Теперь,
Цзон, ты - это я", - сказал он на особом китайском диалекте,  которым  мы  с
ним обычно пользовались.
   - Что это означало?
   - Не знаю - могу только догадываться. - Цзон вытерла руки, смочила  их  в
чашке с холодной лимонной водой и снова  принялась  ловко  и  быстро  резать
овощи, на этот раз огурцы. - Я плакала не  переставая,  пока  мы  не  прошли
через лес и не оказались на поляне,  где  нас  дожидался  джип.  Твой  отец,
разумеется, ничего не сказал; он побоялся меня обидеть.
   - Ты должна была оставить Со Пэна?
   - Да, - ответила Цзон, в первый раз оторвав свой взгляд от работы. -  Это
был мой долг перед твоим отцом. Со Пэн это знал. Он бы никогда не  допустил,
чтобы я осталась с ним и пренебрегла своим долгом. Забыть о долге -  значит,
разрушить то, что делает человека личностью, что дает ему силы  для  великих
дел.
   Долг - это основа жизни,  Николас.  Это  единственное,  что  неподвластно
смерти. Это подлинное бессмертие.
   Как выяснилось, полковник был свободен весь день.  Он  повел  Николаса  в
город, в ботанический парк Дзиндайдзи, чтобы полюбоваться цветением вишни.
   По дороге они проводили Цзон  к  Итами:  мать  собиралась  вместе  с  ней
навестить больного дядю.
   Сильный восточный ветер  уже  развеял  утренний  туман;  легкие  перистые
облака выстроились  в  ряд,  словно  картины  импрессионистов  в  гигантской
галерее.
   Весенний парк, казалось,  целиком  опустился  на  землю  с  небес.  Ветви
деревьев, согнувшиеся под тяжестью нежно-розовых соцветий, поражали неземной
красотой. В другое время года этот парк, наверно, выглядел  более  заурядно,
но теперь, в апреле, от его великолепия захватывало дух.
   По извилистым тропинкам парка мелькали кимоно и яркие зонтики из  вощеной
бумаги, растекаясь по извилистым тропинкам парка. Николас с отцом подошли  к
дотку со сладким соевым творогом тофу. Полковник купил две  порции,  и  они,
жуя на ходу, неторопливо продолжили  свой  путь.  Мимо  пробегали  смеющиеся
дети, получившие на  время  полную  свободу;  проходили,  держась  за  руки,
влюбленные пары. Среди гуляющих было довольно много американцев.
   - Отец, расскажи мне о дзайбацу, - попросил Николас.
   Полковник отправил в рот очередной кусочек тофу и задумался.
   - Очевидно, кое-что тебе уже известно.
   - Я знаю что такое дзайбацу, - подтвердил Николас - Четыре самых  крупных
промышленных концерна Японии. И какое-то время, сразу после войны, многие из
высших руководителей дзайбацу стояли перед судом  как  военные  преступники.
Этого я не понимаю.
   Полковник  был  вынужден  пригнуться,  когда  они  проходили  под   низко
нависшими ветвями. Казалось, нет вокруг шумного Токио - только  эти  розовые
облака. Для японца это ощущение было вполне естественным.  Япония  изобилует
символами, обладающими немалой силой. Пожалуй, самый важный из этих символов
- цветы вишни. Они олицетворяют обновление, очищение, любовь  и  невыразимую
вечную красоту - основные категории японского  духа.  Обо  всем  этом  успел
подумать полковник, собираясь с мыслями.
   - Как часто бывает в Японии, - заговорил он наконец, - простого ответа не
существует. В самом  деле,  его  надо  искать  в  долгой  истории  японского
милитаризма. С началом революции Мэйдзи в 1868 году Япония  предприняла  ряд
мощных усилий, чтобы преодолеть изоляцию от  внешнего  мира  и  покончить  с
феодализмом,  царившим  на  протяжении  более  чем  двухсотлетнего   периода
правления сегунов Токугава. Это означало и  отказ  от  древних  традиций,  в
которых, как считали многие, кроется сила Японии.
   Они свернули на тропинку, спускавшуюся к небольшому озеру. Сквозь  густую
листву доносился шум детских голосов.
   - Эта новая политика, - продолжал полковник,  -  которую  можно  было  бы
назвать европеизацией, естественно вела к ослаблению могущества самураев.  В
конце концов, они всегда были самыми  несгибаемыми  приверженцами  традиций.
