. Так учили.
   Изо дня в день из них вытравливали эмоции. Первым сдалось присущее любому
человеку чувство брезгливости. Их заставляли переправляться вброд через рвы,
заполненные нечистотами. Удерживая на поднятых руках автомат, им приходилось
лицом, носом, сжатыми губами расталкивать плавающее на  поверхности  дерьмо,
заныривать в него с головой. На занятиях по выживанию они ели живых лягушек,
змей и сусликов, разрывая зубами их дергающиеся тушки. Наконец, их толкали в
только что вспоротое брюхо свежезабитых коров и лошадей, и надо было, вдыхая
приторный дух парящей крови, оступаясь и скользя во внутренностях, проползти
от горла к хвосту. И  если  ты  отказывался,  если  тебя  рвало,  упражнение
повторяли вновь и вновь.
   Постепенно они привыкали, что кровь это только жидкость, а  внутренности,
вывалившиеся на землю, не более  чем  набор  органов  и  нет  в  них  ничего
ужасающего и противного.
   Потом они сами умерщвляли животных, пили горячую кровь,  вырезали  и  ели
внутренности, оценивая их отделение от организма  не  как  убийство,  а  как
подготовку к деликатесной еде. Человек не животное, привыкает ко всему.
   Наконец, они перешли к людям. Физический  барьер  -  отталкивающий  облик
смерти с ее кровавой грязью высвобожденной требухи,  муками  агонии,  тайной
последнего хрипа был уже преодолен. Смерть  как  физическое  явление  их  не
трогала. Осталось снять нравственный барьер.
   - Чем человек отличается от  животного.  Те  же  сердце,  печень,  кишки,
заключенные в мешок из  кожи.  Разве  только  животное  менее  опасно:  себе
подобных  без  необходимости  не  уничтожает,  не  умеет  предавать,  лгать,
ненавидеть. Почему безвредное животное, какого-нибудь  кролика  или  теленка
убивать можно, а человека, принесшего сотням своих собратьев горе,  грех?  -
часто размышлял вслух инструктор.  -  Не  понимаю.  По  мне  лучше  пощадить
бездомную собаку, чем иного человека, - и рассказывал очередную историю, где
единственно возможным и благим исходом  могло  быть  и  было  насильственное
лишение жизни главного отрицательного героя.
   Затем им крутили кино. По одному заводили в небольшой зал,  усаживали  на
специальное кресло, прикручивали к  ножкам  и  подлокотникам  ноги  и  руки,
фиксировали в прямом положении голову,  особыми  зажимами  оттягивали  вверх
веки, чтобы нельзя было закрыть глаза и  показывали  на  большом  экране,  в
цвете, со стереозвуком, очередной фильм - "Распиловка на электропиле  живого
человека" или "Сдирание кожи  с  ребенка  с  последующим  вскрытием  брюшной
полости".  Нет,  это  были  не  художественные  подделки  со  спецэффектами,
актерами и статистами. Это были настоящие  фильмы  с  настоящей  распиловкой
человеческого тела, настоящим сдиранием кожи, настоящей  кровью  и  смертью.
Они были сняты во время локальных военных конфликтов, сняты  подробно,  даже
как-то с любовью. Не упущена ни единая подробность, ни  одна,  самая  мелкая
деталька.  В  отличие  от  обычного  кинозала,  где  зритель  может  уйти  с
полсеанса, они были вынуждены увидеть весь фильм, от первого  до  последнего
кадра. Они не могли встать, не могли отвернуться, зажмуриться.  А  если  они
делали попытку сдвинуть взгляд, их настигал болезненный  удар  электротоком.
Смотри!
   После фильма, как полагается, обсуждение. Десятки, сотни вопросов:  какой
цвет глаз был у жертвы, фасон рубахи, количество пуговиц, форма лезвия ножа,
которым вспарывали живот, какие слова  кричал  убиваемый?  Подробно,  точно,
кратко! Не увидал, запамятовал - новый просмотр!
   - Так какие погоны были на исполнителе?  Какой  системы  пистолет?  Какие
сигареты он курил? Каким был первый разрез? Еще точнее! Еще подробнее!
   И так с утра до вечера. Изо дня в день, до тех  пор,  пока  частности  не
заслонили целое. Они замечали форму  черенка  ножа,  количество  дырочек  на
ремне, но не видели  самой  смерти.  И,  значит,  она  переставала  для  них
существовать. Точно так  же  забойщик  скота  видит  не  умирающих  в  муках
животных, но необходимые производству туши. Смерть становится обыденностью и
перестает пугать.
