ое отношение д-ра Муку к его рассказу. И в этом не было ничего странного. В вопросах человеческого сознания доктор был ограничен методиками современного аналитического мышления. На взгляд Сендзина, он был жалким доктринером, не способным увидеть ничего, о чем ему не говорили его собственные учителя.
     - Главное в Кшире то, - сказал Сендзин, внезапно наклоняясь к самому лицу доктора, - что она очень пластична, и ею можно пользоваться для самых разных нужд. - Он сделал затяжку, и его сигарета вдруг начала шипеть и издавать странное бело-голубое свечение.
     Левая рука Сендзина захватила лицо д-ра Муку, прежде чем психиатр сумел хоть как-то отреагировать. Большим пальцем этой руки, он сбросил с переносицы очки и тотчас же ткнул горящим концом сигареты прямо в левый, глаз д-ра Муку. Растопыренные, как паучьи лапы, пальцы при этом цепко держали внезапно вспотевшее лицо доктора.
     Руки д-ра Муку бессильно пытались оттолкнуть Сендзина, а начиненная фосфором сигарета все глубже и глубже погружалась в глазницу. Доктор издал странный, приглушенный звук - не крик, а просто натужное дрожание голосовых связок.
     Наблюдая, за выражением его лица, будто тот был не живым человеком, а изображением на экране телевизора, Сендзин улыбался.
     - Наш подопечный, - говорил он доктору в самое ухо, - не убивал женщин. В том числе молодых и красивых. Здесь ты поднапутал, доктор. Во всем ты напутал. И обо мне тоже.
     Комната заполнилась странным запахом. Язык Сендзина быстро высунулся, как у ящерки, смакуя этот запах. Это был запах смерти. Он исходил от д-ра Муку.
     Сендзин перевел взгляд на правый глаз д-ра Муку. Из него катились слезы, и Сендзин смахнул их одним пальцем. Зрачок расширен, будто доктор был наркоманом. Жаль, что психиатр не может сказать, как ему сейчас больно и как страшно. Аналитический ум его мог бы выделить из хаоса болевых ощущений легко узнаваемые и классифицируемые компоненты.
     - Муку-сан, что с тобой? - ёрничал Сендзин. - Тебе плохо?
     В этом слезящемся глазу был заключен целый мир, и этот мир, взорванный болью, все расширял и расширял свои горизонты в предчувствии конца.
     А потом этот глаз остановился а застыл на чем-то, скрытом от всех, В том числе и от Сендзина.
     Д-р Муку обмяк я поник в своем кресле. Фосфор все продолжал гореть внутри его черепной коробки. Психиатр выглядел очень спокойным. Вполне расслабившимся, как показалось Сендзину.
     Он протянул руку к столу и распахнул дверцу. Издал недовольное мычание, увидев включенный миниатюрный магнитофон. Катушки вращались, добросовестно записывая каждое слово, каждый звук в комнате. Сендзин уже давно подозревал, что доктор - записывает их встречи на пленку.
     Он нажал на кнопу "стоп", положил магнитофончик в карман. Снова взглянул на д-ра Муку.
     - Ты так никогда и не узнаешь, насколько глубоко ты был неправ, - изрек он.
     Прищуренный глазами своей памяти он взглянул на яркие, как ослепительный солнечный свет, события, обычно следовавшие за его посещением спектакля театра Кабуки "Мудзум Додзёдзи". Как он угощал своих подружек роскошным "обедом, заводя беседу о психологической мотивации поведения главных героев. А потом, возбудив свой аппетит этими разговорами, приступал к главному блюду: медленной, мучительной, но сладкой процедуре убийства.
     Сендзин задернул шторами эти яркие события, наклонился, взвалил труп на плечо. Жаль, подумал он, что д-р Муку мертв и уже не может отвечать на его вопросы. Однако почтенный доктор сослужит ему службу. Причем очень важную.

