даже некоторый перебор в сторону покоя.
   А у меня, значит, черные тона. Где же раньше были  мои  глаза?  Как  я  в
собственном доме не углядел таких, почти революционных, изменений?  Конечно,
можно отговориться  отсутствием  на  вверенных  мне  территориях  каких-либо
подозрительных событий, на нехватку времени, не позволяющую мне просто  так,
за  здорово  живешь,  отсматривать  в  течение  нескольких  дней,  в   ущерб
оперативной  работе,  пухлые  подшивки   газет,   наконец,   на   отсутствие
соответствующего  приказа.  Отговориться  можно.   Отговариваться   все   мы
непревзойденные мастера, а вот простить себе промашку, нет, нельзя.
   Что значит не было событий? Не было - значит,  будут.  И,  похоже,  очень
скоро. Такие диспропорции в прессе  просто  так  не  возникают.  Они  -  как
свечение зарниц перед землетрясением. Замигали всполохи на небе - жди скорой
катастрофы.  А  в  том,  что  ты  не  заметил,  не   понял,   не   распознал
предупреждения, - только твоя вина и беда. Тебе - не кому-нибудь -  погибать
под обломками обрушившегося здания.
   Наверное,  можно  в  этой  ситуации  извинить  невнимательность  простому
смертному, но только не мне, профессионалу. На то я здесь и поставлен, чтобы
улавливать мельчайшие изменения в политическом климате. А я бурю в  упор  не
распознал! Позор! И что теперь делать? То, что делают разведчики всего мира,
- копать, словно крот, вглубь. В моем случае вглубь - это ввысь. Если  здесь
кто-нибудь и располагает какой-нибудь информацией, то только люди власти.  А
власть - это не только кресла, но еще, как было во все времена,  родственные
и клановые связи, покровители и деньги, точнее, большие, еще  точнее,  очень
большие деньги. К ним мне за разъяснением своих подозрений и идти.
   Но идти - это не значит одеваться франтом, шагать по  улицам,  звонить  в
известные  двери  и,  к  примеру,  представившись   корреспондентом   "Дейли
телеграф", спрашивать: "Как жизнь, что новенького  слышно  и  как  вообще  в
целом политический климат? Бури, осадков, заморозков  не  обещает?"  Точнее,
спрашивать я могу, корреспондента "Дейли телеграф" в дверь сразу не  попрут,
но и правды не скажут - будут поить водкой, жать руку, улыбаться и  радостно
орать: "О'кей! Йес!" И тут О'кей, и здесь О'кей,  кругом  сплошной  О'кей  и
вери гуд. Короче, зае...сь! Но это вам  не  понять,  это  непереводимо,  это
по-русски.
   Работа у них такая, что правду на виду  держать  не  резон,  себе  дороже
выйдет. Правда их, как в сказке, за семью  дверями,  за  семью  замками,  за
семью печатями хоронится, и та на поверку выходит ложью. Только у меня, если
честно, к тем дверям да замкам давно отмычки подобраны.
   Нет, мне не требовалось лазить по сейфам  и  красть  документы  с  грифом
"совершенно  секретно"  или  выколачивать  необходимые  показания  кулачными
методами. Мне довольно было ремонтировать телефоны и электророзетки,  клеить
обои, продувать батареи, выносить урны, подносить и убирать напитки.  И  все
это, заметьте, чужими руками. В результате всех этих визитов  на  телефонах,
батареях,  подстаканниках   и   урнах   остаются   микроскопические,   почти
незаметные, но исправно работающие микрофоны.
   Причем  тех  телефонистов,  уборщиц,  сантехников,  референтов  и  прочую
обслугу высоких кабинетов я опять-таки не стремлюсь склонить, как это  любят
показывать в шпионских  фильмах,  с  помощью  подкупа,  шантажа  и  угроз  к
сотрудничеству. Вербовка - это крайнее в  нашем  деле  средство.  Именно  на
вербовке спецы сгорают чаще всего. А вдруг этот неприметный электрик,  кроме
основных  обязанностей   -   вкручивать   лампочки,   -   заодно   исполняет
охранно-контрразведывательные функции и для того и бродит с  пассатижами  по
секретным кабинетам чтобы любопытствующих простачков вроде меня на себя, как
на  живца,  отлавливать.  Может,  у  этого   электрика   звание   полковника
Безопасности?