Теперь их клеймили как реакционеров, потому что они  яростно  сопротивлялись
всему, на что была  направлена  революция  Мэйдзи..  Тебе,  конечно,  хорошо
известно, что начиная с 1582  года,  когда  сегуном  стал  То„томи  Хидэ„си,
только самураям разрешалось носить два меча, один  из  которых  -  катана  -
считался исключительно самурайским оружием. Теперь все изменилось.  Закон  о
воинской службе запретил ношение катана,  а  создание  регулярной  армии  из
"простолюдинов" положило конец  привилегированному  общественному  положению
самураев, которое они занимали начиная с 792 года.
   Несколько минут они бродили вдоль озера. Холодная синева оттеняла  нежные
бело-розовые цветы. По воде плавали игрушечные кораблики;  их  белые  паруса
надувались ветром, и маленькие капитаны радостно  бегали  за  ними  у  самой
воды.
   - Однако самураи так легко не сдались, - прервал  молчание  полковник.  -
Эти крохотные, уверенно движущиеся вперед кораблики  напомнили  ему  изящные
средневековые гравюры.  -  Большинство  из  них  открыто  сопротивлялись,  а
потерпев поражение, стали объединяться  в  союзы.  Самый  крупный  из  таких
союзов назывался Гэнь„ся -  Общество  Темного  Океана.  Появлялись  и  более
мелкие, как, например, Кокурюкай - Общество Черного Дракона. Эти реакционные
союзы весьма  активны  и  сегодня  -  они  исповедуют  идеи  империализма  и
японского господства на азиатском побережье.
   Так вот, общество Гэнь„ся возникло в Фукуока и базируется там до сих пор.
Впрочем, здесь нет ничего удивительного -  этот  район  Кюсю  ближе  всех  к
материку.
   Николас подумал о монгольских нашествиях и о том оголтелом  национализме,
который они должны были породить. Это заставило его вспомнить о Сацугаи.
   Они присели на скамейку  возле  воды.  На  противоположном  берегу  озера
резвился мальчуган со связкой разноцветных воздушных шаров, а дальше, высоко
над  верхушками  деревьев,  на  фоне  неба   вырисовывался   зыбкий   силуэт
коробчатого воздушного змея в виде огнедышащего дракона.
   - Когда им не удалось открыто  свергнуть  режим  Мэйдзи,  члены  общества
предприняли  попытки  подорвать  его  изнутри.  Это  были  умные  люди.  Они
понимали, что новым властям для  индустриализации  страны  не  обойтись  без
экономической экспансии. Это означало дальнейшую колонизацию Китая.
   Внедрившись  в  официальные  политические  структуры   нового   японского
общества, люди Гэнь„ся вербовали союзников  среди  высших  правительственных
чиновников. Главной мишенью они избрали Генеральный  штаб,  где  реакционная
философия была скорее правилом, чем исключением.
   Всеобщие выборы 1882 года помогли представителям Гэнь„ся.
   Они заключили сделки со многими  политиками,  обеспечивая  им  сохранение
занимаемых постов и подучив взамен уверения в  том,  что  будет  проводиться
империалистический внешний курс Чтобы  добиться  своего  на  выборах,  члены
общества наняли провокаторов и разослали их во все  округа  для  запугивания
избирателей; нередко дело доходило до драк и поножовщины.
   Мимо прошли два офицера американской армии с семьями. Они с  достоинством
носили свою  форму,  ступая  твердо  и  уверенно,  как  и  подобало  славным
завоевателям. Наверняка они видели, что происходит вокруг, но вряд  ли  хоть
что-нибудь понимали.
   - По мере воплощения этой политики и расширения экспансии в Маньчжурии  и
Шанхае росли заморские аппетиты японских бизнесменов. Экономика  развивалась
невиданными темпами, и в ее  недрах  родились  четыре  промышленных  гиганта
дзайбацу.
   - Значит, Кансацу был  прав,  когда  говорил,  что  экономика  сыграла  в
развязывании войны не меньшую роль,  чем  милитаризм,  -  задумчиво  заметил
Николас.
   Полковник кивнул.
   - С точки зрения Запада, Япония была во многих отношениях отсталой  -  об
этом позаботились Токугава. Но в то же время, они лучше других понимали  дух
своей страны. Боюсь, как раз этого недоставало Макартуру. Разумеется, он был
достаточно умен, чтобы  не  тронуть  императора,  хотя  повсюду  раздавались
требования судить его как  военного  преступника.  И  дело  не  в  том,  что
император  всячески  помогал  американцам  после  войны.   Просто   Макартур
прекрасно понимал, что любая попытка лишить  его  трона  ввергнет  Японию  в
беспредельный хаос: на это не решались даже могущественные сегуны.
