Иначе  не
бывает. Нам нужна была немалая  кровь,  чтобы  с  ее  помощью  избежать  еще
большей. Жертвуя десятками, мы спасали миллионы. Это не самая высокая плата.
Это нормальная для большой политики  плата.  Стандартная.  Не  мы  придумали
правила этой игры. Не нам их отменять.
   Потом должно было быть следствие. И введение чрезвычайного положения.
   На скамью подсудимых сели бы совсем не  те  люди,  что  придумывали  этот
теракт. На скамью подсудимых должны были сесть люди, которым надлежало  туда
сесть. С таким расчетом и готовилось покушение.
   Но в дело вмешался случай. В дело вмешались вы.
   Мы не сумели в должной степени  оценить  угрозы,  исходящей  от  вас.  Вы
появились случайно,  но  вы  устраивали  нас.  Вы  прекрасно  вписывались  в
сценарий. Вы должны были изображать противодействующую преступникам сторону.
Героя, который ценой своей жизни спасает Президента.
   Вы должны были скомпрометировать лиц, которые  были  не  угодны  нам.  Вы
прекрасно справились со своей задачей. Пытаясь отыскать ходы  к  Президенту,
вы, сами того не подозревая, подставили очень многих людей. Вы предупреждали
о покушении, но вас не хотели слушать. Почему? Потому что  вы  предупреждали
людей, которые сами являлись участниками покушения! Такое объяснение  вполне
устроило бы обывателя.
   Вы сделали свою работу. Но вы сделали ее слишком хорошо.
   Вы действительно спасли Президента. Взрыв был. Но  когда  дым  рассеялся,
выяснилось, что не было жертв. Ни одной!
   Взрыв, который должен был в  клочья  разнести  десятки  людей,  разрушить
жилые здания, оказался не опасней новогоднего фейерверка. В такое  покушение
никто бы не поверил. Папье-маше не убивает. Папье-маше смешит.
   Акция была провалена.
   - Но ведь снайпер был настоящий! Он по-настоящему убил моего человека!
   - Да, снайпер был настоящий. Это  была  еще  одна  наша  недоработка.  Но
снайпер был потом. Потом, когда изменить уже было ничего нельзя.
   Настоящий Президент уехал в другую сторону. Настоящий Президент вообще не
приезжал в тот город. Так, спустя  уже  несколько  минут  после  проваленной
Акции,  решили  представить  дело  мы.  Вынужденно  представить.  Покушения,
которые не  приносят  жертв,  не  могут  служить  поводом  для  немедленного
введения чрезвычайного положения.
   Но могут служить поводом для  расследования!  Вместо  того  чтобы  выбить
почву из-под  ног  врагов,  мы  сунули  им  в  руки  козырную  карту.  Начав
следствие, они неизбежно докопались бы до истины. До истины, которая была бы
опасна Президенту много больше, чем дюжина настоящих бомб.
   У нас не было другого выхода, как отработать ход назад. Выстрел прозвучал
после.
   Вашего человека мы списали на несчастный случай. Дело, с грехом  пополам,
замяли.  Возможно,  мы   допустили   ошибку.   Возможно,   не   использовали
представившийся шанс, но в политике противопоказана импровизация. Политика -
наука точного расчета. Чем бы закончилась комбинация  с  вашим  двойником  -
представить было невозможно. Невозможно даже сейчас, когда известно все.
   - Но ведь Президент мог  погибнуть,  если  бы  машина  поехала  не  туда.
Действительно погибнуть! По-настоящему.
   - Мог. И нами предусматривался подобный исход.  Кроме  расчета,  политика
еще и наука предположений.  Он  мог  погибнуть.  Но  не  мог  своей  смертью
навредить делу.
   - То есть вы хотите сказать...
   - Я ничего не хочу сказать.
   - Нет, уж давайте до конца. До донышка. Вы хотите сказать, что  Президент
истина не в последней инстанции? Что он в этой игре такая же фигура,  как  и
я. Только чуть покрупнее. Может быть, даже очень крупная. Но не  король!  Вы
это хотите сказать?
   - Я ничего не хочу сказать. Но я не хочу и опровергать вас.
   - С какой целью вы мне все это говорите?  -  повторил  я  уже  много  раз
звучавший вопрос. - Чего вы добиваетесь?
   - Сотрудничества.
   - Скажите  честно,  мне  это  нужно  знать  для  принятия  решения.  Игра
продолжается?
   - Если это надо для принятия решения, то да. Игра продолжается.