   Но даже если он натуральный, стопроцентной пробы электрик,  не  привлечет
ли он  после  вербовки  к  своей  персоне  внимание  частыми,  через  плечо,
оглядками, невесть откуда объявившимися на  глуповатом  лице  пронзительными
взглядами и походкой японского ниндзя при исполнении служебных обязанностей?
Играющий обыденность любитель для цепкого глаза все равно  что  негритянский
баскетболист в толпе европейских гимназисток. Такого захочешь не заметить  -
не сможешь.
   Нет, если и решаться  на  вербовку,  то  только  первых  лиц,  а  на  эту
хозмелюзгу фантазию тратить глупо. Они и так помогут. Безвозмездно.  Дело-то
-  пустяк:  "клопа"  поставить.  Это  еще  проще,  чем  настоящего   пальцем
придавить. Говорить не о  чем!  На  такую  услугу  даже  согласия  можно  не
спрашивать.
   Скажем, иду я утром за хлебом и случайно встречаю  в  булочной  техничку,
убирающую небезынтересное мне помещение. Встречаю и очень вежливо  трогаю  в
толпе  рукой:  "Разрешите  протиснуться".  Техничка,  конечно,   сторонится,
пропускает меня, а потом покупает хлеб и идет себе на работу. А на одежде  у
нее или в волосах застревает на специальной липучке микрофон.
   Техничка бродит по  кабинетам,  трет  полы  шваброй,  а  я  сижу  в  трех
кварталах от нее в машине и слушаю в  плейерные  наушники  ее  вздохи-охи  и
разговоры с окружающими людьми.
   - Маша! - кричит ей соратница по метле. - Ты двадцатый убирала?
   - Нет, сейчас пойду. - Вот как раз двадцатый  мне  и  нужен.  Спасибо  за
подсказку. Застучали шаги - лестница. Затихли - идет  по  ковровой  дорожке.
Стукнула дверь - вошла. Шуршит веник - подметает пол. Рано. Не хватало  еще,
чтобы она вместе с сором вымела микрофон. Плещет вода - моет пол. Заскрипели
стекла - протирает окна. Зашуршала тряпка  -  стирает  пыль  со  стола.  Вот
где-нибудь здесь мы микрофон и оброним.
   Я нажимаю кнопку, и липучка сбрасывает микрофон, заключенный  в  капсулу,
имеющую вид соринки, сухого паучка или  мушки.  Удара  микрофона  о  пол  не
слышно. Отлично, значит, попал куда надо - на палас  или  ковровую  дорожку.
Вот только не выметут ли его завтра во время уборки? А вот за это  можно  не
волноваться - не выметут, даже пылесосом не выскребут. Не такие  глупцы  его
делали, чтобы не  предусмотреть  подобную  возможность.  Через  шесть  часов
защитная капсула микрофона изменит свои физические свойства под воздействием
окружающего тепла, размякнет, оплавится и под первым же башмаком или  щеткой
пылесоса расплывется плоской, больше  похожей  на  случайное  пятно  каплей,
которая заодно увеличит чувствительность микрофона в несколько раз  и  будет
снабжать  микрофон  питанием  за  счет  преобразования  световой  энергии  в
электрическую.
   Конечно,  описанный  прием  установки  "жучка"  из  простейших,  в  жизни
случаются комбинации и посложнее. Однажды мне пришлось  вшивать  микрофон  в
живую канарейку (ох и наслушался  я  тогда  птичьих  трелей!).  В  другой  -
"терять" в одном  кабинете  "жука",  вмонтированного  в  элегантное  золотое
кольцо. Значим был хозяин кабинета, да жаден. На это  его  и  ловили.  Нашел
кольцо, припрятал, а через пару месяцев на палец нацепил. Так и ходил  и  по
сию пору, поди, ходит окольцованным, представляя действительно из первых рук
информацию о своей служебной и интимной жизни. А совсем недавно  я  подмешал
микрофоны  в  раствор,  предназначенный  для  отделки   одного   загородного
особнячка. Так теперь он, этот особнячок, из  любой  комнаты  кричит  в  мои
наушники громче радиостанции "Маяк", в пору оглохнуть. А чтобы обнаружить те
микрофончики - надо полздания демонтировать.
