итов ловят, а другой отпускают, реальное вспоможение. Этих моих клиентов
они уже ловить и амнистировать не будут.
   Вот этим я и займусь. А оставшиеся конторские бумажки после,  на  досуге,
досмотрю. Больно уж их  много  для  одного,  не  обремененного  секретарским
аппаратом Резидента.
   Я вышел на  улицу,  сел  в  первый  подошедший  трамвай,  отъехал  восемь
остановок (в следующий раз отъеду  пятнадцать  и  в  другую  сторону,  уводя
возможную - всегда возможную! - слежку подальше от  логова)  и  из  отдельно
стоящего телефона-автомата позвонил  по  известному  мне  номеру.  Я  сказал
только одну  условленную  фразу:  "Это  база?  Простите,  ошибся".  Ее  было
достаточно, чтобы находящийся по  другую  сторону  телефонного  провода  мой
помощник все понял.
   Этот помощник, с которым я работал уже пять лет, никогда не видел меня  и
никогда не видел завербовавшего его промежуточного агента. Человека, который
с ним работал, не стало через неделю после  подписания  "контракта".  Таковы
правила  Конторы  -  посреднические  звенья  убираются,   разрывая   цепочку
конспиративных связей на отдельные, трудно состыкуемые звенья. Такой  подход
обеспечивает  сохранение  Тайны.  Нет,  посредник  убит  не   был,   лишние,
необоснованные   необходимостью   трупы   Контора   не   поощряет.    Каждая
насильственная смерть - это  впечатанный  в  чью-то  память  и  потенциально
ведущий к Конторе след. Если насилия можно избежать, его лучше избежать.  Но
даже самой призрачной возможности утечки информации тоже  следует  избежать.
Парадокс. Если следовать взаимопротиворечащим законам Конторы, то  посредник
не должен быть убит, но и не должен жить, так  как  только  смерть  носителя
информации может гарантировать сохранение Тайны. Как выпутаться из подобного
положения?
   Очень просто. Контора для посредничества вербовала живых покойников.  Она
тщательно  просеивала  архивы  онкологических  клиник,  выявляла  безнадежно
больных  бывших  работников  служб   Безопасности,   знакомых   с   основами
конспирации,  накачивала  их  сильнодействующими,  но   не   затуманивающими
сознание наркотиками и отправляла на последнюю в их жизни  операцию.  Взамен
после успешного завершения задания посредники получали  квартиры  для  своих
близких или все желаемое, что могло хоть как-то скрасить  последние  дни  их
жизни. Осечек не было. Вербовщик выполнял свою, как ему внушали, необходимую
для безопасности государства, которому ой много лет верой и правдой  служил,
работу и умирал навек унося с собой опасную информацию. Цепочка прерывалась.
   В  дальнейшем  все  контакты  со  вновь  завербованным   агентом   носили
обезличенную форму. Он через тайники получал четко сформулированные задания,
по телефону - подтверждения, по исполнении  -  заработанные  деньги.  Деньги
были обязательным условием игры. Деньги выдавали, даже если агент от них, по
идейным или еще каким соображениям,  отказывался.  Фанатизм  в  привлеченных
работниках Контора не приветствовала. Фанатизм, в  отличие  от  материальной
заинтересованности, хуже поддается прогнозированию, так как  замешен  не  на
расчете, а на эмоциях. Кроме того,  выплаченные  за  услуги  деньги  служили
дополнительным рычагом давления на взбунтовавшегося агента. Его всегда можно
было подставить, продемонстрировав соответствующие ведомости  людям,  против
которых  он  работал,  но  которые  продолжали  считать  его  своим   добрым
приятелем.
   Через четыре-пять  лет  агент  консервировался  и  по  возможности,  -  а
возможности у Конторы были  неограниченными,  -  переводился  в  максимально
удаленный от места его деятельности  регион,  под  присмотр  служившего  там
Резидента, или скоропостижно умирал от какой-нибудь случайной хвори.
   Мой агент выхаживал свои последние перед сменой географии месяцы, хотя об
этом не догадывался. Если я хотел его использовать с толком, мне  надо  было
спешить.
   Вечером  в  городе   прозвучали   первые   выстрелы.   Трое   вооруженных
автоматическим оружием неизвестных расстреляли автомашину "волга", в которой
находилось несколько человек. Двое скончались на месте, один умер по  дороге
в больницу.
