ктней, если б над бруствером поднялся в рост
полковой трубач и, прижав к губам свою трубу, сыграл сигнал атаки. Или
комиссар, задрав правую руку с зажатым в ней пистолетом, прокричал: "За
Родину! За!.." Или, в крайнем случае, убеленный сединами боевой генерал
поднял бы трубку полевого телефона и по-простому сказал: "Вперед, сынки!"

Это было бы гораздо эффектней!

Но ни трубача, ни комиссара, ни генерала не было. Был единый во всех лицах
я. Мне и надлежало трубить, кричать и жалеть идущих в пекло сынков. Я
должен был начинать, вести, развивать и завершать задуманную мной же атаку.
Мне в ней погибать и побеждать.

Я печально вздохнул и скомандовал начало:

- Пора, Контролер. Ни пуха... А шел бы ты, то бишь я, к черту!

Первую засаду я устроил недалеко от ремонтируемого дома. Я уселся на
скамейку возле дальнего подъезда и, развернув газету, стал ждать. Ждал я,
как и предполагал, 25 минут. За эти дни я хорошо изучил график приходов и
уходов каждого приговоренного и мог с большой долей вероятности просчитать
время их перемещений. Первый появившийся обреченный был весел и оживлен,
как и следовавший подле его правого плеча телохранитель. Мой подопечный
имел дурную привычку бегать по утрам трусцой. Он думал, это сбережет ему
здоровье. Он предполагал долго жить.

Я пошарил во внутреннем кармане и вытащил непочатую пачку сигарет.

Подопечные прошли второй и третий подъезды. Я открыл пачку.

Они шагнули на крыльцо, потянулись руками к двери. Мой указательный палец
уперся в слегка выступающую над другими сигарету. Вообще-то это была не
сигарета, а пусковая кнопка, а сама пачка заряжена не табачными изделиями,
а хитрой электроникой. Да и была она не пачкой, а электронным дистанционным
пускателем. Легкий нажим. Полторы сотни сопротивлений, микросхем и
конденсаторов преобразовали движение моего пальца в радиоэлектронный
импульс, который, сорвавшись со стержня антенны (расположенной рядом с
кнопкой сигареты), достиг микроприемников. Те дешифровали принятый сигнал,
превратив его в слабый, но достаточный для взрывателей электрический
разряд. Взрыватели одновременно сработали. "Пластик" взорвался, разом
обрезав удерживающие люльку тросы. Микровзрывы были очень тихие и очень
действенные. Они разрушили только трос и ничего вокруг. Люлька вздрогнула и
бесшумно рухнула на ничего не подозревающие головы обреченных мною на
смерть людей. Они даже не почувствовали боли, когда триста килограммов
металлических труб, досок, краски и полупустых, привязанных к раме ведер
раздавили их. Специального состава взрывчатка сгорела, не оставив никаких
следов, кроме распушенных концов непонятно по какой причине оборвавшихся
тросов. Кое-что могла бы объяснить специальная экспертиза, но кто ее в этой
глуши будет делать.

Я вытащил из пачки пускателя сигарету, закурил и пошел себе подальше от
места случайной трагедии. Не люблю я наблюдать размозженные трупы. Пройдя
два квартала, я остановился у "своего" "Москвича", на всякий случай
осмотрелся вокруг и, запустив мотор, неторопливо, соблюдая все дорожные
правила" покатил к объекту ‘ 2.

Время 9.15. Пока в графике.

Подкарауливая следующую жертву, я сидел в небольшом кафе за столиком возле
окна и изжевал уже вторую порцию сосисок с гарниром. Сосиски были
противные, гарнир им соответствовал. При такой нерасторопности будущего
покойника я мог запросто заработать хронический гастрит из-за чрезмерного
потребления недоброкачественных продуктов. Счастливы простые люди: они едят
где и когда хотят и, главное, что хотят. Мне бы отодвинуть тарелку с
недоеденной пищей, вписать пару ласковых предложений в одноименную книгу и
пойти в ближнюю поликлинику промывать надорванный желудок. Но не могу.
Очень мне это кафе нравится... расположением входной двери и окон. Еще два
стакана чаю с пирожком - и придется уходить, перенося операцию на вечер. А
это значит еще по меньшей мере одна порция сосисочного яда внутрь. Уж лучше
бы сейчас отмучиться, но я не могу обращать на себя внимание чрезмерным
аппетитом. Люди в моем положении не должны претендовать на пищевые рекорды
из Книги Гиннесса. Им излишнее любопытство, чем бы оно ни было вызвано,
дивидендов не приносит. Но мне повезло. На последнем глотке чая объект
объявился. Машина остановилась возле тротуара на своем обычном месте.
Теперь от ее дверцы до двери подъезда жертве нужно было пройти пятьдесят
метров.

