ениями в подъездах не было. Ни в одном!

- Куда он опять мог...

- Может, пойдем чесом? - предложил кто-то из оперативников. - Вызовем
участкового и под видом проверки документов...

- Нет. Не надо участкового. Надо работать тихо. Пока возможно - будем
работать тихо! Лейтенанта Селиванову ко мне!..

Во второй и третий подъезды зашли женщины-агитаторы с листовками Партии
Социального благополучия. И с микрофонами, вшитыми в воротнички блузок.

- Откройте, пожалуйста! Мы хотим вручить вам пригласительный билет на
встречу с кандидатами Партии социального благополучия. По которому вы в
воскресенье в пять часов в Доме культуры строителей сможете получить
килограмм мяса, килограмм сахара и бутылку водки. Откройте, пожалуйста...

Двери открывались.

Но за дверями были жильцы. Одни только жильцы!

- Сколько квартир проверили?

- Все, кроме восьми. Восемь - закрыты. Три стоят на сигнализации.

- Вызывайте вневедомственную охрану. На сработку вызывайте. Пусть проверят
свои квартиры.

- Но они на сигнализации!

- Вот именно поэтому пусть и проверят!

- Неужели он мог?..

- Мог! Потому что это идеальное для него убежище!

Оперативники недоуменно посмотрели на своего командира. Чудит командир! Как
тот мужик мог открыть квартиры, закрытые на замки? И даже если открыл, как
бы он мог обойти сигнализацию?..

- Вы что замерли? Приказа не поняли?

- Никак нет! Поняли! Вызываем!..

Милиция подъехала через десять минут. Вместе с пожарными машинами, газовой
аварийкой и машинами "Скорой помощи".

- Убирай свою дуру с дороги! Быстро! - заорал с подножки командир пожарного
расчета. - У нас второй номер!

"Грузчики" мебельного фургона неуверенно оглянулись.

- У вас что, пожар?

- Это у вас - пожар!

"Грузчики" снова оглянулись.

Из окон подъезда третьего этажа, из двух квартир и из слуховых окон чердака
валил густой черный дым.

- Черт возьми!..

- Убирай быстро!

Пожарники включили сирены. Жильцы дома высунулись из окон.

- Горим! - истерически крикнул кто-то. - Спасайся кто может! А-а-а!!

Из окон первого этажа на клумбы упал первый матрас на него - телевизор.

- С дороги!

- С дороги! - заорали из машины "Скорой помощи".

- Ну - быстро! - гаркнули из подъехавшего милицейского "уазика".

"Грузчики" запрыгнули в кабину фургона, сдали назад.

Пожарные, медицинские и милицейские машины потянулись во двор. С другой
стороны - другие пожарные и другие милицейские машины и газовая аварийка.

Теперь протиснуться во дворе было невозможно. Десяток машин маневрировали
на узких тротуарах, обрывая бельевые веревки и сминая колесами детские
песочницы. Пожарники раскатывали брезентовые рукава. Между ними, таща за
собой вещи, сновали жильцы. Кто-то кричал:

- Миша! Миша! Ты где?..

Кто-то дико орал внутри дома. Милиционеры с автоматами нерешительно
заглядывали в подъезд, косились на вещи, выносимые жильцами.

- У кого приступ? У кого приступ был? - спрашивали врачи, бросаясь к
погорельцам.

- Какой, к чертовой бабушке, приступ! Горим мы!..

Из окна кухни одной из квартир грохнул несильный взрыв смешавшегося с
воздухом пропана. Звякнули осколки выбитого, рассыпавшегося по двору
стекла. Жильцы шарахнулись от дома.

Кто-то заверещал! Из пожарных стволов в окна ударили жесткие струи воды.

- Всем отойти от дома!

- Там ребенок! Ребенок остался!..

Все смешалось в огне, воде, криках и пожарных командах.

Все завертелось в карусели катастрофы.

Какая тут слежка!.. Оперативники метались среди жильцов, вглядывались в
лица, спотыкались о раздувшиеся пожарные рукава, переругивались с
милиционерами, оттеснявшими их от дома, отвлекались, помогая подтащить
чьи-то вещи и поднести чьих-то детей...

Спокойным оставался только один человек - командир оперативной группы. Он
не поверил в пожар, потому что знал о таких штучках. Потому что его учили
не обращать на такие штучки внимания.

- Первый - Третьему, Шестому, Восьмому!.. Приказываю занять исходные возле
дома семнадцать, дома двадцать один и дома сорок шесть по улице...

