одмышкам, груди прилеплены лейкопластырем датчики.  А  чуть  в  стороне  за
столом сидит неприметный господин в белом халате с раскрытым ноутбуком.
   - Так вы согласны, что законными методами бороться с беззаконием нельзя?
   - Согласен.
   - Вы согласны, что в  стране  создалось  положение,  мириться  с  которым
невозможно?
   - Да.
   - Вы пробовали наркотики?
   - Что?
   - Вы когда-нибудь пробовали наркотики?!
   - Нет.
   - Как вы думаете, должен нести ответственность человек, изнасиловавший  и
убивший ребенка, если суд признал его невменяемым?
   - Наверное, должен.
   - Должен или нет?
   - Должен.
   - Вы читали Бакунина?.. Вы разделяете взгляды Льва Толстого, призывавшего
   Не отвечать на зло насилием?..
   Первого собеседника сменяет другой.
   - Миром правят спецслужбы. Так было всегда. Так было со времен  фараонов.
Истинная политика та, о которой никто не знает...
   Вы состояли в политических, криминальных или иных группировках?..
   Если сравнивать государство с человеческим организмом,  то  армия  -  это
мышцы. Спецслужбы - мозг. От них зависит движение мышц...
   Вы подглядывали в детстве за голыми женщинами?..
   Нарушали закон?.. Особые формирования были всегда. В том числе в  России.
Вы слышали об охранном отделении? О знаменитой охранке? Ну  конечно,  о  ней
все слышали. Но почти никто о  царском  сыске.  Подчиненном  лично  государю
императору...
   Вы занимались онанизмом?..
   Вам когда-нибудь хотелось убить человека?..
   И так с утра до вечера. До поздней ночи...
   - Вы показали хорошие результаты. Очень хорошие результаты. Вы разделяете
наши взгляды. Но если вы разделяете наши взгляды, то  вам  придется  принять
наши правила...
   Это как раз понятно: вход - рубль, выход - жизнь.
   - Вы согласны?
   - Да..
   - В том числе с применением к вам, во внесудебном порядке, исключительной
меры  наказания  в  случае  разглашения  секретной  информации   или   иного
служебного преступления?
   - Да.
   - Тогда распишитесь здесь...
   - Вы осознаете серьезность принимаемого вами решения?
   - Да.
   - Вы согласны сменить свои фамилию, имя, биографию?
   - Да.
   - Распишитесь...
   - Вы готовы отказаться от своего прошлого?
   - Да.
   - Распишитесь...
   Он расписывался. Считая, что этого будет довольно. Но  этого  было  мало.
Что такое роспись - завитушка на листе бумаги. Завитушки в таких делах не  в
счет. В счет - кровь.
   - Вам надлежит разработать легенду прикрытия, обеспечивающую ваш  переход
на нелегальное положение. А это-то зачем?
   - В том числе мероприятия по  дезинформации  людей,  знавших  вас  лично,
включая ваших родителей, ваших  братьев  и  сестер,  близких  родственников,
соседей, друзей, учителей...
   Разом дрогнули, заметались клювы  самописцев,  ломая  ровный  ход  линий.
Мужчина в белом халате встревоженно поднял глаза от экрана ноутбука.
   -  Мы  должны  быть  застрахованы  от  случайностей...  Вы  должны   быть
застрахованы. Как это сделать - думать вам.
   Он придумал. Он придумал посадить себя в тюрьму. На длительный срок.  Для
чего инсценировал суд, вызвав на него своих родственников.
   - А если они подадут прошение о помиловании? - возразил инструктор.
   - Его можно отклонить.
   - Попросят свидание?
   - Его можно не дать.
   - Пошлют письмо?
   - На него можно не отвечать.
   - Не слишком ли много сложностей? И риска? Не проще ли вам умереть?
   - Мне?
   - Да, вам. Например, погибнуть  во  время  боевых  действий  в  одной  из
горячих точек. Или в результате несчастного случая. Тогда ваши  родственники
не будут вас искать, потому что будут знать, где  вы  находитесь.  Не  будут
стыдиться того, что вы сидите в тюрьме. И получат денежную компенсацию.
   Мне кажется, для них так будет лучше. И для нас лучше.

***

   Вы согласны?
   - Я? Да...

***

   - Должен вас огорчить, - с печалью в  голосе  сказал  следователь.  -  Мы
проверили отпечатки ваших пальцев по  картотекам.  Так,  на  всякий  случай.
Сегодня получили ответ. Неожиданный ответ. Не догадываетесь какой?
   Допрашиваемый молчал.
