сывающей"  машины,  когда  я
нагрянул к ним с проверкой, наблюдая мою распухшую физиономию,- Это  где  же
вас так?
   - С лестницы упал.
   - Длинная, видать, была лестница... А  у  нас  все  хорошо.  Все  как  вы
говорили. От стрелки глаз не отрывали. Из салона только по нужде.
   Немой уголовник согласно кивнул.
   - Так что мы свое дело сладили. В лучшем виде. Очередь за вами.
   Похоже, опасаются мои лохи, что их кинут, что машины не дадут или  денег.
Все поверить не могут, что за  такую  непыльную  работенку  кто-то  способен
отвалить такие деньжищи. Знали бы они истинную цену своих услуг.  Знали  бы,
за сколько можно ту кассетку загнать. Здесь даже  не  сотней  машин  пахнет.
Здесь полньм пожизненным миллионерским пансионом пахнет. Или  скромной,  без
памятника и имени, могилкой. Это как повезет. Много бы  нашлось  покупателей
хоть за ту, хоть за  другую  цену,  чтобы  тот  товар  заполучить.  Но  меня
интересует  единственный,  главный  -  Президент.  От  такой  кассетки   его
камарильи не отмахнутся.
   - Тогда все отлично, ребята. Все в  силе.  Мое  слово  крепче  гороху,  -
успокоил я своих не в меру разволновавшихся работников, забираясь в салон. -
Вы, я вижу, тут обжились. Термосы, одеяла, музычка.
   - А как без этого? Без этого нельзя. Мы  же  здесь  сутки  напролет.  Без
чайка горячего да музыки уснешь. А мы  же  понимаем...  -  радостно  делился
изнывший от молчаливого общения с немым напарником водитель. - Я  на  второй
день и термосок сюда, и примус, и магнитофон, и посуду, и...
   - Какой магнитофон?
   - Новый,  японский,  со  стереофоническими  колонками.  Ваш-то  почти  не
работал. Так, хрипел еле-еле.
   - Где?
   - Что где?
   - Магнитофон где? - просипел я, чувствуя, как спина покрывается  холодным
потом.
   - Так  это,  не  знаю.  У  меня  пацан  его  посмотрел,  говорит,  дерьмо
магнитофон. Ремонту не подлежит. Морально устаревшая модель.
   - Ну?
   - Чего ну?
   - Магнитофон где?!
   - В мусор, наверное, выкинул. Да вы не расстраивайтесь так. Я же не знал.
Я  же   понимаю.   Я   вам   могу   вот   этот   новый   отдать.   Японский,
стереофонический...
   Ну что его за это, убивать, что ли?
   Сходили, конечно, мы к пацану, показал он нам мусорное ведро,  в  которое
легла кассета ценой в пару миллиардов долларов,  показал  мусорный  бак,  на
котором было в пору мемориальную доску  колотить:  "Здесь  покоятся  надежды
нерадивого  суперагента  вкупе  с   несостоявшейся   новой   государственной
политикой".
   И на свалку мы съездили.
   - Что ты? - хором вздохнули мусорщики. - Тут  столько  грязи  с  тех  пор
понасыпали и столько раз ее бульдозерами перепахали,  что,  будь  даже  твоя
вещица из чистого золота, искать ее мы не возьмемся. Пиши пропало!
   Не работай бы я в одиночку, я бы эту свалку с помощью  Конторы  перетряс,
перещупал по миллиметру. Не то что старый магнитофон  -  газ  из  выпитой  в
прошлом году бутылки газированной воды отыскал бы! А так...
   Можно, конечно, согнать сюда  за  наличное  вознаграждение  тысячу-другую
студентов, но, опасаюсь, подобные масштабные поиски  привлекут  внимание  не
одной только рабочей силы. Боюсь, нагрянут сюда и мои  недруги.  И  придется
тогда перерывать свалку траншеями и окопами полного профиля, чтобы  отразить
их вооруженное до зубов любопытство.
   Пропала кассета!
   И для чего только меня по почкам колотили, и для чего только я в машине с
моста падал? Зря колотили. Зря падал.
   Плюнул я себе под ноги и пошел восвояси.
   - Слышь, мужик, а машина  как  же?  -  забеспокоился,  закричал  вдогонку
водитель. - И деньги вот еще, - показал на напряженно мычащего немого.
   - Под вашими задницами машины и деньги  ваши.  Под  обшивкой  сидений.  И
доверенности и справки. Вы на них неделю дырки вертели. Работнички...