   Теперь я понял все. Я им действительно был нужен. Они не блефовали. Я был
нужен им до такой степени, что они отдавали информацию, которую ни  в  каком
другом случае отдать бы не решились. Я был им нужен, чтобы заменить какую-то
фигуру. Фигуру, которая не оправдала их надежд.
   Почему именно я?  Наверное,  потому,  что  я  доказал  свою  квалификацию
практикой. Потому, что они подбирали человека под конкретное дело, для  чего
требовались конкретные навыки, конкретный стиль мышления и действия.  И  еще
потому, что я уже вошел в дело. Только с противоположной стороны.
   Скорее всего, когда я справлюсь с поставленной задачей,  меня  спишут  со
счетов,  так  же  как  моего  предшественника.  А  с  задачей  я,  наверное,
справлюсь. И... И значит, меня спишут неизбежно.
   Так стоит ли идти на предложенный контакт? Стоит  ли  идти  против  своей
совести и желания?
   А может, все проще. Может,  я  опять  завязан  в  какой-нибудь  сценарий,
который без меня продолжаться не может. Может, кто-то должен  меня  увидеть?
Именно меня, и никого другого. Может, я должен что-то кому-то сказать?
   Но тогда, показав себя или сказав что требуется, я снова стану не  нужен.
Я снова... уйду в тираж.
   А может быть, все и просто, и сложно одновременно. Просто, потому что  им
нужен  только  квалифицированный  исполнитель,  одноразовый  стрелок,   роль
которого могу сыграть я. Сложно, потому что его мишенью  должен  стать...  а
почему, собственно говоря, нет - Президент. Президент!
   Может быть, та лжеакция была не лжеакцией. Может  быть,  я  расстроил  не
бутафорское покушение, а самое  настоящее.  Ведь,  кроме  его  слов,  других
доказательств обратного нет. Тогда они  промахнулись  и  теперь  хотят  бить
наверняка. Кандидатура я для этого самая подходящая. Меня  Президент  теперь
опасаться не будет...
   Но не проще ли им, кому он доверяет, сделать это  самим?  Нет,  им  нужен
заговор. Им нужен заговорщик. Им нужен я.
   Может быть, так? Отчего бы и не так. Ведь политика - наука предположений!
Но в этом случае я тем более умру. Как очень опасный свидетель.  Даже  более
верно умру, чем в предыдущих случаях. Замкнутый круг с единственным выходом.
   Так что мне делать? Согласиться, чтобы впоследствии умереть? Или умереть,
чтобы не согласиться?
   Меня одолевал сумбур предположений. Мне нужно  было  остановиться.  Нужно
было подумать. Мне необходима была пауза, разделяющая раунды.
   - Можно ли окончательный ответ дать завтра?
   - Можно. Можно даже послезавтра. Мы не торопим. Нам важно не  время.  Нам
важен результат. Думайте!
   Глава тридцать семь
   Когда наступило завтра, я уже знал ответы на все их предложения.  На  все
их предложения следовало отвечать "нет".
   - Нет!
   Я  говорил  "нет",  но   я   не   собирался   умирать!   Среди   выходов,
гарантировавших смерть, я нашел еще один, обещавший жизнь. Только  обещавший
в пропорции один к десяти. Или к ста. Но я выбрал его. Потому  что  это  был
мой выбор. Потому что в этом случае я делал то, что хотел я, а  не  то,  что
мне навязывала чужая воля.
   Я хотел жить или, если придется, умереть так, как этого желал я!
   - Нет!
   - Вы осознаете, что у нас нет другого  выхода,  как  уничтожить  вас?  Вы
узнали то, с чем человек не может, не имеет права жить. Из этой комнаты  нет
другого выхода, кроме как к нам. Другой выход - это смерть!
   - Нет!
   - Это упрямство? Или детский романтизм?  Решили  поиграть  в  героя?  Так
ваших патриотических порывов никто не оценит. С вами общаюсь только я. А я в
романтизм не верю. Разве только в глупость.
   - На что вы рассчитываете?
   - На ваш здравый рассудок.
   Я не лгал. Я рассчитывал именно на это. На другое мне  рассчитывать  было
бессмысленно. Спасать меня было некому. Эту битву  я  начал  в  единственном
числе и проиграл в одиночестве. Бежать - некуда. И невозможно.  Растворенные
в  моей  крови  наркотики  держали  меня   надежней,   чем   полк   отборных
головорезов-охранников. Даже когда  меня  придут  убивать,  я  смогу  только
закрыть глаза. И еще сказать, не выбирая выражений напоследок, что я думаю о
своих убийцах. Это максимум из возможного для меня сопротивления.
