на каком корабле,
при каких обстоятельствах? Не могут такого допустить преступники. И,
значит, истинные причины смерти уйдут на дно или в землю вместе с телом.
Некому здесь заглядывать ему в уши, чтобы обнаружить следы микроожогов, тем
более когда причина смерти вот она, перед глазами. Надев висевший на спинке
стула черный спортивный костюм (все равно не расскажет другим, был он здесь
или нет), я покинул радиорубку.

Стоя на импровизированном иллюминаторном трапе, я разделся, проскользнул в
свою каюту, надежно припрятал костюм и хорошо послужившие мне занавески,
застегнулся наручниками и лег спать. Кошмары, меня не мучили. С чего бы?
Разве плохо спит собравший урожай хлебопашец или забивший последний гвоздь
в раму столяр? Я должным образом сделал свое дело. Чего же переживать?
Когда решение принято, надо действовать, а не угрызениями совести мучиться.
Если позволить себе сомнения, провал неизбежен.

- Идя на операцию, затвори дверь, - учил когда-то инструктор по боевой
подготовке. - Размышления по поводу - смертельная роскошь. Или останьтесь
дома, или хлопните дверью!

Я своей двери в ближайшие недели отпирать не собираюсь!

Проснулся я от более оживленных, чем обычно, хождений по коридору.

- Это ж надо, как не повезло.

- Ночами спать надо, а не в приемниках ковыряться. Энтузиаст, тоже мне...

Слышал я обрывки разговоров. Весь день ко мне никто не заходил. Похоже,
занимались покойником. Ничего, скоро мертвец на корабле перестанет быть для
них событием. Привыкнут. Я приложу к этому все усилия. Вечером я вновь стал
собираться на дело. Я не хотел допускать перерывов. Это расслабляет жертвы,
позволяет им надеяться на то, что все происходящее - случайность.

Постоянство смертей - важнейший психологический фактор. Ночь - труп, ночь -
труп. Страшны не мертвецы - Страшна их еженощная прибыль.

Пора. Уже привычным путем я выскользнул в иллюминатор, поднялся на палубу.
Сегодня благодаря заимствованному у покойного радиста костюму я был почти
невидим. По понятным причинам экипаж корабля не злоупотреблял освещением.
Ни к чему им была лишняя, привлекающая внимание иллюминация. Да и мне ни к
чему. Черное дело не расположено к свету. Палуба была пуста. Только где-то
возле трюма выхаживал одинокий охранник. Помехой он мне не был.

В первую очередь я прошел вдоль бортов, замечая иллюминаторы, в которых
горел огонь. Пленники, естественно, сидели в темноте, свет был привилегией
команды и охранников. Зацепляя за леер заграждения обрывок подобранного на
палубе каната и вставляя ноги в специально завязанные петли, я спускался к
светящимся стеклам, заглядывал внутрь. Более всего мне подходила одна
каюта, где на койке, громко. храпя, спал не однажды видимый мной в трюме
охранник. Рядом с ним на полу стояла початая бутылка водки. Судя по всему,
его каюта была крайняя в коридоре. Поэтому долго слоняться по внутренним
помещениям не придется.

Я спустился по трапу вниз. Тускло освещенный коридор. Ориентироваться во
внутренних катакомбах судна мне было еще трудно, но, слава богу, сильный
храп, доносившийся из-за одной двери, помог мне определиться. Дверь была
открыта. Я быстро протиснулся внутрь. Теперь можно было не спешить. Я встал
в изголовье койки, взглянул в лицо обреченному. Кажется, это он ударил меня
тогда, во время бунта, в трюме. Время возвращать долги. Нет, мстить я не
хотел. Давным-давно я был отучен от человеческих слабостей. Нельзя убивать,
подчиняясь чувствам, это всегда приводит к ошибкам и, как следствие, - к
поражениям. Убивать надо, следуя не желанию, а лишь необходимости.
Производственной необходимости. В данный момент необходимость была самая
прямая. То, что она не противоречила чувствам (я косвенно спасал своих
товарищей по трюму, мстил хладнокровным убийцам), роли не играло. Точно так
же, если бы была необходимость, я убил бы и заложников, ну, пусть бы с
меньшим чувством удовлетворения, но убил бы!

Так меня учили.

Пьяный охранник заворочался, перевернулся на спину.