   Но и это не самые сложные варианты установки "жучков". Самые-самые -  это
когда вновь строящееся здание нашпиговывается  электроникой  еще  на  заводе
железобетонных конструкций, когда  в  каждой  панели  перекрытия,  в  каждой
балке,  чуть  ли  не  в  каждом  кирпиче  сидит  ненавистное  хозяину   дома
"насекомое", а сам  дом  служит  гигантской,  сориентированной  на  приемник
передающей антенной. Есть у меня один такой домик, который, даже если его по
кирпичику развалить, будет продолжать  транслировать  голоса  строителей,  а
потом рядовых граждан, растащивших обломки по садовым участкам. Достался мне
этот "клоповник", как и большинство местных "жучков", по наследству от моего
предшественника. Кто он, как выглядел, с какого времени  работал,  по  какой
причине покинул боевой пост, я не знаю, но  добрым  словом  помянул  его  не
однажды. Башковитый был мужик,  если  под  кожу  самой  Безопасности  горсть
"клопов" вогнал. А они не  любители  какие-нибудь.  К  полусотне  охваченных
"жучками" его объектов я добавил два десятка своих. Я бы и больше понаставил
для облегчения своей резидентской жизни, да уж больно они дорогие. Под такие
траты начальство потребует  соответствующий  результат.  Поэтому  приходится
обходиться тем, что есть.
   Только  не  надо  думать,  что  все  мое  время  уходит  на  беспрерывное
прослушивание транслируемых "жуками" разговоров. Да я бы давно свихнулся  от
перегрузки, даже имея в распоряжении полсотни помощников. Все гораздо проще.
Информация со всех микрофонов через  промежуточные  усилители  поступает  на
фильтр-приемник, который, нет, не пишет все беседы подряд, а вылавливает  из
тысяч произнесенных слов несколько десятков кодовых. Это может быть фамилия,
адрес, кличка, географическое название и т.  п.  Прозвучало  слово-пароль  -
сработало   записывающее   устройство,   пошла   отметка   на    специальную
информационную дискету. Мое дело - раз в три-пять дней отсматривать дискетку
и отслушивать отобранный машиной материал. А его  набирается  не  так  уж  и
много Дело другое, что старые пароли были  насторожены  на  разговоры,  мало
касающиеся общеполитических проблем. Как-то не очень меня интересовало,  как
относится к ситуации в стране и регионе конкретный подпольный наркобарон или
погрязший в коррупции зам начальника горотдела милиции. Я практику  высеивал
- кто,  что,  куда,  когда,  с  кем.  А  жалуют  ли  при  этом  мои  клиенты
существующих  правителей  и  общенациональный  курс  или  нет,   считал   не
относящейся  к  делу  лирикой.  Еще  не  хватало   мне   забивать   кухонной
политической трепотней дорогую записывающую  пленку  (а  это,  извините,  не
какой-нибудь радиоширпотреб - это сверхтонкая стальная проволока,  вмещающая
тысячекратно больше информации, чем самая фирменная магнитофонная кассета).
   Теперь  обстоятельства  изменились,  теперь  мне  это  стало  очень  даже
любопытно. Придется к прежним паролям  добавлять  свежие.  Ну  да  это  дело
несложное, был бы результат.
   И результат не замедлил себя ждать, и получился он более чем  интересным.
Десять дней "жучки" передавали информацию, десять  дней  машина  фиксировала
разговоры, в которых хотя бы раз  звучали  определенные  мною  слова-пароли.
Диапазон охвата респондентов был самым широким. Четверть микрофонов вещала с
преступных, хотя внешне и очень респектабельных хаз и малин. Еще четверть  -
из офисов и особняков "крутых", друживших с властью  и  преступным  миром  и
потому много чего знавших предпринимателей. Еще  четверть  -  из  кабинетов,
квартир и дач представителей власти и правоохранительных органов.  Последнюю
четверть "жучков" я оставил работать в ранее заданном режиме. Аврал авралом,
а текущую работу запускать не след. Несколько микрофонов я оставил в резерве
- на всякий случай.
   Отслеживать информацию я начал  уже  к  исходу  вторых  суток.  Девяносто
девять  процентов  зафиксированного  материала   являло   собой   полную   и
безоговорочную чушь. Машина, конечно, умная штучка,  но  и  дура.  Ей  важно
кодовое слово вне связи с окружающим его текстом. Сказал в сердцах муж жене:
"Смотри, я могу  и  власть  употребить",-  пошла  запись,  и  узнал  я,  что
благоверная городского прокурора  вместо  того,  чтобы  ему  носки  стирать,
увлекается  феминистским  движением.  Ляпнул  рассвирепевший  папаша  своему
непутевому отпрыску: "Ты еще не Президент, чтобы свои законы устанавливать!"