   Экзаменом был бой с "мешком". А мешком был не  тканный  прямоугольник,  а
живой, правда приговоренный к высшей мере, человек. Его и  надлежало  убить.
Руками. "Мешок" имел право защищаться и, если повезет, отсрочить день  своей
смерти до следующего боя. Только это вряд ли. Запрещающих  правил  здесь  не
было. Наверное поэтому партнера-смертника прозвали  "мешком".  После  такой,
без запретов, драки, он,  с  переломанными  костями  и  порванными  мышцами,
напоминал мешок с вытащенным содержимым.
   Конечно, можно было  убить  обреченного  одним  ударом,  но  особо  среди
инструкторов ценился длинный бой, где курсант успевал  нанести  максимальное
количество ударов, т.е. с одного "мешка" извлечь наибольшую, с точки  зрения
учебы, пользу. Как легенду рассказывали, что один выпускник от первого удара
до последнего вздоха "держал" жертву шесть часов!
   Закончив учебку, Он умел убивать людей холодным и огнестрельным  оружием,
подручными предметами, просто руками. Он не боялся вида  крови  и  Страшного
суда, ведь он убивал не ради корысти, а во  имя  высших,  пусть  даже  и  не
всегда понятных, целей. Согласно приказу!
   Начав  служить,  Он  убедился  в  реальной  необходимости   своей   новой
профессии. Тактику выжженной земли, не  оставляющей  противнику  возможности
поправить свое материальное положение за счет местных ресурсов, придумал еще
Александр  Македонский.  Кто-то  должен  претворять  ее  в  жизнь:  засыпать
колодцы, сжигать  запасы  продовольствия,  забивать  домашний  скот,  палить
населенные  пункты,  выселять,  а  если  выселять  некуда,   уничтожать   их
население.  Это  не  жестокость,  это  лишь  тактика,   затрудняющая   врагу
продвижение по захваченной территории. Тактика выжженной земли!
   В дальних жарких командировках Он поверил в действенность  преподанных  в
учебке навыков. За год службы их подразделение, очищающее  от  нежелательных
элементов кишлак за кишлаком, потеряло лишь одного (!) человека. Исполняющие
ту же работу десантные и общевойсковые части не досчитывались  после  каждой
операции по нескольку десятков  бойцов!  Ответ,  объясняющий  столь  большую
разницу, был прост. Они боялись убивать! Они думали, прежде чем стрелять.  И
получали  пулю  первыми!  Элементарная  и,   одновременно,   имеющая   также
трагические последствия, ошибка.
   Их подразделение не подставлялось чужим пулям, потому что нажать на курок
направленного на них автомата было некому. Они убивали всех заранее.
   "Видишь дырку - брось гранату!" - был их боевой девиз. Так они и делали.
   Огненный вал, не разбирающий кто здесь воин, а кто ребенок,  прокатывался
через  кишлак,  оставляя  за  собой  лишь  трупы.  Среди  них,  естественно,
попадались и "нежелательные элементы". То есть боевые  задания  выполнялись,
причем без потерь  со  стороны  личного  состава,  что  особо  отмечалось  в
наградных приказах. Ах, жестокость? Но кто о ней расскажет? Свидетелей,  как
впрочем и способных пожаловаться пострадавших, нет. Есть лишь исполнители  и
мертвецы. Если кто-то посчитает, что лучше жертвовать жизнями  своих  ребят,
чем их врагов, пусть обсудит эту тему с матерями павших.
   Нет, они  не  испытывали  угрызений  совести.  Их  этому  не  учили.  Они
исполняли, и много лучше прочих, свой воинский долг.
   Потом была Африка. Лишь несколько человек отправились туда. Это уже  была
штучная работа. Для избранных.
   Сложившееся  в  одной  из  провинций,  охваченной  революционной  борьбой
страны, шаткое перемирие было в ущерб нашим  интересам  и  на  руку  врагам.
Каждый день позволял  противнику  перегруппировывать  силы,  укреплять  свои
позиции. Каждый такой упущенный день в  дальнейшем  пришлось  бы  оплачивать
жизнями наших ребят. А это  была  не  та  цена,  которую  хотелось  платить.
Советники предложили другой выход.