Закинул назад голову. Он что, специально подставляется, чтобы мне удобнее
было его прикончить? Даже не по себе как-то. Аккуратно, указательным
пальцем я зажал ему сонную артерию. Он проснулся, но ровно настолько, чтобы
увидеть какого-то человека перед собой и почувствовать точечное давление
пальцев на шее. Он попытался что-то сказать, может, даже закричать, но
глаза его поплыли и закрылись. Мозг, лишенный притока крови, не поступающей
через пережатые артерии, отключился. Ему досталась легкая смерть - в
блаженном сне. Ему повезло. Он такую не заслужил.

На всякий случай, подвернув его руки под тело и придерживая его голову
левой рукой, я правой с силой надавил на его желудок. Недавно съеденная
пища вместе с водкой и желудочным соком хлынула по пищеводу в ротовую
полость. Бандит судорожно задергался, забулькал. Я держал его три
положенные минуты и еще одну на всякий случай. Он так и не открыл глаза.

Это была вторая смерть.

Уходя, я еще раз бросил взгляд на лежащий на столике пистолет "ТТ". Был
велик соблазн прихватить его с собой, но это бы нарушило правила принятой
мной игры. Пропажа оружия обязательно навела бы преступников на опасные
мысли. Ладно, будем обходиться тем, что имеем. Я легко покинул каюту и по
уже накатанному пути добрался до своей койки.

Днем в воду плюхнулось еще одно зашитое в мешковину тело. Преступники
ходили мрачные и какие-то пришибленные: двое похорон за два дня было уже
слишком!

- Допились, мерзавцы! - слышался мне через перегородки незнакомый голос
неизвестного бандитского начальства. - Допраздновались! Допоминались! Если
у кого сегодня увижу в руках бутылку - пристрелю на месте! Все! Хватит
балдеть! Будете службу тащить! К вечеру проверить всех пленников, привести
в порядок судно. И еще это... почистить оружие. Развели бардак!..

Я его за язык не тянул. Он сам это придумал. Он сам выбрал третью смерть.

Следующая ночь была переломной. Два предыдущих происшествия наверняка
родили в душах людей смутные подозрения. Хотели они того или нет, они
искали объяснения происшедшему. Ужаса еще не было. Была загадка. За двумя
последовавшими друг за другом трагическими случайностями они пытались
разглядеть облик врага. Если они его найдут, они успокоятся. Явный
противник, как бы силен он ни был, дает возможность сопротивляться или хотя
бы создает такую иллюзию. Люди, увидевшие опасность, начинают действовать.
Любое действие ослабляет страх и рождает надежду. Вдруг одолеем, вдруг
выкрутимся.

Ужас внушает только невидимая опасность, опасность, лишенная облика. Если
завтра, пережив еще одну смерть, они не найдут живого, с руками с ногами
врага, они начнут искать объяснения за пределами реальности. Непонимание
рождает мистику. Они будут искать все более фантастические объяснения
обрушившейся на них эпидемии смертей и, конечно, найдут их. Следующий
несчастный случай лишь утвердит их домыслы. Отсюда следует, что сегодняшнее
происшествие должно быть наиболее "чистым". Я бы даже сказал,
демонстративно "чистым". Бандиты должны наглядно, собственными глазами
убедиться в его случайности. Даже шальной мысли не должно мелькнуть в их
головах относительно чьего-то участия в будущей трагедии. Картинка должна
быть очевидна, наглядна и однозначна, как школьный букварь. Никаких
истолкований! И я знаю, как ее нарисовать.

На этот раз я покинул каюту под утро, догадываясь, что после стольких
треволнений бандиты уснут не сразу. Нужный мне иллюминатор я нашел сразу.
За столом, уронив голову на лежащие руки, спала моя очередная жертва. Рядом
лежал пистолет, он-то меня и интересовал. Просунувшись в иллюминатор по
пояс, я, опираясь руками на стол, плавно втянул внутрь ноги, стек на пол.
Все движения я проделал очень медленно и потому бесшумно. Плавно
выпрямившись, я встал у безмятежно спящего бандита за спиной.

- Эгей! Просыпаться пора, - сказал я ему в самое ухо. Спящий встрепенулся,
приподнял голову, одновременно потянувшись к пистолету. Все-таки здорово
они напуганы, если даже во сне об оружии думают.