   - Ваши пальчики нашлись в картотеке!
   Выдержал многозначительную паузу.
   - Ваши пальчики проходили по делу о хищении документов в гостинице одного
из курортных городов на юге России. Вам  не  повезло,  потерпевший  оказался
известным человеком, и местная милиция была  вынуждена  возбудить  уголовное
дело.
   Зачем вам понадобился  чужой  паспорт?  Тем  более  что  тот,  похищенный
паспорт - не этот паспорт, - показал следователь. - Впрочем,  этот  тоже  не
ваш. А где ваш?
   - Я же говорил - сгорел в машине во время обстрела колонны...
   - Да? Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Я вас спрашиваю просто
так, из любопытства. Потому что моя работа закончена.
   Как так?..
   - Вы переходите в ведение Федеральной службы безопасности.
   - Почему?
   - Потому что  ваши  пальчики  проходили  не  только  по  делу  о  хищении
документов у гражданина  Хорькова,  но  и  по  факту  хулиганских  действий,
совершенных на одном из режимных заводов. Подробностей я не знаю, потому что
это дело не наше. Но, честно говоря, я рад, что вас у  меня  забирают.  Хоть
высплюсь.
   Дверь  открылась.  В  кабинет  вошел  крепкого  телосложения  мужчина   в
штатском.
   - Я за вами, - просто сказал он.

***

   Он погиб на действительной службе. Погиб по собственной глупости.
   Он предлагал героическую смерть - например, при  отражении  атаки  отряда
чеченских боевиков, пытавшихся прорваться через позиции федеральных войск.
   Но его сценарий забраковали. Он вначале не понял, почему. Он потом понял,
почему...
   Подходящее тело подбирали в городских  моргах.  Он  сам  подбирал,  среди
бесхозных - невостребованных и неопознанных тел.
   Рост.
   Комплекция.
   Волосы.
   Овал лица...
   Нет, этот не подходит. Надо смотреть следующий.
   Рост.
   Комплекция...
   Он растаскивал и ворочал твердые, окоченевшие тела, вглядывался в мертвые
лица.
   Вот этот... Возраст подходит. Лицо... Нет, лоб более широкий;  И  губы...
Нет...
   Тянул труп за ноги вниз, чтобы выдернуть из-под него другой.
   Нет, тоже не то... А впрочем... Если цинк не вскрывать, а показывать лицо
через окошко... Надо только Подрезать и передвинуть чуть вниз брови.  Набить
чем-нибудь нос. Притянуть к голове уши. Тогда, пожалуй, будет похож. На него
похож...
   Трупу подрезали и подтянули брови, набили тряпками нос, подшили к  голове
уши и, одев в форму, запаяли в цинковый, с оконцем против лица, гроб.
   - Отлично, - похвалил его инструктор. - Похож на тебя, как  брат-близнец.
Теперь бери его и вези домой. К себе домой.
   - Я?!
   - Ты. Именно ты!
   Чтобы понял, чтобы осознал, чтобы проявил себя...
   Ему предложили роль лейтенанта, сопровождавшего труп погибшего солдата на
родину. Перекроили, как тому бесхозному трупу, лицо  -  изменили  с  помощью
контактных линз цвет глаз,  расширили  специальными  пластиковыми  вкладками
нос, нарастили брови, посадили посреди щеки большое родимое пятно,  налепили
фальшивые усы, наложили парик, нацепили очки.
   Ему дали привыкнуть к его роли - заставили  сдавать  груз  в  грузобагаж,
получать груз, проталкивать его на пересадках, ругаться матом с грузчиками.
   Он все более привыкал к своему новому облику, к чужой мимике, к заученным
жестам, к измененному голосу. Он перестал быть собой. Им настоящим стал тот,
лежащий в цинке покойник.
   В его городе его встречали представители военкомата.
   Гроб с телом затолкали в крытую машину и повезли по знакомым улицам.
   - Сюда, - хотелось сказать ему, потому что он знал дорогу лучше водителя.
Но сдерживался. Хватал себя за язык.
   - А здесь куда? Черт ногу сломит с этими дорогами.
   - Сейчас, я прохожих спрошу, - предлагал лейтенант.
   Родственники встретили гроб у крыльца подъезда.
   Его родственники.
   Мать.
   Отец.
   Брат...
   Он  не  мог  вылезти  из  машины,  он  хотел  остаться  в  кабине,  хотел
спрятаться, провалиться сквозь землю...
   Но он догадывался, он знал, что где-то рядом притаились наблюдатели,  что
его поведение, каждый жест, каждый взгляд будет доложен начальству.