***

     Было видно, что д-р Ханами не верил ему. Николас закончил свой подробный рассказ, начав с неясных тревожных мыслей сразу после операции, когда он попытался и не смог погасить болевые ощущения, и закончив событиями последних суток, которые окончательно подтвердили, что он не только потерял способность пользоваться "Лунной дорожкой", но я начисто забыл далее технику боевых искусств, которой он упорно овладевал многие годы.
     Д-р Ханами откинулся в кресле, прижал к груди сложенные лодочкой руки и произнес полным убежденности голосом:
     - Дорогой мой мистер Линнер, ваши предположения абсолютно невероятны. Вам, конечно, может КАЗАТЬСЯ, что Вы утеряли свои поразительные способности, но, позвольте Вас заверить, ничего Вы не утеряли.
     Он достал несколько рентгеновских снимков из папки, и, вставив в демонстрационный ящик, включил свет.
     - Вот, смотрите, - он указал на снимок, - здесь была опухоль, вдоль второй мозговой извилины, как раз над этой изогнутой бороздкой. Здесь очень хорошо видны ее контуры. - Затем он указал на второй снимок. - А вот здесь мы уже после операции. Как видите, шов абсолютно идеальный. Прилегающие области совершенно не повреждены. В этом не может быть никаких сомнений. Абсолютно никаких.
     - Так что же со мной произошло, доктор?
     Д-р Ханами ответил не сразу. Не спеша он выключил демонстрационный ящик, вынул рентгеновские снимки, убрал их на место в папку. Затем закрыл папку и прижал ее сверху руками.
     - В таких вещах трудно быть уверенным, но мне кажется разумным поставить вопрос несколько иначе: не что произошло с Вами, а, скорее, что происходит? - Д-р Ханами улыбнулся профессиональной, ободряющей улыбкой. - После таких сложных операций довольно часто бывает, что пациент внушает себе, что какие-то способности свои он утратил вместе с удаленными тканями. - Он открыл блокнот, записал имя и номер телефона, вырвал этот листок и подал его Николасу.
     - Что это?
     - Д-р Муку - большой специалист в области психиатрии, мистер Линнер. Его офис как раз напротив...
     - Так вот, по вашему мнению, в чьих услугах я нуждаюсь! - недоверчиво протянул Николас. - В услугах психиатра!
     - Учитывая ваше нынешнее эмоциональное состояние, я думаю, будет очень полезно про...
     - Вы так и не поняли, что я хочу сказать, доктор, - Лицо Николаса побледнело от скрытого гнева. - Кто-то - может, даже вы сами - что-то сделал со мной, когда я лежал на операционном столе. Ради всего святого, скажите мне...
     - Линнер-сан, вы прежде всего должны успокоиться, - сказал д-р Ханами, прибегая к увещеванию - проверенному веками приему, которым изгоняют бесов: и из пациентов, и из кабинета. - Такие вспышки никому ничего хорошего не дают, прежде всего - вам. Когда вы успокоитесь, вы сможете увидеть, все в истинном свете.
     - Значит, вы не хотите сказать, доктор?
     - Линнер-сан, я вас уверяю, мне нечего вам сказать, - опять посмотрел на папку с историей болезни Николаса, будто она могла прибавить веса его словам. - Операция по удалению опухоли прошла успешно. А что касается предмета вашего беспокойства, то никаких причин медицинского характера нет и...
     Д-р Ханами замолчал и поднял глаза, почувствовав, что его пациент уже ушел.

***

     Николас утратил веру. С невероятной ясностью, он вдруг понял, что годы тяжелого труда прошли впустую. Без "гецумей но мичи" жизнь не имела для него смысла. Его дух, лишенный возможности непосредственного общения с миром, поник. Он чувствовал себя единственным уцелевшим матросом погибшего судна, выброшенным на чужой и враждебный берег.
     Он думал о своей матери Чеонг и понимал, что осталось только одно средство помочь ему, и именно к нему он теперь хотел прибегнуть. Николас вспомнил ужасную осень 1963 года, когда он был безнадежно влюблен в Йокио и отчаянно пытался вырваться из сетей, которые расставил ему его кузен Сайго.
