жасом смотрел на исписанные листы. А  потом  стал
вычеркивать отдельные пункты.
   Служба: крыльцо, вестибюль, коридор, кабинет, туалет... Мимо.  Здесь  его
охраняют как нигде.
   Дом.
   Дорога.
   Квартира любовницы.
   Дома родственников и друзей.
   Зрелищные и спортивные учреждения.
   Вышестоящие кабинеты.
   Сауны, бассейны, тренировочные залы, корты...
   Профилактории, больницы.
   Больницы...
   Например, больницы.
   На операционный стол его  в  сопровождении  телохранителей,  конечно,  не
потащат. В реанимацию  тоже.  Публичную  клизму  в  присутствии  вооруженных
соглядатаев ставить не станут. Это дело интимное. В  родильное  отделение  к
жене в полном охранном составе не пустят.
   Это уже ближе. Больница - учреждение  стерильное.  В  больницу  со  своим
уставом так просто не вломишься.
   Вопрос: как угадать, когда он надумает в реанимацию ложиться?  С  помощью
хиромантии? По линии жизни на ладони?
   А если не так трагически? Если без тяжких телесных повреждений?  В  какие
еще   кабинеты   захаживают   наши    власть    предержащие    руководители?
Терапевтические? Ухо-горло-нос? Кожно-венерологические? Стоматологические?
   Стоматологические - точно! И много чаще других. Кариес штука  не  редкая.
Это не какой-нибудь инфаркт или сифилис. Сердце ну или там другие органы, на
которых болезнь вызревает в человеческом организме, пребывают в единственном
числе, а зубов - тридцать две штуки.  Соответственно  вероятность  приболеть
ими в тридцать два раза выше!
   Стоматология - вот ключ к  решению  проблемы!  В  зубосверлильном  кресле
клиента брать надо! И никак иначе!
   Поликлинику, где практиковали подобных высокопоставленных больных,  найти
труда не составило. Не районная поликлиника. Не одна из  многих.  Посмотреть
па карточку больного не без помощи мужского обаяния  и  мелких,  на  крупную
сумму, подарков тоже удалось. Чуть сложнее дело обстояло с лечащими врачами.
Всякий мне не подходил. Мне врач с положением нужен был. И с червоточинкой.
   Пирамида положений определилась быстро. Всего-то надо было  по  коридорам
пройтись. Заведующий отделением, первый заместитель,  второй  заместитель  и
пр. С червоточинкой предстояло повозиться. Пороки в отличие от должностей на
табличках подле дверей не вывешивают.
   Пришлось скоротечно влюбляться. Пришлось заводить романы с медсестринским
составом поликлиники. Сестры немало чего интересного могут порассказать  про
своих старших коллег. Если, конечно, доверяют собеседнику.
   От медсестер я перешел к  замам  по  материально-техническому  снабжению.
Далее - к бухгалтерам. Это только кажется, что чем элитарнее учреждение, тем
оно благополучнее в смысле злоупотреблений. Как раз наоборот. Приближенность
к высокому начальству, ощущение вседозволенности развращают. И потом в  этих
учреждениях,  в  отличие  от  обычных,  назначенных  для  простых  смертных,
действительно есть что воровать. Быть у воды да не  напиться?  Рассказывайте
мне!
   Закончив со служебной деятельностью, я перешел  к  личной  и  окололичной
жизни. Тоже, кстати, небезынтересной.
   Потом к хобби, привычкам, привязанностям и другим порокам.
   Потом к ближним и дальним родственникам.
   Потом к тайным устремлениям.
   Нет, я бы у таких врачей предпочел не лечиться. Здоровье дороже престижа.
Мелочиться я не стал и занялся сразу главврачом. Оно и понятно  -  чем  выше
сидишь, тем больше следишь. Пороки - это лишь продолжение возможностей.
   Ссылаясь на больные зубы, полумифических знакомых и перегруженный чуждыми
дензнаками кошелек, я быстро договорился о  неофициальном  приеме.  Закрытые
учреждения - это миф для безденежных простаков. Если вы имеете пару  кочанов
недозревшей, в смысле зеленой, "капусты", вы можете не то что  пломбу,  даже
сердце на другое поменять. Даже свое хорошее - на чужое плохое. Если вам так
хочется.
