ные курсы, после которых бросать людей в бой  в  качестве  одноразового
пушечного мяса. Что было, конечно,  справедливо.  Но  "Сотый"  был  даже  не
"десятым", был мелкой сошкой, отвечая в деле за подготовку людей, и  поэтому
на него можно было бы плюнуть. Но именно "Сотый" предложил ему  это  дело  и
отвечал за кадры, которые в этом бизнесе главный товар, и поэтому,  несмотря
на  свое  трехзначное  обозначение,  был  в   бизнесе   почти   полноправным
компаньоном.  До  неизбежной,  которая  должна   будет   рано   или   поздно
последовать, чистки.
   Потому что, хоть ты "сотый", хоть даже "десятый", заживаться тебе на этом
свете не след. Конечно, "десятые"  живут  дольше  рядовых  бойцов  и  дольше
"сотых", но все равно не  вечно.  Таков  закон  самосохранения.  Чем  больше
живешь, тем больше знаешь - тем  вернее  должен  унести  в  могилу  то,  что
знаешь!
   Но не теперь, чуть позже, когда он выпутается из кризиса...
   Бизнес, хоть это торговля колготками, хоть убийство людей, развивался  по
законам бизнеса - вначале нужно найти ходовой товар, который, если вдруг  он
пойдет,  поддержать  новыми  партиями,  четко  соблюдая  баланс   спроса   и
предложения. В его случае спрос превысил предложение, и появился  риск,  что
нетерпеливый заказчик станет искать на стороне  другого  поставщика  тех  же
самых услуг. Народ желал избавиться от мешающих ему конкурентов,  назойливых
налоговых  инспекторов,  зарвавшихся   глав   администраций,   несговорчивых
милиционеров, не говоря уж о любовницах, любовниках и  соседях.  Желал  и  -
искал возможности. Те, кто поотчаянней, брались за  дело  сами.  И  сгорали.
Нетерпеливые и жадные нанимали  исполнителей  из  местных  братков,  которые
"следили"  на  месте  преступления,  попадались  и  закладывали  заказчиков.
Остальные, понимая, что "дешевый товар не бывает хорошим", на  "спичках"  не
экономили. И искали "серьезных  людей".  Которых  находили.  И  за  услугами
которых вставали в очередь.
   Что очень плохо! Потому что неудовлетворенный спрос рождает  недовольство
поставщиком услуг. Настоящий  капиталист  должен  "проглотить"  без  остатка
любое предложение, пусть даже с риском лопнуть!
   Или это не бизнес!
   Образовавшийся  между  спросом  и  предложением   дисбаланс   начал   уже
аукаться!.. "Первый" узнал, что его люди стали брать  "халтуры".  Сами,  без
его ведома, напрямую!
   Шустрые ребята сообразили, что могут справиться с  его  делом  сами!  Что
тоже типично  для  бизнеса,  когда  рядовые  сотрудники,  поднакопив  опыта,
образуют свои параллельные структуры, выбрасывая на рынок аналогичный товар.
Неважно, колготки это или трупы...
   Нашлись такие ухари и в их системе. Работая "объект"  и  войдя  по  этому
поводу с ним в контакт, они приняли у него заказ, который  выполнили.  После
чего зачистили сам "объект". Информация на сторону не ушла, но прецедент был
создан.
   - Нужно их "чистить", - высказал свое мнение "Сотый".
   - Нужно. Но пусть сделают еще по одной ходке! - согласился "Двенадцатый".
   - У  меня  заявок  на  полгода  вперед!  -  пожаловался  "Четырнадцатый",
отвечавший за заказы...
   "Сотый", "Двенадцатый" и "Четырнадцатый" спорили, твердо  отстаивая  свою
точку зрения, но спорили заочно, не видя друг друга и не зная друг о  друге.
Каждый из них высказывал свои предложения "Первому".
   - Если мы не сделаем прививку, то рано или поздно до этого  додумаются  и
другие!.. - настаивал "Сотый".
   - Если чистить всех  подряд,  то  работать  будет  некому!..  -  возражал
"Двенадцатый".
   - Если я буду отказывать заказчикам,  мы  потеряем  клиентов!..  -  пугал
"Четырнадцатый".
   Правы были все. Работать было некому. Но и прощать такое нельзя!
   - Пусть доделают последнее дело, а потом...
   - Убрать виновных - мало! Они и так почти выходили свой срок. Нужна более
серьезная акция, - напирал "Сотый", отвечающий за чистоту кадров.
