре.
     Тёса безудержно расхохотался:
     - Конечно, в том, что у тебя язва, повинны американцы. Ведь ты же кишки надорвал, пытаясь понять их юмор, да так и не сумел. Ты вообще юмора не понимаешь.
     - А ты, - Усиба сердито посмотрел на Акиру, - слишком многому у них научился...
     - Даже если это так, то я ничего не потерял и хочу, чтобы ты перестал беспокоиться по этому поводу. Вредно для твоего желудка.
     - Как и этот чай.
     Усиба оттолкнул от себя чашку, поднялся и быстро прошел в ванную, оставив Тёсу наедине со своими мыслями. Тот думал о том, что американцы действительно допекут Наохиро и он серьезно заболеет. Это будет очень печально, потому что он, Акира, утратит свое существенное преимущество перед другими оябунами, лишившись доступа в министерства Японии. Да, скорее всего, так оно и случится, потому что день ото дня здоровье Наохиро ухудшается. Уже несколько месяцев назад ему следовало бы лечь в госпиталь и пройти курс интенсивной терапии, однако дайдзин упорно не хотел этого делать, потому что был истинным самураем-чиновником. Работа в МВТП означала для него всё. Наохиро боялся, что после пребывания в госпитале ему вообще предложат отдохнуть и тогда - конец. Без работы он просто умрет. Врачи знали об этом и ни на чем не настаивали.
     Тёса с глубоким уважением относился к Усибе, даже по-своему любил его. Однако он руководствовался в жизни прежде всего практическими соображениями. В мире жестокости и вероломства, в котором он обитал, оставалось, увы, слишком мало места для сострадания и сантиментов.
     Молчаливый, с побледневшим лицом, Усиба вернулся на кухню, закурил новую сигарету и некоторое время стоял молча.
     Тёса, понимая, что обидел гостя, теперь искал возможность исправить положение. Он подошел к холодильнику, достал оттуда пакет молока и наполнил чашку Усибы.
     - Не унывай, друг. По крайней мере, теперь тебе не нужно беспокоиться о Томоо Кодзо.
     Наохиро, казалось, еще больше разозлился:
     - Томоо - сумасшедший оябун! Пытался уничтожить Николаса Линнера, а кончил тем, что был убит своей же жертвой!
     - В этом есть и положительная сторона: без Кодзо тайный совет стал лучше работать.
     Присаживаясь, Усиба пожал плечами.
     - Может быть, это и правильно, что вы с Тецуо Акинагой согласились, чтобы Тати Сидаре стал оябуном клана Ямаути. У вас двоих появится больше возможностей для контроля, чем тогда, когда оябуном Ямаути был Кодзо. Но тебе надо позаботиться о том, чтобы Линнер никогда не узнал, что по пятам за его женой, когда с ней произошел этот несчастный случай, шел именно человек Кодзо. Ты знаешь, что он вообще ненавидит якудзу и, уверен, будет преследовать всех нас, а не только представителей Ямаути. Полицию мы еще сможем держать под контролем через купленных нами людей, но Линнер - единственный человек, который может уничтожить всех нас.
     Тёса нахмурился и махнул рукой:
     - Николас никогда не узнает, что тогда произошло.
     Уж мы об этом позаботимся. Шофер грузовика дал свои показания в полиции, в них нет ни единого слова о белой "топоте". Даже Тандзан Нанги не подозревает о том, что Кодзо следил за женой Линнера. Ему и в голову это не приходит. Да и зачем было Томоо следить за этой женщиной, что ему это давало?
     - Очень многое. Как только Кодзо прознал про связи между Оками и Линнером, он установил за женой Николаса слежку в надежде выйти на ее мужа.
     - А кто был тот человек, с которым она провела ночь в токийском отеле и собиралась встретиться еще раз?
     - Он был ее любовником, занимался рекламой. Перед нами они были ничем не виноваты.
