поднялись на нужный этаж.

- Здесь.

- Стой!

- Что такое?

- Дверь-то открыта!

Дверь была действительно открыта.

- Может, это ты ее оставил? - спросили у практиканта,

- Да вы что! Слесарь ее при мне на два оборота закрыл.

- Закрыл, говоришь...

Оперативники потянули из карманов пистолеты.

- Готов?

- Готов.

- Тогда - с богом.

Разом ввалились в коридор. Увидели мотнувшуюся в комнаты фигуру.

- Тут кто-то есть!

- Стоять!

Прыгнули к двери, ведущей в комнаты.

- Стоять, гад!

Из комнаты сквозь дверь бухнул выстрел! И тут же второй! Пули ударили в
стену и срикошетили в другую, выбивая штукатурку, обсыпавшую оперативников.

- Ни хрена себе!..

Милиционеры отпрянули в стороны, за косяки.

- Вызывай подмогу!..

Две фигуры, проскочив в комнату, запрыгнули на подоконник.

- Теперь они не уйдут! Там решетки! - горячо зашептал практикант. - Надо
всем вместе, только быстро...

- Стой, дурак! У них пушка! Пристрелят к чертовой матери!

Вскочившие на подоконник фигуры разом ударили ногами, в решетку, вышибли
ее, отбросили, прыгнули вниз.

Водитель милицейского "УАЗа" заметил два упавших на газон тела.

- Эй! Вы там чего?! А ну - стой! - крикнул он, приоткрыв дверцу. - Стой,
стрелять буду!

Фигуры шарахнулись в сторону.

- Стой! Я сказал! - заорал водитель, высунувшись наружу.

Коротко хлопнул выстрел. Пуля, пробив стекло дверцы, Ударила водителя в
плечо.

- Сто... - прошептал он и сполз вниз.

- Убили! - заголосила, высунувшись в окно, женщина. - Милиционера убили!..

- Что там? - прислушался один из оперативников.

- Черт его знает.

- ...милиционера убили...

- Какого милиционера? Мы все здесь!

- Может, водилу?

Оперативники сбежали вниз. На земле, возле левой передней дверцы, корчился
от боли раненый водитель.

- Куда тебя?

- В плечо.

- Все! Доигрались...

Во двор, распугивая прохожих мигалками и сиренами, ворвались несколько
милицейских машин.

- Что у вас?

- Хреново у нас. Водилу ранили.

- Кто?

- Двое. Вон туда побежали.

- В квартире никого не осталось?

- Вроде никого.

Машины сорвались в указанном направлении.

- Я же говорил вам, что отработал... А вы - поехали, блин, поехали!.. -
орал раненый водитель. - Вот и приехали, блин...

- Да ладно ты, не убили ведь...

- А вы хотели - чтобы убили?

Майор встретил оперативников во дворе.

- Какого черта вы сюда приехали?

- А куда надо было?

- В больницу! В больницу надо было!

- К водителю?

- На хрена мне ваш водитель?! К потерпевшему! Потрясите его, если он
очухался. Отпечатки пальцев снимите. Ну и вообще... Скажите, пусть там за
ним присматривают. И если кто-нибудь к нему придет или его спросит, тут же
сообщают нам. Непростой он, видно, мужик, раз хранит в доме удостоверение и
такие тыщи долларов. И раз его убивают. И заодно наших водителей.

- Ничего, разберемся. Не впервой...

Но быстро разобраться не удалось. И вообще не удалось... Доллары
пересчитали. И оказалось их не миллион, а почти два с половиной.

Подумали, что это фальшивые доллары. Но экспертиза установила, что они
настоящие.

Предположили что они были украдены. Но никто об утрате валюты не заявил.

Решили, что они были украдены "своими" у "своих" в процессе криминальных
разборок, о которых сообщать милиции не принято. Но оперативники,
пошуровавшие по своим каналам, это предположение опровергли. О таких, и
даже гораздо более мелких, суммах сексотам ничего известно не было.

Удостоверение полковника ФСБ оказалось фальшивым. Но столь хорошо
исполненным, что, пожалуй, лучше настоящего. Причем с полным набором
всяческих секретных премудростей, о которых, подделывая их, надо знать!

В довершение всего выяснилось, что паспорт, выданный на имя Егорова Ивана
Петровича, никогда никакому Егорову не выдавался.

