, так как преступники, получившие щедрую мзду,
обычно частью того же перевезенного ими товара, и заинтересованные получать
ее и в дальнейшем, гарантировали сохранность крепче вооруженных банковских
инкассаторов; излишнего любопытства, предупрежденные о последствиях, не
проявляли, а если бы даже и влезли в посылку - все равно ничего бы не
поняли. Вмешательства в процесс транспортировки местной милиции Контора не
опасалась, так как использовала надежные, неоднократно проверенные каналы.
А уж на самый крайний случай каждую упаковку заряжала мощным
самоликвидатором, и если кто-нибудь, вскрыв коробку и не удовлетворившись
внешним обликом товара, пытался продолжить исследование, раздавался легкий
хлопок, и каждая неделимая часть посылки горела натуральным пламенем, а то,
что не могло гореть, плавилось, превращаясь в груду искореженного металла,
напоминающую внешним видом пропущенный через пресс многоканальный бытовой
радиоприемник. Все. Металлолом - на свалку, дело - в архив местной пожарной
команды, ответственного за противопожарную безопасность кладовщика - под
суд.

В нужной точке, в нужное время багаж и люди сходились, образуя единый
разведывательный организм. Причем в исходную точку каждый доставлял ту
часть оборудования, без которой вся прочая аппаратура, как и заключенная в
их головах информация, была бесполезна, как прошлогодняя зарплата, и
непосвященному человеку ровным счетом ничего прояснить не могла.

В точке сбора и монтажа, где утечка информации была наиболее вероятна и
опасна, в игру включался охранник, выступающий не только в качестве
защитника интеллектуальной собственности Конторы, но, если обстоятельства
того требовали, и чистильщика, который в последний момент гробил и уродовал
до неузнаваемости не только аппаратуру, но и обслуживающих ее операторов, а
те по наивности представляют его исключительно ангелом-хранителем. Сделав
же дело, охранник шел себе под суд под видом психически ненормального в
период обострения болезни пациента, не отвечающего по закону за свои
безумные поступки, что подтверждалось соответственно специальными
документами и умелой, разработанной светилами отечественной психиатрии
симуляцией.

Но если честно, то под суд не шел, а просто скоропостижно умирал в камере
предварительного заключения от сердечного приступа, удушья или еще какой
болезни. Конечно, охранник, исполняющий свой долг, об этом тоже не
догадывался, как и охраняемые им технари о своей запрограммированной
Конторой печальной участи. В свою очередь, случайная смерть в тюрьме
нежелательного свидетеля возлагалась на оперативную спецбригаду (пять часов
на сборы и доставку в любую точку страны или ближнего зарубежья). И меня
как Контролера и куратора операции. Вот такая премилая схемочка.

Интересно, какая при этом судьба уготована Контролеру? Знать бы. Или лучше
не знать, чтобы сон спокойнее был?

Но это все - крайний случай, до которого в моей практике, слава богу, не
доходило. И, будем надеяться, не дойдет.

И вот для того, чтобы надежды мои оправдались, я тружусь как проклятый с
утра до вечера без перекура и перерыва на обед, обеспечивая надежный прием,
страховку, возможные пути эвакуации и отвлекающие внимание преследователей
шумовые и звуковые эффекты. Специальная техника и приставленные к ней мозги
штука очень дорогая, поэтому швыряться ими Контора не любит, и, пока есть
хоть малая возможность спасти и эвакуировать в безопасное место людские и
материальные ресурсы, чистильщик своей метлой не метет.

Отсюда, как ни крути, огромные финансовые средства, жизнь по меньшей мере
трех человек, да и наверняка моя тоже, зависят исключительно от моей
добросовестности в порученном деле. Вы бы стали в такой ситуации филонить?
Лично я - нет. Не о лишении тринадцатой зарплаты, не о тридцать третьей
статье в трудовой книжке идет речь в случае неудачи!

Ладно, если что-то непредвиденное случится до нашей контрольной встречи там
не моя зона ответственности, не моя голова в залоге, и, значит, не ее в
случае чего свинтят с плеч. Это утешает. Но вот после встречи ситуация
меняется с точностью до наоборот. Прежнюю голову возвращают владельцу, а
мою несут в ломбард на освободившееся место, и, пока операция идет, я за ее
сохранность поручиться не могу. Так что, если вдруг встреча сорвется, я
напрягусь, но не расстроюсь. Но встреча не срывается.