   Сутки я пребывал в печали. Я бы и больше пребывал, если  бы  ко  мне  мои
недавние друзья-приятели не подбирались. Вряд ли они поверят в  мою  смерть,
пока мой утопший труп собственными глазами не увидят и  собственными  руками
не пощупают. Ошибку  я  совершил,  на  победную  кассету  надеясь.  Так  бы,
глядишь, организовал им подходящего  утопленника  и  ушел  вместе  с  ним  в
небытие. Правда, не знаю, ушел ли бы от Конторы. Скорее всего нет.  Эти  мое
полное физиологическое досье имеют, вплоть до хромосомного кода. Этим  туфту
не подсунешь. Но хотя бы передышку выгадал. Устал я нападать и  убегать  без
перерыва на обед. Жить устал.
   Так, может, и не жить? Может, перестать?
   Возможно, я и перестал бы себя жизнью мучить, если бы меня не заело. Если
бы не понесло. Да что же такое, что я ни надумаю сделать - все  против  меня
оборачивается. Или меня судьба выбрала в  качестве  образцово-показательного
неудачника? Тогда я эти неудачи в одиночку тащить  не  желаю!  Тогда  я  ими
поделиться хочу. С недругами своими. Вот с ними я и поплакать вместе  готов,
и помереть. А в пустой комнате пулю в лоб пускать - это не по-нашенски.  Их,
пуль, в обойме, чай, не одна. Конечно, может,  и  моя  есть.  Но  последняя.
Самая последняя! Иначе я не согласен.
   Для меня только одна форма самоубийства приемлема - вначале они, потом я!
А если я сейчас в мир иной тихо отойду, кто им мои  мучения  припомнит?  Кто
спросит за все?
   И дело уже не в спасении, не в конторском приказе, хотя черт  его  знает,
что там в Конторе происходит и за нее или против нее я выступаю, тот  приказ
исполняя. Дело в принципе. Дело в том - кто кого,
   Они - меня! Или я-их!
   Глава тридцать первая
   Я полез на рожон. Я уже знал туда дорогу. На хитроумные комбинации у меня
не было ни сил, ни времени, ни желания. Это  спец,  над  которым  начальство
висит, не может себе позволить неоправданного риска, а без  роду  и  племени
утопленник - сколько угодно. Утопленника Устав за руки не держит.
   Два дня я пас место моего недавнего заточения  и  мост,  с  которого  так
неудачно, с точки зрения расследовавших ДТП гаишников, и так удачно со своей
свалился несколько дней назад. Я искал знакомое мне лицо.  Искал  с  помощью
длиннофокусной  оптики  издалека,  памятуя,  что  с  не   меньшим   усердием
разыскиваемые ищут меня. В соревновании, кто в кого  первый  пальцем  ткнет,
выиграл я.
   Мне повезло больше.
   Я отследил  все  показавшиеся  мне  подозрительными  машины.  Особенно  с
зашторенными окнами и матовыми стеклами. Не может же  человек  безвылазно  в
машине жить? Должен же он хоть изредка из нее  выходить  по  надобности?  Ну
хотя бы для того, чтобы с женой увидеться, детей по головке погладить?
   Должен.
   Потому что не бывает легальных агентов без семьи. Тогда бы всех их  можно
было вычислять  по  печатям  в  паспорте.  Круглый  холостяк?  Значит,  либо
импотент, либо разведчик.  Выходи  строиться.  Это  только  мы,  конторские,
обходимся без домашней ласки. А также настоящих фамилий,  биографий  и  мест
работ. Мы особняком стоим. А эти - другое дело. Этим легалам  без  прикрытия
нельзя.
   Вот возле таковых прикрытий я их и стану отлавливать.  Как  волков  подле
логова. В конечных пунктах их автомобильных маршрутов.
   Пятнадцать машин я отследил впустую.  А  вот  шестнадцатая  принесла  мне
удачу. Блеснули затемненные стекла, открылись бронированные дверцы, и  вышел
из-за них на свет Божий, да-да, он, мой допрашивавший меня враг-спаситель. И
пошел себе ножками как  обычный  советский  гражданин  к  обшарпанной  двери
подъезда.
   А вы думали, спецы ходят сквозь барабанный бой роты почетного  караула  и
шпалеры выстроившихся коридором телохранителей? Нет, обычно ходят. Они же не
официальные генералы, коим охранный шум-тарарам по должности положен. Они же
вояки ТАЙНЫЕ! Им к себе привлекать внимание нельзя.
