е мешают основной работе, у нас
не возбраняются. Это личное дело каждого.

Я, конечно, стреляю похуже, чем дедок, и не смогу с такого расстояния взять
зверя, не попортив шкуру, но этого и не требуется. Мне этого хищника в
заготконтору не сдавать. Мне его только убить требуется.

Выстрел.

Бандит откинулся головой за кнехт. Но женщину это не спасло. По меньшей
мере несколько пуль ударили ее в спину, опрокидывая через фальшборт в море.
Вновь стрельба пошла по нарастающей. Сейчас они перегруппируются и пойдут в
атаку или, того хуже, отгонят судно подальше, высадятся где-нибудь на
берегу и прочешут местность. А с другой стороны подкатит вызванная по рации
подмога, которая охватит побережье подковой, вытеснит опасных стрелков к
воде и там спокойно, словно мишени в тире, расстреляет из полусотни
стволов. И на весь этот предполагаемый бой у меня в наличии всего четыре
патрона!

Похоже, надо рисковать.

- Старик! - крикнул я, повернувшись лицом к берегу, чтобы рассеять звук, не
дать возможность противнику просчитать по нему мое местоположение. - Ты
меня слышишь, старик?

Пули заколотили метрах в тридцати от меня. Черт, еще пара фраз, и они
нащупают место моего убежища. Неторопливой беседы у нас явно не получится.
Но если я не скажу то, что должен сказать, за мою жизнь все равно никто не
даст гроша ломаного. Только старик, если услышит меня и поймет, может
спасти ситуацию. Только он с его выдающимися способностями. Мне такое не
под силу.

- Старик! Антенну, антенну! Антенну!!!

Мне важно было отсечь сухопутную подмогу. С оставшимися мы как-нибудь
совместными усилиями справимся. Фонтанчики пуль поползли влево, пытаясь
нащупать мое тело. Старик молчал.

Я еще раз прикинул расстояние, отделившее срез дула от антенны, технические
возможности карабина и свои. Нет, как минимум три патрона на пристрелку, в
остатке один. Не осилю. Это будет напрасная трата зарядов. Мне бы их хотя
бы штук двадцать, тогда может быть. Ну, дед, ну, скряга! Предупреждал же я
его!

Единственное, что я мог предпринять, - это попытаться не допустить боевиков
с палубы во внутренние помещения. Чтобы не выдать себя выстрелом, сместился
дальше за ствол и в месте, где ветви были наиболее густы, отыскал узкую
щель-амбразуру. Теперь мне было сложно отсматривать все пространство
палубы, но зато я отлично наблюдал ее участок, прилегающий к дверям. Будь я
не ограничен в зарядах, довольно было бы вести психологическую,
неприцельную пальбу по двери и ближним стенам, чтобы отбить охоту у кого бы
то ни было приблизиться к простреливаемой зоне. Но весь мой боезапас
состоял из четырех патронов - мне надлежало пугать редко, но метко.

Удобно устроив карабин, я стал поджидать жертву. Скоро таковая, переползая
по палубе от укрытия к укрытию, приблизилась к зоне досягаемости выстрела.
Я тщательно выверил расстояние и в мгновение, когда он рванулся в дверь,
нажал курок. Ветки съели пламя выстрела, так что я остался невидимым.
Боевик всплеснул руками и осел на пороге, как я и рассчитывал, загородив
проход своим телом и тем усложнив задачу следующего храбреца. Я не
испытывал иллюзий: рано или поздно боевики перестанут лезть на рожон и
найдут обходной путь в радиорубку.

Следующий заряд я потратил на бандита, пытавшегося пробежать опасную полосу
вдоль дальнего фальшборта. Его я в последний момент зацепил за бедро. Он
упал и, опираясь на руки, быстро отполз назад.

На этот раз ответного шквального огня не последовало. Похоже, у бандитов
поистощились "пороховые погреба", а для того, чтобы пополнить боезапас, им
надо было как минимум прорваться в каюты. Не экономил патроны только
стрелок, распушавший очередь за очередью из иллюминатора кормовой каюты.
Похоже, рядом с ним стоял ящик со снаряженными магазинами. Будем надеяться,
что он не умеет обращаться с передатчиком, а если умеет, не догадается
бросить автомат ради телеграфного ключа. Но, конечно, лучше было бы
подстраховаться. Я прикинул, как можно выцепить его из иллюминаторной
амбразуры. Нет, двумя пулями здесь не обойтись. Да и десятью едва ли.

