отовки. Эти трудились уже непосредственно на местах. Они отсматривали  и
снимали на видеопленку, да не просто снимали, а во многих ракурсах, в местах
усложненной топографии, на замедленной скорости все  основные,  резервные  и
эвакуационные маршруты президентских  перемещений.  Проверяли  и  опять-таки
фиксировали на пленку все помещения, где предстояло побывать Первому, и  все
помещения, выходящие дверями или окнами на коридоры и холлы, по которым  ему
предстояло хотя бы единожды пройти. Они же устанавливали и  хронометрировали
протоколы встреч и визитов, оговаривали этикет, ограничивали  или  расширяли
число лиц, допущенных до высочайших контактов.
   Отдельная бригада собирала информацию о лицах (начиная с глав  государств
и  кончая  горничными  и  уборщицами   на   этажах),   имеющих   возможность
потенциальных контактов с Президентом.
   Вся деятельность  второй  волны  охраны  увязывалась  с  подчиненными  им
местными  службами  Безопасности,  милиции,  гражданской  обороны,  пожарной
охраны и пр. В конечном итоге глазами, ушами и пальцами тысяч  приданных  ей
помощников охрана заползала во всякую приближенную  к  местам  президентских
визитов щель. И в каждой той щели выскабливала все до стерильного блеска.
   Одновременно в городах  и  весях  вычищались  все  не  внушающие  доверия
прослойки  населения.  До  известного  времени  из  мест  своего  привычного
обитания  исчезали  бомжи,  беженцы,  нищенствующие  попрошайки,  квартирные
сумасшедшие  и  психически  неуравновешенные  люди,  наркоманы,  хронические
алкоголики,  бузотеры  и  активисты  политических  течений  террористической
направленности. Ответственность за возможные  во  время  высочайшего  визита
эксцессы целиком возлагалась на местные органы правопорядка, которые в  этом
случае предпочитали переперчить, чем недоперчить.
   В подобных случаях нередко в одну лямку  с  милицией  впрягалась  местная
преступность.   Крупные   авторитеты   вышибали    из    городов    опасную,
труднопредсказуемую бандитскую шваль, наводили  известными  им  методами  на
улицах порядок. За координацию действий с криминальными  элементами  отвечал
специальный  отдел  в  службе  Безопасности.   Авторитеты   не   противились
управлению сверху, они понимали, что, случись что  во  время  президентского
визита, их головам на  плечах  не  удержаться.  Московская  Безопасность,  в
отличие от местных органов, с подозрительными личностями не чикалась и  свое
слово относительно возможных репрессивных мер в случае нарушения  временного
перемирия держала строго.
   Не     оставались      безучастными      к      визиту      и      прочие
административно-хозяйственные службы. Дорожники в спешном порядке  укрепляли
мосты, связисты проверяли кабельное хозяйство, военные выставляли  усиленные
караулы подле арсеналов, оружейных комнат  и  ангаров  с  тяжелой  техникой,
железнодорожники заворачивали на объездные магистрали или ставили  в  тупики
составы  со  взрыво-огнеопасными  грузами.  Трудились  все,  хотя  мало  кто
осознавал свое место в общем плане  профилактическо-подготовительных  работ.
Они просто переводили стрелки, опечатывали оружейки, перестилали асфальт...
   Так поступательно, мощно  и  совершенно  незаметно  для  глаз  обывателей
раскручивались маховики  гигантской  машины,  именуемой  на  казенном  языке
мероприятиями по обеспечению личной безопасности Президента.
   Глава восемнадцатая
   Он был единственным офицером в службе Безопасности, которому я мог  более
или менее доверять. В силу своих служебных обязанностей негласно надзирая за
своими коллегами по плащу и кинжалу, я давно составил о каждом  определенное
мнение. Лучшее - об этом, необходимом мне сейчас офицере. Все прочие в  моем
деле были не только бесполезны, но и опасны.
   Конечно,  собираясь  выходить  на  прямой   контакт   с   человеком,   не
принадлежащим Конторе, я рисковал. Но, не  выходя  на  контакт,  я  рисковал
много большим. Время одиночного противостояния заговорщикам закончилось. Мне
нужны были помощники.  Быть  в  двух-трех  местах  одновременно  я  не  мог.