   Американцы с самого начала поддерживали миф о том, что Японию  втянули  в
войну генералы. - Он облизал липкие пальцы и достал трубку. - Но все  далеко
не так. Это дзайбацу загнали страну в угол, единственным выходом из которого
стала война.
   - Но что же японский народ? - спросил Николас. - Наверняка  он  не  хотел
войны.
   Полковник сжал губами трубку, не зажигая  ее.  Он  посмотрел  вверх,  где
мягко качались тяжелые от цветов ветви.
   - К несчастью, в этой стране народом помыкали на протяжении многих веков.
Слепое подчинение - императору, с„гуну, дайм„ - вошло в кровь.  -  Он  сидел
выпрямив спину, слегка повернувшись к сыну и  поддерживая  рукой  трубку.  -
Поэтому  нет  ничего  странного  в  том,  что  накануне  войны   антивоенные
настроения   не   проявились    с    достаточной    силой.    Более    того,
Социал-демократическая партия, открыто занявшая  антивоенную  позицию  после
вторжения в Маньчжурию, на выборах 1932  года  потеряла  значительную  часть
избирателей. Голос крохотной, но  неукротимой  Коммунистической  партии  был
почти не слышен. Дзайбацу и Гэнь„ся умело манипулировали ключевыми  фигурами
в  правительстве  и  в  средствах  массовой  информации.  Война  становилась
неминуемой.
   Полковник и Николас подняли головы, услышав топот. Слева от них  вниз  по
лестнице мчались двое полицейских в форме, перепрыгивая через три  ступеньки
и широко расставив руки для равновесия. Люди стали оглядываться по сторонам.
Раздался громкий крик. Дети бросились к родителям, оставив кораблики одиноко
качаться на воде. Несколько американских офицеров после минутного  колебания
последовали за полицейскими. Николас и полковник поднялись и двинулись вслед
за остальными.
   Из-за густых  крон  вишневых  деревьев  невозможно  было  разобрать,  что
происходит впереди. У лестницы уже собралась толпа. Полковник взял  Николаса
за руку и стал проталкиваться вперед. Там уже  слышались  крики  и  какая-то
возня, но подоспевший полицейский отряд быстро остановил потасовку.
   Люди немного расступились, и Николас  с  отцом  увидели  большую  поляну.
Зеленая трава была устлана опавшими цветами вишни. Николас заметил на  земле
кимоно. Сначала оно казалось серым,  и  только  когда  толпа  вынесла  юношу
вперед, он разглядел, что на самом деле ткань была черной в белую полоску.
   Вскоре Николас увидел стоящего на коленях человека, который касался  лбом
земли, усыпанной вишневым цветом.  Правая  рука  его,  скрытая  в  складках,
одежды, была прижата к  животу.  Перед  ним  стояла  небольшая  лакированная
шкатулка; рядом лежала длинная полоса белого шелка.
   Полковник сжал плечо Николаса.
   - Это Ханситиро! - сказал он, имея в виду знаменитого японского поэта.
   Николас   пригнулся.   Сквозь   частокол   ног    он    разглядел    лицо
коленопреклоненного  человека.  Стальные  волосы,  широкое  плоское  лицо  с
крупными чертами. В уголках рта пролегли глубокие  складки;  глаза  закрыты.
Теперь Николас рассмотрел, что темные  пятна  на  белом  шелке,  которые  он
сначала принял за тени, не что иное, как кровь.
   - Сеппуку, - сказал отец. - Так уходят из жизни люди чести.
   Николас невольно подумал о том, как строго и торжественно это  выглядело.
Он слышал  много  рассказов  о  войне,  где  смерть  представала  грязной  и
мучительной. Здесь же  все  было  так  спокойно  и  размеренно,  будто  само
бесстрастное течение времени среди жизненной суеты.
   - С тобой все в порядке? - Полковник обнял сына за  плечи  и  с  тревогой
посмотрел ему в глаза. Николас кивнул.
   - Да. Это было... слишком неожиданно. Я... Почему он сделал это в  парке?
Он хотел, чтобы все видели.