Старший сыщик отводил силы за внешнее кольцо пожара.

Он отрывался от суеты сотен людей, среди которых найти и опознать объект
было невозможно. Он концентрировал силы на путях его возможного отхода.

- С ума съехал Первый, - судачили между собой оперативники. - Тут пожар,
люди гибнут, а он...

Но исходные позиции занимали.

- Первый - всем! Отслеживать всех людей, выходящих из зоны. Всех! Вне
зависимости от возраста!

Ну, точно тронулся...

Сыщики зашли в подъезды, встав у окон, выходящих на пожар, присели на
дворовые скамейки...

- Смотреть в оба!

От горящего дома никто не шел. Все бежали к дому, боясь упустить дармовое
зрелище.

- Третий, Шестой, Восьмой - что у вас нового?

- У меня пусто.

- Выходящих из дома нет.

- У меня тоже пока ничего похожего...

- В каком смысле "ничего похожего"? И что тогда непохожее? Кого ты видел?

- Только женщину с коляской.

- Какую женщину?

- Да я не рассмотрел. Она от дома бежала, плакала... И коляску катила...

- Ребенок кричал?

- Что? Какой ребенок?

- Ребенок в коляске кричал?

- Кажется, нет... Нет, он спал...

- Спал?!

Ребенок, вытаскиваемый из пожара, не мог спать в коляске! Хотя бы потому,
что рядом кричали люди и надрывались сирены. Ребенок в коляске должен был
орать...

- Ты видишь ее? Еще видишь?

- Да...

- Организуй сопровождение.

- Но она же... Она же баба!

- Плевать, что баба! Не спускай с нее глаз! Я иду к тебе!

Старший сыщик рванул с места как молодой. Впервые за много лет он
почувствовал азарт погони. Старая, провалявшаяся всю жизнь на диванах, но
натасканная в щенячьем возрасте на дичь гончая вдруг взяла след.

- Где он?

- Кто он?

- Ну хорошо, она! Где она?

- Вон идет.

Женщина с коляской была женщиной. Она шла как женщина, смотрела в коляску
как женщина, поправляла на себе одежду как женщина... Мужики так ходить,
так смотреть и так поправлять одежду не умеют!

Эта женщина была, безусловно, женщиной!

Потому что ничем не напоминала мужчину. Разве только ростом.

Только ростом...

- Я проверю. Сам, - быстро сказал старший сыщик.

И побежал вперед. Не к женщине, далеко в обход, чтобы встретиться с ней,
идя ей навстречу. Контакты на пересекающихся курсах вызывают меньше
подозрений.

Он усмирил шаг. Восстановил дыхание. Надел на лицо
удивленно-любопытствующее выражение. И побежал туда, откуда доносился вой
сирен и столбами вверх поднимался дым.

"Пожар - это очень интересно! Очень интересно!" - повторял он про себя одну
и ту же фразу, входя в образ прохожего-зеваки.

Поравнялся с женщиной.

- Вы оттуда? - быстро, почти не глядя на нее, спросил он.

Женщина кивнула.

- Там пожар? Пожар?!

Дернулся вперед, но затормозил, словно что-то вспомнив:

- Может, вам чем-нибудь помочь?

И только теперь взглянул на женщину прямо. Но все равно вскользь, зыркая
глазами в сторону гораздо более интересного ему пожара.

Женщина замотала головой, и предложивший свои услуги мужчина радостно
сорвался с места. Ему было невтерпеж посмотреть на пожирающий чужие
квартиры огонь.

Старый сыщик сыграл свою роль блестяще. Как не смог бы сыграть никто из его
подчиненных. И увидел больше, чем могли бы увидеть подчиненные. Потому что
подчиненные никогда не учились отличать женские лица от загримированных под
них мужских.

Вначале скользнуть взглядом по чужому лицу и чужой фигуре, чтобы увидеть и
запечатлеть картинку в целом.

И уже в памяти быстро "просмотреть" детали. В первую очередь овал лица,
подбородок, скулы, брови, уши, границу волос на лбу...

Овал лица твердый, рубленый. У женщин он более мягкий, даже если
квадратный...

Брови мужские, с жестким и более толстым волосом...

Подбородок... Скулы... Уши...

И еще сыщик "вспомнил" мертвый волос парика, не по размеру наспех
наброшенную одежду, застегнутые на свежепроколотую дырку босоножки и в
коляске накрытый одеяльцем продолговатый предмет, который не мог быть
ребенком, но мог быть свернутым в рулон костюмом.