Егоров Иван Петрович, согласно записи в паспорте, с рождения проживавший в
городе, в этом городе никогда не рождался. В школах не учился. В профсоюзах
не состоял. Нигде не работал, хотя на что-то жил и имел на черный день два
миллиона баксов.

По свидетельству соседей, жены, детей, друзей, сослуживцев, любовниц и
приятелей у него не было. Так что никто ничего о нем рассказать не мог.

Отпечатки пальцев, снятые с раненого в больнице, ни по одним картотекам не
проходили. Что свидетельствовало о его безгрешности перед органами
правопорядка.

В жэке ничего определенного о непонятно каким образом завладевшем квартирой
и прописавшемся в ней жильце сказать не могли.

В бюро технической инвентаризации квартира числилась за совсем другим
жильцом. Который умер пять лет назад. И не имел родственников с фамилией
Егоров, либо созвучных с ней.

На чем круг и замкнулся.

В общем, не было Егорова Ивана Петровича. В природе не было! Хотя был на
больничной койке. И был на фотографиях в паспорте и на удостоверении. Был и
имел два миллиона с лишним долларов!..

- Вот что, ребятки, выставьте-ка вы в больнице пост. Обязательно выставьте!
Рядом с палатой, где он будет лежать. А еще лучше в палате! И чтобы ни одна
муха!..

- Есть, товарищ майор!

Из реабилитационной палаты, согласно распоряжению главврача больницы,
вынесли все койки. Вместе с больными. Оставили только одну. На которую лег
совершенно здоровый, розовомордый, в форме сержанта милиции, с пистолетной
кобурой под мышкой пациент. Его через двадцать четыре часа должен был
сменить другой, такой же, не жалующийся на здоровье пациент.

Час сержант лежал, напряженно наблюдая за уложенным на противоположную
койку гипсовым свертком.

Второй час стал скашивать глаза в сторону выносящих из-под свертка "утки"
медсестер и предлагать им свою помощь.

На третий стал слоняться по коридору, заигрывая с младшим медицинским
персоналом и молодыми ходячими больными женского пола.

На исходе четвертого флиртующий личный состав застал пришедший с проверкой
майор.

- В чем дело?

- А что такое?

- Почему вы покинули вверенный вам пост?

- Я?.. Я в туалет вышел.

- А как же объект?

- Куда он денется? Он же кулем лежит! У него половина костей в гипсе!

- Это не имеет значения! Вам было приказано постоянно находиться в палате и
докладывать обстановку лично мне по телефону. А вы...

- Я в туалет...

- Прекратить пререкаться!

- Но туалет...

- Попросите у врачей "утку", и пусть ее выносит кто-нибудь из персонала!
Ясно?

- Ясно.

- Что?!

- Так точно!

- Кругом! И шагом марш!

Оперативник неспешно развернулся и пошел в палату, проклиная про себя
начальство, но более всего того кретина в гипсе. Тоже, понимаешь, устроили
армию, как молодому...

Его молитвы были услышаны.

Час спустя дверь палаты открыл мужчина в штатском.

- Что, сержант, не нравится няньку изображать?

- А кому понравится...

- Тогда - встать! И шагом марш. Кончилась твоя служба.

Мужчина показал удостоверение подполковника ФСБ. Сержант на всякий случай
перезвонил своему начальству.

- Как так сняли пост? - возмутился майор в телефонную. трубку, переданную
мужчине в штатском.

- Так и сняли. Согласно приказу директора областного Управления ФСБ.

- Да вы что? Он же наш!

- Какой же он ваш, если у него в квартире найдено поддельное удостоверение
полковника ФСБ? Между прочим, со всеми печатями. Так что остынь, майор. Не
духарись. Если хочешь, можешь поставить свой пост в коридоре.

- Хочу! И поставлю!..

Последующие два дня прошли скучно. Эфэсбэшный охранник безвылазно находился
в палате, тихо свирепея на свою судьбу. Медсестры заходили редко. Хотя
должны были вдвое чаще, так как "уток" стало две.

Милицейский оперативник сидел на стуле, приставленном к стене возле двери
палаты, и откровенно скучал.

На третий день в палату вошел все тот же сменивший посты подполковник в
штатском. И главврач.

- Здравствуйте, - поздоровался врач. Подполковник показал глазами на дверь.
Охранник тихо просочился в коридор.

- Он может говорить? - спросил человек в штатском.

- Пока еще нет. У него сломана челюсть.

- Когда мы сможем забрать его к себе?