Схватить ствол я ему не позволил, быстро обвил правой рукой горло и сжал ее
в локте. Корпусом навалившись на его согнутую спину, я нейтрализовал
попытку встать. Левой свободной рукой придержал кисть, приближающуюся к
рукоятке пистолета. Противник обмяк и спокойно улегся на стол.

Теперь на завершение операции мне требовалось не больше минуты. Взяв
пистолет, я затолкнул в его дуло уголок найденного в кармане жертвы
носового платка, крутнул пару раз, растер смазку по ткани. Чтобы
разнообразить колер, смазал грязь еще в нескольких местах.

Неаккуратно они содержат личное оружие, неаккуратно. Меня в молодости за
такую грязь на неделю бросили на уборку унитазов - не умеешь поддерживать
чистоту в малых объемах, потренируйся на больших, там все проще, там даже
ничего разбирать не надо: везде рукой достать можно. Научили! Всю остальную
жизнь мое оружие блестело, как выставочный финский фаянс.

Передернув затвор, я загнал в ствол патрон, прочие вместе с обоймой вытащил
и положил на стол. Теперь осталось вложить пистолет в руку лежащему без
сознания бандиту, направить дуло ему в лицо и нажать спусковой крючок.
Вбежавшие в каюту через пару минут разбуженные соседи увидят агонизирующее
тело, дымящийся в руке пистолет, а на столе обойму и испачканный смазкой
платок.

При всей неразвитости бандитов, они, я думаю, смогут на основании
увиденного составить логическую цепочку причин и следствий. Для этого не
надо обладать способностями Шерлока Холмса. Слишком все наглядно. Днем
начальник распорядился привести в порядок оружие, вечером
дисциплинированный подчиненный разобрал, почистил (конечно, формально, но
тут уж кто как может) свой пистолет. Но уж так вышло, что по собственному
ротозейству забыл вытащить из ствола загнанный туда ранее патрон. Надумав
проверить действие спускового механизма, он взвел курок, думая, что
пистолет пуст, заглянул в дуло, одновременно нажав спуск, - оружие,
конечно, выстрелило. Трагедия. Что же, не он первый, не он последний. Такое
и в армии случается. Недаром твердят из года в год старшины новобранцам:

"Прежде чем приступить к чистке оружия, проверь, сколько патронов в обойме!
Не поленись!" А этот поленился!

Примерно так будут рассуждать завтра добровольные следователи. А что они
еще могут предположить? Что темной ночью из иллюминатора, куда голову-то,
не обрезав уши, не пропихнуть, вылезает голый злоумышленник, чуть не через
весь корабль никем не замеченный пробирается в чужую каюту, шутя
справляется со здоровенным вооруженным мужиком, который даже пикнуть не
успевает... Нет, это слишком сложная, слишком длинная гипотеза, чтобы
прийти в . голову простым парням-боевикам. Они привыкли верить своим глазам
и делать выводы на основании того, что видят.

О присутствии какой посторонней силы может идти речь, если выстрел еще не
дозвучал, а они уже были в каюте? И куда бы мог спрятаться этот неизвестный
злоумышленник? В шкаф? Так они не дураки - перероют всю каюту снизу
доверху. В коридоре? Но он мгновенно заполнится людьми. В окно? Не смешите.
В такую дыру ребенок не протиснется. К тому же там море. И, главное, откуда
здесь взяться злодею? Заложники заперты по камерам да еще для верности
прикованы к койкам наручниками. Свои? Но зачем и кому это надо? Вот именно
этот почти мгновенный доступ к умирающему телу должен был абсолютно убедить
сотоварищей жертвы в случайности трагедии. В стопроцентной случайности и в
то же время в страшной, мистической закономерности: третья ночь - третий
труп!

Именно это мгновенное проникновение посторонних на место происшествия
требовало от меня точности более чем ювелирной. Ювелиру что, запорол
украшение - расплавил золото и снова ковыряй его резцом. А я чуть
просчитался, чуть запоздал - и получай пулю в торчащую из иллюминатора
задницу. А она у меня одна-единственная, и не из золота, и в переплавку не
пустишь. В своей каюте я тридцать раз отрепетировал быстрый уход. Прыжок на
стол, нырок ногами вперед в дыру иллюминатора, завис на срезе палубы.
Десять секунд - идеальный результат, двадцать - допустимый.