   Это верно. Просто убрать их мало. Это никого ничему не научит, потому что
об этом никто не узнает.  Пятерки  знают  максимум  еще  об  одной  пятерке,
образующей десятку. И больше не знают ни о ком. Неизвестной  смертью  их  не
испугать. Смерть только тогда наказание, когда ты ее видишь и когда  умирает
известный тебе человек!
   В армии он бы выстроил  всех  в  одну  шеренгу  и,  выведя  перед  строем
виновных, снял им головы. В буквальном смысле слова.
   Но невозможно построить в одну шеренгу тех, кто  не  должен  видеть  друг
друга! Вернее, можно, но  тогда  придется  сразу  после  экзекуции  их  всех
зачистить. То есть в таком варианте  наказание  провинившихся  бессмысленно.
Требуется какое-то другое решение.
   Какое?..
   Он нашел, у него была светлая голова!
   - Пусть они выполнят последнее  задание,  после  чего  уйдут  в  тень,  -
распорядился "Первый".
   Это было еще не наказание - это было возмездие.
   - А чтобы другим неповадно было - уберите  в  каждой  десятке  по  одному
человеку, определив его жеребьевкой и объяснив, что это  вызвано  изменой  в
соседней десятке...
   Десятка - это не все, десятку выстроить  в  шеренгу  вполне  возможно.  А
дальше - посчитаться или сбросить в шапку  скрученные  бумажки  и  не  глядя
вытянуть их наружу - всем чистые, одному  -  с  крестом!  И  тут  же  этого,
выбранного судьбой несчастного, "поставить на штык-ножи"  в  соответствии  с
предложенным "Первым" сценарием.
   Чтобы все поняли: брать на стороне "халтуру"  -  это  плохо.  Что  за  их
самодеятельность будут отвечать не только виновные,  но  и  каждый  десятый.
Который пострадает тоже не безвинно, тоже за дело, так как не  досмотрел  за
своими товарищами, не доложил, не предупредил его проступок.
   Такая вот круговая порука.
   Именно так  поступают  военные,  начиная  от  Александра  Македонского  -
выстраивают бежавшее с поля боя подразделение и начинают считать по головам:
   - Раз.
   Два.
   Три...
   Десять!
   Выходи!..
   Тебе отвечать за трусость всех, пусть даже сам ты  первостатейный  герой,
дрался до конца и отступающих за пятки хватал.
   Соберут всех десятых и на  глазах  остальных  изрубят  мечами,  а  головы
насадят на  копья.  И  получится  забор,  иногда  многокилометровый.  Иногда
стокилометровый! Иногда от места бегства до родного дома!
   Зато больше никто не побежит, потому что поймут, что некуда  бежать,  что
хоть там, хоть там, все едино - смерть. Только на передовой геройская,  а  в
тылу позорная. А если ты таким трусом окажешься, что второй  раз  драпанешь,
то отвечать за это уже не только ты будешь, но и твоя семья, которую  сошлют
куда Макар телят не гонял на поругание и смерть.
   Это и есть круговая порука, когда каждый отвечает за каждого  и  не  дает
ему оступиться!
   Все верно придумал "Первый". Как надо. Для дела надо.
   Для бизнеса. И совершенно не важно, что ты при этом продаешь  -  колготки
или чужую смерть...
 
Глава 45 
 
   У управляющего банком "Развитие" все было в полном порядке.  Раньше  было
не в порядке, а теперь - в полном!
   Совсем недавно его банк пыталась подмять под себя  новая  "крыша",  нагло
подмять, жесткими методами, вначале убрав старую "крышу", а потом  выйдя  на
разговор с ним. Они заявились в  банк  и,  вручив  секретарше  килограммовую
шоколадку и зайдя в кабинет управляющего, стали  катать  его  по  роскошному
персидскому ковру ногами, втолковывая общеизвестные  христианские  истины  -
что нельзя быть  таким  жадным,  что  нужно  делиться  с  ближним...  Самыми
ближними на этот момент были они. И объевшаяся сладким секретарша.
   Делиться было жалко, не делиться - больно.
   Управляющий обещал подумать. Вместе с начальником службы безопасности.
   - А чего тут думать, соглашаться надо, - посоветовал  главный  специалист
по вопросам безопасности, пряча  глаза.  -  Это  ребята  известные:  их  или
"мочить", или с ними дружить - третьего не дано.
   - Я - за "мочить"! - категорически высказался банкир.
   - Я - тоже. Только кто ж за такое возьмется? Кто брался, тех уже нет.
   - Сто, - сказал банкир. - Я готов выложить сто тысяч!