Это был он - объект.

- Третьему, Шестому, Восьмому... слежку снять! Всем сопровождать женщину с
коляской.

Совершенно обалдевшие оперативники потянулись за женщиной с коляской...

- Ну что там? Нашли? - кричал в динамике радиостанции голос Начальника ФСБ.

- Так точно. Он переоделся в женщину.

- Ты же говорил, бороду наклеил!

- Это раньше. А теперь переоделся в женскую одежду!

- Вы что там, охренели?

- Никак нет, товарищ генерал! Он успел переодеться два раза!

- Вот что, Кубышкин, берите его и тащите сюда.

- Как брать? Товарищ генерал?..

- Так и брать! Живьем брать!

- Но...

- Отставить "но"! Приказываю арестовать эту бабу с бородой и доставить
сюда!

- Есть доставить!

- Действуй...

"Так-то лучше будет! - злорадно подумал Начальник службы безопасности. -
Так они его не упустят. А то уже было... И пусть кто-нибудь попробует
возразить!"

Что, съел?! А то размечтался! Хотел на чужом горбу в рай въехать!.. Шалишь!
Кто работал - тому и слава!

Тем более иного выхода не было! При другом варианте решения объект мог
уйти!..

Задержанного доставили в КПЗ госбезопасности.

- Ну как он? - спросил генерал.

- Обычно. Ругается.

- Ну-ка давай его ко мне.

Задержанного привели.

- Ну что, сам все скажешь? - предложил генерал.

- О чем вы?

- Например, вот об этом!

Генерал дотянулся, сорвал с головы задержанного женский парик.

- Ах это... - засмущался тот. - Дело в том, что у меня жена... Чтоб ее,
проститутка! А строит добропорядочную даму.

- А в паспорте жены нет.

- Мы состоим в гражданском браке.

- И при чем здесь парик?

- При том, что я за ней следил. А чтобы она меня не узнала, надел парик!

- И юбку?

- И юбку.

- Дерьмо!

- Но я говорю правду!..

Задержанного допрашивали четыре часа, и все четыре часа он рассказывал о
жене, ее любовниках и своем намерении их выследить и зарезать кухонным
ножом.

И даже тогда рассказывал, когда два дюжих оперативника, уронив его на пол,
пинали куда ни попадя, а потом прицельно носками ботинок по почкам.

- Ай! Ой! Мне больно! Я правду говорю!..

"Если он не расколется в течение суток, случится большая неприятность, -
подумал генерал. - Поэтому он должен заговорить, чего бы это ему ни
стоило!"

- Ну что? Расскажешь правду?

- Да! Только пусть они перестанут меня бить!

- Отойдите от него. Ну?

- У меня жена стерва из стерв...

- Продолжайте.

Оперативники придвинулись.

- Не надо! Мне больно! Ой!..

- Ну что, будешь говорить?

- Буду! Это все из-за нее, гадины...

- Ты же без почек останешься, дурак! Ты же кровью мочиться будешь! Ну,
говори?

- Она мне рога наставила!..

Клиент говорить отказывался. Клиент рассказывал про несуществующую жену. И,
похоже, готов был рассказывать про нее еще день, два, три...

И черт бы с ним, но только этих дней не было! Были от силы часы. После
которых цербер Хозяина сорвется с цепи, и тогда мало не покажется. Потому
что церберы не любят, когда у них вырывают из горла кусок...

Спасти положение, спасти генерала, обелив его перед Хозяином, могли только
признания упорствующего заговорщика. Выданные им адреса других
заговорщиков. И рапорт Начальника ФСБ Главе администрации о предотвращении
покушения на его жизнь! После чего цербер уйдет в тень, освободив место под
солнцем другим...

Если, конечно, успеть. Если успеть разговорить задержанного заговорщика!

- Кузькина ко мне!

Оперативники переглянулись. Кузькин был личностью известной... Известной
своим умением развязывать языки упорствующим молчунам.

- Товарищ генерал, по вашему приказанию...

- Видишь?

- Вижу.

- Он должен заговорить.

- Значит, заговорит.

Кузькин расстелил на полу большой кусок клеенки. Просунул в лямку кожаного
фартука голову.

Фартук и клеенка были ему не нужны, но они впечатляли клиента. Настраивали
его на боль.

- Чего это он? - насторожился, закрутил головой задержанный.- Зачем он
фартук!..

- Чтобы кровью не забрызгаться, - объяснил Кузькин. - Твоей кровью.