   Наживка  сработала,  операции  был  дан  ход.  Согласно  моим   расчетам,
следующие потери должна  была  понести  противная  сторона.  Глубокой  ночью
взлетел на воздух известный,  расположенный  вблизи  вокзала  и  торговавший
импортной аудио- и видеотехникой павильон. Страсти разгорались. В  ближайшие
день-два смерть должна была дойти  до  средних  командиров,  а  чуть  спустя
вывести на дуэльный поединок главарей. Так задумывалась интрига.
   Ежеминутно по своим каналам я ждал подтверждающей информации.  Но  ее  не
было. Дело застопорилось, ограничившись громкими, но не нанесшими серьезного
урона преступной верхушке  автоматными  очередями  и  взрывом  павильона.  Я
ничего не понимал.
   Разъяснение пришло с двух сторон - с очередной "подслушки" и с донесением
агента, переданным через тревожный почтовый ящик. Информация, если ей верить
- а как ей не верить, когда она  подтверждена  двумя  независимыми  друг  от
друга источниками, - была в высшей  степени  удивительной.  Начавшееся  было
кровопролитие  было  остановлено  волей   вдруг   объединившихся   городских
преступных авторитетов. Такого еще  не  было!  Обычно  авторитеты,  соблюдая
негласный нейтралитет, в чужие междуусобные  разборки  не  встревали.  Когда
двое дерутся, третий не лезь!  И  вдруг  такое  трогательное  исключение  из
правил. Наверное, случилось что-то экстраординарное, если вышедших на  тропу
войны бандитов совместными усилиями  убедили  зачехлить  вытащенное  оружие.
Стрельбу и взрывы предложено было отложить на несколько дней, до  проведения
общего преступного сходняка. После - пожалуйста, в свое полное удовольствие,
а пока потерпите.
   Очень меня  заинтересовало  это  сборище.  Пожалуй,  впервые  я  наблюдал
объединение разнородных преступных формирований под единые знамена. Конечно,
подобные сходки случались и раньше, но никогда не  перекрывали  они  текущих
бандитских дел.
   Не присутствовать на сходке своими ли, чужими ли ушами для меня  было  бы
непростительной глупостью.
   "Узнать место, время, состав", - поставил я задачу спешно  мобилизованным
агентурным  силам.  Через  несколько  часов  я   располагал   исчерпывающими
сведениями о запланированной сходке. Но было поздно. Сходка состоялась.  Без
моего участия. Я не успевал за развитием событий. Я проигрывал.
   "Любым путем, с максимально возможной точностью  желательно  по  минутам,
восстановить содержание встречи",  -  выдал  я  новое  распоряжение.  Именно
сейчас  по  горячим  следам,  пока  сходка  не  обросла  интерпретациями   и
легендами, пока в шелухе самовосхвалений еще можно отыскать зерно правды.
   Постепенно, из десятка переданных мне разноречивых рассказов,  пересказов
и мнений я, словно художник из осколков мозаики, собрал картину, которую мог
считать приближенной к истине. Инициировали встречу мало кому известные,  но
с серьезными рекомендациями, московские гости. Интересовала их ни  много  ни
мало - местная тюрьма. В ней, по их сведениям, в  ближайшее  время,  а  если
быть совершенно точным, то через шесть  с  небольшим  месяцев,  должно  было
случиться  выступление  угнетенных  преступных  масс,  которым   требовалось
организовать  поддержку  извне.   Без   местных   сил   это   сделать   было
затруднительно. Московские эмиссары давили на профессиональную  солидарность
и воровскую честь, подкрепляя свои слова солидными финансовыми вливаниями  и
добротно  сработанньм  планом.  От  местных  коллег  требовалось  немного  -
обеспечить поддержку, наладить каналы обмена информацией, снабдить  бунтарей
кое-каким оружием.  Коллеги  сомневались  в  успехе  операции,  ссылаясь  на
крепкие  тюремные  стены,  охрану,  отсутствие  прецедентов  и   пассивность
томящихся в заточении соратников, не забывая при  этом  набивать  себе,  как
знатокам местных условий, цену.