   В поликлинику я, конечно, не пошел.  И  в  частный,  оформленный  на  имя
родственников жены кабинет тоже. Мне  этот  стоматолог  на  моей  территории
нужен  был.  Мне  кабинет  на  дом,  точнее  на  временно  снятую  квартиру,
доставили.  За  дополнительное  вознаграждение,  естественно.  В  комплекте.
Кресло, бормашина, стерилизатор и медсестра с санитаркой.
   Санитарку с медсестрой я отослал. А с главврачом пообщался.
   Он меня в кресло усадил и попросил рот раскрыть. Я раскрыл. И минут сорок
не закрывал, все ему про его жизнь рассказывая. Про то, что вкладыш у него в
дипломе  липовый,  зато  купленная  по  подложным  документам  трехкомнатная
квартира в центре  Москвы  натуральная.  Что  сынок  его  работает  в  одной
мафиозной  группировке,  сбывающей  в   периферийные   больницы   бывшее   в
употреблении  медицинское  оборудование.  Кстати,  бывшее  в  больнице   его
многоуважаемого папаши. Что не далее как три года назад  один  пациент  того
доктора скончался от внесения инфекции  в  результате  оказания  ему  скорой
стоматологической  помощи  в  домашних,   не   соответствующих   медицинским
требованиям условиях. Дело с трудом замяли. Между прочим, как - тоже  вопрос
небезынтересный. На этом  фоне  о  мелких  прегрешениях  -  вроде  завышения
расходных  сумм  на  медикаменты,  необоснованного  списания   дорогостоящих
препаратов,  приема  на  работу  людей  с   не   соответствующей   должности
квалификацией, отпуска  на  сторону  наркосодержащих  препаратов,  шашней  с
младшим медицинским персоналом и пр.  -  можно  даже  не  вспоминать.  Если,
конечно, доктор сумеет проявить достаточную сообразительность.
   - Что вы хотите с меня получить?
   - Единовременную дружескую помощь.
   - Деньгами?
   - Медицинскими услугами.
   - Конкретней можно?
   - Мне надо поставить пломбу.
   - Вам?!
   - Нет, одному вашему пациенту.
   - Можно узнать какому?
   Я показал ему написанную на листе фамилию.
   - Вы с ума сошли!
   - Не более  вас,  когда  вы  продали  новый  импортный  стоматологический
кабинет на вес, по цене металлолома.
   - Зачем вам пломба в чужом рту?
   - Это наш с ним маленький секрет.  Вы,  конечно,  можете  отказаться,  но
тогда я не могу  обещать,  что  не  оброню  листочки  с  пересказанной  вами
информацией, прогуливаясь где-нибудь возле городской  прокуратуры.  Я  очень
рассеянный человек. Я всегда что-нибудь теряю.
   С другой стороны, вы  можете  согласиться.  И  тогда  получите  еще  одну
квартиру в центре,  но  уже,  скажем,  Будапешта.  С  перспективой  вида  на
жительство. Зачем вам растрачивать свои таланты в стране, где их  все  равно
не оценят по достоинству? Если, конечно, я не помогу.
   По-моему, вам предлагают очень выгодную сделку - временная пломба  против
постоянных  свободы  и  процветания.  Согласитесь,  лучше  работать   зубным
техником в Венгрии, чем лесорубом в Нарьян-Маре, причем в  одной  бригаде  с
собственным сынком. Ну как, мы договорились?
   - Все-таки я никак не пойму, что вам дает эта пломба?
   -  Спокойствие  за  здоровье  хорошего  человека.  Такое  объяснение  вас
устраивает?  Да  успокойтесь,   я   не   собираюсь   отравлять   его   таким
изысканно-романтическим способом. Для этого я  бы  нанимал  не  вас,  а  его
повара, или официанта, или просто мужика с топором за пазухой.
   - Ну допустим. Но как это сделать технически? Ждать, когда у него заболит
зуб?
   - Зачем? Наш врач, если ему не безразлично здоровье пациента,  не  должен
плестись в хвосте болезни. Наш врач должен  опережать  ее.  Нам  с  вами  не
безразлично здоровье нашего пациента? Тогда вызовите его на профилактический
осмотр, найдите дырку и поставьте пломбу. А лучше пять  пломб  и  среди  них
одну нужную.
   - А неожиданный вызов не болеющего пациента в  поликлинику  не  покажется
странным?
   - Вы быстро ухватываете суть. Кажется,  я  был  не  прав,  предлагая  вам
квартиру в Будапеште.  Вам  надо  покупать  квартиру  в  Женеве,  поближе  к
организации всемирного здравоохранения. Только там вы сможете проявить  себя
в полной мере. В паре с сынком.