Довериться старой агентуре после того, как я официально дезертировал с поста
Резидента Конторы в неизвестном направлении, -  тем  более.  Мои  московские
союзники  молчали.  Других  каналов  связи  с   ними,   кроме   проваленного
контактного телефона, я не знал. Близких друзей,  способных  не  задумываясь
броситься за меня в драку, я не имел. У  конторских  в  принципе  не  бывает
друзей, потому что любой друг, узнавший хоть на полслова больше положенного,
автоматически зачислялся в стан  врага  и  подлежал...  несчастному  случаю.
Волей-неволей приходилось искать случайных союзников.
   Офицера я "поймал" на рыбалке.
   - Как клев?
   - Так себе.
   - А если я устроюсь рядом с вами?
   - Валяйте, я реку не откупал.
   Полчаса мы честно кидали крючки в воду, пока я не убедился, что мой сосед
чист.
   - У вас лишнего лоплавочка не отыщется? - спросил я.
   Офицер молча раскрыл коробочку с рыболовными принадлежностями. Я  подошел
и стал копаться в крючках, грузилах, поплавках, а затем,  так  ничего  и  не
взяв, захлопнул коробку.
   - Вообще-то я к вам не как к рыбаку,  а  как  к  работнику  Безопасности.
Офицер напрягся.
   - Если у вас дело, то придите завтра ко мне на службу.
   - У меня дело, но на службу я к вам не приду.
   - В таком случае ничем не могу вам помочь.
   - Дело идет о покушении на жизнь Президента.  Если  вы  меня  сегодня  не
выслушаете, завтра страна лишится главы государства, а вы погон, зарплаты  и
спокойной старости.
   - Подобные вопросы выше моей компетенции.  Вам  необходимо  обратиться  к
моему начальству.
   - Я не уверен, что ваше начальство не участвует в заговоре.
   Офицер молчал, глядя на поплавок, который нещадно теребила  обгладывающая
червя рыба.
   - И все же я не могу вам помочь.
   - Но выслушать вы меня можете, учитывая, что в  вашу  организацию  я  все
равно не приду? Если вы боитесь наказания за инициативу, укажете в  рапорте,
что в других обстоятельствах  неизвестный  дать  информацию  отказался.  Что
единственной возможностью выслушать его было принять его условия. Поймите, я
имею основания говорить то, что говорю.
   Офицер давно  уже  оценил  обстоятельства,  при  которых  случилась  наша
встреча, мою  выходящую  за  рамки  просто  сплетен  информированность,  мой
безупречно наложенный и до неузнаваемости изменивший внешний облик грим.
   - Кто вы?
   - Скажем, так - коллега по ведомству.
   - Хорошо, я готов вас выслушать. Только позвольте мне переодеться.
   Я отрицательно покачал головой. Откуда я  знаю,  что  у  него  в  машине.
Может, пистолет-пулемет, может, диктофон или переносная радиостанция.
   - Давайте говорить здесь. И давайте рыбачить. Кстати, у вас клюет.
   Офицер поднял удочку, снял с крючка крупного ерша, машинально бросил  его
в садок.
   - Беседа, конечно, будет записываться?
   - Нет, но, если вы мне не верите, можете  молчать.  Я  готов  общаться  в
режиме монолога. На мои  вопросы  отвечайте  кивками  головы.  Договорились?
Офицер утвердительно опустил подбородок. В течение получаса  я  изложил  ему
все, что могло помочь делу и не навредить моему собеседнику.
   -  Если  вы  хотите  стопроцентной  уверенности,  отсмотрите  газеты   за
последний  год,  поинтересуйтесь  деятельностью  преступных  авторитетов   и
визитами к  ним  делегатов  столичных  группировок,  проанализируйте  сводки
происшествий. Единственно, что прошу, - не пишите скоропалительных  рапортов
начальству. Не за себя  прошу,  о  вас  заботясь.  Вряд  ли  после  подобных
признаний вы доживете до следующей зарплаты. Это вы, надеюсь, понимаете?
   Офицер вновь кивнул.
   - Если вы поверите мне, позвоните по телефону. - Я показал  ему  пальцами
несколько цифр. - И не пытайтесь искать меня  по  этому  номеру.  Там  будет
стоять только автоответчик. С вами мы больше не увидимся,  даже  если  будем
сотрудничать. Прощайте.