   - Триста! - начал торговлю начальник службы  безопасности.  -  За  каждую
голову.
   - А сколько их? Всего?
   - Девять человек.
   - Да ты что?! Это же почти три миллиона!
   - Возможно, за опт они немного сбросят.
   - Кто - они?
   - Понятия не имею! - развел руками начальник службы  безопасности.  -  Но
знаю,  что  это  очень  серьезные  люди,  которые  берутся  за  заказ  любой
сложности.
   - А они не кинут? - заподозрил подвох банкир.
   - Исключено. Они берут деньги только за исполненную работу.
   - Что - серьезно? - поразился банкир такой в наше время наивности.  После
- это то же самое, что никогда. - А если им не заплатят?
   - Этим - заплатят, - заверил главный банковский охранник.
   Три миллиона было много. Но если новой "крыше" отстегивать  даже  по  два
запрошенных ими процента, то к концу финансового года может  накапать  почти
столько же. После чего начнется новый отсчет.
   Но три "лимона"?!
   - А подешевле у тебя никого нет? - с надеждой спросил управляющий.
   - Навалом. Но без гарантии результата. Без гарантии это и  значит  -  без
результата. И с последствиями. Если "крышу" недострелят  или  недорежут,  то
они, осерчав, могут завалиться в банк и затребовать три процента.  Или  даже
четыре. А это!..
   - Ладно, передай, что я согласен. За "лимон".
   - За два с половиной, - кивнул начальник службы безопасности.
   - Их же всего - девять!
   - Нет, целых девять, - поправил шефа главный охранник. - Вы не  правильно
считаете. Девять "быков",  за  каждым  из  которых  числится  по  три-четыре
отсидки и по несколько трупов.
   Да, это совсем другой счет.
   - Добро, - капитулировал банкир. - Две пятьсот.
   - И еще сто посреднику.
   - А кто посредник?
   - Я...
 
*** 
 
   На "наехавшую" на банк "крышу" -  кто-то  "наехал"!  Причем  не  словами!
Некто остановил собиравших дань "быков" и вежливо посоветовал валить  отсюда
куда подальше, пока им рога не пообломали! "Быки", конечно, возбухнули и тут
же словили таких плюх, что легли на асфальт фейсами в грязь.
   - Какая падла?! - бушевал главарь банды. - Урою гнид!..
   Но обидевшие "быков" "падлы" угроз не испугались, "забив стрелку".
   По  городу  была  объявлена   всеобщая   "бычья"   мобилизация.   "Быков"
вытаскивали с "хаз" и "малин" и даже  с  нар  местной  "крыши"  под  честное
бандитское слово и хорошие бабки.
   Заказано было девять "бычков"  -  набралось  почти  вдвое  больше.  Толпа
вооруженных до зубов, в форменных кожаных  куртках  молодцов  загрузилась  в
пять джипов и рванула за город, на пустырь, где была назначена "стрелка".
   - Зубами порвем! - хвастались друг перед другом "быки",  клацая  золотыми
челюстями и затворами автоматов.
   Пять джипов выскочили на пустырь, рассыпавшись веером. Из  машин,  лениво
переваливаясь и сплевывая сквозь зубы  на  носки  ботинок,  полезли  "быки",
ощетинившиеся стволами.
   Пустырь был пуст.
   Милиция о "стрелке" знала, но на пустырь  не  сунулась.  Милиционерам  их
жизнь была пока еще дорога.
   Никого!..
   - Сдрейфили, падлы!.. - не удивились "быки". А кто бы не сдрейфил? Кто не
дрейфил, тех в земле сырой червяки доедают!
   - Аида по домам!
   Но тут на дальнем конце пустыря показалась машина - даже не джип, даже не
"десятка" - какой-то задрипанный "УАЗ". "Быки" расхохотались.
   "Уазик" подкатил ближе и развернулся задом. Дверцы распахнулись. "Быки" с
интересом заглянули внутрь.
   В салоне никого не было. Только какой-то фраер валялся на полу. За ручным
пулеметом.
   Но фраер в переговоры вступать не стал. Он припал  щекой  к  прикладу  и,
слова не сказав, нажал на спусковой крючок. Пулемет  вздрогнул  и  застучал,
как швейная машинка "Зингер". Одной длинной, ровной, бесконечной очередью.
   Пули точно размеренными "стежками" прошли по толпе  "быков",  пришпиливая
их к земле. В салоне "УАЗа" звонким градом посыпались выбрасываемые затвором
гильзы. "Быки" всплескивали руками, в которых были зажаты бесполезные, так и
не снятые с предохранителей автоматы.