- машина честно зафиксировала.
   А кодовых слов я в память ввел чуть не полторы сотни,  треть  из  которых
совершенно не соответствовала трибунной терминологии. Я не был столь наивен,
чтобы предполагать, что умудренные жизнью властители  в  разговорах  даже  с
глазу на глаз будут все называть своими именами. Почти наверняка ограничатся
намеками и полунамеками. Этот эзопов язык мне тоже пришлось учесть,  что  на
порядок  увеличило  метраж  назначенных  мне  к  прослушиванию  записей.   В
результате у меня набралась очень приличная (не по объемам,  здесь  как  раз
все было в порядке - "проволока" могла  "скушать"  и  не  такие  пространные
речи, - а по продолжительности звучания,  фонотека.  И  слушать  ее  мне,  в
отличие от  любителей-меломанов,  приходилось,  согласуясь  не  с  желанием,
временем и настроением, а единственно только с нравами  Конторы  -  то  есть
круглосуточно, без перерыва на обед и туалет, до  полного  выяснения  истины
или свихм вания с ума. |
   Вначале я барахтался в тысячах обрушившихся н| меня слов, как  выбившийся
из сил пловец среди штор  мовых  волн.  Я  захлебывался,  задыхался,  пускал
пузыри бестолково колотил по воде  руками  и  ногами,  еще  боль  ше  оттого
уставая и еще меньше имея шансов спастис! Я думал, я не выплыву, не выберусь
из этой передряп Но мало-помалу я приспособился к  штормовому  натис"  слов,
научился находить более безопасные и скорые к спасению.
   Я переделал коды паролей на сложные, состоящие  их  двух,  трех  и  более
словосочетаний. Я научил машину не слышать слово "хозяин",  если  где-нибудь
рядом стояли другие: "гараж", "садовый участок", "крепкий", "хороший"  и  т.
п.; не обращать внимания на предложения, где революционное слово "переворот"
соседствовало с "головой" "ногами" или "брусьями". Количество записей  резко
пошло на убыль.  Я  усложнил  фильтрацию,  приказав  исключить  из  внимания
женские, детские и... дикторские. Вот уж кто действительно лез  в  записи  -
так это радиоприемники и телевизоры.  Эти,  болтая  о  политике,  умудрялись
наматывать на "проволоку" целые передачи! Постепенно  я  добился  того,  что
машина  "слышала"  только  истинную  политику  и...  анекдоты.  Политических
анекдотов я  собрал  -  на  многотомную  антологию  хватило  бы.  А  как  их
исключишь, если даже в самом коротком анекдоте встречается  чуть  не  десять
кодовых слов! Получается, что  современная  и  историческая  политика  моего
государства гораздо ближе к устному народному творчеству (устному  -  потому
что в большей степени непечатному), чем к политике как науке.  Но  это  так,
попутный вывод. Главное, что  я  уяснил,  так  это  то,  что  мои  опасения,
вызванные просмотром периодической печати,  -  не  плод  моего  же  больного
воображения. Кто-то из центра очень  осторожно,  но  действенно  дирижировал
дестабилизацию региона. И каждый из подслушанных мной  властителей  невольно
привел свое доказательство  в  пользу  этого  на  первый  взгляд  абсурдного
предположения.
   Непонятно, по какой причине были  ополовинены  кредиты,  назначенные  для
питания местной промышленности и сельского хозяйства. Перекрыты и  завернуты
в соседние области еще несколько финансовых потоков, которые  могли  бы  при
рациональном использовании помочь  региону  выстоять.  А  это  значит,  если
спуститься с заоблачных финансовых,  оперирующих  многомиллиардными  суммами
небес на копеечную грешную землю, что тысячи занятых в  производстве  людей,
студентов и  учащихся  будут  в  конечном  итоге  оставлены  без  зарплат  и
стипендий, умножив армию недовольных  нынешним  положением  дел  обывателей.