- Не раньше чем через три недели.

- Три недели это очень долго.

- Раньше опасно. Он может не выдержать транспортировки.

- И все-таки нам придется рискнуть и забрать его раньше.

- Когда?

- Завтра!

- Завтра?! Но это опасно! Зачем такая спешка?

- Затем, что это не только ваш пациент. Но и наш тоже. Наш даже больше, чем
ваш.

Врач осуждающе покачал головой:

- Вы зря сомневаетесь, доктор. У нас достаточно квалифицированных
медицинских кадров, чтобы ваш пациент чувствовал себя не хуже, чем здесь.
До свидания...

Охранник зашел в палату.

- Сколько мне здесь еще...

- Всего один день...

Ночью читавший газету охранник услышал какой-то неясный шорох. Из угла, где
находился его подопечный. Оперативник опустил газету.

- Эй, ты чего?

Шорох повторился. Гипсовый куль пытался шевелиться.

- Ну ты чего?!

- М-м! - сказал куль.

Охранник встал и подошелк койке больного:

- Что ты?

- М-м-м-ы!

- Сказать что-то хочешь?

- М-м!

Охранник наклонился.

- Ну?

- Бли-же-е, - трудно произнесла забинтованная голова. Охранник приблизил
лицо к бинтам. Дальше произошло непонятное. И страшное. Загипсованный
больной, резко приподнявшись, ударил охранника головой в нос. Сильно
ударил. До хруста ломаемых хрящей.

- А-а!..

Охранник упал, на несколько мгновений потеряв сознание.

Больной медленно, разрывая трубки капельницы, сел на койке. Потом спустил
на пол здоровую ногу. И забинтованную тоже.

Он попытался встать, но упал. Еще раз привстал и опять упал на бок. И тогда
медленно пополз в сторону приходящего в себя оперативника. Дополз и снова
сверху, лбом, ударил его в разбитое лицо.

Оперативник охнул и затих. Теперь надолго.

Несколько минут больной лежал неподвижно, собираясь с силами. Потом пополз
в угол, где возле кровати оперативника на столике стоял телефон.

Ему нужен был телефон.

Ему зачем-то нужен был телефон...

Снять его со столика было невозможно, и больной, ударив головой по ножкам,
свалил телефонный аппарат на пол. Подполз. Перевернул в нормальное
положение, попробовал набрать номер выступами гипса на руке. Не смог.
Заметил невдалеке упавшую со столика авторучку. Подполз к ней. Захватил
ртом. И, втыкая острие в нужные цифры, стал набирать номер.

Гудки.

Гудки...

- Слушаю вас.

- Мне... Двадцать восьмую... Пожалуйста, - глухо сказал раненый.

- Зачем?

- По личному делу.

- Соединяю.

- Двадцать восьмая слушает.

- Снимите бронь на 920 поезд.

- Фамилия?

- Шамаев.

- Снимаю!

Раненый отодвинул голову от лежащей на полу трубки и пополз в сторону окна.
У подоконника он попробовал встать, но левая нога, закованная в гипс, не
давала этого сделать. Тогда он изо всех сил ударил загипсованной ногой по
чугунным ребрам батареи, стараясь сломать, раздробить мешающий ему гипс. Он
колотил сломанной ногой по железу, расшвыривая в стороны куски крошащегося,
красного от крови гипса.

После каждого удара он мучительно мычал, потому что вместе с гипсом
дробились несросшиеся кости. Но он все равно продолжал бить, чтобы
высвободить конечности из сковывающего их плена гипса.

Наконец, цепляясь пальцами сломанных рук за батарею и подоконник, он смог
встать. И смог вползти на подоконник грудью.

Долго и мучительно он открывал непослушными пальцами шпингалет. Но не смог.
И тогда ударил по стеклу кулаком...

Звон осыпающегося стекла услышала дежурная сестра.

- Где это? - спросила она болтающего с ней сержанта внешнего, милицейского
поста.

- По-моему, у меня...

- Там лежачий. И охранник.

- Я тоже охранник!

Снова звякнули, захрустели стекла.

- Быстрее!

Сестра и флиртовавший с ней сержант пробежали по коридору, распахнули дверь
седьмой палаты. И испуганно отпрянули.

На полу неподвижно, с разбитым, раздробленным лицом лежал мертвый на вид
охранник. Весь пол, из угла в угол, был исчерчен жирными кровавыми
полосами. Больного на месте не было. Больной лежал животом на подоконнике
разбитого окна и пытался выползти наружу.