   Небольшой, хорошо экипированный отряд, заброшенный  в  тыл  противника  с
секретным заданием, нарушил равновесие. Несколько сожженных и  расстрелянных
деревень, ужасный вид растерзанных жертв, распятые младенцы,  обезглавленные
старухи и  обгаженные  религиозные  святыни  поторопили  события,  заставили
противника нарушить перемирие,  за  что  он  и  был  справедливо  уничтожен.
Военный и политический выигрыш был очевиден и вновь, малой и  главное  чужой
кровью!
   Убийца получил очередное звание и медаль "За  заслуги"  и  личную  кличку
"Гиена".
   За три последующих года  Он  побывал  в  командировках  в  десятке  самых
экзотических  стран.  После  этого   там   случались   революции,   менялись
правительства, уходили в  отставку  главы  государств.  Он  чувствовал  себя
причастным к самой высокой политике. Но одновременно он начал  опасаться  за
свою судьбу. Он слишком много узнал. С таким "багажом" легко не отпускают. В
его поведении ничего не  изменилось,  он  так  же  ходил  на  задания,  учил
уму-разуму  новичков,  но  замечать  он  стал  больше.  Внезапно  прервалась
дружеская переписка с ушедшим в  отставку  по  состоянию  здоровья  дружком,
дошли слухи, что погиб в ДТП  его  недавний  сослуживец.  Последней  каплей,
переполнившей чашу  страха,  стала  операция  на  Ближнем  Востоке.  Вырезав
заранее указанную семью работника одного  союзного  посольства,  он  получил
приказ  избавиться  от  свидетеля,  т.е.  принимавшего  участие  в  операции
помощника. Приказ он исполнил двумя выстрелами в голову. Тогда он понял, что
рано или поздно чья-то пуля продырявит и его череп. Не отправлять же  его  в
самом деле на заслуженный отдых!
   И Он решил исчезнуть.
   В очередной отпуск  Он  выправил  документы  в  дальние  Сибирские  края,
аргументируя это желанием отдохнуть от людей, порыбачить, поохотиться. Зная,
что начальство крайне подозрительно относится к потере контроля над  агентом
более  чем   на   сутки,   Он   соблазнил   поехать   с   собой   нескольких
приятелей-сослуживцев. Недели полторы они отдыхали в лесничестве  на  берегу
полноводной сибирской реки - стреляли зайцев, пили водку, парились  в  бане.
Затем ему, по какой-то правдоподобной причине пришлось отлучиться  в  город.
Там, на вокзале, он среди местного синячного люда подыскал похожего на  него
внешним обликом бродягу. Заманив  его  щедрой  выпивкой,  привез  поближе  к
лесничеству и убил, толкнув головой в реку и придержав до тех пор, пока  тот
не перестал трепыхаться. Спрятал труп и объявился в сторожке  лесника.  Там,
подготавливая события следующего дня, изрядно выпив, затеял  спор,  что  при
его рыбацком умении и счастье сможет за одну зорьку отловить  полпуда  рыбы.
Выставил на кон ящик водки и, покачиваясь, пошел на берег отвязывать лодку.
   - Брось дурью маяться,  -  урезонивали  его  наиболее  здравомыслящие.  -
Протрезвись, потом рыбачь!
   Но он, разыгрывая обиду, стоял на своем.
   - Да ладно вам. Погребет по холодку, одумается,  -  похохатывали  другие,
предвкушая дармовую обильную выпивку.
   Наконец на него махнули рукой.
   Отгребая от берега, он, демонстративно потеряв равновесие,  грохнулся  на
дно лодки, матерясь встал, снова погреб.  Все  эти  мелкие  детальки  потом,
когда начнется следствие, сыграют ему на руку.
   Забросив посреди реки якорь, он расправил удочки и стал  ждать,  нет,  не
улова, подходящего момента. Наконец,  такой  подвернулся.  Из  домика  вышли
охладиться  приятели,  одновременно  невдалеке  прошел  быстроходный  катер,
раскачав лодку  на  поднявшейся  волне.  Он  вскрикнул,  взмахнул  руками  и
перевернул лодку. С берега все это  было  прекрасно  видно.  Друзья-приятели
побежали ко второй лодке, а  он,  отнырнув  далеко  в  сторону,  прикрываясь
волнами, ушел, растворился в наползающем утреннем тумане. На  берегу,  слыша
далекие голоса перекликающихся друзей, он переоделся. Свою одежду натянул на
убитого бомжа, которого,  обвязав  камнями,  притопил  в  густых,  никем  не
посещаемых камышах. Месяца через три, вернувшись к месту  своей  гибели,  он
освободит утопленника от пут и пустит в свободное  плавание.  Его,  конечно,
найдут, идентифицируют по остаткам одежды (потому что по всему прочему будет
проблематично - три месяца в теплой  воде  срок  не  малый),  составят  акт.