- Эй, паря, ты живой? - услышал я сверху, от корней упавшего дерева,
знакомый голос. - Я патроны принес.

Нет, таки сказану я старику пару ласковых, несмотря на его седины, когда
все это закончится. То жмет патроны, как Гобсек золотой дублон, то, когда
не спрашивают, предлагает. Пора было выбираться из убежища, которое в любое
следующее мгновение могло превратиться в смертельно опасную ловушку. Прояви
дедок хоть малую неловкость - и заметившие его боевики разнесут в щепу
прикрывающие меня ствол и ветки.

- Старик, автоматчика видишь? - негромко спросил я.

-Ну?

- Я сейчас к тебе буду перебираться, а ты его пугни.

Автоматчик, да у которого еще обойм немерено, был мне наиболее опасен.
Остальным меня еще выцеливать надо, а этому достаточно стволом в сторону
повести. С богом!

Одну за другой я выпустил последние пули в прятавшихся на палубе бандитов,
заставив их на мгновение притихнуть, и, быстро выскочив из убежища,
пробежал четыре шага вперед. Пятый шаг я сделал нелогичным. Я не продолжил
траекторию бега, а отпрыгнул назад. Несколько пуль ткнулись в землю впереди
меня. Еще шаг назад и рывок вверх по склону. Самое приятное, что автомат
молчал. Или стрелок меняет рожок, или дед отогнал его от иллюминатора.
Снова прыжок в сторону, упасть, откатиться, вскочить на ноги - осталось
совсем немного...

Дедок спокойно лежал за стволом сосны, выцеливая кого-то на палубе судна.

- Там еще один рядом был в каюте, - сказал старик, не отрывая глаз от мушки
винтовки. Значит, был? Похоже, что автоматчика дед испугал до смерти. Как
он умудрился отыскать его в темноте иллюминатора? Но стрелки меня уже не
волновали.

- Антенна? Как антенна? - с ходу спросил я.

- Там много железок. Какая антенна-то? - спросил дед.

- Мачту видишь? Теперь левее, еще, еще. Понял?

- Ага, - сказал старик и прилег щекой к ложе винтовки. - Теперь вижу.

Он выстрелил пять раз, пока перебитая антенна не упала на палубу.

- Теперь ладно?

Дело было сделано. Еще с полчаса мы, переползая с места на место,
постреляли по судну. И даже зацепили одного боевика. Вот и весь итог. Бой
принимал затяжной, позиционно-оборонительный характер, впору было копать
блиндажи, окопы полного профиля и протягивать по фронту колючую проволоку.
Лимит нашего превосходства, заключавшийся во внезапности нападения, был
исчерпан. Каждый боевик нашел себе надежное убежище, за которым сможет
пересидеть и не такой град пуль.

Вечером, под прикрытием темноты, они перегруппируются, тем или иным
способом переправятся на берег и с помощью подошедшей подмоги с двух
сторон, взяв в клещи, раздавят нас, как собака докучливую блоху зубами.

Если мы хотим спасти свою жизнь, то делать это нужно незамедлительно.
Каждая упущенная минута лишает нас нескольких десятков метров, отделяющих
от опасного побережья. Каждая минута закрывает еще одну свободную тропу.

- Не пора ли нам, старик, прощаться? - внес я, как мне казалось, наиболее
разумное в данной ситуации предложение. - Пока не поздно.

Ответ старика меня насторожил.

- А как же остальные?

Но еще более меня насторожило плавное движение ствола "тозовки" от судна в
мою сторону.

- Мы можем для них что-нибудь сделать? - ответил я вопросом на вопрос.

Реально мы могли сделать очень немного. Отсидеть в кустах еще час или
десять, подстрелить еще одного или двух бандитов, дождаться атаки и
схлопотать по десятку пуль в жизненно важные органы. Все. Хотя нет. Еще мы
могли начать фронтальное, в полную ширину моих и дедовских плеч;
наступление на превосходящего числом и закрепившегося на своих позициях
противника при массированной поддержке аж двух стволов стрелкового
вооружения. Такого враг, конечно, не выдержит, со смеху полопается.

- Дед, можно вдвоем в наступательном бою одолеть два десятка вооруженных
головорезов и остаться живым хотя бы в течение одной минуты? Что об этом
говорит наука тактика? Или ты японцев один к десяти ложил?