   Так что вполне может быть, что и  у  вас  в  соседях  ходит  какой-нибудь
генерал-суперкиллер, настрелявший живого народу больше, чем другой охотник -
зайцев. А вы ему про дела подъездные, про то, кто в какой квартире  напился,
кто с кем подрался, а кто окурками на лестнице сорит. А он вам в ответ  -  и
не говорите, нет с ними сладу. Это ему-то. Да ему подъезд, дом, улицу, город
средней руки от дебоширов-хулиганов избавить, что вам пол подмести.  И  даже
быстрее.
   Но нельзя! Высовываться нельзя.  От  простого,  измученного  коллективным
бытом  гражданина  отличаться  нельзя.  Вот  и  приходится  обходиться   без
излишеств - без телохранителей, спецтехники и т.п. демаскирующих роскошеств.
Так, разве по  мелочи:  стекла  на  окнах  пуленепробиваемые,  хотя  на  вид
совершенно   обычные,    один-два    соседа    из    сослуживцев,    бригада
боевиков-охранников, расквартированная где-нибудь поблизости, бронерубашечка
с бронетрусами, пистолетик  сорок  пятого  калибра  в  потайном  кармашке  и
краснокожий документик, а то и два еще более убойного калибра.
   Хорошо быть тайным агентом-командиром. Но и плохо.
   Потому хотя бы,  что  вот  такой  невоспитанный  вроде  меня  супротивник
запросто может в том подъезде к холодной стенке  прижать.  И  в  отличие  от
случайного грабителя с ним просто так не сладить. Он все заранее подготовит.
И квартирку подходящую освободит, жильцов куда-нибудь по бесплатным  билетам
в цирк или в профилакторий отправив. И отходный путь. через чердак или  окна
протопчет. И о контрольном радиосигнале, который положено  подать  водителю,
едва захлопнув дверь в  квартиру,  позаботится.  Все  продумает.  Ничего  не
упустит.
   Станет подниматься вот так вот тайный агент по лестнице  после  трудового
дня, и услышит вдруг за дверью ссору-перебранку,  и  увидит,  как  дверь  та
настежь распахивается. Отступит вежливо в сторону, чтобы в чужую  склоку  не
мешаться. А его хлоп по затылку  резиновой  дубинкой  и  волоком  внутрь.  И
сигнал тут же, чтобы водитель ненароком тревогу не поднял.
   Здравствуй, спаситель! Это ты меня с помощью багров и  водолазов  на  дне
реки искал? Так вот он я. Поговорим?
   - Живой, значит, - первое, что сказал мой вынужденный собеседник, придя в
себя. - Выплыл!
   - Такие ребята, как я, не тонут. Состав не тот.
   - Похоже, - согласился он, ощупывая затылок.
   - Другие контрольные сигналы, кроме "Я дома", есть? Молчание.
   - Это я к тому, что лишний шум в первую очередь во  вред  тебе.  Мне  уже
терять нечего. Я уже утопленник. А тебе еще служить и  служить.  Ты  вовремя
кнопку не нажмешь, охрана налетит,  меня  повяжет.  Хочешь  не  хочешь,  мне
придется показания давать. Правдивые. И  зачем  тебе  это?  Конечно,  я  при
задержании могу случайно застрелиться, ну чтобы врагу живым  не  даться.  Но
это только усугубит. Тогда я информацию  остановить  уже  не  смогу.  Ты  же
понимаешь, не по своей охотке я к вам шел, не по своей инициативе сбегал, не
по своему желанию сейчас с  тобой  встречаюсь.  Ну  ведь  раньше-то  ты  все
правильно рассудил. Итак? Предусмотрены ли дополнительные формы связи?
   - Через двенадцать минут я должен выйти в эфир  повторным  сигналом  либо
продублировать его телефонным звонком.
   - Ну вот теперь я вижу, что ты расположен к беседе.
   - Не кривляйся. Говори, что нужно.
   - Пустяк. Имя и адрес твоего Куратора.
   - А личной встречи с Господом Богом не требуется?
   - В этом ты мне не помощник. Господь Бог не по вашему ведомству.
   - Нет!
   - Угрожать тебе пытками,  смертью,  здоровьем  семьи,  карами  небесными,
геенной огненной, я так понимаю, бессмысленно?
   Он только криво усмехнулся.
   - А покупать?
   - Сколько?
   Я же говорю, профессионал.
   - Все, что ты имеешь.
   - Не понял.
   - Посуди сам. Ваша игра проиграна. То, что вас не гонят из-за стола,  как
ты  понимаешь,  объясняется  не  благородством  победителя,   но   временной
необходимостью. Не одни мы присели к тому столу. В отличие от вас, не у всех
партнеров  вместо  тузов  остались  шестерки.  И  значит,   партию   следует
продолжать. Но как только она завершится, а это будет очень скоро,  кое-кому
придется покидать игровое поле. Раз и  навсегда.  А  навсегда,  если  не  по
карточным законам, это... навсегда.