Конечно,  в  других  случаях  начальство  вытребовало  бы  труп  и   провело
тщательную экспертизу, но здесь, когда все очевидно, когда смерть  случилась
на глазах по меньшей мере трех его сослуживцев -  о  чем  они,  естественно,
напишут не один подробный рапорт - долгое расследование вряд ли последует. А
бомжа уж тем более не хватятся. Но даже если хватятся, кто  сопоставит  два,
таких разных и удаленных друг от друга события? Он действительно хорошо  все
придумал. Дело шло не о чужой, а его жизни. Как тут не расстараться!
   Все произошло как рассчитывалось. На три месяца они, Убийца и  потерявший
жизнь  за  бутылку  водки  бродяга,  "легли  на  дно".  Причем   второй   на
натуральное,  речное.  Затем  утопленник  всплыл,  был  найден,  опознан   и
захоронен. Для всех Он умер, для себя - родился заново.
   Своей профессии он не бросил. Да если бы и  захотел  -  не  смог,  ничего
другого делать он не умел. И потянулась по  стране  цепочка  загадочных  или
напротив до скучного бытовых - это как заказывали - смертей.
   В южном регионе он работал уже год. Заявок хватало. Обычно хозяева его не
видели. Зачем лишний раз рекламировать свое лицо - он не актер, которому это
в избыток. Приемы заказов, обсуждение условий,  уточнение  сроков  и  прочие
переговоры шли через посредников. По  окончании  дела  соединительное  звено
убиралось - посредник скоропостижно умирал - цепочка распадалась.
   Последний  случай  был  особый.  Заказ  был  очень  крупный.  Нужно  было
вычислить и убрать не одного-двух человек, целую сеть. Без помощников  здесь
обойтись было нельзя. Правилу - показываться не более чем одному человеку  -
пришлось изменить. Но, как все более понимал Он, его новым друзьям  тоже  не
стоило заживаться на этом свете. Но они об этом еще не догадывались и честно
исполняли службу.
   Почти месяц  Убийца  знакомился  с  обстановкой.  Он  не  любил  спешить.
Служенье муз  не  терпит  суеты.  Для  его  рода  деятельности  эта  формула
подходила как нельзя лучше. Наконец, узнав "клиентов" поближе, Он  приступил
к действиям.
   Первый обреченный выпал из окна. Он сам выбрал свою смерть, пожаловавшись
пару раз на работу,  что  его  запилила  жена,  заставляя  повесить  недавно
купленные гардины. Однажды субботним утром, когда жена была  в  отъезде,  он
встал на стремянку, но,  как  назло,  стремянка  имела  небольшой  заводской
дефект, а окно было открыто... В самый неподходящий момент она подломилась и
жилец упал с шестого этажа на асфальт. Ах, какая трагическая случайность!
   Убийца вышел из квартиры, когда к телу еще не  успели  подойти  прохожие.
Лестничную  клетку,  чтобы  его  случайно  не  увидели  жильцы,  блокировали
помощники, изображающие бригаду электриков-аварийщиков.
   Второй был сердечником  и  умер  от  инфаркта,  когда  пришедший  к  нему
милиционер сообщил, что его десятилетняя дочь  изнасилована  и  обезглавлена
бандой преступников и  показал  ужасные  в  своей  реалистичности  (отличный
фотомонтаж) фотографии. Когда отец схватился за сердце, милиционер почему-то
не вызвал скорую и не подал  требуемое  лекарство.  Отец  умер  естественной
смертью, не потребовалось даже дополнительное  лекарственное  вмешательство.
Его нашла вернувшаяся с занятий дочь...
   Третий утонул в собственной ванной по глупости уронив в воду включенную в
сеть электробритву. Сколько людям твердят об опасности электричества, а  они
словно глухие! Отсюда и трагедии.
   Три мертвеца за  месяц  и  полное  благополучие  в  милицейских  сводках!
Убийств  не  было.  Были  несчастные  случаи,  за  которые  никто  не  несет
ответственности. Убийств не было!
   Но были трупы! Но был Убийца!