   Хотя, наверное, я даже не замечу, как  умру.  Мне  просто  прибавят  дозу
наркотика.
   Единственную надежду обещала торговля. Торговля,  которая  начиналась  со
слова "нет".
   - Нет!
   - Мой здравый рассудок начинает сомневаться  в  здравости  вашего.  Может
быть, вы умом тронулись от пережитого стресса?  Вы  хотите  торговаться?  Но
чем? Торговаться может человек, имеющий либо товар,  либо  средства.  Вы  не
имеете ни того ни другого. Вы банкрот. Условия нашей  с  вами  сделки  я  до
вашего сведения довел. Других  не  будет.  Либо  вы  соглашаетесь,  либо  вы
отказываетесь. И умираете.
   Мой здравый рассудок вам не поможет.
   - И тем не менее.
   - Хватит интриговать. Выкладывайте, чего вы добиваетесь?
   - Вашего спасения.
   - Моего?!
   - Да, вашего. Именно вашего.
   Кажется, он действительно подумал, что я сошел с ума. Спеленатый по рукам
и ногам узник предлагает помощь своему  тюремщику!  Как  такое  может  быть?
Никак! Реально не может. Реально у меня нет ни  одного  шанса  на  спасение,
кроме как пойти на службу к новым хозяевам. Да и  это  не  спасение.  Только
отсрочка исполнения приговора.
   Реально - нет.
   А если на грани реальности?
   Есть же еще такое понятие, как везение. Но не всегда же  вьшгрывает  тот,
кто имеет на руках все козыри. Иногда выигрывает тот, кому везет.  Тот,  кто
не боится блефовать. Я не боюсь.  Я  уже  ничего  не  боюсь.  Ухудшить  свое
положение я не могу. Хуже - не бывает! Только лучше.
   Если для достижения своих целей мне надо блефовать, изображая страшилу, я
буду изображать страшилу. Я буду путать! Я сам себя испугаюсь, лишь  бы  мне
поверили. Только они, вера и страх, могут вытащить меня отсюда! Вера  в  мои
возможности и страх пред последствиями, которые могут иметь  место,  если  я
ими воспользуюсь. Ну что, попробуем? Запустим пробный шар?
   - Как вы думаете,  как  воспримет  страна  неоднозначное,  мягко  говоря,
участие Президента в покушении на самого себя? И что  станет  с  вами,  если
кто-то, допустим, тот же Президент, узнает содержание наших разговоров?  Что
сделает он, поняв, что он не король? Что кое-кто его таковым не считает?
   Мой собеседник расхохотался.
   - Кто может ему поведать о том, о чем никто не  знает?  Кроме  меня,  еще
нескольких не заинтересованных в разглашении тайны  лиц  и  вас,  фактически
покойника? Или вы настолько наивны, что надеетесь, сыграв с нами в  согласие
и получив свободу, использовать  ее  для  очередной  встречи  с  ним  или  с
прессой? Так смею вас заверить - этого не будет. Ни встречи, ни  разговоров,
ни интервью. Во-первых, вы не сможете ни с кем встретиться чисто  физически.
Уж об этом мы  позаботимся.  Во-вторых,  вы  менее  чем  кто-либо  будете  в
подобных контактах заинтересованы. Вы станете  одним  из  нас.  Вы  пройдете
крещение делом. Только так вы сможете выйти из этой комнаты. Вы  же  знаете,
как это делается. Вы же профессионал.
   Я знаю, как это делается. Не  как  в  кино,  где  разведчику  иностранной
державы верят на слово. Разведчику иностранной державы  верят  только  после
того, как измарают его грязью с ног до головы. Так, чтобы на родине отмыться
было нельзя. Тогда ему верят - когда хода назад уже быть не может. Для того,
для валяния в дерьме, дегте и куриных перьях и еще обязательно  крови,  есть
особые специалисты. Высококвалифицированные. Представляю, что  они  сотворят
со мной, согласись я на сотрудничество. Я действительно к  Президенту  ближе
чем на версту не подойду.
   Тут он прав. Этого они добиться смогут.
   Но дело в том, что мне не надо подходить к Президенту.  Мой  голос  здесь
ничего не решает.
   - А если свидетельствовать буду не я? Если свидетельствовать  будете  вы?
Вам Президент поверит?