     НИКОЛАС, - говорила ему Чеонг, - ТВОЙ ДЕДУШКА СО-ПЕНГ БЫЛ ОЧЕНЬ МУДРЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. И ОН, БЫВАЛО, ГОВОРИЛ, ЧТО В АЗИИ ПРАКТИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО ОКАЗАТЬСЯ В ОДИНОЧЕСТВЕ Чеонг достала медную шкатулку. Николас уже видел ее однажды в руках отца. Тогда отец объяснил ему, что это наследство деда Николаса, Со-Пенга. На лакированной крышке были изображение огненного дракона, обвившего своими кольцами поднявшегося на задние лапы тигра.
     Осторожно, чуть ли не набожно Чеонг открыла шкатулку. В ней были уложены в четыре ряда сверкающие изумруды, всего их было пятнадцать.
     - ШЕСТЬ ИЗ НИХ ТЫ МОЖЕШЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ, - сказала она. - В СЛУЧАЕ НУЖДЫ ТЫ МОЖЕШЬ ВЫРУЧИТЬ ЗА НИХ БОЛЬШУЮ СУММУ ДЕНЕГ. РАНЬШЕ ИХ ВЫЛО ШЕСТНАДЦАТЬ. ОДИН ИЗ НИХ МЫ ПРОДАЛИ, ЧТОБЫ КУПИТЬ ЭТОТ ДОМ. - Она сделала глубокий вдох, потом продолжала: - В ШКАТУЛКЕ НИКОГДА НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ МЕНЬШЕ ДЕВЯТИ ИЗУМРУДОВ. НИКОГДА. ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ, ТЫ МОЖЕШЬ ПУСТИТЬ В ОБОРОТ НЕ БОЛЬШЕ ШЕСТИ ИЗ НИХ. ТЫ УЖЕ ЗНАЕШЬ, НИКОЛАС, ЧТО МОЙ ОТЕЦ СО-ПЕНГ ВРУЧИЛ ТВОЕМУ ОТЦУ ЭТУ ШКАТУЛКУ, КОГДА МЫ НАВСЕГДА ПОКИДАЛИ СИНГАПУР. ЭТО ВОЛШЕБНАЯ ШКАТУЛКА. В НЕЙ ЗАКЛЮЧЕНА МАГИЧЕСКАЯ СИЛА. - Она немного помолчала, будто чего-то ожидая. - Я ВИЖУ, ЧТО МОИ СЛОВА НЕ ВЫЗВАЛИ У ТЕБЯ УЛЫБКИ. ЭТО ХОРОШО. Я ВЕРЮ В МАГИЧЕСКИЕ СИЛЫ ЭТОЙ ШКАТУЛКИ, В ЕЕ ДЕВЯТЬ ИЗУМРУДОВ, КАК И ТВОЙ ДЕД СО-ПЕНГ. ОН БЫЛ БОЛЬШИМ И МУДРЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, НИКОЛАС, ОН НЕ БЫЛ НАИВНЫМ ПРОСТАЧКОМ, И ОН ТВЕРДО ЗНАЛ, ЧТО ЕСТЬ МНОГОЕ НА АЗИАТСКОМ КОНТИНЕНТЕ, ЧТО НЕ ПОДДАЕТСЯ ЛОГИЧЕСКОМУ АНАЛИЗУ И ЧЕГО УЖЕ ДАВНО НЕТ В ДРУГИХ РАЙОНАХ СОВРЕМЕННОГО МИРА. ЭТИ ВЕЩИ НЕ ПОДЧИНЯЮТСЯ ИЗВЕСТНЫМ НАУКЕ ЗАКОНАМ. ВРЕМЯ НАД НИМИ НЕ ВЛАСТНО. - Она мягко улыбнулась. - Я В ЭТО ВЕРЮ. И ЕСЛИ ТЫ ТОЖЕ В ЭТО ВЕРИШЬ, ТО. МАГИЧЕСКИЕ СИЛЫ ЭТОЙ ШКАТУЛКИ БУДУТ К ТВОИМ УСЛУГАМ, КОГДА ТЕБЕ ПОТРЕБУЕТСЯ ИХ ПОМОЩЬ.