   Кто-то попытался открыть ответный огонь, но был тут  же  сбит  бьющими  в
упор пулями.
   Кто-то в панике крикнул:
   - Шухер!
   И побежал. Но недалеко.
   В спину ему ударила короткая,  в  три  патрона,  очередь,  которая  легко
догнала и опрокинула беглеца навзничь.
   Еще одна длинная очередь прошла низом, по телам уже поверженных  "быков",
нащупывая и шевеля их.
   Та-та-та-та!..
   Пулемет дожевал ленту и затих. Наступила оглушительная и в  самом  прямом
смысле слова мертвая тишина! Прошло буквально несколько секунд - никто  даже
ничего не успел понять, а полтора  десятка  трупов  корчилось  в  агонии  на
земле. Еще пять бандитов громко  стонали,  зажимая  руками  раны  и  пытаясь
отползти в сторону.
   Из "уазика" раздалось несколько тихих, как кашель, одиночных выстрелов. И
после каждого один из раненых вздрагивал и затихал. Навек.
   Еще через секунду дверцы "УАЗа" захлопнулись, и машина уехала...
   Все было кончено. С "крышей" кончено!
   И по-другому быть не могло!
   "Быки" привыкли "перетирать", пугая противника и постепенно распаляя себя
на драку. А здесь никто никого не пугал. И  не  собирался  пугать.  Здесь  -
расстреливали.
   Предпочитающим загонять стаей заведомо слабую жертву бандитам было трудно
противостоять хорошо обученным и натасканным на убийство бойцам. Которым  не
надо было себя подстегивать.
   "Быки" - они, конечно, с виду очень  страшны,  но  только  телкам,  а  не
пастухам!
   Кто был тем  пулеметчиком,  лишившим  полгорода  "крыши",  установить  не
удалось. Потому что пулеметчик ни разу из "уазика"  даже  не  высунулся!  На
снятых милицейскими оперативниками пленках ничего, кроме распахнутой настежь
задней дверцы и бьющего из-за них огонька, разобрать  было  невозможно,  так
как съемка велась издалека. Правда, был еще номер машины!.. Но  очень  скоро
выяснилось, что машина угнана за полчаса до  "стрелки"  и  сразу  после  нее
сожжена. Причем в ней даже стреляных гильз не нашлось...
   Управляющий банком "Развитие" торжествовал. Потому что  победил!  Да  еще
при этом и сэкономил! Он заплатил два с половиной "лимона" за девять трупов,
а ему на ту же сумму "отпустили" двадцать! То есть каждый  мертвец  обошелся
ему вдвое дешевле первоначально запрашиваемой цены!
   Наемные убийцы оказались  не  жмотами,  оказались  на  удивление  щедрыми
ребятами.
   Управляющий был счастлив!
   Но, кажется, счастлив преждевременно...
 
Глава 46 
 
   "Первый" не всегда был первым. В детстве  -  последним,  потому  что  был
довольно хилым. Его частенько колотили ребята из его двора.  И  из  соседних
тоже. Что самое обидное - не самые сильные ребята, а самые  слабые,  которых
били более сильные. Им нужно было на  ком-то  вымещать  свои  обиды,  и  они
выбрали его.
   - Ну-ка, ты, иди сюда! - кричали ему, маня пальцем.
   Он шел, хотя знал, что его будут бить. Но если не идти, то бить будут еще
сильнее.
   - Ты че у Витьки ручку зажилил и не отдаешь?..
   Ручка  была  предлогом.  Вместо  ручки  мог  быть  ластик  или  насос  от
велосипеда. Бить просто так, ни за что, в их дворе было не принято, и бьющей
стороне  приходилось  к  чему-нибудь  прикалываться,   изображая   из   себя
благородных мстителей.
   Когда его били, он не плакал - он молчал, про себя ненавидя  истязателей.
А после вымещал свою злобу на беззащитных животных - на бездомных  кошках  и
собаках. Он ловил их и мучил, вначале  привязывая  им  к  хвостам  банки,  а
потом, войдя во вкус, расстреливал из рогатки.
   Когда об этом узнавали во дворе, а узнавали всегда, -  его  били.  Причем
куда сильнее, потому что за дело.
   Но чем сильнее его били, тем хуже приходилось бездомным животным.
   Он привязывал дворняг веревкой к столбу и, набрав круглых камешков, пулял
в них с расстояния в три метра.  Собаки  визжали  и  волчками  крутились  на
месте. Убежать они не могли - веревка не давала.