   На первый взгляд положение было аховым. Один, на чужой территории, против
хорошо организованной банды убийц.  Шансы  -  один  к  миллиону.  На  первый
взгляд. Но я привык не доверять ни первому, ни  второму,  ни  даже  десятому
взгляду. Я привык  считать.  Как  бухгалтер,  как  счетовод,  нудно,  долго,
скучно. Нашу работу можно сравнить с  математикой,  где  каждая  операция  -
уравнение с одним или несколькими неизвестными. Нельзя сказать разрешима или
безнадежна задача, не попробовав ее решить. Есть только одна  разница  между
складыванием цифр и нелегальной работой: мы, в отличие от школяров, не можем
заглянуть в конец учебника, чтобы сверить ответ.
   Итак, подобьем бабки. Вначале кредит.
   Порученный мне человек погиб. Защитить его я не сумел.
   Резидент обложен со всех  сторон  и  реально  помочь  мне  не  может,  не
забывая, однако, подкидывать свежие задания.
   Центр далеко да и не станет вмешиваться в местные  разборки  без  крайней
необходимости.
   Им - имя легион, я в единственном числе.
   Они вольны действовать как заблагорассудится, я с оглядкой.
   Им каждая кочка в помощь, мне в угрозу.
   Я здесь чужак и, значит, почти слеп. Они всевидящи.
   У них опыт многочисленных убийств, у меня только Учебка.  Попробуй  здесь
выполни приказ и не сложи буйну голову!
   Теперь сведем дебет.
   Пункт первый. Меня до сих пор не просчитали, в противном случае давно  бы
устранили.
   Второй. Я знаю, кто будет следующей жертвой, где развернутся события.
   И, наконец, я знаю убийц в лицо, знаю их тактику.
   Пожалуй, все. Не самый великий список, но и не самый легковесный. Не  так
уж я и безнадежен.
   Ну-ка, еще раз. Я, неприметный, незримый для глаз  врага,  держу  в  руке
леску с гарантированным живцом - четвертым агентом резидента  и  знаю  облик
тех, кто непременно выйдет на охоту. Я знаю, где ждать удара и от кого и, по
крайней мере, какое-то время имею возможность действовать безнаказанно! Нет,
я не в проигрыше. С таким раскладом можно садиться  за  стол.  Если  бы  еще
немного везения...
   Второй адрес я отрабатывал на максимальном приближении.  Так  действовать
было рискованно, но другого выхода я не видел. Наблюдать издалека, значит не
иметь возможности вмешаться в события, значит, неизбежно  увидеть  выносимое
из квартиры мертвое тело. А это  прямое  нарушение  четко  сформулированного
приказа - любой ценой перехватить возвращающегося из командировки  помощника
резидента и как можно быстрее увести в укрытие - спешно снятую  и  известную
только мне и шефу квартиру. Любой! Пусть даже собственной жизни.  Выбор  был
невелик: я мог исполнить приказ  или  мог  погибнуть,  но...  предварительно
исполнив приказ. И никак иначе!
   Вариант торчания возле подъезда я отбросил сразу. Если  начата  "чистка",
то дом со стороны улицы непременно пасут один-два "топтуна". Любой  человек,
более трех минут находящийся в их поле зрения, будет взят на заметку.
   Конечно, можно затаиться где-нибудь на чердаке противоположного дома  или
в канализационном колодце, но попробуй оттуда быстро выбраться  и,  главное,
появление незнакомого лица в момент прохождения  объекта,  т.е.  возвращения
номера  четвертого,  вызовет  двойное  подозрение.  Меня  возьмут  под  белы
рученьки еще до того, как я зайду в подъезд.
   Нет, при таком раскладе лучше не прятаться.  Говорят  -  наглость  сестра
таланта. В Учебке инструктор утверждал, что  иногда  самый  надежный  способ
спрятаться, это не прятаться вовсе. Так сказать, клин - клином... Как  можно
разрешить ребус - весь день торчать возле нужной двери и при  этом  остаться
незамеченным, не имея сказочной шапки-невидимки?  Как  аргументировать  свое
многочасовое присутствие возле отслеживаемого объекта? Как?! Не знаете? А я,
кажется, знаю!  Надо  сделать  доброе  дело  и  тогда  непременно  воздастся
сторицей! Всего-то!
   Подъезд, где жил порученный мне агент, был обгажен и  обшарпан  донельзя.
Штукатурка осыпалась, стены в надписях самого неприличного свой