     - Да, но тогда нам это не было известно. Кодзо знал лишь о том, что человек этот был американцем и, прибыв в Японию, сразу же прямиком отправился к Тандзану Нанги. У Кодзо, который уже настороженно относился к нашим американским партнерам в Годайсю, возникли подозрения.
     - Ты хочешь сказать, что он был параноиком, - с презрением произнес Усиба.
     - Многие считали, что он сумасшедший. Не знаю, так ли это, но излишняя подозрительность всегда свидетельствует о психической болезни. - Тёса на секунду задумался. - Так или иначе, Кодзо стал следить за женой Линнера. Она, должно быть, заметила, что ее преследует белая "тойота", запаниковала и врезалась в грузовик.
     - Стало быть, она погибла случайно?
     - Не совсем. Если вдуматься, в ее смерти виноват Николас. Жизнь, которую он избрал, - вот что ее убило. Его жена стала всего бояться, постоянно оглядывалась, шарахаясь от собственной тени.
     Дайдзин рассмеялся неприятным смехом:
     - Ты представил в любопытном свете это скверное дельце!
     - Меня беспокоит Николас Линнер. Он очень опасен и опытен. Все оябуны боятся его.
     - Но только не ты, а? - насмешливо произнес Усиба.
     - Я больше других, - Тёса подлил себе еще чаю, стараясь не обращать внимания на чашку Усибы, наполненную молоком, - но в отличие от большинства я обеими ногами стою на земле и уважаю ненависть, которую Линнер питает к якудзе.
     - Не позволяй себе руководствоваться чувством личной мести в ситуации, которая и без того является достаточно сложной.
     - Ты так думаешь? - Акира внимательно посмотрел на гостя. - У меня есть очень веские причины для того, чтобы разыскивать Линнера. Дело в том, что Оками прознал о заговоре, который я затеял с целью его устранения, и отреагировал на это весьма неожиданным способом: обратился за помощью к Николасу Линнеру.
     Усиба покачал головой:
     - Да нет, ты ошибаешься! Николас презирает всех из якудзы и никому из них не станет помогать.
     - Однако в глубине души Николас - истинный японец, каким был и его отец, полковник Линнер. Эта семья многим обязана Оками, и Николас выполнит свой долг - защитит Микио. Я уверен, что кайсё жив и Николас придет ему на помощь, поэтому его следует уничтожить.
     - Я запрещаю тебе трогать Линнера!
     - Ты? Запрещаешь мне? - Акира насмешливо посмотрел на Наохиро.
     - Прислушайся к голосу разума. Кодзо пытался убрать Линнера - и что из этого вышло? Томоо мертв. И не думай, что ты умнее Кодзо и тебе удастся перехитрить Линнера.
     - Да, он - крепкий орешек, но всего лишь человек, а не Бог. И как всякий человек - уязвим...
     - Ты подвергнешь опасности Годайсю, все наше дело только для того, чтобы показать свою силу и ловкость. У тебя просто больное самолюбие. Лечи его в постели, доказывай женщинам, что превосходишь других.
     Усиба потушил сигарету и подошел к окну. Ему не хотелось думать о Николасе Линнере и о том, что замышляет против него Тёса. Он стал разглядывать город и еще раз убедился, как изменилась Япония благодаря и его политике тоже. Превратилась в высокоразвитую, могущественную страну. И все же Наохиро подумал: "Все происходит слишком быстро. Япония, будто ребенок, который научился бегать прежде, чем смог ходить, и теперь спотыкается, делая неестественные усилия, чтобы перегнать Запад". Затем он повернулся к оябуну.
     - Линнер не похож на других людей.
     - А, ерунда! Знаю я, почему он так сильно ненавидит якудзу. Это и станет его ахиллесовой пятой.