   Он собрался, он вспомнил чужие, заученные жесты, походку, мимику,  голос.
Вылез из машины, как должен был вылезать лейтенант. Крикнул:
   - Давай выгружай.
   Пошел к толпе  родственников,  надевая  на  лицо  притворно-сочувствующее
выражение.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте.
   Мать.
   Отец.
   Брат...
   Забытые, близкие, дорогие, заплаканные лица.
   - Как это случилось? - спросил отец.
   - Несчастный случай, - скучно сказал лейтенант. И увидел  пристроившегося
к родственникам человека с видеокамерой. Который  снимал  похороны.  Который
снимал его!
   - Пошли, лейтенант, выпьем, - предложил отец. Они поднялись  в  квартиру,
прошли в кухню.
   - Слушай, не темни, я сам служил, - сказал отец. - Как он погиб?
   - Он в гараже, под машиной, уснул, а она тронулась. Так его всмятку...
   - Поэтому в цинке?
   - Да. Чтоб родственников не травмировать.
   Отец залпом выпил стакан водки. Заиграл желваками.
   Хотелось хлопнуть его по плечу, сказать, что это  лажа,  дурной  розыгрыш
и...
   Нет, не сказать, не хлопнуть. Поздно. Отец  внимательно  взглянул  ему  в
лицо. И не увидел его лица. Увидел лицо лейтенанта.
   - Ей не говори, - попросил он.
   - Не скажу...
   Он посидел на кухне. Прошел по квартире. По хорошо знакомой квартире.  По
своей квартире.
   Он ходил по своей квартире и одновременно лежал в гробу.
   Над которым плакала его мать. Мать плакала беспрерывно,  глядя  в  мутное
окошко. Она считала, что ее сын там, что он убит...
   Он видел мать, видел гроб и продолжал  оставаться  лейтенантом.  И  видел
мать и гроб так, как должен был видеть лейтенант - отстраненно. И  удивлялся
тому, что способен на такое, что не сбивается с роли...
   Потом все поехали на  кладбище.  И  он  поехал.  Потому  что  должен  был
поехать. Здесь ему было труднее, чем раньше.  Здесь  нужно  было  играть  не
просто лейтенанта, здесь нужно было играть  подвыпившего  лейтенанта.  Нужно
было слегка скучать,  показывать  фальшивую  скорбь,  обращать  внимание  на
симпатичных девушек.
   Нужно было играть... как Качалов! Лучше  Качалова!  Потому  что  Качалова
можно было узнать в любом гриме, а его не должны узнать!
   Гроб подтащили  к  раскрытой  могиле.  Мать  бросилась  на  него  сверху,
обхватила руками, закричала.
   Смотреть на это было невозможно. Но было нужно.
   Кому-то было нужно.
   - Скажите слово, - толкнул кто-то лейтенанта в бок.
   Кто-то неуловимо знакомый.
   - Что?
   - Вам нужно сказать прощальное слово. Вам. Надо!
   И, отрезая пути к отступлению, громко сказал:
   - Тут лейтенант хочет сказать...
   Это не было предусмотрено сценарием, это было слишком.
   Он не мог говорить над своим гробом, рядом с  матерью,  отцом...  Не  мог
говорить как надо, как лейтенант, которому все равно.

***

   Но  ему  пришлось  говорить.  Пришлось  играть.  И   чуть   переигрывать,
фальшивить. Вызывая недовольство окружающих своей развязностью.
   - Лейтенант-то перебрал. Нехорошо как...
   И  пришлось  запоминать,  кто  где  стоял,  что  говорил,  что   делал...
Запоминать детали. Как на обычном задании, как в тылу врага.
   Гроб опустили в могилу. Бросили сверху комки земли...
   Потом были поминки, на  которых  он,  как  и  следовало  дорвавшемуся  до
гражданки лейтенанту, напился, раскис, пролил  на  скатерть  компот,  разбил
фужер, пытался незаметно щупать девиц и говорил, что покойник был  не  таким
уж хорошим солдатом, потому что вместо  того,  чтобы  нести,  как  положено,
службу, прохлаждался в гараже.
   Рассказывал и ненавидел себя.
   И ненавидел тех, кто его сюда послал.
   Ненавидел!..
   Но понимал, что они добились того, чего хотели.  Пути  назад  ему  теперь
отрезаны. Сюда отрезаны. К близким отрезаны. Его воскрешения из мертвых  они
не переживут. А  если  переживут,  то  им  могут  подсказать,  кто  был  тем
лейтенантом...
   Они добились своего. Он умер. Он действительно умер!..