   Препирательства продолжались всю ночь, в результате чего финансовый взнос
москвичей вырос  вдвое,  а  участие  местных  рекрутов  ограничилось  сбором
информации и налаживанием надежной связи с тюрьмой. На том и порешили.
   Сходка меня  разочаровала.  Очень  она  напоминала  героико-романтическую
оперетку, где главные персонажи в доступной для зрителя, то есть с песнями и
танцами, форме разрабатывали невероятные по своей авантюрности  планы,  мало
заботясь о соответствии их реалиям жизни. Поднять бунт, захватить тюрьму  да
еще организовать массовый побег заключенных, из которых, похоже,  московских
визитеров интересовали лишь несколько человек? Не слишком ли  фантастично  и
не слишком ли громко для такого пустячного дела, как освобождение из  неволи
пары осужденных? Им нужен результат или шум?
   Настораживало другое - уверенность эмиссаров в скором  бунте  (прозвучала
даже точная цифра!) и легкая отдача крупных наличных  сумм.  Расставаться  с
деньгами, не получив ничего, кроме обещаний,  взамен,  для  преступников  не
характерно. Или они уверены в своих силах -  но  с  чего  бы  это?  Или  они
преследуют какие-то свои, совершенно непонятные мне  цели?  В  любом  случае
следует навести кое-какие справки.
   Я так понял, что преступников интересует тюрьма.  Значит,  в  не  меньшей
степени она должна интересовать и меня.
   Затратив не самые большие деньги (известно,  какие  оклады  у  работников
подобных заведений), я быстро влез в служебные документы  А/Я  номер...  То,
что я узнал, меня по меньшей мере удивило. Вторую неделю в тюрьме по  указке
сверху, что называется,  крутили  гайки.  Относительно  либеральные  правила
внутреннего распорядка вытеснялись самыми  что  ни  на  есть  драконовскими.
Переписка и свидания сократились вдвое, нормы выработки  в  производственных
цехах, напротив, поднялись на  25  процентов.  Заключенные  роптали,  писали
жалобы, два раза задерживали выход на работы. Создавалось  впечатление,  что
кто-то сознательно  и  очень  расчетливо  накапливал  в  осужденных  энергию
протеста, сжимал пружину общественного недовольства,  чтобы  однажды,  когда
придет время, дать ей разжаться. И все это на фоне нежданно свалившегося  на
тюремную администрацию сокращения штатов, которое  должно  было  завершиться
через... шесть месяцев!
   В такие совпадения я не верю. Хотел бы, да не могу. Таких  совпадений  не
бывает! Искусственное взвинчивание заключенных  при  одновременном  снижении
надзора за ними и при одновременной же  подготовке  бунта  извне?  Дай  Бог,
чтобы это было только утечкой служебной информации из  тюремных  канцелярий,
которой решили воспользоваться находящиеся на свободе преступники.
   Но закручивание  гаек?  Его-то  кто  приурочил  к  предстоящему  штатному
сокращению? Отчего на этой тюрьме сошлись  интересы  столь  разных  епархий:
преступной и исправительно-трудовой? Что или кто завязал их в единый узелок?
И чего добивается этот кто-то, провоцируя  в  тихой,  провинциальной  тюрьме
бунт, да не просто бунт, а, судя по  планам  "освободителей",  вооруженный?!
Повышения  субсидирования?  Вот,  мол,  до  чего   довели   наше   ведомство
подрезанием смет и сокращениями - с заключенными  совладать  ухе  не  можем!
Кровь, она быстрее всего открывает государственные кошельки. Против крови не
попрешь. В итоге тебе пожалуйста - прибавки к окладам,  внеочередные  звезды
на погоны, квартиры, штатные единицы.  Неужели  такая  игра?  Похоже,  очень
похоже.
   А если отвлечься. Какие  еще  могут  быть  варианты?  Общегосударственное
ужесточение режима содержания  осужденных  -  вот  до  чего  довела  игра  в
либерализм.   Или   прямо   противоположная   цель    -    продемонстрировав
многочисленные жертвы, требовать смягчения судебных и исправительно-трудовых
нравов? Или  того  круче,  кто-то  копает  под  нынешнее  правоохранительное
руководство - допустили промахи, не справились,  распустили  ведомство,  что
вылилось... Во что вылилось? Правильно. И кто сказал,  что  бунтовать  будет
одна только наша тюрьма, их ведь по России-матушке  разбросано  -  несчесть!