   Я уходил от него без рукопожатий, пятясь спиной и не  отводя  взгляда  от
его рук и ног.  При  всей  адекватности  его  восприятия  я  не  должен  был
исключать возможность спонтанного нападения. Проглотить подобную  информацию
сразу, да так, чтобы она поперек горла не встала, может далеко не каждый. Но
каждый, имеющий отношение к спецслужбам,  способен  понять,  что  его  очень
ловко и незаметно для него загнали в тупик. Что так и есть. Пойти и доложить
по инстанции о происшествии - значит, подставить свою жизнь, если  покушение
имеет место быть. Промолчать - значит, стать  невольным  соучастником  игры,
конечный итог которой не  ясен.  Пойти  или  не  пойти?  Подать  рапорт  или
воздержаться?
   Я надеялся на инстинкт самосохранения и благоразумие офицера.  Не  станет
он рисковать головой и карьерой только ради того,  чтобы  продемонстрировать
начальству свое служебное  рвение.  Зачем  ему  рассказывать  о  встрече,  о
которой никто никогда, кроме как от него самого, узнать не сможет? Да и  что
ему говорить? Я не оставил ему ни одной информационной зацепки,  кроме  пока
еще пустого  телефона.  Так,  досужая  болтовня  параноидального  соседа  по
рыбалке. Одни рассказывают про во-от  такого  сома,  сорвавшегося  с  зимней
удочки,  а  этот  про  покушение  на  Президента,  к   которому   он   имеет
непосредственное отношение. В лучшем случае над ним посмеются,  в  худшем  -
потребуют к ответу за незадержание  подозрительного  субъекта.  И  совсем  в
плохом - после того, как покушение, о котором говорил незнакомец  состоится,
понавешают всех возможных собак.
   Нет, этот выбранный мной из всех прочих офицер достаточно опытен и  умен,
чтобы совершать необдуманные поступки. И еще,  надеюсь,  честен.  Без  этого
качества он в деле, которое ему мною отведено, не помощник. А без помощников
мне сейчас невозможно.
   Глава девятнадцатая
   В  понедельник,  в  18.15,  за  39  часов  до  президентского  визита,  с
небольшого  подмосковного  аэродрома  взлетели  два  самолета  с  армейскими
опознавательными   знаками.   Они   летели   разными   маршрутами,   которые
заканчивались в одном населенном пункте. Самолеты летели в  режиме  молчания
по стерильно вычищенным диспетчерами воздушным коридорам.
   Самолеты приняли на борт команды первого  эшелона  президентской  охраны.
Две  команды.  Основную  и  дублирующую.  Первая  должна  была  обеспечивать
безопасный прием президентского самолета, вторая -  выполнить  ту  же  самую
работу, если первая не долетит до места. В любом случае аэродром  приема  не
должен был остаться без прикрытия.
   Самолеты сели на заранее  забронированную  полосу  местного  аэродрома  с
разрывом в сорок минут. Первый самолет  был  уведен  аэродромным  тягачом  в
"отстойник",  где  под   прикрытием   переносного   надувного   трапа-тубуса
освободился от груза. Другой замер в конце  резервной  полосы.  Из  него  не
вышел ни один человек. Даже  пилоты.  До  выполнения  своих  задач  основной
группой дубль-команда не должна была покидать самолет.
   В охраняемом ангаре одетые в защитную униформу, бронежилеты и  бронекаски
президентские "коммандос" разбились по пятеркам, уточнили боевое  задание  и
рассыпались по окрестностям аэродрома.  Каждый  "коммандос"  имел  при  себе
переносную    радиостанцию,    прибор    ночного     видения,     раскладной
пятнадцатикратный   бинокль,   автомат   с   подствольным   гранатометом   и
набалдашником  шумо-пламегасителя,  двойной  боекомплект,  сухпаек  на  двое
суток, маскировочный тент, совмещающий функции палатки и спального мешка,  и
радиомаячок  непрерывного  действия.  Каждая  пятерка  имела   малоформатный
миноискатель, гранатомет, аптечку. Боезаряды к гранатомету и  подствольникам
нес старший группы. Выдать их бойцам он имел право только при начале  боевых
действий и при отсутствии в зоне прямого  обстрела  президентского  самолета
или автомобиля. Таким образом обеспечивалась  защита  Первого  от  нападения
собственной  охраны.  Для  тех  же   целей   назначались   маяки-передатчики
постоянного действия. С их помощью координационное начальство всегда  должно
было быть в курсе дел каждой группы. Бойцам о двойном назначении маячков  не
сообщалось. Они думали, что  эти  приборы  служат  только  для  контроля  за
передвижением подразделений  и  поиском  раненых.  Одновременное  отключение
более чем трех  маячков  истолковывалось  как  потенциальное  предательство,
после чего группа блокировалась спецбригадой, а при присутствии  в  охранной
зоне Президента уничтожалась без выяснения причин молчания.