   Он согласно кивнул.
   - Поехали дальше. Если кто-нибудь  и  сможет  удержаться  за  колоду,  то
только тот,  кто  вовремя  смекнет,  кому  надо  карты  сдавать.  Неприятно,
согласен. Но не надо было проигрываться. По  мне  -  лучше  некоторое  время
сильным игрокам колоду  тасовать,  чем  с  кладбищенскими  червяками  дружбу
водить.
   И чем раньше игроки проигравшей команды это сообразят, тем лучше для них.
Цена услуг  прямо  пропорциональна  времени  их  предложения.  После  партии
козырными тузами не машут. Это я к тому, что, кто не успел, тот опоздал.
   И, наконец, еще один нюанс. Допустим, ты отказываешься от сотрудничества.
Допустим, мы, проявив благородство,  оставляем  тебя  в  покое.  Хотя  какое
благородство может быть в карточной игре  на  интерес?  Но  допустим.  Чисто
теоретически. Мы ушли. Ты остался.
   И что? Ты сможешь жить так, как жил до того?  В  покое  и  благоденствии?
После двух таких,  следующих  один  за  другим,  провалов?  После  того  как
начнется неизбежная охота на ведьм? Ты так наивен, что веришь  в  милосердие
начальства, предпочитающего отдавать на заклание свои головы  вместо  чужих?
Нет?
   Тогда о чем мы разговариваем?
   Ты же прекрасно знаешь, что последует после того, как мое тело не найдут.
Ты же профессионал. Готов поставить свою челюсть  против  твоей  зубочистки,
что под тебя уже запустили "кротов". Не  сегодня-завтра  ты  обнаружишь  под
своим ковром "клопов",  а  за  бампером  своей  служебной  машины  -  хорошо
замаскированный "хвост". А потом начнут один за другим пропадать твои  люди.
Заметь, не молча пропадать,  а  с  очень  подробными  перед  своей  кончиной
покаянными речами. А потом очередь дойдет до тебя.  Потому  что  за  неуспех
работы кто-то должен отвечать. Кто-то должен быть с краю.
   Нам даже не придется тебя убирать. Это сделают  твои  коллеги,  возможно,
даже твои подчиненные. Им ведь тоже надо набирать очки.
   - Ладно, хватит витийствовать! - оборвал он  меня.  -  Ваши  предложения.
Конкретные.
   - Ты передаешь нам информацию, касающуюся структуры  и  управления  вашей
организации, оперативные планы...
   - Взамен благодарности и обещания не забыть в  будущем  моих  услуг?  Эта
валюта не подходит. Рисковать мне  придется  сейчас,  а  получать  дивиденды
завтра. Это не предложение. Это блеф.
   Он крепко стоял на ногах, мой  противник,  даже  лежа  со  связанными  за
спиной руками на диване.
   -  А  ты  бы  хотел  письменный  с  нотариальным  заверением  договор   и
благодарственное письмо в твою профсоюзную организацию?
   Ладно. Давай конкретно. В розницу. Раз невозможно договориться оптом.  Ты
сдаешь нам своего Куратора. Мы  начинаем  его  разработку.  Эта  величина  в
отличие от тебя нас интересует. Ты - слишком  мелок.  Ради  тебя  не  стоило
городить такой огород. Как  ты  ни  значителен,  ты  все  же  не  более  чем
исполнитель. Руки. Нас интересует голова. Ну в крайнем случае спинной мозг.
   Твой выигрыш - двойной. С одной стороны,  ты  подтверждаешь  свое  к  нам
доброе отношение действием, с Другой - с  нашей  помощью  убираешь  наиболее
опасную для тебя фигуру. Если откуда-то против тебя и может исходить угроза,
то только от Куратора. Замазав  его,  ты  автоматически  обеляешь  себя.  До
разработки Куратора мы берем обязательства  тебя  не  трогать.  Дело  против
дела. Если мы понравимся друг другу, мы вернемся к этому разговору.
   - Мне надо подумать.
   - Девяносто секунд. Большего времени я предложить не могу.
   - Тогда еще один вопрос. Не по теме.
   - Валяй.
   - Как ты ушел из упавшей в реку машины?
   - А как ты думаешь?
   - Я думаю, вы просчитали все заранее. В том числе и уход. Почти наверняка
кто-то из наших рядовых бойцов работал на вас. Вероятнее  всего,  кто-то  из
тех, кого ты навсегда оставил в машине. Ты заранее знал точку побега,  знал,
кто и чем тебе должен помочь, ты отрепетировал на тренажерах свои  действия,
на дне тебя ждали аквалангисты с запасным баллоном...