В пятницу в 19.30 я сижу в местном цирке, с увлечением наблюдая за
проделками дрессированных обезьян. Люблю я цирк. За что? Нет, не угадали -
за круглую арену, где хорошо видно сидящих напротив зрителей, за обилие
народа и не очень глубокую темноту. Я смотрю это порядком надоевшее мне
представление уже в третий раз. Я хохочу, словно услышавший голос кормилицы
младенец, восторженно колочу ладонью о ладонь и даже о колено ближнего
соседа. Но вообще-то смотрю не на обезьян, пусть хоть передохнут все разом,
а на противоположные ряды кресел. Ровно через семнадцать минут после начала
представления по третьему проходу вниз должен пройти известный мне человек.
Пройдет он - контакт состоялся, механизм действия запущен, мосты сожжены.
Нет операция замораживается.

- Ну во-още. Ну эта с бантом... ну дает... - захлебываясь, ору я,
разбрызгивая по ближним рядам слюну, изрядно сдобренную дешевым алкоголем.
Время - шестнадцать с половиной минут.

Я заливаюсь счастливым смехом, одновременно настороженно замирая внутри.

Семнадцать тридцать, сорок, пятьдесят. Идет! Слава. богу! Пятьдесят секунд
опоздания я в отчете отмечу - щадить не буду, пусть его потом начальство и
в хвост, и в гриву за допущенную непунктуальность. В нашем деле пятьдесят
секунд - немалый срок. За него можно и инфаркт схлопотать, и пулю в лоб.
Разгильдяи!

Обезьяны завершают выступление. Их сменяют не намного отличные по ловкости
гимнасты. Периферия. На слонах я "скисаю" и, громко икая и отрыгивая,
покидаю кресло. Согласуясь с правилами, я должен был досидеть до конца
представления и покинуть цирк, смешавшись с бодрой толпой зрителей, но,
честное слово, сил нет смотреть эту муру в третий раз. Как бы по-настоящему
дурно не стало.


Двадцать первое, двадцать второе. Я отслеживаю операцию. Дело
раскручивается на удивление гладко. Ревизоры снимают квартиру напротив
объекта, то есть дома, где живет местный Резидент. Редкое везение - старый
жилец получил новую квартиру, новый еще не въехал и, чтобы иметь
дополнительные средства на ремонт, сдал жилплощадь на краткий срок.

Положение идеальное - окна в окна. Два дня бригада вживалась в обстановку,
аргументируя свое вселение именно в это время, .именно в эту квартиру:
каких-нибудь отпускников-геологов перед окружающими корчили или аспирантов,
снявших жилье в складчину, а может быть, что-нибудь более экзотическое
придумали или просто - один снял, другие незаметно через щели просочились.
Их легенда-прикрытие - не моя забота. Моя - внешняя страховка и контроль.

Еще день коллеги вели контрслежку. Вели профессионально, не подкопаешься.
Прислали явно не новичков. Если бы я не знал, кого наблюдать и в какое
время, вовек бы не догадался, что за дурака валяют эти молодцы. Было даже
странно, что на такое рядовое дело снарядили таких профессионалов.

Не ограничиваясь типовой контрслежкой, они развернули электронную:
прощупали окрестности на предмет слуховой и радиопеленгации и
контрпеленгации. Отсмотрели в приборы ночного наблюдения.

Двадцать третьего приступили непосредственно к работе. Значит, все чисто,
ничего не обнаружили. Мои наблюдения также подтвердили абсолютную
стерильность объекта и окружающей местности. Сигнал к отмене операции,
разрешенный к применению Контролером, в дело не пошел.

Вечером то ли сильный ветер, то ли случайный злоумышленник повалил
коллективную антенну. Я не знал методов работы технарей, кто же меня
допустит в чужие секреты, и как, если я узнаю то, что знать не должен, они
смогут проверить мою работу, когда до меня дойдет очередь, но в случайность
не поверил. Трудясь в Конторе, я разучился доверять случайностям. С чего бы
это вдруг капитальная антенна обрушилась именно в день начала операции, не
раньше и не позже?