   - Вы показали хорошие результаты. Очень хорошие результаты. Лучше  многих
других. Вы молодец, - хвалили его собеседники. -  Высочайшее  самообладание,
психоэмоциональная устойчивость, самоконтроль... Прекрасно, прекрасно...
   И тут же:
   - У вас не возникало желания раскрыть себя? Там, на кладбище?
   Дрогнули, сломали прямую линию самописцы.
   - Нет, не возникало.
   - Мы все понимаем. Но через это проходят все. Мы не могли сделать для вас
исключение. Вы согласны, что поступить иначе было нельзя?
   - Согласен.
   Самописцы рисовали горные пики.
   - Вы ненавидите тех, кто приказал вам быть на кладбище?
   Взбесившиеся самописцы запрыгали по бумаге.
   - Нет.
   - Вы хотите отомстить кому-нибудь за то, что с вами произошло?
   - Нет.
   Самописцы успокоились.
   - Вы хотите оказаться в подобной ситуации еще раз?
   - Нет!
   - Вы готовы оказаться в подобной ситуации, если этого потребует дело?
   - Да.
   Самописцы  стояли  неподвижно.  Самописцы  чертили   бесконечные   прямые
линии...
   Он ответил так, как надо, - ненавижу, но все понимаю. И все принимаю.
   Он прошел тест. Его допустили к учебе.
   На экране монитора проплывают лица. Сотни.  Тысячи.  Люди  идут  сплошным
обезличенным потоком, выталкиваемым из недр земли эскалатором  метро.  Через
минуту, час, десять часов или сутки среди них  может  промелькнуть  человек,
которого,  он  должен  узнать.  Которого   ему   показали   в   трехминутном
видеоролике. Он может быть в своем лице, а может быть в гриме. Но все равно,
пропустить его нельзя.
   Час.
   Второй.
   Третий...
   Оторвать взгляд от монитора нельзя ни на минуту.
   Потому что за минуту мимо могут пройти пятьдесят человек. Лиц которых  он
не увидит.
   Четыре часа.
   Пять...
   Глаза слезятся и "плывут". А ведь еще  не  вечер.  Что-то  будет  в  часы
пик?..
   Лица.
   Лица.
   Лица...
   Мужские, женские, детские...
   Нет, детские не в счет. Вряд ли он сможет загримироваться под ребенка.  А
вот перевоплотиться в женщину, старика, старуху способен. И, значит, женщин,
стариков, старух сбрасывать со счетов нельзя.
   Лица.
   Лица.
   Лица...
   Не всегда в удобном ракурсе. Люди идут оборачиваясь, обгоняя друг  друга,
заслоняя друг друга.
   Идут.
   Идут.
   Идут...
   Рассмотреть каждого в отдельности невозможно.  Надо  схватывать  картинку
целиком - всю и разом. Не то.
   Не то.
   Не то...
   Девять часов непрерывного наблюдения.  Он  уже  не  способен  работать  в
полную силу, он уже пропускает отдельные лица. Но он продолжает смотреть.
   А может, его не будет? Вполне может быть, что  не  будет.  Или  будет  на
последней секунде.
   Стоп! Лицо в гриме! Кто-то идет в гриме!
   Овал лица, нос, рот...
   Не он. Кто-то использовал грим и, кажется, наклеил бороду. Но не  он.  Не
он...
   Одиннадцать часов...
   Двенадцать...
   Сколько людей прошло мимо него? Пять тысяч?  Десять?  Тридцать?  Нет,  он
никогда не сможет...
   Вот он! Он его не увидел, он его почувствовал! Как волк -
   Притаившегося в засаде охотника. В том  офицере.  Они  напялили  на  него
форму, чтобы обезличить, смазать индивидуальность. Но это он. Он! Потому что
овал лица, подбородок, выражение глаз... И еще интуиция,  которая  видит  на
подсознательном уровне, видит больше, чем сознание.
   "Вначале  почувствовать  -  потом  понять.  От  общего-к  частностям,   -
втолковывали им инструкторы. -  Интуиция  -  это  сумма  микропризнаков,  не
воспринимаемая по отдельности".
   Правильно втолковывали! Пригодилось.
   - Я нашел его! Лейтенант в камуфляжной форме.
   Зачет. Но если бы последний.