Вот тебе и необходимость странных московских эмиссаров, вот тебе и сроки.  А
ведь это большая политика. Неужели она  добралась  и  до  наших  захолустных
мест?
   Стоп, остыть, подумать еще, может, все гораздо проще и примитивней?
   Может быть, но печальный опыт учит меня предполагать худшее. Отработать в
сторону простоты, спустившись с небес на грешную землю, никогда не поздно, а
вот за тремя соснами леса не разглядеть было бы непростительно. Это  школяры
и ученые идут от простого к сложному, а наше ведомство - наоборот.
   Пусть пока, как рабочая гипотеза, будет политика. В этом направлении я  и
поведу поиск. Политика - тот камень, который, будучи брошен в самых  далеких
верхах, разводит круги аж до самых до окраин. Если кто-то собирается  играть
в такие кровавые игры, то не может быть, чтобы он  не  наследил  на  местах.
Должен быть какой-то следок. Абстрактной политики, не учитывающей  интересов
и настроений провинции, не бывает. Всякая  политика  опирается  на  народные
массы, а народ в одних только столицах не живет.
   С чего начнем? С самого простого - с просмотра местных газет и  журналов.
Где, как не в средствах массовой информации, искать отголоски происходящих в
регионе событий. А заодно посмотрим,  чем  дышит  четвертая,  журналистская,
власть. Если вообще еще дышит.
   Разведчики  во  все  времена  были  неравнодушны  к  открытым  источникам
информации - рисковать ничем не рискуешь (ну кто заподозрит тебя  в  плохом,
увидев, что ты мусолишь пальцем городскую бульварную газетенку), а  полезной
информации в них можно наловить больше, чем в самых секретных сейфах.
   Всем спецам памятен хрестоматийный случай, когда  перед  одной  локальной
войной из  готовящейся  к  скорым  боям  страны  в  сопредельную  сбежал  не
известный никому журналист  и  предложил  там  для  продажи  -  кто  бы  мог
подумать! - сверхсекретные  сведения,  касающиеся  дислокации  войск.  Такой
информацией мог располагать только человек, имеющий лапу в генералитете.  На
поиски источника утечки информации были брошены лучшие  силы  контрразведки.
Разбогатевшего,  но  так  и  не  успевшего  вкусить  плодов  сладкой   жизни
журналиста-предателя  выкрали  и  допросили,  пригрозив   скорым   судом   и
непременным, за  измену  Родине,  смертным  приговором.  Журналист  суда  не
испугался, заявив, что никакой государственной тайны не крал, что  все  свои
сведения добыл из  самых  что  ни  на  есть  доступных  источников.  Ему  не
поверили. Тогда журналист потребовал себе провинциальные газеты и в  течение
нескольких дней, на глазах у потерявших дар речи  контрразведчиков,  выведал
еще несколько военных тайн.
   Его разведывательный прием оказался до смешного  прост.  Он  просматривал
колонки объявлений и отчеркивал те, в которых упоминались  военные.  Скажем:
"Командир эскадрона 207-го  драгунского  полка  капитан  П.  сегодня  в  час
пополудни  венчался  с  мещанкой  М.   в   местной   церкви.   На   венчании
присутствовали командир полка С. и прочие  (А,Б,В,Г,Д)  офицеры".  А,Б,В,Г,Д
вместе  с  командиром  полка  С.  и  виновником  торжества  П.  вносились  в
специальную, накладываемую на географическую  карту  схему.  Так  постепенно
карта страны заполнялась квадратиками полков, дивизий, эскадронов,  армий  с
мелко  проставленными  в  них  фамилиями  командиров.  Журналист  в  газетах
прочитал то, что в полном объеме знал только верховный главнокомандующий! На
перетасовку войск и командиров той стране понадобилось несколько  месяцев  и
намного порядков больше, чем заплатил журналисту противник, средств. В итоге
война была отложена больше чем на год.
   Как не воспользоваться таким опытом! Как не почитать на нежданно выпавшем
досуге газетки! Правда, читать мне  их  придется  не  как  обывателю,  не  в
охотку, не от последней страницы к первой, не от завлекательного криминала к
скучной политике, а по особым, преподанным в Учебке правилам,  вылущивая  из
шелухи сотен бесполезных статей, заметок и сообщений интересную мне суть.