   - Перестаньте юродствовать! Говорите по делу.
   - А по делу вы не будете  вызывать  одного  пациента  в  поликлинику.  Вы
будете вызывать всех пациентов. Тогда никто ничего не заподозрит. Вы что, не
способны придумать подходящей причины для того, чтобы поковыряться  у  своих
подопечных в зубах? У вас отшибло фантазию? Ну в конце концов  скажите,  что
произошло чрезвычайное происшествие, что кому-то  из  высоких  пациентов  по
ошибке   вместо   особовалютной   импортной   пломбы   поставили   цементную
отечественную. Что по этой причине здоровью  пациента  угрожает  смертельная
опасность.  Что  местный  цемент  несовместим  с  номенклатурной  должностью
больного. Что вы в панике и вынуждены провести поголовный  осмотр.  Мне  вас
надо учить стоматологическим премудростям?
   - Значит, если я соглашаюсь сегодня?..
   - То завтра к вашему достатку прирастает три квадратных  метра  импортной
жилплощади. Можно  в  долларовом  эквиваленте.  И  так  -  в  арифметической
прогрессии, вплоть до дня установки пломбы.
   - Пломба, конечно, ваша?
   - Конечно. И еще одно  условие.  Мне  надо  присутствовать  при  лечении.
Лично. Например, в качестве медбрата. Мне надо посмотреть на  пациента.  Мне
надо быть уверенным, что вы не перепутаете пломбировочный материал.
   Но, как я уже говорил выше, вы можете отказаться. У нас в стране  свобода
вероисповедания. И очень гуманный Уголовный кодекс. Что для  вас,  возможно,
даже более важно.
   - Да ладно вам! Я согласен. Вынужденно согласен.
   - Тогда разрешите откланяться.
   - А зубы?
   - Ах зубы?  Нет,  спасибо.  Не  хочу,  чтобы  вы,  случайно  сверля  зуб,
просверлили мне голову. Навылет. Вы потом скажете, что дупло оказалось очень
длинным. А мне  придется  сквозняком  в  мозгах  мучиться.  А  я  сквозняков
боюсь...
   Через три дня в  зубе  у  интересующего  меня  пациента  была  поставлена
пломба. Моя пломба. Под моим личным присмотром.
   Цена этой пломбы была велика даже по меркам  этой  закрытой  поликлиники.
Цена у нее была как пятилетняя зарплата всех работников этой поликлиники. Но
цена соответствовала материалу, из которого  она  была  изготовлена.  Пломба
была "живая". Она  подпитывалась  энергией  химических  реакций,  вызываемых
соприкосновением ее оболочки со слюной (для чего дупло  не  было  запечатано
наглухо), и передавала на приемник все  то,  что  говорил  или  даже  шептал
человек, в зубах которого она завязла.
   Пломба была миниатюрным микрофоном.  Единственным  его  недостатком  была
недостаточная мощность. Из-за этой технической недоработки в  ближайшие  дни
мне предстояло, словно собачке, посаженной на поводок,  следовать  за  своей
пломбой, удаляясь не далее чем на девятьсот метров. Ну да в условиях  города
это нетрудно. Это не в чистом поле, где всякий человек за версту виден.
   А стоматолог опасался, что я отравлю его пациента. Чудак.  Он  мне  живой
нужен. Мыслящий. Говорящий. Свидетельствующий.
   Глава тридцать третья
   Координатора вызвало облеченное властью Лицо. Четвертый раз за все  время
с начала разработки Акции.
   - Все, - сказало облеченное властью  Лицо.  -  Деятельность  сворачиваем.
Полностью. Что можно было сделать, вы сделали. Дальнейшее продолжение  работ
следует признать нецелесообразным. Оно  принесет  один  лишь  вред.  Это  не
только мое мнение. Постарайтесь смягчить возможные последствия.
   - Но в деле остались неясности, которые, боюсь...
   - А вы не бойтесь. Вы свою работу сделали. Дело закрыто. Давайте  к  нему
больше не возвращаться.  Технические  детали  прошу  решить  самостоятельно.
Сколько времени вам понадобится на окончательную урегулировку вопроса?
   - Две недели.
   - Хорошо. Две недели. Вы свободны.
   - Спасибо.
   На листе  против  шифроимен  участников  заговора  Координатор  расставил
галочки.