Когда на крыше в толпе жильцов, коллективными усилиями поднимающих антенну,
увидел своих подопечных, мои подозрения окрепли до состояния убежденности.
Понятно, навтыкают сейчас под самым носом у жильцов-ротозеев полную крышу
своих приборов да заодно еще и антенну поправят. Жильцы еще будут
удивляться, что их телевизоры лучше прежнего показывают. А как им не
показывать, если подключенная к ним антенна теперь больше аэродромный радар
повышенной разрешаемости напоминает. Настораживает скорее то, что они
дополнительно к программе местного вещания не транслируют передачи
национального телевидения Боливии и Парагвая, а в перерывах не транслируют
секретные переговоры президента США с фортом Небраска. Ловкие ребята,
ничего не скажешь! Нет, я не испытываю эйфории, что так быстро раскрыл их
коварный замысел. Не такой уж я ловкач. Я знал, что искать и где. К тому
же, когда будут налаживать слежку за мной, я уверен, они придумают
что-нибудь свеженькое. В Конторе повторов не бывает, каждая операция
уникальна и неповторима, как скульптура, вышедшая из-под резца гениального
скульптора. Так что старый опыт не пригодится. Интересно другое: не
насторожила ли суета на крыше подследственных?

Нет. Тишина! Снова и снова я проверял свои наблюдения. Чисто. Удивительная
беспечность! Хотя, с другой стороны, не будешь же реагировать облавой на
каждое происшествие, случившееся в ближних кварталах. Так и сам рехнешься,
и агентов до смерти загонишь. Ладно, на пике операции, там каждый пустячок
истолковывается в сторону подозрения, а подозрение - в сторону провала. Но
в текущей работе? Что бы в подобном случае сделал я, если не на экзамене по
конспирации, а в реальной жизни? Напряг бы внимание? Наверное. Послал бы
какого-нибудь агента поплоше да посвободнее отследить происшествие?
Пожалуй. Свернул бы текущую работу? Точно нет. Мобилизовал все имеющиеся
силы на контрслежку? Ерунда! Мне бы те дела, что есть, разгрести. Так
почему местный Резидент должен поступать иначе, чем я?

Правда, эти не пожертвовали временем даже одного агента. Неужели они
настолько уверены в своей непогрешимости? Или проще - настолько запутались
в делах, что нет 'ни единой свободной руки, ни единого свободного глаза?
Может быть, в этом и сокрыта причина ревизии? С работой не управляются, а
отчеты надо подавать в срок, вот и пишут всякую отсебятину, высосанную из
пальца. Выдумывают несуществующие заговоры, которые путем собственных
хитроумных планов и героических усилий раскрывают и ликвидируют. Раздувают
списки за счет несуществующих осведомителей. Короче, обычные приписки. И мы
не безгрешны привираем в той или иной мере в отчетах. А как без этого, если
Родина требует ударных темпов, в том числе в сферах, где количество совеем
не равнозначно качеству, а скорее даже наоборот - вредит ему. Привираем. Но
не врем! За этим Контора следит строго. А этот, похоже, утратил чувство
меры.

А может, и вправду настолько чист, что плевал на проверку, о которой,
возможно, догадывается и не унижается до мелкой, демонстрирующей
собственную сверхбдительность суеты. В конце концов, дальше фронта не
пошлют... Куда уж хуже этих богом забытых северных мест? Некуда! Разве на
Северный полюс белыми медведями командовать.

Ладно, как говорится, не станем гнать лошадей. Будет день - будет пища. Для
ума.

Двадцать четвертое.

Ничего не изменилось. Аппараты, шурша в своих безобидных, абсолютно
бытовых, на поверхностный взгляд, маскировочных кофрах, писали информацию.
Технари по очереди дежурили у свето- и волновой оптики. Охранник слонялся
по улицам, выявляя слежку. Я наблюдал за охранником, объектом и окнами
техбригады, пытаясь выявить замечания. Отчет не вытанцовывался. Бригада
работала безукоризненно - не к чему было придраться, нечего поставить на
вид. Я даже расстраивался - доказывай потом, демонстрируя этот хилый
рапорт, что не просидел, не пропьянствовал все это время в ближнем кабачке.
Ладно, не последний день, наскребем еще замечаний. Не может даже самый
опытный профессионал не наследить. Подождем.