- Что вы делаете! - истерически закричала медсестра. - Там асфальт!

- Стоять! - гаркнул сержант, бросаясь вперед, пытаясь ухватить вползшего на
подоконник больного. - Стрелять буду!

Поймал загипсованную ногу.

- Отпусти! - промычал человек с подоконника. Сильно толкнул сержанта
здоровой ногой в лицо, сделал еще один отчаянный рывок и, перевалившись за
срез окна, молча, не издав не единого звука, упал вниз. Рыбкой. С седьмого
этажа. На асфальт.

- А-а-а! - отчаянно закричала, запричитала медсестра и закрыла руками лицо.

Ее крик разбудил все отделение.

- Что, что случилось? Что?

- Он. Из окна...

- Кто?

- Больной.

- Что вы говорите? Он не мог. Он в гипсе.

- Это он. Он! Я сама видела!

Уже через полчаса по палате бродили врачи, милиционеры и штатский
подполковник.

- Как он мог это сделать? - спросил подполковник у главврача.

- Не мог.

- Но сделал!

- Все равно не мог.

- А кто тогда этого разделал? - показал подполковник на забинтованного по
самый лоб охранника. - Тоже не он?

- Конечно, не он! Как бы он мог его ударить, когда был в гипсе!

- Он? - спросил подполковник.

- Так точно! - закивал тот белым, марлевым кочаном.

- Ну вот видите...

- Да не мог он! Смею вас уверить, не мог! У него серьезные переломы.
Открытые раны. Он, извините, самостоятельно даже оправиться неспособен. Не
то что кого-то...

Подполковник, не слушая врача, осматривал отпечатавшиеся на полу кровавые
полосы. Одна из них вела к опрокинутому столику. И лежащему на полу
телефону.

Он поднял его и увидел круговые, по всему циферблату синие полосы. И увидел
закатившуюся под кровать ручку. С окровавленным концом.

Он поднял ручку, провел стержнем по внутренней стороне ладони.

Тот же синий цвет.

- Он пытался звонить, - сказал мужчина в штатском.

- Что?! Он? Звонить?! - истерически засмеялся доктор. - Вы все тут с ума
посходили!..

- Запросите телефонную станцию, не было ли с этого номера сегодня ночью
звонков, - распорядился подполковник.

- Были, - доложил через пять минут оперативник.

- Куда? - оживился подполковник.

- В Москву.

- Что?

- Ну да, в Москву. В четыре пятнадцать утра.

- А в Москве тогда куда?

- В справочную Курского вокзала.

- Куда, куда?!

- В справочную Курского вокзала.

- Зачем... в справочную вокзала?

- Не могу знать.

- А может, это ошибка? Может, он куда-нибудь в другое место звонил?

- Нет. Звонок был один. В Москву. На Курский вокзал.

Подполковник недоверчиво посмотрел на своего подчиненного.

- Зачем ему, собираясь покончить с собой, звонить на вокзал? - недоуменно
пожал он плечами. - Зачем ломать гипс и пытаться убивать нашего работника,
лишь для того, чтобы позвонить в справочную Курского вокзала?! Зачем?!

- Не знаю.

- И я не знаю. Ничего не знаю! И ничего не понимаю! Чудом избежать смерти,
чтобы потом выпрыгнуть в окно. Позвонив предварительно в Москву, в
справочную Курского вокзала. Не понимаю. Теперь уже - совершенно ничего не
понимаю!

Глава 1

- Слушаю вас! - бодро ответила двадцать восьмая на очередной звонок. - Да.
В четырнадцать часов, пятнадцать минут. Нет, платформу сказать не могу.
Смотрите на электронном табло. Пожалуйста. Да! Говорите...

Время приближалось к обеду.

- Можно? - спросила она начальника смены.

- Можно.

Сбросила с головы наушники с микрофоном и, потягиваясь и разминая затекшие
мышцы, встала со своего места.

- Я сегодня лучше в кафе пообедаю.

- Ладно, иди. Только не больше чем на полчаса.

Двадцать восьмая накинула плащ и выскочила на улицу. Но побежала не в кафе,
побежала к ближайшему телефону-автомату. Бросила жетон, набрала номер.

- Вы меня слышите?

- Да.

- Меня просили снять бронь Шамаева с 920 поезда.

- Когда просили?