     Николас свято верил в наследие деда, в магическую силу пятнадцати изумрудов, заключенных в волшебной шкатулке. Когда они с Жюстиной вернулись в Японию, он спрятал шкатулку внутри дома. Тогда ему еще и в голову не приходило, что ему может понадобиться ее помощь, но он хотел, чтобы изумруды были где-то поблизости от него, чтобы их лучи согревали ему сердце, как солнечные лучи согревают тело.
     Теперь надо поскорее возвращаться домой, думал Николас. Он понимал, что пришло время заставить волшебные изумруды поработать на Него.
     Он утратил веру. Теперь он осознавал это со всей отчетливостью, и ужас охватил все его существо. Он не только потерял способность ходить по "лунной дорожке", не только забыл все приемы ниндзютсу. Он утратил веру во все, во что он прежде крепко верил.
     Этому могло быть только одно объяснение: "широ ниндзя".
     А раз он стал "широ ниндзя", то д-р Ханами ни в коей мере не ответствен за утрату им памяти. Это вовсе не медицинская проблема. Но, понимая, что надо немедленно вернуться в кабинет и извиниться, Николас до такой степени был подавлен ужасом, что не мог сделать даже этого.
     Где-то в Токио у него есть враг, причем такой могущественный, что смог лишить его сил, превратив в белого ниндзя. Кто же это мог быть?
     Николас вспомнил ночные кошмары, что мучают его последнее время, и содрогнулся. Бездонная и бесцветная мгла, в которую он проваливается. Он надеялся, что волшебная сила изумрудов спасет его от этого падения. Где-то в глубине души он даже подозревал, что мудрый Со-Пенг предвидел, что придет тот день, когда его внук будет пропадать вот так, и приготовил для него спасение в виде магической шкатулки.
     Со-Пенг. Чеонг так много рассказывала Николасу о своем отце, но в то же время он знал о нем так мало. Гораздо меньше, чем о деде с бабкой со стороны отца: лондонском банкире средней руки, уравновешенном, честном, довольном своим жребием, и его жене - богатой еврейке, темноволосой, зеленоглазой, импульсивной, которая, несмотря на асе ее богатство, так и не была принята английским обществом. У них было двое детей. Старший сын Уильям умер от осложнения после ветрянки. Через три года после его смерти, зимой 1915 года, она родила Денниса, который потом стал отцом Николаса.
     Николас был так поглощен своими мыслями о прошлом, что не заметил молодой женщины, входящей в приемную д-ра Ханами как раз в тот момент, когда он выходил оттуда. Они столкнулись, хотя она и пыталась избежать этого, сделав шаг в сторону. Николас машинально извинился и пошел по направлению к лифту.
     - Линнер-сан!
     Он повернулся на ходу и увидел, что эта женщина идет за ним следом.
     - Вы Николас Линнер.
     Хотя она сказала это без вопросительной интонации, Николас все же счел нужным подтвердить ее слова.
     - Здравствуйте. Я Томи Йадзава. Детектив-сержант отдела по расследованию убийств токийской полиции. - Она предъявила свое удостоверение, которое он изучил со снисходительно удивленным видом, с каким обычно рассматривал наиболее диковинные заголовки в газетах.
     - Здравствуйте, мисс Йадзава, - откликнулся он. - Откуда вы меня знаете?
     - Дело в том, что я искала именно вас, мистер Линнер.
     - Вот как? Может, лучше в другое время? Тут не совсем удобное место для...
     Двери лифта открылись, и Николас вошел в кабину. Томи последовала за ним.