   - Чтобы видели и помнили, -  сказал  полковник.  Когда  Николас  с  отцом
поднялись в парк, воздушный змей все еще  парил  высоко  в  небе  и  изрыгал
пламя, словно вопреки воздушным потокам, швырявшим его из стороны в сторону.
   - Он был глубоко связан с прошлым и не сумел примириться с  новой  жизнью
Японии, - Мимо прошла пожилая японка, толкая перед собой темно-синюю коляску
с двумя розовыми близнецами. -  Ханситиро  был  замечательным  художником  и
благородным человеком. Так  он  выразил  свой  протест  против  будущего,  к
которому устремилась Япония и которое, как он считал, погубит ее.
   Они поравнялись с молодым американским моряком и его японской  подружкой,
которые держались за руки и весело смеялись. Моряк обнял девушку и поцеловал
ее в щеку. Она захихикала и отвернулась. Ее волосы развевались на ветру  как
хвост дракона.
   - Таких людей, как Ханситиро,  много,  -  произнес  Николас.  -  Сацугаи,
кажется, родился в Фукуока?
   Полковник задумчиво посмотрел на сына,  остановился,  достал  из  кармана
кисет и принялся набивать трубку.
   - Я читал конституцию, отец, - сказал Николас, глядя на парившего в  небе
змея. - Я знаю, что ты участвовал в  ее  создании.  Может  быть,  она  и  не
японская по духу, но очень демократичная. Гораздо более  демократичная,  чем
политика нынешнего правительства. Япония отклонилась далеко вправо. Никто  и
не пытался разрушить дзайбацу. Большинство довоенных чиновников остались  на
своих местах - я этого не понимаю.
   Полковник  достал  зажигалку  и,  повернувшись  спиной  к   ветру,   стал
раскуривать трубку. Наконец он спрятал зажигалку.
   - Перед  тем  как  ответить,  я  хочу  знать,  что  ты  чувствуешь.  Тебя
взволновала смерть Ханситиро? Или просто  ты  впервые  увидел,  как  человек
лишил себя жизни?
   - Не знаю. Я действительно не знаю. -  Николас  положил  руку  на  черную
чугунную ограду и почувствовал холод металла. - Может быть, я еще  не  успел
разобраться. Все было как в кино. Я не знал ни этого человека, ни его  книг.
Мне грустно, но я не знаю почему. Он сделал то, что хотел сделать.
   Выпуская кольца дыма, полковник размышлял  над  словами  сына.  Чего  он,
собственно, ожидал? Слез? Истерики? Ему  страшно  не  хотелось  возвращаться
домой и рассказывать Цзон о случившемся. Она любила стихи Ханситиро. "С моей
стороны, - подумал полковник, - было бы нечестным ожидать, что  на  Николаса
эта смерть произведет такое же глубокое  впечатление".  У  них  был  слишком
разный опыт, они  принадлежали  к  разным  поколениям.  В  любом  случае,  у
Николаса еще не  сложилось  то  восприятие  истории,  которым  обладали  его
родители. Разумеется, он по-иному смотрел на вещи.  У  полковника  мелькнула
мысль о Сацугаи. "Николас все подмечает, - подумал полковник. - Нужно  будет
уделять ему больше внимания".
   - Хотя американцы старались свалить всю  вину  на  японских.  военных,  -
сказал полковник, - справедливости ради надо отметить, что сразу после войны
была предпринята попытка очистите дзайбацу  от  преступников.  Однако  очень
многие подлинные документы оказались уничтожены или заменены поддельными,  и
большинству высших чиновников удалось выйти сухими из воды.  Разумеется,  не
всем. Некоторые из них были осуждены как военные преступники.
   Полковник с сыном направились к  восточным  воротам,  где  их  дожидалась
машина.
   - Американцы пришли  сюда  с  самыми  лучшими  намерениями,  -  продолжал
полковник, - Я хорошо помню день, когда мы  закончили  работу  над  проектом
новой конституции и передали его премьеру и министру  иностранных  дел.  Они
были поражены, будто узнали о еще одной атомной бомбе. Безусловно,  по  духу
эта конституция чисто западная. Но Макартур твердо решил отлучить страну  от
феодального прошлого, в котором он видел огромную опасность. Сущность  новой
конституции состояла в том, что император всю свою власть передавал  в  руки
японского народа, оставаясь при этом лишь символом государства.
   - И что было дальше? - спросил Николас.
   - В 1947 году Вашингтон резко изменил свою позицию. Часть  приговоров  по
военным преступлениям была отменена, и руководители  дзайбацу  вернулись  на
свои довоенные посты.