И вытащил из кармана опасную бритву.

- Ну что, будешь говорить?

- Буду! У меня жена...

- Держите его. Да не так! Крепче держите!

Кузькин раскрыл бритву, взял ее, но не как парикмахер, потому что взял
очень крепко и развернул острием от себя. В свете лампы взблеснуло коротким
взмахом лезвие. Распластанная надвое рубаха разошлась в стороны, открывая
голое тело.

Кузькин умел владеть инструментом. Он разрезал рубаху, не задев тела. Он
разрезал рубаху, чтобы жертва представила, как распахнется плоть, если
полоснуть бритвой по животу...

Но он не полоснул по животу.

Он приложил бритву к телу и с небольшим нажимом, плавно и прямо повел ею
сверху вниз, чувствуя, как кожа, мягко сопротивляясь, расходится надвое.
Все дальше вниз... Кожа взбугрилась, и из тонкой строчки бритвенного
разреза выступили капельки крови.

- М-м! - сказал заговорщик.

Кузькин довел бритву до живота. Снова поднял бритву и, отступив от первого
разреза на сантиметр, повел шершаво цепляющее кожу острие вниз.

- А-а-а! Больно-о-о!

Кузькин, коротко чиркнув бритвой поперек, соединил разрезы.

- Не ори! Это еще не больно!

Подрезал, поддел ногтем разрез, ухватился за выступивший лоскут большим и
указательным пальцами и очень медленно, с мокрым хрустом отдирая кожу от
мяса, потянул, потащил полосу вниз.

- Бо-о-льно-ооо!!!

Теперь было действительно больно. Очень больно! Невыносимо больно!!

Клиент уже не орал - выл,

- Ты хочешь что-то сказать?

- Да! Я хочу назвать адрес своей жены, чтобы вы...

Кузькин взмахнул бритвой еще два раза. И потянул вниз второй лоскут кожи.

- А-а-а-а!

- Не вспомнил?

Вопросительно взглянул на генерала. Тот недовольно махнул рукой. Мол, делай
что хочешь...

Кузькин ухватил пальцами, сильно оттянул ухо и косо, на мгновение замер,
вглядываясь в лицо жертвы и резко, с потягом вниз и в сторону, ударил по
натянутой коже бритвой. По плечу жертвы, по фартуку палача брызнула кровь.
На пол шмякнулось отрезанное ухо.

Окровавленная бритва совершила полукруг и вдавилась в шею жертвы. И
углубилась в шею, взрезав кожу и верхние мышцы. Теперь довольно было
двинуть ее в сторону, чтобы сталь перерезала горло.

- Ну?

Из-под бритвы часто закапала кровь.

- Ну?!!

- Не надо! Я все скажу! Скажу!..

Генерал почти подбежал к изуродованному телу.

- Давай, говори!

- Я не тот, за кого себя выдаю.

- А кто, кто ты?!

- Это не важно. Но я могу показать тайник.

- Какой тайник?

- Где вы найдете то, что вас интересует.

- Где он?

- За городом. Там все...

- Где он?!

- Я покажу. Вы сами не найдете...

Встать с пола самостоятельно избитый и изрезанный до полусмерти задержанный
не смог. И устоять на ногах не смог. Его подхватили под руки и волоком
потащили к машине.

По дороге его вырвало. Очень расчетливо вырвало - на грудь и на руки
оперативников. И еще раз...

- Дерьмо! - выругался один из них, брезгливо вытерев о чужую одежду
забрызганные руки.

Но одной рвоты было недостаточно. Одной только рвотой достигнуть желаемого
было невозможно...

- Чувствуешь? - спросил другой оперативник.

- Что?

- Запах! Он еще и обмочился. И в штаны навалил! Сволочь поганая!

Действительно, штаны задержанного с двух сторон, спереди и сзади, на глазах
намокали темными, дурно пахнущими пятнами.

- Как же мы с ним поедем?..

Ехать вместе с обмочившимся и обмаравшимся задержанным было неприятно.

Возле машины его вырвало еще раз. Прямо на стекло дверцы.

- Эй, ты что делаешь! - заорал водитель. И заметил мокрые, вонючие штаны.

- Вы его что, в салон хотите...

- А куда?

- Он же мне всю машину провоняет! В "собачник" его!

- Точно, давай лучше в "собачник", а то рядом с ним сидеть... Не отмоемся
потом!

Подогнали закамуфлированный под милицейский "уазик". Открыли заднюю дверцу.
Подтащили уже совершенно раскисшего, не способного держать голову
заговорщика. Уронили грудью на пол. Подняли, задрали, перебросили ноги.