     Но Усиба уже опять думал о другом: "Беда в том, что после всех этих скандалов, связанных со взятками и незаконными платежами корпораций чиновничьему аппарату, человек с улицы, обыватель, считает, что мы вполне заслуживаем все то, что сами на себя навлекли, - и он прав в этом своем мнении". Хотя ладно, наплевать. Что ему-то, собственно говоря, беспокоиться? У него есть Годайсю, и какие бы потрясения и бедствия ни угрожали Японии в будущем, они не затронут Годайсю. Люди, заключившие соглашение с Годайсю, которая была организацией глобального масштаба, привлекали активы со всех уголков земли и были застрахованы от любых, даже кратковременных неудач, тем более от вмешательства какого-то там Николаса Линнера. Если Тёса сказал, что у него есть способ нейтрализовать этого человека, пусть делает, что хочет, мешать он ему не будет.
     Тёса предложил другу еще молока, но Усиба отказался. Какой в молоке толк? Все думали, что у него язва желудка, только он сам знал, что болен раком. Он просто морочил голову своим соратникам. Узнай они, что у дайдзина рак, быстро бы избавились от него и лишили работы.
     - Одно я знаю наверняка, - проговорил Тёса, - теперь, когда ушел Оками, у Годайсю появились большие возможности для достижения своих целей.
     - Да, это правда, - ответил Усиба и начал размышлять вслух. - Но почему-то Оками потерял веру в организацию, которую сам же создал. Почему? Я задаю себе этот вопрос снова и снова. Он всегда был патриотом, понимал, что нужно остановить и заблокировать моральное разложение, которое подтачивало нацию с тех самых пор, как американцы принудили нас принять конституцию, написанную для нас.
     - Ну почему тебя это волнует? Оками - это история, он уже в прошлом. Теперь не имеет значения, что он там думал. Надо смотреть в будущее. Это наша карма, друг мой, мы уже близки к победе, я чувствую ее приближение всем своим существом.
     - Хотел бы я в это верить так же, как ты, - пожал плечами Усиба, - но у нас есть еще множество проблем, которые надо решить. Нашему будущему угрожает то, что американцы лидируют в области телекоммуникаций и производства оптических приборов из стекловолокна. В двадцать первом веке главную роль будут играть те компании, которые смогут передавать информацию быстрее и с большей эффективностью, чем сейчас.
     - Вот и еще одна причина опасаться Линнера, - перебил Акира. - Его компания "Сато-Томкин Индастриз" имеет множество патентов на право владения технологиями в области телекоммуникаций, а мы об этом можем только мечтать. Сейчас "Сато-Томкин" работает в континентальном Китае, в Индии и Малайзии, занимается там укладкой стекловолоконного кабеля. В один прекрасный день эти страны превратятся в наших соперников.
     - Я еще раз предупреждаю тебя: Линнер - ниндзя и он чрезвычайно умен, - предостерег приятеля Усиба. - Я пробовал было пригрозить ему, но это не возымело действия. Я думаю, он не боится не только нас, но и тех, кто куда более силен.
     - Предоставь этого человека мне...
     - Нет, мой долг защищать интересы Годайсю. Преследовать Николаса Линнера - значит, рисковать всей организацией. Нельзя вовлекать его в наши дела...
     - Он защитник Оками, - возразил Тёса. - Он уже вовлечен.

***

     Они сидели в автобусе, ехавшем в никуда. Или так, по крайней мере, казалось Николасу, сидевшему рядом с Бэй. Старый драндулет, который лет двадцать назад, должно быть, смахивал на автобус, подскакивал на дороге, изборожденной рытвинами. Внутри автобуса воняло животными и мочой; при каждом толчке около дюжины запертых в клетки цыплят начинали громко пищать, что заставляло желтую птичку прыгать от страха. Птичка эта сидела в крошечной бамбуковой клетке, свисавшей с потолка автобуса рядом с головой шофера. Николас слышал, что Вьетнам был единственной страной, где люди брали птиц на прогулку, а на обед ели собак. Синдо предупреждал его, чтобы он никогда не спрашивал, что за мясо ему подают.