   - Очень странно.
   - Только с точки зрения  Японии,  -  возразил  полковник.  -  Видишь  ли,
Америка смертельно боится коммунистической угрозы и готова  на  все  для  ее
предотвращения. Посмотри, как американцы поддерживали Франко в  Испании  или
Чан Кайши в Азии; в фашизме они усмотрели лучшее оружие против коммунизма.
   - Значит, американцы сознательно пренебрегли конституцией,  которую  сами
же составили для  Японии,  восстановили  реакционные  дзайбацу  и  отклонили
японский курс вправо.
   Полковник кивнул, но промолчал. Ему вдруг показалось, что до ворот  парка
бесконечно далеко и у него не хватит сил преодолеть этот путь.
   - Давай присядем на минутку, - мягко предложил он.  Они  перелезли  через
невысокое ограждение и сели  на  залитую  солнцем  траву.  Полковнику  стадо
зябко, и он поежился. Тонкие облака то и дело закрывали солнце, и  их  тени,
как призраки, скользили по траве. Тихо шелестели цветы вишни; цикады звенели
дрожащей  медью;   над   деревом   в   одиноком   танце   металась   большая
коричнево-белая бабочка.  "Этот  день,  -  подумал  полковник,  -  похож  на
стихотворение  -  хайку:  прекрасный  и  печальный  настолько,  что  хочется
плакать. Интересно, почему большинство хайку такие грустные?"
   Полковнику доводилось видеть много смертей, близких ему  людей  и  совсем
незнакомых. Со временем у человека вырабатывается  иммунитет  к  страданиям,
спасающий его от сумасшествия. И тогда  смерть  становится  нереальной,  как
пантомима, на которую можно не обращать внимания.
   Но эта смерть в парке, солнечным весенним днем, среди детей, -  она  была
другой. Полковник чувствовал себя опустошенным, как  Цезарь,  вернувшийся  в
холодный Рим после объятий  Клеопатры.  И  он  подумал  о  римских  авгурах,
толковавших будущее  по  полету  птиц.  Эта  смерть  показалась  ему  важным
предзнаменованием, смысл которого от него ускользал.
   - Что с тобой? - Николас взял отца за руку.
   - А? - Мысли полковника  были  еще  далеко.  -  Ничего,  Николас,  все  в
порядке. Не беспокойся. Просто я думал о том, как рассказать твоей матери  о
смерти Ханситиро. Она очень расстроится.
   Какое-то время он молчал, глядя на бело-розовое море  вишневых  соцветий,
пока не почувствовал, что к нему возвращается спокойствие.
   - Отец, я хочу задать тебе один вопрос. На мгновение полковнику стало  не
по себе - судя по голосу Николаса, мальчик долго к этому готовился.
   - Какой?
   - Сацугаи принадлежит к Гэнь„ся?
   - Почему ты спрашиваешь?
   -  Но  это  естественно.  Сацугаи  стоит  во  главе  дзайбацу,  он   ярый
консерватор, к тому же он родился в Фукуока. - Николас посмотрел на отца.  -
Честно говоря, было  бы  странно,  если  бы  он  не  оказался  членом  этого
общества. Это помогло ему пережить чистку 1947 года?
   - М-да, - протянул  полковник.  -  Что  ж,  весьма  логичное  заключение,
Николас. Ты очень наблюдателен.
   Полковник задумался. Три большие птицы сорвались с дерева и, сделав круг,
взмыли в небо. Воздушный змей  вдалеке  опускался  все  ниже  и  ниже;  день
клонился к закату.
   - Общество Гэнь„ся, - медленно  произнес  полковник,  -  основал  Хираока
Котаро. Самым преданным его помощником был Мунисаи С„кан, отец Сацугаи.
   Николас помолчал.
   - Значит, я прав?..
   Полковник кивнул, думая о чем-то другом.
   - Знаешь, почему Сацугаи назвал своего единственного сына Сайго?
   - Нет.
   - Помнишь,  я  говорил  тебе,  что  члены  Гэнь„ся  решили  внедриться  в
политические структуры?
   - Да.
   - Они не сразу к этому пришли. Закон о военной службе расколол  олигархию
Мэйдзи на три части. Одну из них, объединившую самых  реакционных  самураев,
возглавил человек по имени Сайго.  В  1877  году  Сайго  выступил  во  главе
тридцати тысяч своих с