     - А вы настойчивая, - прокомментировал Николас. Ему совершенно не хотелось думать о сержанте полиции и о том, что ей от него надо. Что бы это ни было, это дело может подождать, решил он.
     - У нас в полицейской академии был спецкурс по настойчивости, - отпарировала Томи.
     Николас оценил шутку, но не подал вида. Все, что он хотел, так это поскорее отделаться от нее и убраться восвояси.
     - Я, конечно, понимаю, что место здесь не совсем удобное, - сказала Томи, - но я должна переговорить с вами немедленно.
     Николас опустил глаза и увидел, что его левая рука комкает какой-то, листок. Он развернул его: там было что-то нацарапано почерком д-ра Ханами. Имя д-ра Муку и номер его телефона. Он подумал, почему здесь не указан адрес, а потом сообразил, что приемная психиатра скорее всего находится в том же небоскребе, что и приемная д-ра Ханами. Очень удобно, подумал он, представив себе двух докторов в виде игроков в теннис, посылающих друг другу пациентов ударами ракеток. Когда тот перелетает через сетку, регистратор берет у него из рук деньги, приготовленные в качестве гонорара. Чертыхнувшись, Николас смял бумажку и бросил ее на сверкающий чистый пол лифта.
     - Мистер Линнер!
     Двери открылись, и Николас решительным шагом вышел из лифта в невероятных размеров холл, в центре которого был фонтан в виде водопада, низвергающегося в черной скалы.
     Томи нагнулась, подобрала брошенную им бумажку. Мимоходом взглянув на то, что в ней было написано, она поспешила за Николасом. Автоматические двери на выходе уже открылись перед ним, когда она его нагнала.
     - Мистер Линнер, пожалуйста...
     - Когда-нибудь в другой раз, сержант Йадзава, - сказал он и вышел на улицу.
     Томи опять его догнала и сказала решительным тоном:
     - Это дело жизни и смерти, мистер Линнер. Вашей жизни. Вашей смерти. - Это произвело на него впечатление, и он остановился. - Я хотела поговорить с вами в более спокойном ключе. Но вы не оставили мне выбора. Если верить шифрограмме, которую мы недавно перехватили, но смогли прочесть только вчера, на вас в ближайшую неделю будет совершенно покушение. Я все это время...
     - Господи! - выдохнул Николас. - Самоубийца!
     Томи повернулась в том направлении, куда он смотрел, и тотчас же бросилась туда, пробираясь сквозь уже собирающуюся толпу. Николас двинулся за ней следом и скоро увидел, как она опустилась на одно колено перед распростертым на земле человеком. Он приземлился на бок, и его спина и ноги были так переломаны, что тело уже мало походило на человеческое. Кровь сочилась из-под него и растекалась по тротуару в разные стороны ручейками, напоминающими паучьи лапки. Асфальт был засыпан битым стеклом, которое теперь приобретало все оттенки красного цвета.
     Томи осторожно повернула голову человека. Затылок был полностью размозжен, но лицо, хоть и запачканное кровью, можно было узнать.
     - Господи Боже мой! - охнул Николас, и Томи подняла на него глаза.
     - Вы его знаете, мистер Линнер?
     Николас кивнул.
     - Это д-р Ханами, хирург, который прооперировал меня. - Взглянув вверх, он увидел черное отверстие, как открытый рот, в том месте, где было окно приемного кабинета д-ра Ханами.
     Томи и Николас протолкнулись ко входу сквозь возбужденную, жестикулирующую толпу. Внутри здания Томи показала свое удостоверение швейцару в форме, объяснила ему, что произошло, и велела вызвать полицию. Затем они поднялись вверх на лифте.
     - По правилам, - сказала Томи, - вам нельзя сопровождать меня. Мы не можем знать, что там стряслось.
     Николас ничего не ответил, только посмотрел на нее.
     - Он мог сам выпрыгнуть, - продолжала Томи, - и его могли выбросить из окна.