   В первую очередь рассортируем прессу по  принадлежности.  Печать  слишком
важный рычаг власти, чтобы не принадлежать  никому.  Каждый  печатный  рупор
трубит по чьим-то нотам. В вольные импровизации я давно уже не верю. Игру от
сиюминутного настроения может себе позволить разве только редактор жэковской
стенгазеты или подобный ей печатный орган с разовым тиражом два с  половиной
экземпляра. Все прочие дудят на заказ, не всегда  явный,  но  всегда  хорошо
оплаченный - деньгами, положением, званиями, должностями, душевным комфортом
- не суть важно.  Короче,  по  пословице,  насчет  тех,  кто  платит  и  кто
заказывает музыку. Характер этой музыки меня в данный момент  и  интересует.
Вкусы,  они  разные  бывают.  Кому-то  по  душе   военные   марши,   кому-то
национальные, а кому-то  чужестранные  мелодии.  Уловил  мелодию  -  значит,
возможно,  удастся  мне  за  парадным  блеском  трубы  разглядеть   уши   не
стремящегося выходить на публику дирижера.
   Бывшая областная газета. Наибольший тираж, близость к власти, прекрасная,
еще  с  тех  самых  времен,  приспособляемость  к  внешним  обстоятельствам.
Идеальный барометр изменения политического климата.
   Отлистаем подшивку  месяцев  на  двенадцать  назад.  Разведем  статьи  по
полюсам. Негатив - позитив. На полутона внимания обращать не будем. Полутона
- это греющие душу обывателя  эмоции.  Я  -  профессионал,  меня  интересуют
факты.
   Июнь,  июль,  август,  сентябрь,  октябрь.  Примерный   паритет.   Баланс
интересов. Ноябрь - явное преобладание негатива.  Это  понятно-в  декабре  в
исполнительной  власти  произошли  перестановки:  одних  выдвинули,   других
задвинули. В ноябре, в том числе и с  помощью  печати,  под  неугодных  рыли
ловчие ямы. Городская, две районные и  две  молодежные  газеты  подпевали  в
унисон  областной.  Похоже,  они  вдут   в   одной   сцепке.   Голоса   двух
прикармливаемых будущими жертвами второстепенных газетенок услышаны не были.
Намеченные жертвы загнали и растерзали. Это все мелочи - борьба за власть на
местах. К центру она отношения не имеет. Соответственно  не  стоит  обращать
внимания на возмущенные письма с мест. Вряд  ли  они  объективно  отображают
настроение народных масс. У умного  редактора  в  портфеле  всегда  отыщется
равное количество откликов и "за" и "против", придержанных до лучших времен.
Какую подборку требуется - такую и выдаст.
   Март, апрель - вхождение во власть новых правителей и, естественно, более
миролюбивый тон прессы.
   Май  -  снова  равновесие.  Власть  закрепилась,  можно  позволить  более
объективное освещение событий.
   Июнь, июль. Пора отпусков, снижение политической активности.  Затишье.  И
вдруг, что это -  явное  преобладание  негатива.  Непонятно.  Начальственные
кресла разобраны, позиции определены, никаких незапланированных  событий  не
предвидится. И тем не менее:  повышение  цен,  невыплаты  зарплат,  снижение
жизненного уровня, разгул преступности - полный комплект. А  другие  газеты?
Убийство, изнасилование, отсутствие денег  на  ремонт  теплоцентрали,  пикет
пенсионеров на площади. Все то  же  самое.  Что  же  это  происходит?  Новые
правители пилят сук, на котором сами же сидят? Раньше понятно:  было  плохо,
потому что у руля стояли не те. Но сейчас-то те! И все равно плохо?
   Очень странно. Правда, подача негатива мягкая, ненавязчивая, сразу,  если
не отсматривать все газеты, все статьи  подряд,  если  не  разводить  их  по
позициям: черное - направо, белое - налево, - ничего  не  углядишь.  А  если
разводить,   то,   пожалуй   что,   40-процентный    перехлест    получится.
Сорокапроцентный!
   Отчего такой всплеск? Может, я чего в  политике  центра  не  углядел?  Не
перелистать ли центральную прессу? Ну-ка. Негатив - позитив. Право  -  лево.
Что получается? Равновесие. Пожалуй,