   - Убить противника можно указательным или средним пальцем руки,  приложив
к ним авторучку или остро заточенный карандаш, который тупым концом  упереть
в основание первой фаланги и придерживать большим пальцем. Карандаш  придаст
вашему пальцу надлежащую твердость... Попробуйте. Взять карандаш, упереть  в
ладонь, под указательным пальцем, и без замаха,  резко  ударить.  Ударить  в
горло, под кадык. Ударить труп.  И  почувствовать,  как  карандаш  с  хлюпом
входит в человеческое  мясо.  И  преодолеть  свойственное  человеку  чувство
брезгливости.
   Зачет...
   - Закладные микрофоны следует устанавливать...
   Зачет.
   - Сильнодействующие яды можно получать  из  смеси  бытовых  инсектицидов,
предназначенных для борьбы с домашними и садовыми насекомыми...
   Зачет.
   Тайники.
   Шифры.
   Ведение следственных мероприятий.
   Прикладная психология.
   Решение ситуативных задач.
   Стрельба из положения стоя, лежа, сидя, вниз головой...
   Зачет.
   Зачет.
   Зачет...
   Ну это еще можно понять, а как понять уроки бухгалтерии  и  аудита?!  Все
эти бесконечные и запутанные, как сама жизнь, проводки.
   И на каждом занятии, впрямую или подспудно, вбивается в  голову  мысль  о
главном - о тайне. Сохранение которой  важнее  успеха.  Важнее  исполнителя.
Важнее всего.
   - В этой ситуации вам не следовало выказывать свои навыки.
   - А что же мне было - умереть, что ли?
   - Да, этот ответ правильный. Хотя и запоздалый. Ваша смерть гарантировала
сохранение тайны и, значит, была единственно верным решением. Но вы  выбрали
другое.
   Незачет.
   И отработка на полигоне. Чтобы лишний раз убедиться, что головой работать
предпочтительней, чем ногами. Чтобы научиться выбирать верное решение.
   Монотонно ревут двигатели самолета. Пилоты не знают, кто находится у  них
в салоне. Они только знают, где надо притормозить.
   - Мы на месте.
   - Пошел.
   Холодный, плотный, как вода, ночной воздух наотмашь бьет в лицо,  вышибая
и размазывая по щекам слезы.  Минута  затяжного,  с  нераскрытым  парашютом,
падения.
   Земли не видно, ориентироваться приходится по часам.
   Десять секунд.
   Двадцать.
   Тридцать...
   Пора.
   Хлопнул раскрывшийся парашют. Сильно  дернуло  вверх.  Купола  не  видно,
купол черный.
   Огни города, вспышки фар на автостраде, черная  пустота,  которая  должна
быть лесным массивом. Ему - туда.
   Подобрать стропы, завалиться влево...
   Приземляться предстоит вслепую.
   И зачем только я ошибся в решении...
   Удар в ноги.
   Собрать, закопать парашют. Хорошенько прибрать за  собой.  Не  исключено,
что ему вслед пошлют группу захвата. От них все можно ожидать.
   Двадцатикилометровый марш-бросок по пересеченной местности.  Вслепую,  по
компасу. На пределе сил, обдирая лицо о невидимые ветки.
   Просека.
   Где-то здесь должен быть приготовленный для него БТР.
   Ага, вот он.
   Нырнуть в люк. Нащупать рычаги.
   Поехали!..
   Железная коробка рванулась вперед, подминая под себя кусты.
   Ну и дорожка! Всем дорожкам - дорожка! Постарались отцы-командиры.
   И вдруг тишина. Мотор заглох!
   Мотор молчит, а время идет. Зачетное время идет. Его время.
   Значит, такой  сценарий.  И  выбор  -  устранять  на  ощупь  поломку  или
двигаться на своих двоих. Пожалуй, лучше на своих двоих.
   Бегом.
   Бегом.
   Бегом...
   Погони  вроде  бы  нет.  Значит,  они  приготовили   где-нибудь   засаду.
Обязательно  подготовили.  Не  могли  не  подготовить.  Потому  что  обожают
сюрпризы, которые расхлебывать не им.
   Где?
   Пожалуй, на подходах к объекту, где сходятся все дороги, где миновать  их
невозможно.
   А что, если...
   К объекту он подошел на рассвете и совсем не с  той  стороны,  с  которой
должен был. Подошел с противоположной. Подошел осторожно, на брюхе.
   Найти засаду напрямую было невозможно, но возможно по оставленным следам.
Потому что следы остаются всегда - нельзя выпрямить все  смятые  травинки  и
соединить переломленные каблуком сучки.
   Однако наследили ребятки! Не предполагали, что он будет  "нюхать  землю".
Думали - не догадается! А он догадался!
   Ай да он! Ай да молодец! Они желали устроить экзамен ему, а случится  все
наоборот!
   Он добрался до п