Я вывалился из кафе и, играя изрядно подвыпившего гражданина, пошел вдоль
стены дома. Возле самого подъезда мне стало плохо. Я прислонился к двери и
схватился за горло. Вот и долгожданное освобождение от ужасных
общепитовских сосисок, плавающих в общепитовском же чае. Уж как-нибудь без
поликлиник обойдемся, своими силами. Вот сейчас! Вот-вот!

Но мне помешали.

- Ну-ка ты, дерьмо бутылочное, вали отсюда! - крикнул приблизившийся
телохранитель и брезгливо отбросил меня в сторону.

Что от него и требовалось.

С трудом удержав тело в равновесии, а сосиски в желудке, что доказал
судорожным зажиманием рта ладонью и подозрительными бульканиями (а зачем
мне показывать полное лицо, если можно только половину?), я отскочил на два
шага, больно наступив каблуком на ногу объекту покушения. Одновременно
незаметным движением свободной руки я ткнул его сквозь одежду в бедро
тонкой иглой небольшого, зажатого меж пальцев шприца-тюбика. Боль в
отдавленной ноге должна была отвлечь его внимание от игольного укола.
Сильная боль перекрывает более слабую.

Объект раздраженно оттолкнул меня. Я, бормоча извинения, отлетел на
тротуар. От удара, вызванного падением, сосиски вывалились наружу. Это
должно было охранить мое здоровье и оберечь от нежелательной разборки с
телохранителем. Кому охота возиться с опустившимся, к тому же облитым
блевотиной алкашом? Реальной опасности, кроме возможности испачкаться в
содержимом его желудка, такой представлять не может.

- Пошел вон! - прорычал телохранитель и дал мне крепкого пинка в
выступающий зад.

Тоже мне, хранитель, пинка дал, а нападения на хозяина не заметил!

Чертыхаясь, постанывая и утираясь, я покидал поле боя. Выигранного боя! Мой
подопечный еще ходил, еще чувствовал, но был уже покойником. Поступившее в
его кровь "лекарство" начало уничтожать его организм изнутри.

Он умер через три часа от внезапно случившегося сердечного приступа, хотя
до того на сердце не жаловался. Бывшие при нем близкие и друзья ничего
сделать не успели. Да и не смогли бы. Он был обречен. Как говорится,
медицина в данном случае бессильна. Его смерть пришла не тогда, когда он
умер, и даже не тогда, когда столкнулся на улице со случайным алкашом, а
много раньше, когда он услышал о странном, не входящем в реестр службы
безопасности учреждении. Вот тогда он и скончался.

Но я кончины своего подопечного не ожидал. Я спешил. Бросив "Москвич", уже
на других, но опять-таки "своих" "Жигулях" я мчался на следующую
сценическую площадку, где мне предстояло разыграть третье трагическое
действо., Пока в графике. Опережение семь минут. Признаков слежки Нет.

Только бы не нарваться на опасную своей непредсказуемостью случайность.

В какой-то степени происходящее повторяло недавнюю эпопею на судне. Тот же
принцип: один день - один покойник, но совсем другие масштабы. Тогда я
стриг верхушки и располагал днями, сегодня выкорчевывал корешки и
чувствовал себя тесно даже в рамках часов. Еще имелось одно существенное
отличие. Там мы были одни. Здесь приходилось действовать в окружении
прохожих, соседей и других не имеющих отношения к моей мести людей. Здесь я
пусть не юридически, но морально отвечал за каждую миновавшую цель шальную
пулю. Я не боялся лишних трупов, я не желал бесполезных трупов. Мне было
довольно запланированных.