     Возможно, что этот четырехколесный катафалк использовался в качестве грузовика для перевозки всех этих цыплят на рынок, поскольку кроме них других пассажиров, принадлежавших к роду человеческому, в автобусе не было и никто не сел в него на всем пути. Каким образом Бэй узнала про это транспортное средство, Николасу было совершенно непонятно, но тем не менее автобус ожидал их в трех кварталах от того места, где девушка привязала лодку. Двадцатью минутами позже они уже были за пределами Сайгона, продвигаясь куда-то в юго-западном направлении. Бэй сказала, что их путь лежит в Железный Треугольник.
     Под этим названием, как он догадался, Бэй подразумевала Ку Чи. Тридцать лет назад этот район приобрел дурную славу из-за того, что там была целая сеть многоярусных подземных тоннелей, которые тянулись на многие мили. Эти подземные тоннели давали возможность партизанам-вьетконговцам держать под контролем всю территорию, расположенную в радиусе шестидесяти пяти миль от Сайгона. Вьетнамцы начали строить тоннели еще в сороковых годах, во время войны с французами. В спрессованном красноземе, покрывавшем территорию района, было очень легко и удобно рыть эти тоннели. Многие десятилетия сеть тоннелей расширялась и обновлялась, пока не достигла границы с Камбоджей.
     - Бэй, ответь мне, пожалуйста, - спросил Николас, когда они уселись поудобнее. - Что за отношения были у тебя с Винсентом Тинем?
     Бэй смотрела в окно. Ее волосы, связанные в длинный, толстый "конский хвост", падали на плечи. Она казалась сильной женщиной, способной любому дать отпор, и неудивительно, что легко сошла за мужчину. Ее женственное лицо без всякой косметики вполне могло принадлежать безусому юнцу, и это делало ее облик крайне привлекательным, особенно потому, что сама она этого не осознавала.
     - Он никогда не использовал меня, хотя и пытался, - произнесла наконец она.
     Бэй все еще смотрела в окно, и Николас видел ее смутное отражение в темном стекле.
     - Он пытался заставить меня делать это. Но я знала, какой репутацией он пользуется, знала, что если отвечу положительно хотя бы на одно его предложение, то эта среда засосет меня целиком и полностью. - Ее пальцы нервно теребили краешек рукава. - Такого я себе не могла позволить. Я - независимый связной, что-то вроде посредника, а иногда даже и примирителя в переговорах между ... группировками.
     - Полагаю, что под словом "группировки" ты имеешь в виду опийных магнатов, торговцев оружием, террористов и тому подобное.
     Долгое время Бэй не произносила ни слова. Автобус вдруг с грохотом покачнулся, цыплята распищались, а желтая птичка запрыгала с жердочки на жердочку, будто ее ударило током.
     - Что бы вы обо мне ни думали, Чы Гото, но чтобы достичь такого завидного положения, я очень много работала. Я ни от кого не завишу, однако многие влиятельные люди кое-чем мне обязаны. Интересно, понимаете ли вы меня? Наверное, нет. Вьетнам отличается от других стран, и требуется много времени, терпения, благожелательности, чтобы понять наш характер. Если вы будете судить о нас по вашим стандартам, то, в конце концов, допустите много ошибок.
     Кто-то на его месте, возможно, пропустил бы слова девушки мимо ушей, не придал бы им должного значения, но Николас считал время, терпение и благожелательность главными добродетелями, и они имели для него большой моральный вес. Он давно научился "просачиваться" в чужой мир, впитывать в себя чужую культуру, уважать чужие нравы и обычаи, поэтому и не собирался судить о Бэй с точки зрения американца или японца.
     - Я ценю твою независимость, - мягко сказал он Бэй. - Но не могла бы ты рассказать мне что-нибудь о смерти Тиня?
     - Случайностью это не было, да мне кажется, вы и сами уже поняли это.
     - Да.
     - А знаете, что его убили китайским способом?
     - Китайским? Что это такое? Я не понимаю...
     - Когда-то китайские военачальники с Шаньских гор устраняли своих врагов способом, которым был убит и Винсент Тинь, Они уничтожили его, а тело бросили в кислоту, которая употребляется для очистки "маковой слезы" перед переработкой в опиум. Это служило предостережением тем, кто попытался бы выдать убийц. Но сейчас этих людей нет. Со своих позиций они были вытеснены человеком, который в настоящее время фактически контролирует всю торговлю опиумом.