   Первая галочка встала против фамилии Чистильщика.
   Координатор очень сожалел, что поспешил, что не за понюшку  табака  отдал
нескольких своих друзей. Он поторопился всего на несколько дней. Но кто  мог
знать, что операция завершится так быстро. Так неожиданно. И так странно.
   Координатор открыл календарь и наметил встречи со всеми участвовавшими  в
заговоре Руководителями. Первую встречу он назначил через  час.  Две  недели
были не таким большим сроком, чтобы откладывать дела на завтра.
   Глава тридцать четвертая
   Две недели Координатор, сам того не зная,  давал  показания.  Он  говорил
много и часто. Такая у него работа. Из тысяч слетающих с его  губ  слов  мне
были полезны лишь отдельные. Они попадались не часто, как золотые  самородки
в сотнях тонн перемытой пустой породы. Но Цена им  была  такая  же.  Золотая
цена. Кроме того, что Координатор говорил, он еще и слушал. И вместе  с  ним
слушал я. Слово к слову, предложение к предложению собирался  золотой  запас
информации.
   Иногда голос Координатора пропадал. Совсем. Скорее всего когда он заходил
в  экранированную  спецкомнату.  Там  он  вел  самые  свои  конфиденциальные
разговоры. Туда я своими электронными ушами пролезть не мог. Но  даже  того,
что говорилось вне пределов защищенных помещений,  хватало  с  избытком  для
доказательства существования заговора.
   Возможно скрыть  информацию  при  фрагмеятальном  подслушивании,  но  при
тотальном, ведущемся круглые сутки, - безнадежно. Правда все  равно  вылезет
наружу. Как шило из мешка. Из двух фактов,  упомянутых  в  двух  разделенных
десятками часов и сотнями метров разговорах, можно, умеючи, вывести  третий,
уже не такой безобидный, как первые два. Главное, знать, что ищешь.
   Я знал, что ищу. И умел искать. Медленно,  по  волоконцу  я  налеплял  на
скелет заговора столь недостававшее мне мясо - фамилии, адреса,  со"  бытия.
Связочку к связочке. Мышцу к мышце. Хрящ к хрящу.
   Заговор облекался в плоть.
   Единственной гарантированной возможностью  пресечь  утечку  информации  -
прекратить свою противоправную деятельность, залечь  на  дно  -  заговорщики
воспользоваться  не  захотели.  Или  не  смогли.  Возможно,  они  просто  не
допускали, что кто-то сумел дотянуться до таких верхов,  и  я,  оторвавшись,
оказался  в  "мертвой  зоне".  Возможно,  руководившие  заговором   политики
прокалывались на элементарном незнании основ конспирации. Ведь они  не  были
профессиональными разведчиками и не владели, искусством самоцензуры. Они  не
умели запоминать то, о чем, в каком  контексте  и  какими  словами  говорили
вчера, позавчера или неделю назад. А может  быть,  неудавшимся  заговорщикам
так  поджарило  пятки,  что  о  стопроцентном  соблюдении  мер  безопасности
разговор уже не шел. Как говорится, не до жиру - быть бы живу.
   В любом случае на мои  микрокассеты  шла  информация  от  которой  всякая
служба Безопасности пришла бы в крайнюю степень возбуждения. И  в  состояние
повышенной боевой готовности. А если приплюсовать сюда все то, что  я  узнал
ранее, да помножить на голоса,  которые  звучали  на  кассете,  то  бомбочка
выходила сверхубойная. Мегатонная бомбочка! Термоядерная!  Это  уже  не  мои
субъективные "измышления". Это личные, пусть и не добровольные показания лиц
самых высоких эшелонов власти. Их оспорить невозможно. И затереть невозможно
на уровне среднего командного звена. Фигуры подобного  масштаба  выходят  за
пределы их компетенции. Решения по ним могут  приниматься  только  с  ведома
Первого. Скрыть от  него  информацию,  касающуюся  заговорщиков,  -  значит,
вместе  с  ними  вступать  в  сговор,   направленный   на   свержение   ныне
существующего законного правительства, на физическое устранение  его  главы.
Дальше ехать некуда. Дальше только открытый вооруженный мятеж.  Если  он  до
сих пор не произошел, значит, остались какие-то силы, стоящие за Президента.
И, значит, ему и, значит, мне есть на кого опереться.
   Все. Шаг до финиша. Окончательного финиша. Выше лезть некуда! Теперь  или
пан, или окончательно пропал. Причем не один "пропал". А  вместе  с  Первым.