   -  Мне?!  Вы  все  более  меня  удивляете,  романтический   "юноша".   Вы
допускаете, что  я  способен  свидетельствовать  против  себя?  Я  похож  на
мазохиста? На человека, который получает удовольствие оттого, что  его  жилы
мотают на вертел? И как вы понимаете, дело даже не в  Президенте.  Президент
готов скушать и не такую пилюлю. Президенту деваться некуда, как есть  такие
пилюли пачками. Ему нужна опора. Хоть какая-нибудь. Хоть такая, как мы,  раз
другой нет. Президент не услышит то, что ему скажут. Даже то, что ему  скажу
я. Просто не услышит! Он предпочтет быть  глухим,  чем  голым  перед  сворой
мечтающих его растерзать противников.
   Это политика. В политике дружат не с теми, кому доверяют, а с теми, с кем
выгодно в данный конкретный момент. В политике вообще не дружат. Дело  не  в
Президенте. Дело в единомышленниках. В тех, кто стоит за моей спиной.  Здесь
вы правы. Здесь в случае  разглашения  информации  пощады  не  будет.  Здесь
закусают до смерти. Самые кровожадные псы всегда обитают в родной  стае.  Но
что меня заставит подставиться под удар своих же друзей? Вы?  Это  каким  же
образом вы умудритесь убедить  меня  взойти  на  эшафот?  Обещанием  вечного
загробного блаженства? Тут я, возможно, и  соглашусь.  Все-таки  вечное.  Но
только если вы подтвердите свои полномочия.  Докажете,  что  прибыли  личным
полпредом Господа Бога. Явите чудо! Или представите верительные грамоты. Нет
грамот? Значит, и нет разговора. На других условиях я идти на сотрудничество
с вами, идти на разговор с Президентом не согласен.
   - А вам не надо идти. Вам не надо говорить. За вас скажут другие.
   - За меня могу сказать только я.
   - Или ваши показания. На мгновение он задумался.
   - Ты знаешь что-то такое, что не знаю я. Только это может объяснить  твою
на смертном одре наглость. Ты скажешь это  "что-то".  Неизбежно.  Так  лучше
говори сейчас.
   Мы перешли на "ты"? У меня появился еще один высокопоставленный приятель?
Тогда, надеюсь, он не очень обидится на мой следующий ход.
   - В таком случае считайте, я располагаю стенограммой нашего разговора. От
первого до последнего слова.
   Он замер. Покраснел от напряжения глазами. Но очень быстро  взял  себя  в
руки.
   - Если ты хотел меня удивить, ты достиг желаемого. Стенограмма  разговора
- это удар под дых. Только я не помню, чтобы расписывался на  листах.  И  не
заметил, чтобы ты водил ручкой по бумаге. Я  вообще  не  заметил,  чтобы  ты
поднимал руки.
   - А мне не надо водить карандашом по бумаге. За меня  пишет  техника.  За
меня стенографирует микрофон.
   - Нечто подобное я и ожидал услышать. Страдаем манией величия? Или держим
за дураков противника?
   Ты думаешь, мы не исщупали тебя с ног до головы,  когда  ты  находился  в
бессознательном состоянии? Ты чист, как слеза младенца.
   - Вы проверяли только одежду. В лучшем случае  меня  снаружи.  Но  вы  не
проверяли меня внутри.
   Если сомневаетесь, вызовите медиков,  я  покажу  им  место,  где  спрятан
микрофон.
   - Ты шутишь?
   - Ничуть.
   - Тогда мы обойдемся без медиков. Нам ни к чему  лишние  свидетели.  Наше
дело касается только нас. Тебя и меня.
   Микрофон вытаскивал один из  охранников.  Без  обезболивания.  С  помощью
простого ножа. Сантименты кончились.
   Я терпел молча, моля судьбу  только  об  одном  -  нет,  не  о  скорейшем
завершении "операции", о  том,  чтобы  техника  не  подвела.  О  том,  чтобы
микрофон был в рабочем состоянии. В просто зашитую в мышцы железку никто  не
поверит.
   Вот уж не предполагал, что не сработавший тогда, когда на него  была  вся
ставка, микрофон пригодится сейчас.
   - Ну как? Хотя зачем я спрашивал. Я ответ на лице видел.
   - Это действительно микрофон.
   - Имитацией не пользуемся.
   - А где в таком случае приемник?