Двадцать пятое, двадцать шестое. Без изменений. Даже скучно. Капнуть, что
ли, Резиденту для разнообразия жизни, а то подохнешь со скуки во цвете лет.
Иногда я на полдня покидал поле боя, чтобы меня, часом, не раскусил, не
распознал охранник. Дело это не наказуемое, но очень позорное. Позволить
выглядеть себя слежке чуть не на десять пунктов ниже по положению - куда уж
дальше! Вообще-то, честно говоря, я начал подсачковывать: трудно сохранять
бдительность при полном отсутствии событий. Утомительно пялить глаза в
пустоту, где ничего не происходит. Все чаще, ведя наблюдения, я ловил себя
на том, что перебираю в уме "домашние", оставленные ради ревизорской
командировки дела или даже просто скучаю. Уж лучше бы я сам вел слежку, там
хотя бы можно держать пальцы на пульсе событий. Тук-тук, тук-тук - все-таки
информация.

Зафиксировал несколько мелких, но очень мелких, даже микроскопических
замечаний. Придираюсь? Придираюсь. Не без этого, но должен же я как-то
оправдать свое присутствие. Охранник, кажется, почувствовал начальственный
пригляд. Опытный, зараза. Ощущает больше, чем видит. Теперь играем в
кошки-мышки: он пытается вычислить меня, я - запутать следы. Развлекаемся.
Хотя, наверное, мог бы и не скрываться. Не дураки же они, не думают, что
Контора оставит их без присмотра. Но не принято. В конце концов, отчего бы
лишний раз не потренироваться, коли представилась такая возможность.

Двадцать девятое, тридцатое.

Все то же.

Несколько раз видел ревизируемого коллегу. Ходит беспечный, довольный
жизнью, как прогуливающий урок пятиклассник. У него что, каждый час - день
рождения?

Первое, второе. Маленькое ЧП. Сегодня я два раза видел одно и то же лицо!
Ошибиться я не мог, даже если бы в первом случае это лицо было женщиной, а
во втором - мужчиной. Не так учили! Конечно, это может быть случайностью, а
может и очень серьезным предупреждением. Один человек дважды за день -
реальная заявка на слежку. Третья встреча почти наверняка означает провал.
Полдня вел контрслежку. Нет, не похож он на шпика, так, случайный прохожий.

Третье. Четвертое. Пятое. Шестое. Седьмое... Десятое.

Все то же самое: рутина страховки, контрслежки и ежедневных отчетов. Черт
возьми, как повезло технарям! Живут точно помидоры в теплице: никаких
проблем, никаких беспокойств. Машины пишут сами. Причем они даже не знают,
что. Отдыхай, ешь да спи! Время и харч казенные - прямо отпуск, за который
в дальнейшем положен еще и... отпуск.

Есть ли у меня на памяти подобные гладкие операции? Пожалуй что нет. Это
прямо хрестоматийный образец оперативно-следственной работы, взятый из
учебника по специальным дисциплинам. Есть противник, есть сыскари, есть
технические вспомогательные средства. А окружения как бы и нет - никто не
мешает, никто не лезет в работу. Хоть бы раз для смеха какой-нибудь ротозей
ошибся дверью, или к охраннику привязался случайный подвыпивший прохожий,
или неожиданно отключили электричество. Нет, все гладенько и спокойненько.

Мне бы радоваться - еще малая чуточка, и по домам. Работа сделана, отчет в
ажуре. Наши, как и положено, победили. Ура! Получай оклад, премию и десять
дней заслуженного отдыха.

Но почему-то не радостно. Даже тревожно. Говорят, точно такую же тревогу
испытывали фронтовики, когда вдруг внезапно замолкали орудия. Им бы
вздохнуть облегченно: осколки, пули не свистят, штыком в грудь никто не
тычет. Живи - не хочу. А они настораживались, аппетит теряли, сон. Хоть бы
уж скорее закончилась эта странная тишина...

Вот и меня терзают какие-то дурные предчувствия. И хочется, чтобы скорее
прошли эти последние дни, и боязно, что в самом конце что-то непременно
случится. Ну не может не случиться. Не верю я в тишь да гладь. Мне еще в
детстве в приключенческих книгах внушили, что после штиля непременно
следует буря. Нет, не случилось! Ровным счетом ни-че-го не случилось!
Тишина.