Старик молчал.

- А что делать, когда наступит ночь и мы не сможем контролировать их
перемещение?

Старик молчал.

- Пошли, дед. Заложникам мы не поможем, только бандитов озлобим. Так они
людей просто пристрелят, а по злобе измываться будут. Пошли? А?

Я сделал движение в сторону. Старик проследил меня дулом "тозовки". Ну не
стрелять же упрямца! Я сел.

- Чего ты добиваешься? Нашей смерти? Ну, пошли, постоим минутку на берегу,
доставим ребяткам удовольствие.

Старик опустил винтовку.

Конечно, старик был прав. Негоже оставлять на убой живых людей. Что они,
назначенный на колбасу мясо-молочный скот? Да и ситуация не была столь
безнадежной, как я желал, чтобы она выглядела. Способы освободить
заложников существовали, но уж очень дохлые, как оттаявший по весне комар.
А уж возможность выжить в них и вовсе приближалась к минус единице.

Я бы рискнул, поставил свою жизнь на кон, тем более что цена ей - две
строки в рапорте, но в голове моей была заключена не принадлежащая мне
информация. Я вообще не был человеком, я был сейфом на двух ножках. Сейф
может принять самостоятельные решения? Нет! Он должен ждать, когда его
откроют.

Согласно пунктам устава, поправкам к пунктам и дополнениям к поправкам, а
также должностным инструкциям и, наконец, здравому смыслу, мне следовало
избежать опасного, не влезающего в рамки задания приключения. Мешающее тому
обстоятельство - устранить любым известным способом. Сейчас этим
обстоятельством был старик-охотник, несколько дней тому назад спасший мне
жизнь. При всей эмоциональной отвратности этот предписанный мне правилами
Конторы поступок был очень логичен и в чем-то даже милосерден. Я лично могу
устранить трех-четырех бандитов, Контора, если я до нее доберусь, вычистит
всех. Достаточно будет слегка соврать, завысить уровень их проникновения в
Тайну, чтобы неотвратимая кара настигла беглецов хоть на острове Пасхи.
Здесь осечки не будет - голову на отсечение дам. С другой стороны, скольких
людей я еще спасу, если моя информация достигнет цели. Судя по всему,
нынешние мои противники в бирюльки не играют: ревизоров прикончили,
заложников не пожалели. А я узнал лишь малую часть их деятельности! Какое
количество "мокроты" тянется за ними еще, можно только догадываться. А
сколько планируется в будущем... Ладно, допустим, влезу я в драку, прихвачу
вместе с собой на тот свет полдюжины бандитской мелкоты. А главарей упущу!
Подрежу у гидры несколько коготков, через неделю новые отрастут. Любители
пострелять всегда найдутся. И потянется кровавый след дальше. Так что
логичнее сделать? Покрыть своей смертью преступную организацию или, пусть
ценой жизни не понимающего, что творит, старика, прервать кровавое действо?
Пойти на одно вынужденное убийство, чтобы не допустить сотни? Что в этом
аморального, противоречащего нормам человеческого общежития? Вы спросите
будущие жертвы, что они об этом думают и согласны ли положить свои сто
голов против одной, пожившего на этом свете старика. Не однозначно? То-то.
А сам старик согласится на такой обмен, или сердце екнет?

Другое дело, что я не могу рассказать деду всю подоплеку дела, объяснить,
что, отпустив бандитов восвояси, мы вернее достигнем отмщения, чем если
будем отстреливать их по одному. Погибнуть мне сегодня - то же самое что
объявить им полную амнистию.

Вот и выбирай между должностными предписаниями, долгом, логикой и эмоциями.
Поступить благородно сегодня, рискуя обрести завтра бесчестье, или
поступиться сиюминутными принципами ради скорого триумфа справедливости?
Лично я предпочитаю последнее. Но дед? Но его пятимиллиметровая "тозовка"!
Никак они не хотят соглашаться! Так что делать?

Я сомневался еще несколько секунд, пока не принял решение. Поиздевался
дедок надо мной вволю, теперь моя очередь. Он хочет скандала? Он его
получит! Сам напросился.