   -  Приемник  курсирует,  точнее  курсировал  в  полутора  километрах   от
микрофона. Сейчас кассеты с записью лежат в надежном месте. Пока лежат, но в
любой момент им можно приделать ноги. Надеюсь, вы не  предполагаете,  что  я
вшил микрофон просто так, забавы ради. Я бы мог найти себе менее болезненные
и менее затратные развлечения.
   - Ты блефуешь!
   - Может быть, и блефую. А если нет? Хотите  проверить?  Хотите  рискнуть?
Могу поспособствовать...
   Он не верил в зафиксировавший его откровения микрофон. Для этого  он  был
слишком рассудочен. Но он не мог подтвердить своего  неверия.  Микрофон  был
представлен. Микрофон был представлен в рабочем состоянии. Узнать, передавал
он информацию или просто  находился  в  теле,  было  невозможно.  Собственно
говоря, это было и не важно. Важно, что  он  МОГ  передавать  информацию!  В
данном случае возможность была равна событию.
   Исходя из постулата - считай случившимся  то,  что  могло  случиться,  он
должен был принять мою информацию па веру. Он не мог поступить иначе.  И  он
принял ее.
   Блеф состоялся. Шестерка била покер! Я выиграл жизнь.
   Послесловие
   Звезду Героя мне вручал лично Президент. После всех.
   Вначале Президент вручал правительственные награды официальным  кавалерам
- военным, милиции и пр. Потом  таким,  как  я.  Героям  в  упор  невидимого
фронта.
   Я сидел в одиночестве в небольшой приемной, слыша краем уха торжественную
церемонию вручения официальных правительственных наград. Торжественную - это
значит с музыкой, газетчиками, телевидением и последующим фуршетом.
   Нам так орденов не вручают. Нам вручают - как кур воруют: без свидетелей,
заводя и выводя по одному через специальные двери. Такая специфика.
   Нас награждают и тут же изымают награды на ответственное хранение. У меня
уже хранится несколько орденов где-то в недрах начальственных сейфов. Я даже
не знаю где. Для нас знаки отличия имеют чисто теоретическое  значение.  Как
для коллекционера эполет давно сгинувшего полка. У меня есть награды,  но  я
даже не знаю, на какую фамилию они выписаны. Какую  выбрало  начальство  как
базовую? Петров? Иванов? Сидоров?
   У меня есть награды, но у меня нет  меня.  Мне  эти  ордена  не  на  кого
навешивать.
   Я жду своей очереди для получения знака  высшей  доблести.  И  ничего  не
чувствую, кроме того, что у меня затекли ноги.
   За что мне дали Звезду, я так и не понял. За раскрытие заговора, которого
не было? За предотвращение покушения на главу государства, которое он сам же
и заказал? За аферы с изъятием денежных сумм из  банков?  За  похищенный  на
"Мосфильме" "ЗИЛ"? Или за молчание?
   Скорее  всего  за  молчание.  По   калькуляции.   Исходя   из   расценок,
закрепленных в давней пословице: молчание - золото.
   Мое молчание потянуло тяжело. Мое молчание потянуло на Звезду Героя.
   Я бы, может, и не молчал. Я бы, может, и растворил уста,  только  сказать
мне о том, что я знаю, некому. Да и слушать никто не станет.
   Что политика грязное дело, всем и так известно. Что Президент не хорош? А
где лучшего взять? Уж что заслужили. По сенъкам и шапка!  Даже  если  она  и
Мономаха.
   Рассказать про несостоявшееся покушение? Так ведь оно несостоявшееся.  На
нем дивидендов не заработаешь и тираж не поднимешь. Вот  кабы  оно  удалось,
кабы жертв побольше...
   Всем жертвы нужны. И тем, кто за них, и тем, кто против них. Время такое.
Политический капитал зарабатывается на крови. Божок такой  новый  объявился.
Современный. Политика прозывается. Истукан с  многоступенчатым  алтарем.  Не
может без обильных жертвоприношений. Сердится. И жрецы,  ему  поклоняющиеся,
не могут. Без жертв внимание к себе себе подобных не  привлечешь.  И  против
напрасных жертв без жертв тоже не  воспротестуешь.  Всем  кровь  нужна.  Как
вурдалакам каким-нибудь. Все чужой кровью питаются, на чужой крови растут.
   Не интересна моя  информация  никому.  Прошло  ее  время.  Смыло  свежими
кровавыми потоками.
   Вот я и молчу. Чтобы зануду, пересказывающую всем известный  анекдот,  не
напоминать. В тряпочку молчу. В Звездочку.
   Сломался я. В огне, в воде, в канализационных трубах выжил. А  в