С трудом скрывая радость, сворачиваются технари, похоже, их тоже чертовски
измотало это провинциальное спокойствие. Не привыкли они вот так: пусть без
небольших, но происшествий. Не в учебном же классе, не на стенде три недели
вертели они свою аппаратуру. Даже охранник, чуя скорую свободу,
расслабился, стал допускать мелкие промашки.

Но я их не фиксирую. Мне не до них.

Я, словно лев в клетке, мечусь противоречивыми мыслями в замкнутом
пространстве собственной черепной коробки. Я хочу домой, но не могу
освободиться от вязкого присутствия во мне этого чертова подозрения. Я
знаю, что операция завершена. Но одновременно сомневаюсь в ее успехе.

За все время наблюдения не накопал ни единого самого малого факта, который
можно было бы истолковывать как опасность. И именно поэтому она кажется мне
реальной.

Я опасаюсь отсутствия опасности! Идиотский парадокс? Нет, скорее неписаное
правило, подтвержденное печальным опытом предыдущих поколений разведчиков.
За тихой жизнью нередко скрывались самые грандиозные провалы. Наверное, в
этом есть своя логика. Когда тебя начинают пасти серьезно, за тобой не
ходят мелкие шпики, это уже без надобности. И, радуясь тому, что жизнь
вдруг так полегчала, ты не догадываешься, что тебя просто стали защищать и
опекать всемогущие, но враждебные тебе силы. Не могут они допустить, чтобы
их контригра сорвалась из-за случайной встречи опекаемого резидента с
уличным грабителем или вором-домушником, залезшим в форточку. И образуется
благополучный вакуум, который страшнее грохота боя. Не верю я в тишину!

С другой стороны, что я могу сделать? Операция успешно, просто чрезвычайно
успешно завершена. Каждый выполнил свою работу как нельзя профессионально.
Прикопаться не к чему. Не было происшествий? Тем лучше. Или вы мечтали о
провале? Не было вообще никаких происшествий? Стечение обстоятельств.
Повезло вам, ребята! А атмосферу, ощущения, интуицию к делу не подошьешь.
Отсутствие событий трудно истолковывать как событие угрозы.

Конечно, я своими полномочиями могу продлить операцию еще на сутки-двое. Но
будет мне это стоить груды объяснительных и оправдательных. Для подобного
шага требуются очень серьезные аргументы. Есть они у меня? Нет. Только
интуиция! Только беспокойство. Рискнуть? Взять ответственность на себя? Так
на меня ее в случае неудачи и свалят. А кроме ответственности - еще
неизбежный перерасход финансовых средств. Плюнуть, растереть, оставить все
как есть? Ведь я не нарушаю ни единый пункт внутреннего устава?

Но как же интуиция?!

Шли последние часы пребывания ревизоров в городе. Уже была эвакуирована
аппаратура, закуплены билеты. Осталось убрать квартиру и сдать ключи.

Что же делать?! Что? Ну-ка еще раз.

Я чувствую, более того, я почти уверен в нечистой игре ревизуемых. Почему
уверен? Потому что не заметил ничего подозрительного? Абсурдная и не без
самодовольства, но и не без доли истины мысль.

Не было никаких ЧП. Не было даже мелких недоразумений. Не было даже
микроскопических нестыковок. Все шло как по маслу. Резидент вел совершенно
законопослушный как с точки зрения окружающих обывателей, так и с точки
зрения Конторы образ жизни. Слишком законопослушный! Жил, как на параде,
застегнутый на все пуговицы под самый подбородок.

Такое возможно? Вполне! Но сомнительно. Слишком жарко, слишком тесно в
казенном обмундировании. Он что, не человек? У него нет своих слабостей?
Пороков? У него бытовой портрет абсолютно совпадает с официальным,
зафиксированным в анкетах спецотдела? Нет грешков? Нет неузаконенной
любовницы, не утвержденных начальством приятелей, он не играет в карты, не
пьет водку, не ходит на ипподром? Не позволяет себе чуть превышающие
официальные согласно легенде прикрытия траты? Он такой правильный?

Да чушь собачья! Реальная жизнь сильно отличается от официальной. Чтобы
периферийный Резидент, много лет изо дня в день вып