   Одну из собак он случайно забил до смерти, угодив ей  камнем  в  глаз,  и
испытал очень сложное, из смеси страха  и  стыда,  чувство.  Удовольствия  -
тоже! Он смотрел на только что скулившую  дворнягу,  которая  теперь  лежала
недвижимо, вывалив на асфальт язык. Ее убил - он! И  от  этого  почувствовал
себя сильным. Даже более сильным, чем его сверстники, которые били его.  Они
- били, а он - убил!
   Через несколько дней ему захотелось вновь испытать то, незнакомое ему, но
такое привлекательное ощущение - ощущение  собственной  силы  и  власти  над
зависимым от него живым существом.
   Он боролся с собой, но недолго. Он поймал кошку  и  утащил  ее  в  подвал
заброшенного дома. Эту кошку он убил уже не случайно, уже сознательно. И  не
из рогатки - он забил ее металлическим прутом. Наверно, он на это не решился
бы, но кошка, словно что-то почуяв  и  пытаясь  вырваться,  исцарапала  его,
из-за чего он сильно на нее разозлился... Когда  железный  прут  первый  раз
ударил в мягкое, податливое тело, ему стало жутко. Потом - нет. Потом ударов
было много. А когда много - уже не страшно! Все равно что  коврик  выбиваешь
или старую шубу.
   Он закопал кошку и прут там же, в подвале. Пошел домой.  Как  следует,  с
мылом, вымыл в ванной руки, на которых нашел мелкие темные капельки брызг. И
спокойно съел свою гречневую кашу с молоком.
   В смерти не  оказалось  ничего  таинственного  и  ничего  ужасающего.  По
крайней мере в чужой смерти. Была кошка - и  не  стало  кошки.  А  пусть  не
царапается!..
   Наверно, в  нем  что-то  переменилось.  Потому  что  во  дворе  его  бить
перестали. Никто не задумывался, почему - просто  перестали,  и  все!  Но  и
водиться с ним перестали тоже.
   Он держался особняком, у его бывших приятелей были свои занятия, у него -
свои. Нет, он не стал каждый день убивать по дюжине кошек и собак, этого  не
было, но он постоянно думал, как  он  может  убивать.  Кошек.  Собак.  Своих
обидчиков. В фантазиях все было еще даже менее страшно, чем там, в  подвале.
Он тыкал финки в животы своим врагам  и  выкалывал  им  глаза...  Его  очень
сильно обидели, и поэтому он очень жестоко мстил. Но его  обидели  тогда,  а
свою месть он смаковал теперь.
   Однажды, когда он возвращался из школы, он услышал визг тормозов и чей-то
крик. На месте аварии он оказался одним из первых.  В  луже  крови  корчился
сбитый машиной человек. Под ним, на асфальте,  быстро  расползалась  темная,
вязкая лужа. Он прерывисто, хрипло дышал, страшно  закатывая  глаза,  пуская
кровавые пузыри и дрыгая ногами.
   Вокруг собиралась толпа.
   - Боже мой! - причитали, ахали женщины, прикрывая лица ладонями. -  Какой
ужас! Тут же дети, уберите детей!..
   Но его можно было отсюда не убирать, он был спокойнее этих  женщин  да  и
многих мужчин. Он внимательно и даже жадно наблюдал за умирающим  пешеходом.
Который умирал примерно  так  же,  как  кошка...  Оказывается,  все  умирают
одинаково - хоть они кошки, хоть люди...
   Сбитый  пешеход  подергался  в  агонии  и  затих.  Дальше  смотреть  было
неинтересно. Он повернулся и пошел. И снова ел свою кашу, не  испытывая  при
этом никакой тошноты.
   После школы  он  стал  лаборантом  в  мединституты,  куда  его  по  блату
пристроила мать, которая считала, что так  ему  будет  легче  поступить.  Он
ухаживал за лабораторными животными и их же резал.  Причем  очень  спокойно,
давая фору иным студентам.
   - Крепкая психика у  этого  парнишки!  -  удивлялись  работники  кафедры,
наблюдая, как он распластывает очередную, которую сам же и выкормил,  крысу.
- И очень твердая рука. Хорошим хирургом будет.
   Но в институт он не поступил и загремел в армию.
   Где, учитывая его медицинский опыт, попал в военно-полевой  госпиталь.  А
там с  подъема  до  отбоя  возил  половой  тряпкой  и  протирал  шкафчики  с
лекарствами.
   Но потом госпиталь послали в Афганистан  -  прочитали  приказ  о  срочной
передислокации и дали полдня на сборы. Врачи поб