Третьего мафиозного главаря я добыл с крыши его же дома. Нет, я не прыгал
сверху Тарзаном ему на плечи, не ронял с карниза кирпичи. Я, поднявшись на
заранее отпертый чердак, запустил в опять-таки заранее просверленное в
вентиляционном стояке отверстие сдвоенную тонкую трубку. В одной половинке
был запрессован глазок микрокамеры, в другой не было ничего. Аккуратно
опуская ее вниз, я подсчитывал стравливаемые с катушки сантиметры. Кажется,
все. Теперь воткнуть ближний конец видеошнура в гнездо, расстегнуть верхнюю
панель, открыть монитор, включить питание, отрегулировать настройку.
Сделано. На тусклом экране я различил лохмотья висящей по стенам пыли и
светлый узор точек от декоративной вентиляционной решетки. Так, понятно.
Для того, чтобы хоть что-то увидеть, надо развернуть камеру на 180
градусов. Я тронул ручку горизонтального смещения. Решетка вползла в экран.
Сквозь нее я различил дверь, сливной бачок, унитаз.

На месте.

И снова ожидание. Десять минут, двадцать, сорок... Минуло расчетное время.
Пошел наработанный запас. Час, десять, час двадцать... Открылась дверь.
Вошла средних лет женщина. То ли супруга, то ли гостья хозяина.
Развернулась к камере спиной, задрала юбку. Я воспитанно отвернулся от
монитора. Вообще-то зря. Наблюдатель не должен отрывать взгляд от зоны
наблюдения, что бы ни увидел. В данном случае я допустил нарушение
инструкции. Ушла. Закрыла дверь. Снова ожидание. Час тридцать... сорок...
пятьдесят. В ход пошел неприкосновенный резервный час. Он что, вообще в
туалет не ходит? В принципе?

Вновь открылась дверь. Ну наконец-то! В невеликий объем туалета ввалилась
массивная туша третьего претендента на смерть. Отдуваясь и ворча, он
расстегнул штаны и опустил седалище на хрупкий фаянс унитаза.

- Уф-ф!

Авторитет пыхтел, пыжился и обливался потом.

- Ну, ты скоро? - кричала из-за двери, судя по обращению, супруга.

- Счас. Еще попытаюсь. Счас.

Мне стало жаль страдающего запором преступного вожака, и я достал из сумки
небольшой, внешне похожий на аэрозольный, баллончик. На нем для маскировки
даже было написано что-то вроде "Дезодорант для ног. Не распылять вблизи
огня, не давать детям" и пр. ... Но это был не дезодорант. И предназначался
он не для ног.

- 0-о-ох, - охал, стонал и проклинал судьбу пищеварительный страдалец. Ну,
потерпи еще. Немножко осталось!

Я присоединил баллон к свободному патрубку и открыл вентиль. Смертельный
даже в малых дозах газ с шипением вырвался в трубку и по ней потек вниз, к
расположенному тремя этажами ниже туалету.

Я видел, как вначале вздрогнул, а потом сразу обмяк сидящий на унитазе
человек. Проблема кишечной непроходимости его больше не волновала.

- Ты скоро? Я не буду ждать! - возмущалась, кричала, негодовала не
ведающая, что творит, жена. - Ты слышишь? Слышишь?!

Он не слышал. Его уже не было в туалете, в квартире, на земле. Его легкая,
не ведающая запоров душа выпорхнула из тучного тела и вознеслась, возможно,
через ту же отдушину, откуда поступил газ.

Я вытянул видеощуп, смотал его на бобину, упаковал в чехол. Отверстие в
вентиляционной шахте я заткнул и затер специально подобранной под
окружающий колер замазкой.

Номер три. Без сучка, без задоринки. Пока мне везло, но лишь потому, что
еще живые противники не узнали о безвременной кончине своих товарищей. Мое
преимущество было очень шатким и уменьшалось с каждой новой минутой. Мне
надо было спешить. На ‘ 3 ушло слишком много времени. Слишком много...

По чердаку я прошел в дальний подъезд, спустился во двор и вышел на улицу.

Машины не было!

Вот это номер! Это называется, вор у вора дубинку украл! И главное, как не
вовремя!

Можно было попытаться перехватить любую другую машину, свободную или
выкинув из занятой водителя, но, как назло, улица была пуста. Пришлось,
вспоминая курсантскую юность, совершать марш-бросок: очень быстрым шагом в
людных местах и только там, где никого не было видно, - бегом до ближайшей
"своей" машины. Я бежал, но уже понимал, что не в графике, что темп
потерян. Я срезал расстояния, проскакивая с улицы на улицу через проходные
дворы, обходил долгие кварталы, пользуясь сквозными подъездами. Я хорошо
изучил город в дни предшествующей подготовки. Сегодня это сэкономило мне
массу драгоценного времени. Даже больше, чем я мог рассчитывать.