Соседям убитого, чтобы услышать выстрел, проснуться, протереть глаза,
выскочить из каюты в коридор и открыть дверь, потребуется как минимум вдвое
больше времени. А может быть, они еще застыдятся объявляться на народе в
неглиже. Может, захотят на всякий случай прихватить оружие, а его еще взять
надо, взвести. Так что резерв времени у меня имеется, но рассчитывать на
него опасно. Двадцать секунд, и ни мгновением больше! А там пусть хоть
вовсе в каюту не являются. Мое дело петушиное - я прокукарекал...

Раскрыв ладонь все еще находящегося в бессознательном состоянии бандита, я
впихнул туда рукоять пистолета, затянул указательный палец на курок, поднял
голову жертвы за волосы. Дуло пистолета взглянуло в закрытый глаз человека.
Мне оставалось лишь нажать чужим пальцем на курок.

Но произошло то, что случается рано или поздно во время любой операции. В
мою тонко и витиевато сплетенную интригу вломился неуклюжий,
непредвиденный, все разрушающий случай! Случай, который девяносто девять
раз подряд может положить подброшенную в воздух монетку, обыкновенную, не
ту, которая находится у меня в потайном месте, на "орел"!

В дверь стукнули и почти сразу, не ожидая приглашения, открыли. Я мгновенно
сдвинулся влево. Что увидел входящий? Своего сидящего на стуле другана и
склонившегося над ним незнакомца в черном, чем-то очень знакомом спортивном
костюме. Положение было более чем критическое. Впервые за многие годы я
растерялся. Что предпринять? Достать визитера в проеме двери я не мог.
Стрелять - значило начисто разрушить всю затеянную игру, перейти к открытым
боевым действиям, в которых я, так или иначе, проиграл бы. Перевести
рукопашную в коридор - наверняка разбудить всю команду.

На поиски и принятие решения мне была отпущена даже не секунда - ее малая
часть. Неожиданный визитер еще не сумел до конца осмыслить увиденное, а я
провертел в голове уже дюжину вариантов действий. Не подходил ни один.

Ситуация была патовая. Пока гость наполовину торчал в коридоре, все мои
ходы вели к обоюдному размену фигур. Я, конечно, убивал его, но неизбежно
засвечивал себя. Ничья, равная моему поражению. Увы, на их поле фигур
гораздо больше, чем на моем. У меня вообще, похоже, один король, самовольно
возложивший на себя функции ферзя и нагло скачущий через клетки, пока
противник вышел до ветру. Нет, размениваться мне никак невозможно. Ладно в
шахматах, там короля уважают - не рубят, только матом пугают, а в моей
партии еще как рубанут просто в лапшу расшинкуют. Есть один-единственный
шанс завершить начатую партию - затащить противника на свою территорию и
уже здесь с ним покончить. Только вот как его пригласить, чтобы он не
отказался? Еще мгновение - и он, переварив увиденное, отскочит в коридор,
предварительно громко хлопнув дверью.

Надо рисковать!

Расплывшись в самой, на какую только был способен, подкупающей улыбке, я
заговорщицким тоном рыкнул:

- Быстро зайди! Ты нас засветишь, - и на треть высунул из-за своего плеча
голову бессознательного бандита, как будто бы он заинтересовался, кто там
пришел.

Замечено: уверенный, командный тон в первое мгновение заставляет человека
подчиниться. Он действует инстинктивно, еще не зная, что за этим последует.
Альпинистов такие инстинкты, когда на голову падает булыжник, спасают
(услышал крик - не раздумывая, прилип к стенке) - моего незваного визитера
погубили. И еще его подвела высунувшаяся из-за моего корпуса знакомая
голова. Не мог же он догадаться, что башкой этой, словно кукловод куклой,
управляю я. Он зашел внутрь.

- Закрой дверь! - гаркнул я.

И он закрыл дверь.

Я уже знал, что буду делать дальше.

Гость был достаточно хорошо тренирован. Он начал приходить в себя уже на
второй секунде. Он отметил неестественную неподвижность головы своего
товарища, увидел .закрытый глаз, оценил мой странный вид. На третьей
секунде он готов был действовать. Но этой секунды у него уже не было. Я
отпрянул направо, отклонил за волосы голову. Визитер заметил второй
закрытый глаз и безвольно отвисшую челюсть. И еще он увидел зрачок
пистолетного дула. Больше он не увидел ничего. Я нажал курок! Пуля разбила
ему голову - он так и не успел вернуться в спасительный коридор.