   Используя темное время суток, "коммандос" занимали все возвышенные  точки
на и подле аэродрома и вдоль трассы следования  правительственного  кортежа.
Подходы к засадам они маскировали с помощью естественного и  принесенного  с
собой бутафорского материала. С первым светом они  замирали,  растворяясь  в
окружающей местности подобно утреннему туману. Не зная об их присутствии, их
невозможно было обнаружить, даже пройдя в метре от засады. "Коммандос" могли
рассказать сотни комических случаев, когда крупнорогатый скот,  пастухи  или
случайные  грибники  опоражнивали  на  их  головы  переваренное   содержимое
желудков, в полной уверенности, что в ближайшей округе нет ни единого живого
человека.  "Коммандос"  матерились,  но  молчали.  "Коммандос"  должны  были
стерпеть все, среагировав только на явную угрозу.  И  тогда  им  разрешалось
бить на поражение. Окрики "Стой! Кто  идет?"  или  "Руки  вверх!"  Устав  их
службы не предусматривал.
   Возвышенные участки  местности  в  удалении  до  тридцати  километров  от
аэродрома занимали десантники. Их задачей было защищать подлетающий  самолет
от  "стингеров"  и  тому  подобных,  близкого  действия,  ракет.  Десантники
располагали только легким стрелковым вооружением. От десантников подступы  к
аэродрому защищали все те же "коммандос".
   Во вторник, к четырем часам утра, "коммандос"  заняли  исходные  позиции,
доложив по инстанции о готовности.
   До визита Президента оставалось 29 часов.
   Во вторник, в девять часов утра, в  радиусе  60  километров  удаления  от
аэропорта, неожиданно  взбунтовались  две  колонии.  Беспорядки  начались  с
пустяка,  с  пересоленного  поварами  супа.  Командиры   колонии,   опасаясь
тревожить начальство накануне высочайшего визита, попытались  нейтрализовать
возмущение  своими  силами.  Однако  на  переговоры  возмущенные  зеки  идти
отказались, в щедрые посулы  не  поверили.  Попытки  применить  силу  только
разогрели толпу. Разъярившиеся бунтари разбили  стекла  во  всех  внутренних
помещениях колонии, повалили несколько заборов, забросали вышки с  солдатами
обломками кирпичей.
   Непонятно каким образом о бунте стало  известно  в  соседней  зоне.  Зеки
поддержали своих  бунтующих  собратьев.  Начальники  колоний  обратились  за
помощью в Управление внутренних дел. Но было поздно.  Из  неизвестно  откуда
взявшихся обрезов, винтовок зеки расстреляли охрану  и,  приставив  к  стене
импровизированные лестницы, перебрались наружу. Оставшиеся в живых солдаты с
дальних вышек открыли стрельбу на поражение, убив  несколько  заключенных  и
загнав оставшихся за периметр забора. Но около двух  десятков  зеков  успели
уйти. Кроме уже имевшихся у них обрезов, они  прихватили  с  собой  автоматы
убитых солдат.
   ЧП подобных масштабов в регионе еще не случалось. Как назло, бунт  совпал
с визитом в область Президента.
   Начальникам УВД и Безопасности всех уровней не надо было быть провидцами,
чтобы почувствовать, как на их плечах, подобно пересохшим листьям на осенних
деревьях, зашевелились погоны. Ожидался кошмарный звездопад.
   Начальники срочно  собрали  неофициальное  совещание.  После  получасовых
матерных взаимообвинений они пришли к единому и, по их  мнению,  единственно
возможному в сложившихся обстоятельствах решению - бунт надо по  возможности
замолчать, а если это  не  получится,  максимально  занизить  его  масштабы.
Главное, пережить визит Президента, а там можно будет отбрехаться.