- Сегодня. Ночью.

- Благодарю вас.

Теперь можно было идти есть. И позволить себе взять вместо чая сок или еще
что-нибудь такое, от чего обычно приходилось отказываться. Потому что через
несколько дней на ее счет в сберкассе должны были прийти деньги,
эквивалентные ста американским долларам. По крайней мере, всегда приходили.
После таких, как сегодня, звонков.

К великому сожалению двадцать восьмой, звонили ей редко. Едва ли, раз в два
месяца. Но в сумме это составляло в год больше полутысячи долларов. На
которые она могла позволить себе съездить куда-нибудь за пределы
опостылевшей ей Родины.

Двадцать восьмая не знала, кому и что она передает. И не знала, кто ей
звонит. Просто выслушивала то, что ей говорили, передавала то, что
услышала, дальше и получала причитающиеся ей сто баксов.

Соответственно человек, которому она звонила с уличного телефона-автомата,
тоже был лишь случайным звеном в построенной кем-то информационной цепочке.
Был диспетчером на телефоне, передающем сказанное ему дальше, сам не зная,
кому и зачем.

- Вам просили сообщить, что бронь Шамаева с 920 поезда сняли, - сообщил
диспетчер, когда ему позвонили.

- Жаль.

- Что жаль?

- Что бронь сняли. Теперь придется ехать в плацкартном вагоне...

- Поезд 920. Бронь Шамаева снята.

- Спасибо. Я все понял...

Ни девушка с Курского вокзала, ни диспетчер на телефоне не догадывались,
что, отвечая на звонки и передавая их содержание дальше, они участвуют в
очень серьезном, сложном и небезопасном деле. И что через десятки других
неизвестных им абонентов они, в конечном счете, связаны с самым главным
абонентом страны. С ее Президентом.

Глава 2

Человек лежал на старой, продавленной тахте. И смотрел в потолок. Уже много
дней смотрел. Отчего смог изучить его лучше, чем в сотне других бывших до
этой квартир.

Он не ходил на работу. Не ходил в гости. И вообще никуда не ходил. Кроме
газетного киоска, где он покупал газеты. И продуктового магазина, где
приобретал продукты.

Человек чего-то ждал. Или уже даже не ждал. А просто рассматривал потолок.

Умение ждать было профессиональным качеством лежащего на тахте человека.
Очень редким качеством. Благоприобретенным качеством...

Приемник на кухне голосом диктора проговорил двенадцать часов. Значит, в
киоски должны уже были подвезти свежую почту.

Человек встал. Оделся. Надел дежурно-озабоченное выражение лица. И вышел на
улицу.

До ближайшего киоска было пять минут хода. Но он шел двадцать пять минут,
беспрерывно меняя направление движения, в последний момент заскакивая в
отходящий от остановки транспорт, заглядывая в витрины и запоминая все
встреченные лица и номера машин.

"Хвоста" не было.

Человек завернул к ближайшему газетному киоску.

- "Городские объявления", пожалуйста...

И снова заглядывая, запрыгивая и запоминая лица, двадцать пять минут шел
обратно.

Дома он сел на тахту и раскрыл принесенную газету.

Газета была объемная. Потому что бесплатных объявлений. За последний месяц
это была восьмая газета. Купленная ради одного-единственного, которое он
ожидал, сообщения.

Вначале человек нашел раздел "Домашняя мебель". И сделал несколько жирных
пометок против объявлений, предлагающих книжные шкафы. На случай если
газета попадет в чужие руки. Затем вернулся к страницам, посвященным обмену
жилплощади. И очень внимательно прочитал каждую напечатанную строчку.

Не то.

Мимо.

Похожая на то, что нужно, ерунда.

Опять не то.

А вот это...

Человек напрягся.

"Меняю однокомнатную хрущевку в Заводском районе на двухкомнатную
улучшенной планировки в центре. Без доплаты. Крайние этажи и окна на улицу
не предлагать. Телефон..."

Вот оно, долго и безнадежно жданное объявление. Предназначенное персонально
ему. Потому что никто другой, у кого есть счастливый шанс переехать в
Заводской район из центра, на него вряд ли откликнется.

Только он.

Человек еще раз взглянул на телефон. Но не как на телефон. Как на
информацию о месте и времени встречи.

121-40-09.

Двенадцатого числа, в четырнадцать ноль ноль, девятый из десяти вариант
места, где ему предстоит ждать связни