В сравнении с машиной я опоздал лишь на три минуты. Поиск и угон, тем более
захват новой машины стоили бы , мне гораздо больших временных потерь. Я
очень правильно рассчитал. Но это меня не спасло... Когда я захлопнул
дверцу своей очередной легковушки, у меня еще оставалась возможность
наверстать упущенное время. Но на первом же перекрестке в меня въехал
неизвестно откуда взявшийся "уазик".

Удар!

Вот она, идиотская роковая случайность, которой я опасался. Ее невозможно
учесть, к ней невозможно приготовиться, ее невозможно избежать. Хотя нет,
последнее утверждение - ложь! Я не верю в мистические предначертания. По
большому счету любая случайность - это оборотная сторона закономерности.
Стоит лишь получше покопаться в прошлом.

Там, на чердаке, я проиграл уйму времени. Угнанная машина стоила мне еще
трех минут. Если бы я работал не один, такого произойти не могло. Мой
напарник просто ожидал бы меня за рулем, не снимая ноги с педали газа. Но я
работал в одиночку, и вероятность случайности из-за этого возрастала
стократно. Рано или поздно она должна была сработать. Два предыдущих
прокола потянули за собой третий. Пытаясь наверстать потерянные минуты, я
гнал машину чуть быстрее, чем должен был, и проскакивая перекрестки чуть
более рискованно, чем если бы никуда не спешил. Не случись эти две, в
принципе одолимые затяжки, не произошла бы роковая третья.

Но и ее можно было избежать, если бы я смирился с дополнительным
двух-трехминутным опозданием. Я повторил ошибку прохожего, перебегающего
ради экономии тридцати секунд перекресток на красный свет. Я, как на
придорожном плакате, сэкономил минуту и поставил под угрозу жизнь. Так что
не будем взваливать на рок свои ошибки. Но об этом я размышлял позже. В тот
момент столкновения и переворота машины мне было не до отвлеченных материй.
От удара о баранку я на мгновение потерял сознание. И именно этого
мгновения хватило зевакам, чтобы заполнить своими любопытствующими телами
все подходы к дверцам перевернутой машины. Они были искренни, они хотели
помочь, но мне от этого было не легче.

Сразу десяток рук потянулись внутрь сквозь разбитые стекла. Они думали,
меня волновала жизнь. Но меня в данный момент волновала только набитая
спецсредствами сумка. Утрата сумки была бы равнозначна потере жизни. То,
что в ней находилось, не предназначалось постороннему взгляду.

- Сумку! Сумку! - требовал я, отталкивая добровольцев-спасателей. Вначале
сумку!

Наверное, они удивились такому невероятному, перед лицом смерти,
крохоборству, но сумку дали. Только после этого я позволил вытащить себя
наружу. Я не чувствовал боли. Мне некогда было чувствовать ее, мне нужно
было покинуть место аварии до того, как сюда прибудет милиция и "Скорая
помощь". Я не мог допустить ни забирающего последнее время лечения, ни
связанной с наездом проверки документов.

Я продирался сквозь руки, как сквозь колючий кустарник. Я отодвигал руки, я
раздвигал руки, я отдирал руки от себя.

- Остановите его.

- Помогите ему. У него шок!

Я не мог выбраться из такой плотной и активной толпы, не применив известных
мне приемов. Но я бы не смог избегать жертв, применяя эти приемы. Но я бы
раскрыл себя, допустив эти жертвы. И я из охотника превратился бы в дичь.
Круг замкнулся. Я оказался обезоруженным. Силовые методы оказались
невозможны. Нужно было найти какой-нибудь простой и действенный ход. Что
может убедить людей оставить меня в покое? Страх! Чего люди боятся более
всего? Потери жизни. Только это может перекрыть все прочие сиюминутные
чувства.

- Вы что, с ума сошли?! - заорал я что было сил. - В багажнике двести
литров бензина! Он сейчас рванет! Спасайтесь!