   Но для того, чтобы опасная информация не  просочилась  наружу,  следовало
как минимум подавить сам бунт  и  отловить  сбежавших  с  оружием  зеков.  В
ситуации качающейся карьеры кровь генералов уже не пугала.
   В колонии ввели спецвойска, усиленные батальоном  милиции.  Спасая  честь
мундира, выслуги и пенсии, генералы пошли даже  на  то,  чтобы  в  нарушение
ранее данного приказа  передислоцировать  часть  личного  состава,  несущего
патрульно-постовую службу в  зоне  проезда  правительственных  машин.  Улицы
второстепенного значения, охрану которых доверили местной милиции, оказались
неприкрытыми.
   Чем дальше  развивалась  ситуация,  тем  сложнее  увэдэвскому  начальству
становилось  удерживать  под  контролем  информацию,  но  тем  упорнее   они
концентрировали силы, стараясь возможно быстрее  задавить  очаги  зековского
сопротивления. Раз пойдя на  компромисс,  они  уже  не  могли  остановиться,
вынужденно продолжая действовать в  рамках  ранее  принятого  решения.  Гася
большое ЧП, они уже не думали о чинимых ими при этом мелких нарушениях.  Они
старались победить любой ценой, чтобы стать неподсудными.
   Бунт  задавили.  Зеки  захлебнулись  собственной   кровью,   но   вернуть
милиционеров на  места  несения  службы  уже  не  представлялось  возможным.
Передвижения подобных масштабов неизбежно привлекли бы внимание  контрольных
служб президентской охраны.
   Разбежавшихся по окрестностям зеков добивали уже в момент, когда  самолет
Президента выруливал к аэропорту. Зеки защищались  отчаянно,  до  последнего
патрона. Откуда они их только в таких количествах раздобыли!  Учитывая,  что
беглецы не  держались  толпой,  а  разбились  на  несколько  самостоятельных
вооруженных групп, бои шли сразу по нескольким  направлениям,  оттягивая  на
себя массу людских сил и техники.
   За  полчаса  до  проезда  Президента  по  городу  генералам  доложили   о
ликвидации последнего очага сопротивления. Генералы отерли непросыхавшие  от
испарины лбы, нацепили фуражки и поспешили на  встречу  с  Президентом.  Они
думали, что самое страшное осталось позади.
   В силу своего служебного положения одним из первых  о  бунте  в  колониях
узнал офицер Безопасности,  имевший  во  время  последней  рыбалки  странный
контакт с человеком, просившим его помощи в защите Президента.  Как  и  все,
офицер молча выслушал оперативную информацию о ЧП, но сделал  совсем  не  те
выводы, что остальные. Он сделал другие выводы.
   О бунте его предупреждал незнакомец. Он  так  и  сказал  -  начало  всему
положит восстание в зоне. Вооруженное восстание.  Случиться  оно  должно  не
позднее чем за сутки до прибытия правительственной делегации. Но навряд ли и
раньше. Двадцать два - двадцать четыре часа - идеальный срок. Если  в  зонах
прозвучат выстрелы, знайте,  операции  дан  ход.  Дальше  жизнь  или  смерть
Президента зависит только от наших действий. От моих и от ваших. Решайте.
   Вооруженное выступление заключенных случилось за  двадцать  три  часа  до
визита.
   Офицер не был новичком в своем деле. Он не верил в случайные  совпадения.
И еще он был честным человеком. Честным  с  рождения.  Так  его  воспитывали
родители.
   Офицер  вышел  на  улицу,  отшагал  два  квартала   и   из   первого   же
телефона-автомата набрал известный ему номер.
   "С  вами  говорит  автоответчик,  хозяев  нет  дома,  просим  перезвонить
вечером. Спасибо", - прозвучал незнакомый мужской голос.
   Офицер, не отрывая трубки от уха, выждал три минуты, которых должно  было
хватить на то, чтобы любой случайный человек, набравший номер, дал отбой.
   "Я рад, что вы позвонили", - сказал тот же голос после паузы.
   Офицер все еще сомневался, что действует правильно, но голос сказал:
   "Сейчас, если заговорщики рассчитали все правильно, а  я  думаю,  они  не
ошиблись, ваше начальство снимает со второстепенных улиц патрули  милиции  и
Безопасности, оголяя именн