Теперь отпущенного мне после выстрела времени явно не хватало. Самое малое,
его нужно было умножить на два. Я собирался воевать с одним противником, а
их неожиданно оказалось двое. Отсюда и двойной временной норматив. Моя
голова работала, как запущенная на полную мощность вычислительная машина.
Мне надо было решить уравнение с тремя неизвестными. Причем мгновенно.
Заранее приготовленное домашнее задание оказалось решенным неправильно. Мне
надо было устранить второго бандита, успеть незаметно выскочить наружу (это
все нетрудно) и, самое главное, придать двойному убийству облик несчастного
случая. За сорок секунд! Разыграть между приятелями дошедшую до стрельбы
ссору, отыскать второй пистолет и выстрелить в еще живого бандита? Мол,
произошла киношная, в духе вестерна дуэль?

Нет, не успею!

Я уже чувствовал, как ворочаются в койках разбуженные выстрелом соседи.
Нет, ничего кардинально нового я придумать не смогу. Будем действовать в
рамках первоначального,. но чуть более широко трактуемого плана. Я загнал
вытащенную обойму обратно в пистолет. Значит, так, мой подопечный чистил
пистолет, к нему в гости зашел приятель. То ли балуясь, то ли случайно
чистильщик нажал спусковую собачку по недоразумению заряженного пистолета.
Пуля - ах какое стечение обстоятельств! - попала не в стену, не в дверь, а
прямехонько в лоб товарища. Стрелок расстроился и, следуя секундному
порыву, замешанному на раскаянии и страхе неизбежного наказания... да, да,
да, именно так, кончил жизнь самоубийством! Довольно правдоподобно. Я
вложил дуло пистолета в рот жертве невнимательности, только что угробившей
друга, и нажал курок. Убитый упал, но сделавший дело пистолет остался в его
руке.

Все! Секунды для эвакуации. Я уже слышал стук дверей и шаги в коридоре.
Запрыгнув на стол, я уже не ногами, как планировал, а рыбкой нырнул в
иллюминатор. Треснула ткань костюма, хрустнула раздираемая в кровь кожа.
Наверное, лишь полсекунды не хватило входящим, чтобы увидеть в иллюминаторе
мои устремившиеся в ночь пятки. На лету срывая импровизированный трап, я
свалился в море. В воду я вошел по всем правилам большого спорта, как
прыгнул с вышки в олимпийском бассейне. Почти без всплеска.

Опасаясь, что кто-нибудь случайно мог заметить мой прыжок, я поднырнул под
днище судна и всплыл с другой его стороны. Береженого бог бережет. Даже
если кто-нибудь что-нибудь и видел, подумает, что ему показалось, а потом
за общим шумом-гамом он и вовсе забудет о странном происшествии.

Доплыв до якорной цепи, я поднялся до среза палубы, повис на пальцах и так,
перебирая руками, дополз до своей каюты. Идти по палубе я не рискнул из-за
поднявшейся на судне тревоги. Спустя еще несколько секунд я "спал" на
родной коечке, накрывшись очень мне пригодившимся на этот раз матрацем.

Следующую ночь я решил пропустить. И так перекрыл норматив чуть не вдвое.
Пора отдых дать и себе, и бандитам. Мне нужно не расслабляться - мой счет
еще не кончен!

Весь последующий день корабль ходил ходуном. Беспрерывно бегали, ругались,
кричали люди. О заложниках забыли напрочь. Не до них. Третьи сутки - и еще
два покойника!

Теперь, я думаю, среди членов команды и боевиков неизбежно образуется
оппозиция, требующая немедленно покинуть судно. Командиры, конечно, бунта
не допустят - пригрозят страшными карами, рявкнут. А дальше что?
Разрастающийся страх приказом не унять, ночные кошмары не уменьшить, тихие
разговоры по углам не запретить, сомнений не разрешить. Можно призвать к
бдительности, наобещать, что подобное больше не повторится, начать искать
скрытого, забирающего каждую ночь по одной, а то и по две жиз