Мой вид и мой крик показались убедительными. Люди отшатнулись от машины.
Используя их секундное замешательство, я, отбросив в сторону двух
ухвативших меня доброхотов-спасателей, кинулся к ближайшей подворотне.
Теперь я мог разрешить себе действовать чуть более жестоко. Возможным
взрывом я аргументировал свое нежелание оставаться возле разбитой машины.

Все. Вырвался! Ушел!

В одном из ближайших подъездов я позволил себе минутную передышку. В
принципе я отделался легко. Серьезно пострадала только левая нога. Вставать
на нее было можно, но сгибать в колене затруднительно. Все прочее, несмотря
на обилие крови (ей-богу, словно порося резали), было несущественно - так,
мелкие телесные повреждения. Хуже дело обстояло с одеждой. Ее просто не
осталось. Показываться в этих пропитанных кровью лохмотьях на улице нельзя.
Необходимо было как можно быстрее обновить свой гардероб.

Я поднялся на этажи, послушал двери. Отбегая, вернее, отпрыгивая на одной
ноге на верхние марши, позвонил в одну, вторую, третью квартиры. Ту, где
никто не ответил, вскрыл универсальной отмычкой. Нельзя сказать, что мне
повезло, но кое-что подходящее в одном из платяных шкафов я обнаружил.
Замыв кровь в ванной, я залепил раны со специальным, состоящим из полусотни
лекарственных препаратов покрытием пластырем, заглотил две болеутоляющие из
аварийной аптечки таблетки. Через тридцать минут я покинул давшую мне приют
квартиру. Свою одежду, сложенную в прихваченный на кухне пакет, я бросил в
мусоропровод.

Я довольно удачно выкрутился из случившегося дорожно-транспортного
происшествия, но как бы не ценой провала операции. Мой кредит выглядел
угрожающе. Частичная трудоспособность заставляла забыть об активных,
связанных с бегом и прыжками, лазанием и рукопашным боем действиях. От
целого агента нынче осталась едва ли треть.

Случившееся на перекрестке странное происшествие рано или поздно через
каналы милиции дойдет до ушей авторитетов. Вполне возможно, что они смогут
связать его с эпидемией смертей, постигшей их товарищей. Кстати, последнее
обстоятельство - информированность оставшихся в живых об имевших место
несчастных случаях - сводит на нет все мои ранее разработанные планы. Вряд
ли они теперь будут открыто появляться в городе. А это значит, что
прекрасно задуманные и подготовленные четвертый и шестой несчастные случаи
останутся невостребованными. Может быть, пятый сработает? Хотя и тут не без
сомнений. Следует признать, что операция в том виде, в каком задумывалась,
провалена. Спасать ее - только усугублять и без того плачевное положение.
Если здание дало трещину, подпорки не помогут. Надо строить новое. Судя по
всему, возможности тайной войны исчерпаны и пора переходить к открытым
боевым действиям. Не сегодня-завтра противник, догадавшись о происходящем,
перейдет к долговременной и глубоко эшелонированной обороне - накопает
траншей и дотов, и тогда его из них ни за какие уши не вытянешь.

Вывод один - наступать надо сегодня, пока они не очухались, не сопоставили
факты, не сделали выводы. Значит, времени на отдых у меня нет. Ни минуты!
Ладно, война так война. Единственное, что меня не устраивало в ведении
полномасштабных боевых действий, - это определенная военной наукой цифра
потерь при наступательном, на закрепленного противника бое - один к трем. И
даже один к одному не подходило. Только, говоря футбольным языком, всухую.
Только три ноль. Пора интеллектуального противоборства прошла, теперь
придется поработать руками. А учитывая, что для задуманного дела они
коротки, придется удлинить их специальной, усиленного боя винтовкой, взятой
из резидентского контейнера. Не хотелось скатываться до такой банальности,
но деваться некуда. На разработку и подготовку чего-то более изящного
времени не осталось. Будем импровизировать на ходу. Итак, место действия
известно, оружие определено, осталось установить сроки.

Чаще всего ликвидаторы, использующие длинноствольное огнестрельное оружие,
выполняют работу ночью. Ночью меньше вероятность напороться на способного
помешать делу зеваку, легче скрыться, проще замаскироваться в темноте и,
наконец, удобнее выцелить жертву в хорошо освещенном проеме окна. Днем в
помещении темнее, чем на улице, и определение объект