- Хромов!

- Я!

- Забирайся к нему. Вместе поедете.

- Да как же так? Он меня там... Я потом брюки не очищу! Он же почти
мертвый! Куда он денется!

- Все равно не положено! Положено сопровождать!

Хромов, брезгливо огибая лежащее на полу тело, сел на боковое сиденье.
Дверцу захлопнули и закрыли на ключ. Машина тронулась.

Безжизненное тело моталось на поворотах, голова билась о железную
перегородку.

"Как бы он не помер, - подумал Хромов. - Так башкой колотится..."

Машина сделала седьмой поворот. Теперь десять-одиннадцать минут она должна
была ехать по прямой. До моста. За мостом восьмой поворот. Но это уже за
мостом...

Тело на полу дернулось, и из глотки вылетел какой-то хриплый звук.

- Эй, ты чего? - спросил Хромов. Тело выгнулось дугой, и ноги мелко,
вразнобой задергались.

- Ты чего, помираешь, что ли?

Хромов привстал с сиденья и чуть наклонился вперед и вниз.

Зря привстал. И зря наклонился...

Мгновенный, жесткий удар в кадык отбросил голову охранника назад. Он не
успел понять, что произошло. Он даже не смог вскрикнуть, потому что
перерубленный, вбитый кулаком в шею кадык порвал горло, закупорив идущую из
легких трахею.

Но, мгновенно умерев, Хромов не упал! Он остался стоять в полусогнутом
положении, так как чужая нога приняла его упавшее тело на колено. Со
стороны можно было подумать, что он все еще жив, что он исполняет свои
обязанности.

Потом задержанный ударил охранника еще несколько раз в лицо, шею и грудь.
Не для того, чтобы добить, чтобы скрыть главный удар в массе других. Чтобы
тот, смертельный удар истолковали как случайность. Эта маскировка была
бессмысленна, но "почти труп" действовал автоматически. Как действовал
всегда.

Затем он подтащил, поднял, посадил мертвое тело охранника на сиденье, чтобы
его можно было увидеть из салона. Вытащил из заплечной кобуры пистолет.
Передернув затвор, дослал в ствол патрон.

До восьмого поворота оставалось шесть минут...

Расшнуровал, снял с мертвеца штаны, ботинки и носки. Сунул в ботинок дулом
вперед пистолет. Потянул вверх шнурки, скрутил их и сунул концы под
шнуровку. Намотал сверху на руку и ботинок штаны охранника. Потом свой
пиджак. Второй ботинок набил носками и лоскутами своей рубахи.

Плотно прижал ботинок к дверце и толкнул в него носок ботинка с пистолетом.

Полминуты он, напряженно прислушиваясь, ждал. Еще полминуты...

Есть!

Навстречу шел "КамАЗ" или "Урал". Или какой-то другой грузовик, который в
мгновение встречи с "уазиком" заглушит все звуки. В том числе звук
выстрела, многократно ослабленный импровизированным, из ботинок, носков,
штанов и пиджака, глушителем...

Рев машины мгновенно приблизился, и пленник нажал на спусковой крючок.

Выстрел!

Один выстрел! Потому что закутанный тряпками отражатель мог не выбросить
гильзу, перекосить ее и закрыть ход в ствол второму патрону.

Но хватило и одного выстрела! Тупая девятимиллиметровая пуля "пээма",
пробив носок первого башмака и каблук второго, вышибла язычок замка.

Дверца открылась.

Но пленник ее не распахнул. Он лежал на полу под перегородкой и ждал. Еще
минуту-полторы, и будет...

Звук машины чуть изменился, отразившись от бетонного ограждения моста.

Вот он!..

Пленник толкнул дверцу и прыгнул вперед. Оттолкнулся от ударившей в ноги
дороги, наполовину погасив инерцию падения, перекувырнулся через голову и,
прокатившись к бетонному бордюру и налетев на него, замер. Он лежал
несколько секунд. Или, может быть, несколько десятков секунд, потому что
сильно ударился об асфальт головой и спиной. Он прыгнул правильно, как его
когда-то учили, но не учел своего состояния. Того, что избитое, изрезанное,
покалеченное тело может подвести.

Он встал, лишь когда увидел огни фар приближающейся машины. Подошел к
решетке ограждения, налег на нее животом, наклонился, перевалился через
перила и упал вниз. Упал в невидимую ему с высоты воду.