Я сбросил предохранитель, развернул карабин на старика. Он встречно вскинул
"тозовку". Теперь мы напоминали дуэлянтов-гусар, сильно повздоривших во
время пирушки и мгновенно протрезвевших, когда дело дошло до пистолетов. Ни
тот, ни другой не решался стрелять. Ни тот, ни другой не опускал оружия. Мы
уравняли свои возможности.

А ты, дедок, думал, один можешь пугать людей?

- Теперь слушай! - сказал я. - Только палец с курка сними, а то со злости
ненароком бабахнешь.

- А ты за мой палец не болей. Ты за себя болей, - отвечал старик.

- Тогда так. Не хочу тебя расстраивать, но ты влип, крепко влип! Спас ты,
дед, не бедного странника, а вполне конкретного работника службы
безопасности, и все, что ты мне рассказал, ты рассказал должностному лицу
при исполнении служебных обязанностей. Я тебе, конечно, благодарен, но
покрывать не стану. Откровенничал ты зря. Десятой доли содеянных тобой
преступных эпизодов хватит на то, чтобы запереть тебя в лагере до конца
дней. Побег, подмена документов, последнее двойное убийство. Ах да, еще
плюсуем два трупа на корабле. Или три? Это, если въедливый прокурор
попадется, вышак. Грустно, дедок. Грустно?

Я увидел, что у старика затрясся на курке палец. Не переборщить бы. Возьмет
да пальнет с расстройства. Нелегко такое разочарование перенести спас,
обогрел, рассказал все как человеку, а он возьми и поставь под карающий
меч. Свинство! Это если цензурно выражаться. А лучше не выражаться, а
давануть на собачку - и поминай обидчика как звали.

- Эй, дед, ты не волнуйся, я еще не все сказал. И пальчиком не грози. Он у
тебя, между прочим, на курке лежит.

Дед поморщился, но ничего не ответил. И палец не убрал. Все-таки приятно
иметь дело с профессионалом. Другой бы давно пальнул с перепугу, а этот не
спешит, уверен в своих силах, уверен, что успеет упредить мои действия.
Наивный, не знает он всех наших уловок.

- Короче, сидишь ты, дед, в дерьме по самые уши. Не позавидуешь. И выхода у
тебя всего два: на гашетку жать и пулю мою встречную в лоб получать или в
точности выполнить то, что я тебе сейчас скажу. - Разозлился дед, заиграл
желваками. Не любил он такой тон, еще с тех давних времен, когда выбивали у
него показания в следственных кабинетах. Пахнуло ему в ноздри знакомым
духом. Но и выхода у него не было - или слушай, или обменивайся встречными
пулями. На то и расчет. Злобность дедова мне в деле не помешает, а вот
неверие в Мои угрозы - может.

- Кораблик ты возьмешь один. Не без моей помощи, но один! По крайней мере
все должны считать именно так. И заложников, если они живы, освободишь
один, и бандитов покараешь, если они доброго языка не поймут, тоже в
одиночку. Это мое единственное и главное условие. И не дай бог, хоть одной
живой душе расскажешь обо мне и моих действиях. Считай тогда себя коренным
жителем тундры. Лишнее слово - лишний год рудников. Я не шучу. Если будут
спрашивать о втором стрелявшем стволе, изображай ничего не понимающего
лесного идиота: да, кто-то бегал, кто-то стрелял, но кто, ты не знаешь, и
куда он делся, не ведаешь. На том и стой. Твоя свобода за твоими зубами
хоронится: раскроешь лишку, выпорхнет - не поймаешь. Подтверждение
требуется? Документы, ордера, постановления?

Дед помотал головой. Для узнавания ему было довольно моего
чекистско-следственного тона.

- Вот и ладно, будем считать, ты подписал расписку о неразглашении. А
теперь к делу.

Я демонстративно убрал карабин. Мгновение посомневавшись, старик сделал то
же.

- Сука ты, - сказал он.

А это сколько угодно. Это в мою характеристику не впишут.

На том и порешили. Суть дела в отличие от преамбулы я изложил быстро.

- Главное, не допускай их в рубку и к якорям, - в заключение повторил я,
если они уведут судно, наша карта бита.

Сам я, спустившись к небольшой, впадавшей в море речке, начал собирать
бутылки. Нет, я не хотел богатеть за счет сдачи дармовой посуды, я хотел
разжиться дополнительным оружием.

Как я и рассчитывал, бандиты трезвенниками не были - бутылок я нашел в
изобилии.