   Люблю иметь дело с умными людьми. Они так все хорошо объясняют.
   - И еще я думаю, что все это придумал не ты.  Ты  просто  "мясо".  И  еще
попка, повторяющий то, что ему затвердили его хозяева.  Это  последняя  наша
встреча. В следующий раз я буду разговаривать только с хозяевами или не буду
разговаривать ни с кем. Это мое условие.
   - Я не против. Я передам твое условие.  Но  только  после  того,  как  ты
назовешь имя. Имя! Осталось пять секунд!
   И он сказал то, что не должен был говорить ни при каких  обстоятельствах.
Он назвал имя Куратора.
   Все-таки он был только профессионал. Не более того. Он ставил жизнь  выше
чести. Потому что, потеряв жизнь, он уже не смог бы  предложить  на  продажу
свои профессиональные навыки. И тогда бы он не получил  свои  тридцать,  или
тридцать тысяч, или тридцать миллионов сребреников.
   Глава тридцать вторая
   К Координатору я приближался  постепенно.  Вернее,  если  быть  до  конца
честным, не приближался вообще.  Без  толку.  Так,  больше  изображал  суету
подготовки, чем работал. Слишком высоко сидел мой новый клиент. Все  подходы
к нему были  надежно  заблокированы  официальной,  положенной  по  штату,  и
неофициальной, из  рядов  заговорщиков,  охраной.  Я  мог  только  наблюдать
издалека за перемещениями его служебного  автомобиля.  Работой  это  назвать
трудно.  С  таким  же  успехом  я  мог,  не  напрягая  зрение,  звонить  его
секретарям, чтобы узнать, куда и насколько отъехал шеф.
   Мой  примитивно-лобовой  план,   столь   успешно   сработавший   на   его
подчиненном, здесь приказал долго жить. Не мог я  ухватить  Координатора  за
лацканы пиджака и, поколачивая натренированным на  манекенах  лбом  по  лицу
(потому и план лобовой), справляться о его теневой деятельности. Потому  что
до лацканов дотянуться не мог.
   Мог бы я его пристрелить  откуда-нибудь  издалека,  но  чего  бы  я  этим
добился? Мертвые уст не раскрывают и показаний не дают.
   Единственной  возможностью  разжиться  требуемой  мне  информацией   было
подвести к объекту "жука". Только для того, чтобы подвести, -  надо  к  нему
приблизиться. А как? Клиенты подобного ранга в городском транспорте,  где  в
толкучке нетрудно запустить за воротник облюбованного гражданина не  то  что
"жука", а целого слона, не ездят. Такси не вызывают. По вечерним  улицам  не
бродят. Они вообще в одиночку не живут. У  них  даже  возле  постели  горячо
любимой супруги охранный пост оборудован. У них даже в туалете  за  унитазом
взвод телохранителей хоронится в полном боевом облачении.
   Ну ты скажешь - взвод!
   Ну не взвод. Ну не за унитазом. Но все равно, без присмотра вверенное  им
тело охрана не оставляет.
   Так уж не оставляет? Нигде и никогда?
   Вот за этот вопрос я и зацепился.
   А действительно,  где  объект  бывает  один?  Где  хватка  телохранителей
ослабевает?
   Конечно, дома, в кругу семьи, на супружеском лохе. Наверное,  в  ванне  и
прилежащих помещениях. А еще? В гостях  у  престарелой  мамаши?  В  кабинете
вышестоящего начальника?  В  сауне?  В  больнице?  На  рыбалке?  В  объятиях
любовницы?
   Где еще? Да где угодно.
   Нет, так, методом тыка, действовать негоже. Необходима система. Я  должен
обложить объект со всех сторон. Только так я могу отыскать  потайную  щелку,
ведущую к нему.
   Я взял большой лист бумаги и стал вписывать в него все подряд места,  где
может бывать современный человек. Все, которые только  приходили  в  голову.
Раковина на кухне,  крыльцо,  почтовый  ящик,  салон  автомобиля,  кладбище,
вестибюль родного учреждения, школа, операционная, плях, театр, купе поезда,
бассейн, церковь, стадион... И еще по меньшей мере пять  тысяч  пунктов.  До
самых безумных. Я трудился почти целый рабочий день. Я исписал лист  с  двух
сторон и еще три таких же листа. Я даже  не  предполагал,  что  обыкновенный
человек завязан на такое количество помещений. Я думал, он  живет  только  в
квартире и на службе. Я с у