Вместе со своим Верховным Главнокомандующим.
   Теперь  недолго.  Теперь  остались  мелочи.   Предпродажная   подготовка.
Помещение картины в подобающую ей раму. Тара.
   Обычно  в  нашей  епархии  наведением  окончательного  лоска   занимается
начальство. Это их обязанность - разрозненную, шероховатую, порой с  запахом
пота, крови и пороховой гари информацию, поступившую от агентов,  превращать
в красивые, а главное - понятные тексты, изложенные на  опломбированной,  "в
одном экземпляре, после прочтения уничтожить"  бумаге  или  в  словесные,  с
указочкой, картами и таблицами доклады.
   Увы, в этой операции у меня, кроме меня, начальников не было. Поэтому над
рапортами-докладами пришлось корпеть самому.
   Несколько дней я, словно первоклассник, решающий задачу за  пятый  класс,
изгрызал наконечник авторучки, пытаясь  привести  добытые  мною  сведения  в
удобоваримый для непрофессионалов вид. Строго говоря, я писал  два  рапорта.
Один, победнее - для президентской безопасности. Другой,  побогаче  -  лично
для главы государства. С помощью первого я  намеревался,  если  не  изобрету
других способов, обеспечить себе высочайшую аудиенцию. Второй рапорт  должен
был все и вся поставить на свои места, а кое-кого  и  к  стенке.  Во  втором
рапорте я не скрывал ничего.
   Все факты, начиная от первых  тревожных  догадок,  вызванных  проработкой
источников открытой информации, и кончая последним разговором Координатора с
неизвестным, но, судя по обращению, не последним в стране лицом, я  выстроил
в хронологическом порядке. От А к Я.
   Там было все - дестабилизация регионов,  устранение  неугодных,  мешающих
заговорщикам   лиц,   тюремные   бунты,   преследование   агента,   ведущего
расследование (то есть меня, но в рапорте  в  третьем  лице),  тренировочные
лагеря, Акция... Там была даже Контора. Скрывать ее от человека,  который  о
ней знал, смысла не имело. Отдельной строкой - люди, оказавшие, в том  числе
ценой собственной жизни, помощь мне и, значит, помощь ему.
   Рапорт получился похожим на многостраничный приключенческий роман. Только
с цифрами, числами, адресами, фамилиями. Ну уж как получился. Из песни слова
не выкинешь. А если выкинешь, это будет уже совсем другая песня.
   Все материалы я перегнал на  микропленку,  а  сам  доклад  с  приложением
оригиналов   документов,   магнитофонных   записей   и   т.п.   вещественных
доказательств укрыл в  надежном  месте.  Их  я  постановил  передать  только
Президенту и только после личной встречи. Из рук в руки.
   Я все еще не исключал возможности,  что  меня  пристрелят  или  ошельмуют
где-нибудь на пороге самого высокого в стране кабинета. Точнее, сейчас я это
не исключал в еще большей степени, чем раньше. Я  не  хотел  за  просто  так
терять информацию, которая единственная гарантировала мне доверие Первого. Я
не мог надеяться на авось. То, что я обогнал всех на финишной прямой, еще не
значило, что я не споткнусь и не переломаю себе ноги  в  сантиметре  от  той
финишной ленты.
   Финиш - это когда за чертой. До нее мне следует  бежать  в  полную  силу.
Слишком многие на моем веку спецы проиграли именно из-за того, что выиграли.
Слишком рано они расслабились. Слишком рано  ослабили  хватку.  Я  не  хотел
повторять  их  судьбу.  Я  хотел  преодолеть  эти  последние  сантиметры.  И
желательно живым.
   Рапорт был закончен. Последняя точка  поставлена.  Осталось  наложить  на
него резюме. Его резюме. Осталось доставить рапорт на стол Президента.
   Теперь, когда я имел полный набор доказательств, это было сделать  проще.
И одновременно  сложнее.  Ставки  в  игре  возросли.  Раньше  я  был  только
информатором.  Теперь  я  располагал  документальным  подтверждением   своих
предположений. Цена моей головы выросла тысячекратно. Цена моей головы стала
равна цене голов заговорщиков. Эта была не та плата, которая их устроит.
   Как только я мелькну на подступах к Президенту, как только они узнают,  с
чем я к нему  иду,  они  спустят  на  меня  всю  свору.  Всю,  до  после