Не стало дело и за бензином. Прокравшись за кустами к бочкам с горючим,
предназначенным для заправки автомобилей, я пробил одну из них сбоку ножом
и заполнил пять бутылок. Горлышки я заткнул обструганными по размерам
сучками. К ним привязал обрывки случайной тряпки. Фугасные гранаты системы
"молотовский коктейль" были готовы. До Ф-1 они, конечно, не дотягивали, но
в деле сгодиться могли.

Следующий этап операции, стопятидесятиметровый заплыв, обещал мне крепкий
насморк или пулю в голову. Вообще-то я предпочитал насморк, но меня могли и
не спросить.

Ближе к темноте я не без удовольствия срубал конфискованный у старика шмат
копченого сала, чтобы обеспечить организм тепловыми калориями. И без
удовольствия шагнул в воду. Одежду я, конечно, не снимал. Это только в кино
герои-красавчики прыгают в холодную воду голяком. Понятно, им не выжить
надо, а свои мужские достоинства восторженным зрительницам
продемонстрировать. Более того, кроме своей одежды, я поддел снятую со
старика меховую безрукавку. Лишние пять минут жизни мне не в тягость, а без
красоты я обойдусь. Чем больше на мне будет надето, чем плотнее будет
одежда, тем позже до моего тела доберется холодная вода. Чтобы не булькнуть
камнем ко дну, я затолкал под куртку на живот пук сухого камыша, а чтобы не
всплыть на поверхность, как надутый воздушный шарик, набил карманы мелкими
камнями. Таким образом, я стал похож на маленькую подводную лодку. Хочешь
всплыть - сбрось часть камней из карманов. Потянула вниз намокшая одежда -
опять-таки избавься от части балласта. Надумал погрузиться глубже - вытяни
пару палочек камыша. Прямо подводный атомоход. Жаль, с очень ограниченным
районом плавания и еще более ограниченным запасом воздуха. Ну, ничего, тут
мы применим старинный, придуманный еще первобытными разведчиками способ
подводного дыхания через толстую соломинку. Главное подобрать оптимальную
глубину. Слишком близко к поверхности - можно ненароком бултыхнуть коленом,
слишком глубоко - легким не хватит силы преодолеть давление окружающей
воды. Тактику плавания я отработал за камышами на реке. Недурно, надо бы
добавить лишних камней, так как морская вода более "тяжелая" и сильнее
выталкивает человека. Как только солнце село за горизонт, я отправился в
недалекое, но очень неприятное путешествие.

- По местам стоять, со швартовых сниматься! - скомандовал я сам себе.
Принять балласт в правые цистерны! Срочное погружение!

Нырнул. Поверхность вечернего моря почернела, и увидеть меня было
практически невозможно. Плыл я очень медленно не от того, что не спешил, а
от того, что хотел максимально долго сохранить тепло. Чем быстрее человек
плывет, тем сильнее его тело омывается холодными водами. Я кое-как согрел
протиснувшуюся к телу влагу и не желал ее менять на новую, более холодную.
Все море я все равно не обогрею. Я один, а его вон сколько! Мне бы под
одеждой и между слоями температуру удержать. Вот и судно. Тень от него я
заметил сразу, так как плыл на спине, животом вверх. Так было намного
удобнее удерживать дыхательную соломинку и контролировать глубину
погружения. Обогнув корму, я приблизился к иллюминатору жилых кают и под
самым бортом поднял из воды руку.

Теперь все зависело от добросовестности старика. Если он запоздает, я скоро
замерзну до состояния бесчувственной сосульки и тихо опущусь ко дну
морскому на радость местной трупопитающейся живности и самого дедка,
счастливого, избежавшего лагерных лесозаготовок.

Но дед оказался на высоте. Ровно через секунду после моего знака пуля,
пущенная из карабина, вышибла стекло иллюминатора. Я сбросил из карманов
каменный балласт, вытащил из-за пазухи снаряженную бутылку, сорвал с
пропитанного бензином запала полиэтилен и чиркнул вытащенной из герметичной
упаковки (плотно закрытой и обмазанной сосновой смолой стеклянной
пол-литровой банки) зажигалку. Вспыхнувшую бутылку я со всей силы бросил в
разбитый иллюминатор каюты. Раздался звон, ахнула яркая вспышка пламени.
Теперь счет пошел на секунды. Держа в вытянутой вверх руке, чтобы, не дай
б