     - В самом деле? Я никогда не слышал о таком человеке.
     - Ничего удивительного. - Бэй посмотрела в глаза Николаса без страха. - Произнести его имя - значит навлечь на себя немедленную смерть. Поэтому вам его никто не называл и не назовет.
     - Понятно. Скажи, а он замешан в убийстве Тиня?
     Темные как кофе глаза Бэй выдержали его взгляд.
     Она молчала.
     Тогда он задал вопрос по-другому:
     - Наверное, Тинь в своих действиях подошел слишком близко к человеку, который контролирует сейчас торговлю опиумом?
     - Он контролирует не только эту торговлю.
     "Неудивительно, что инспектор Ван Кьет отказался от взятки, которую ему предлагал Синдо, - подумал Николас. - Он просто в штаны наложил со страха".
     Его размышления прервал шофер автобуса. Он подозвал Бэй; она быстро прошла вперед и обменялась с шофером несколькими словами. По интонации их голосов Николас понял, что речь идет о чем-то важном. Девушка побледнела.
     - У нас неприятности, - вернувшись, сказала она, - впереди на дороге полицейский заслон. Я уверена, что они разыскивают нас.
     - Но почему? Мы ничего не сделали плохого.
     Бэй резко встряхнула головой.
     - Ничего, если не считать, что мы сбежали с места убийства и нас обнаружили без всякого сопровождения в сверхзапретной зоне. Кроме того, нам припишут, что мы хотим сговориться о торговле контрабандными товарами - и это всего лишь три обвинения, которые могут быть нам предъявлены на законных основаниях.
     - Да, но...
     - Нас ждет тридцать лет тюрьмы без всякого судебного разбирательства или надежды на досрочное освобождение. Будем сидеть всю жизнь. А ваше правительство, Чы Гото, не имеет официальных дипломатических отношений с Вьетнамом. Когда вас арестуют, вам будет не к кому обратиться за помощью.
     Она провела его в заднюю часть автобуса, где шофер открыл дверь-гармошку.
     - Бежим! Если нас схватят, то могут казнить прямо на месте.
     Бэй прыгнула в ночную тьму, Николас без колебаний последовал за ней.

***

     На какое-то время главный министр Усиба ослеп от боли. Потом зрение его прояснилось и он смог увидеть простые деревянные строения Ядзукуни. Казалось, эхо голосов патриотов, которые раздавались здесь в давние времена, все еще звучало в туманном полуденном воздухе, несмотря на назойливый шум современного транспорта. Синтоистский храм Ядзукуни, который находил ся возле крепостного рва, окружающего императорский дворец в центре Токио, превратился в мемориал японцам, отдавшим свои жизни во время войны. Это был памятник мужеству погибших камикадзе - одной из наиболее ужасающих жертв, принесенных на алтарь победы в районе Тихого океана. Победа эта так и не была достигнута.
     У Наохиро опять страшно болел желудок, и он проглотил таблетку. Теперь ему приходилось принимать уже по три таблетки болеутоляющего в день вместо одной, и все это могло плохо кончиться. Усиба подозревал, что уже превратился в наркомана, но терпеть боль без таблеток уже не мог. Он закурил сигарету, глубоко вдохнув дым в легкие. Двигаясь по направлению к храму, дайдзин заставил себя идти нормальным шагом, размышляя об истории Ядзукуни, о том, как во второй половине 30-х годов правительство подстрекало правые силы на проведение демонстраций, и силы эти использовались для того, чтобы ввергнуть население в пучину милитаристского безумия.
     Недавно Верховный суд запретил министрам молиться в храме, поскольку это нарушало положения послевоенной конституции, которые закрепили отделение церкви от государства. Конечно, это была конституция, написанная американцами, и многие министры предпочли пренебречь решением с