     - Но зачем кому-то понадобилось убивать хирурга? - недоумевал Николас.
     - Свели счеты за врачебную ошибку? - пожала плечами Томи. - Для террористов он вряд ли представляет интерес.
     Николас все смотрел на нее.
     - Не имею ни малейшего понятия. Это вы в таких делах спец.
     - Пожалуй, я все же разрешу вам войти вместе со мной, - продолжала Томи прерванную мысль, - поскольку я приставлена вас охранять. По-видимому, здесь совершенно преступление, и надо взглянуть, на место происшествия. Так что можете войти вместе со мной.
     - А что, вы могли бы меня не впустить?
     - Да, - ответила Томи. - Могла бы не впустить.
     - Интересно, как? - Николас сдвинул брови. Он был не в том настроении, чтобы выслушивать пустые угрозы от незнакомок, даже таких симпатичных.
     Двери открылись, и они быстро пересекли холл, направляясь к офису д-ра Ханами, а затем ворвались в приемную, где бледная регистраторша держала в объятиях какую-то горбатую женщину, очевидно пациентку, которая в истерике рыдала.
     - Я вызвала полицию, - сказала регистраторша, ни к кому специально не обращаясь, а затем кивнула головой, когда Томи показала свое удостоверение. Она указала на закрытую дверь направо от нее. - Это там. Кабинет д-ра Ханами.
     - Кто был последним пациентом д-ра Ханами? - спросила Томи.
     - Он, - ответила регистраторша, указывая на Николаса.
     - Кто-нибудь заходил к нему после того, как Линнер-сан вышел?
     - Не знаю, - ответила регистраторша. - Доктор попросил никого не назначать на этот час. Он хотел, чтобы этот час был свободным.
     - Так все-таки видели ли вы, чтобы кто-либо входил в кабинет после того, как Линнер-сан вышел?
     - Нет, не видела.
     - Оставайтесь здесь, - приказала Томи Николасу.
     - Черта с два, - ответил он, но, увидев в руках Томи пистолет, сделал шаг назад.
     Томи повернула ручку, и распахнула дверь. В комнате гулял ветер. Дребезжали металлические жалюзи, сорванные с одного из гвоздей, на которых держались. Слева от окна был заваленный бумагами стол д-ра Ханами, его кресло с высокой спинкой, стоящее так, что можно было подумать, что именно с него доктор сиганул в окно. Другой стул был приставлен к подоконнику. Очевидно, им он воспользовался, чтобы разбить окно.
     - Одно можно сказать наверняка, - заметил Николас, - это был несчастный случай.
     Томи пересекла кабинет, направилась к двери на его противоположной стороне.
     - А здесь, у нас что?
     Держа пистолет наготове, она рывком распахнула дверь.
     - Эта дверь ведет прямо в коридор, - сказала она, выглядывая наружу. - Если д-ра Ханами убили, то именно через нее убийца проник сюда и вышел, незамеченный регистраторшей.
     Теми закрыла дверь, и подошла к разбитому окну, ища либо следы крови, либо записки, которые могли бы подсказать, добровольно ли расстался с жизнью доктор, или же его убили. Она выглянула из окна на город, покрытый туманной дымкой. - Боже, а вниз-то, лететь и лететь.
     - Сержант!
     Томи вздрогнула, услышав голос Николаса. Хотя голос и не был слишком громким, но что-то в нем заставило ее насторожиться. Она посмотрела в направлении его взгляда. С ее места можно было видеть кресло д-ра Ханами сбоку. На его подлокотнике покоилась чья-то рука.
     Теми быстро приблизилась к креслу и, развернув его, увидела, что в нем сидит маленький круглый человечек средних лет в сером костюме в мелкую полоску. Его длинные, взлохмаченные волосы торчали на голове, будто через тело прошел мощный электрические разряд. На лбу его красовались старомодные очки в стальной оправе. Человечек, казалось, был глубоко погружен в свои мысли, но на самом деле был мертв.
     Томи не могла удерж