Человек судит о политике в первую  очередь  по  содержанию  своих  обедов  и
завтраков, а не по телепередачам. Истина старая  -  чем  легче  дома  моются
кастрюли, тем проще по улицам разливается кровь.  Это  когда  сковородку  от
нагоревшего на ней жира не отскрести, люди дома сидят. И тематика  мыслей  у
них соответствующая, связанная с перевариванием обильного ужина  в  раздутом
до состояния футбольного мяча животе, а не  с  шествиями,  манифестациями  и
революциями. Сытые собаки, в отличие от голодных,  в  стаи  не  сбиваются  и
хором не лают. А вот голодные - случается.
   Похоже, и здесь кто-то очень заинтересован в громком  пустолайстве.  Мало
что денег  нет,  вдруг  город,  вызывая  в  людях  справедливое  возмущение,
наводнили дорогие элитные продукты, напрочь вытеснив те, что попроще,  но  и
подешевле.  И  опять  странность  -  продуктовое  начальство   жалуется   на
ужесточение санитарно-эпидемиологических требований, на массовую  выбраковку
крупных партий отечественной сельхозпродукции,  а  предприниматели  в  голос
радуются неожиданно свалившейся на них  партии  дешевого  импорта.  И  то  и
другое вроде бы случайность, вместе - странная закономерность.
   Не менее интересные вещи рассказывает милиция (то есть  они  между  собой
разговаривают, а я с помощью своих "жучков" слышу). Вдруг (опять  вдруг!)  в
город нахлынули амнистированные местного "розлива", а  значит,  и  прописки,
преступники, которым, по идее, еще надо  сидеть  и  сидеть.  Прямо  бедствие
какое-то.  Двое  уже  отличились,  отыгравшись  за  несправедливо,  как   им
показалось, завышенные сроки со своими бывшими судьями, один до смерти избил
свидетеля, дававшего на него показания на следствии. Кривая  преступности  в
городе соответственно резко полезла вверх, а кривая премий  -  вниз.  О  чем
думает власть, подмахивая такие амнистии?
   Действительно, о чем? Сопоставляя сотни, казалось бы, не связанных друг с
другом,  неразличимых  для  людей   ограниченных   только   своей   областью
деятельности фактов, я все чаще задавал  себе  этот  вопрос.  Кто  и  о  чем
думает, раскачивая и без того притопленную лодку моего  региона?  Кто?  И  о
чем?
   Картинка   вырисовывалась    грандиозная,    вроде    полного    варианта
живописно-эпического полотна "Последний день Помпеи". Сотни  задействованных
в сюжете персонажей, десятки профессионально прорисованных  деталей,  тысячи
"случайных" мазков, суммарно  составляющих  печальное  для  региона  зрелище
грядущей     катастрофы.     Регион     душили.     Региону      перекрывали
финансово-экономический кислород. Сбои в той или иной степени  шли  по  всем
сколько-нибудь   важным   для   обеспечения    жизнедеятельности    человека
направлениям. По не бросающейся в глаза "чуть-чуточки" в  каждой  конкретной
области, обвально - если во всех разом.
   Заказ на  скорый  социальный  взрыв  просматривался  с  двухсотпроцентной
очевидностью. Вопрос - распространяется ли он на весь восток России в  целом
или затрагивает только мой регион?
   Отставив текущие дела, я  отправился  в  самодеятельную  командировку  по
прилегающим областям. На восемь городов я отвел три дня. Большее  отсутствие
в подведомственном регионе Резидента могло быть замечено  и  неправильно,  а
точнее, очень даже правильно истолковано Конторой.  Цепочку  передвижений  я
составил таким образом, чтобы не задерживаться нигде больше чем на несколько
часов: аэропорт - такси - районная (городская слишком заметно) библиотека  -
такси - аэропорт. Билеты, паспорта на разные фамилии,  простейший  грим  для
изменения внешности заготовил заранее. Теперь главное,  чтобы  не  случилась
нелетная погода.  Первый  город,  второй,  третий,  четвертый  -  стерильная
чистота. Примерный паритет негатива и позитива, то есть соответствие местной
печати общероссийскому  уровню.  Пятый  -  некоторое  сваливание  в  сторону
оптимистичного бодрячества. Похоже, здесь  идет  закрепление  позиций  новой
администрации. Шестой, седьмой - без изменений. В восьмой я даже не  полетел
- все  и  так  понятно.  Чем-то  наш  регион  выделился  из  прочих,  чем-то
понравился. Вот чем только? Географическим положением, экономикой,  погодой,
физиономией главы администрации? Знать бы.
   С чувством еще большего недоумения, чем  раньше,  я  вернулся  домой.  За