паздывал.

Сбоку к очереди прилепился никем не замеченный человек. И протиснулся к
интересующему его лицу.

- Здравствуйте! - вежливо поздоровался он.

Облюбованный им пассажир побледнел и закрутил во все стороны глазами.

- А мы вас ждем...

- Зачем?

- Чтобы расплатиться с Аэрофлотом. За одну небольшую услугу. Где деньги?

- Вы не имеете права. Я уже не у нас. Я уже прошел пограничный и таможенный
досмотр.

- Территория Аэрофлота - наша территория. На всей территории мира.

- Но это незаконно...

- Бросьте вы. О каком законе может идти речь? Когда по личной просьбе можно
вернуть с трассы целый самолет. Вы сами установили такие правила игры. Так
что держите удар.

- Я отказываюсь вам подчиниться.

- А я вот сейчас скажу, что это из-за вас был прерван полет и из-за вас они
ждут здесь на ветру автобус, которого не будет. И посмотрю, что они с вами
сделают.

Начальник службы безопасности оглядел рассерженные, недовольные лица своих
соотечественников, которые были готовы уже на все.

- Я же вам говорю - Аэрофлот территория России. Со всеми вытекающими отсюда
правилами поведения в общественных местах. Ну что, будем рассказывать, где
деньги?

- Нет.

- Граждане пассажиры, - громко сказал Грибов, - от лица нашей компании хочу
принести вам извинения...

- Когда полетим?! - заорали пассажиры.

- Ситуация обстоит таким образом, что продолжение полета зависит
исключительно от... - И Грибов очень многозначительно взглянул на стоящего
рядом с ним мужчину. На которого вслед за ним взглянули все.

- Они в самолете, - сказал мужчина.

- ...зависит от погоды, - закончил фразу Грибов. - Но как мне только что
сообщили, глаз циклона прошел мимо. Погода вам благоприятствует. И вы
сможете продолжить полет через пять минут. Просим занять свои места...

- Так бы сразу и сказали. А то поломки... - возмутились пассажиры и полезли
вверх по трапу.

Их ожидали солнце, море, прибой и шорты...

Всех ожидали. Кроме единственного, уходящего в сторону аэровокзала
пассажира. Который передумал лететь на дальние теплые острова...

Заключение

Производственное совещание в кабинете подполковника тянулось уже битый час.
Говорил подполковник. Внимательно слушавшие его следователи сидели на
стульях, расставленных вдоль стен.

Стояли только Грибов и Григорьев. По стойке "смирно" стояли. Тот же битый
час.

- И снова о Грибове и Григорьеве. Это же сколько можно говорить. Сколько
можно увещевать. Ведь взрослые же люди. Не дети. Для вас что, закон не
писан?

- Никак нет, писан!

- Что ж вы устраиваете такие ковбойские потасовки? Что вы не уйметесь
никак? Самолет, понимаешь, с трассы вернули. Нанесли материальный урон
акционерному обществу закрытого типа, представляющему интересы нашего
Аэрофлота...

- Мы не самолет вернули. Мы два миллиона долларов в страну вернули, -
встрял Грибов.

- Хорошо, допустим, вернули. Но как вернули? Противозаконными методами.
ПРОТИВОЗАКОННЫМИ. Которые недопустимы в тот исторический момент, когда наше
государство встало наконец на путь уважительного отношения к закону и к
правам отдельно взятого человека...

- Это не мы вернули, товарищ подполковник.

- А кто?

- Подозреваемый. То есть заместитель управляющего банком. По своей личной
инициативе. Он позвонил и обо всем договорился. Насчет самолета. И
материальный урон компенсировал.

- Тоже по собственной инициативе?

- По собственной.

- Что-то у вас все преступники какие-то очень сознательные.

- Мы, товарищ подполковник, Макаренко изучали. Труды по воспитанию,
перевоспитанию и возвращению обществу оступившихся правонарушителей. И
используем его научно-методические рекомендации в каждодневной работе с
преступным элементом...

- А в дело? В дело зачем полезли? Которое вам никто не поручал? Почему не
дождались группу специального назначения?

- Они ехали долго. Мы ждать устали...

- Что значит долго? Сколько положено, столько и ехали. Эта не ваша и не моя
забота контролировать работу соответствующих подразделений.

- Виноваты. Товарищ подполковник.

- И зачем проведению операции препятствовали? Зачем сопротивление оказали?

- Мы?!

- А кто? Вот рапорт командира группы захвата. Читаю: "Указанные лица
оказывали физическое сопротивление и нецензурно оскорбляли бойцов отряда в
выражениях, характеризующих их родственников предыдущего поколения по
женской линии, вследствие чего бойцам пришлось применить меры физического
воздействия..." Ну, что скажете?

- Виноваты!

- Виноваты, виноваты... Ковбои хреновы. Наворотили делов. Половником не
расхлебать.

Провинившиеся следователи одновременно повинно опустили головы.

- И что мне теперь прикажете с вами делать? Что? После того, что вы тут
понаделали? Тут тебе, понимаешь, незаконные методы ведения следствия, и
вступление в сговор с подозреваемыми в совершении противоправных действий,
и нецензурное оскорбление работников при исполнении ими служебных
обязанностей...

Как хотите, но я буду ставить вопрос о вашем соответствии занимаемой
должности. И надеюсь, ваши коллеги, проявив свойственную работникам милиции
принципиальность, поддержат меня в этом необходимом, с точки зрения
поддержания дисциплины и уважения буквы закона во вверенных мне
подразделениях...

На столе зазвонил телефон.

Подполковник замер, с тревогой посмотрел на звонящий аппарат и поднял
трубку.

- Да, - сказал он. - Так точно. Здесь они. Оба. Да. Понял. Понял. Будет
исполнено.

Положил трубку на рычаги и снова посмотрел на следователей.

- И наконец, главное. Посмотрите на себя, - грозно сказал он. - Что у вас
за вид, понимаете? Что за физический облик? Как, не знаю, у хулиганствующих
подростков уличных. Как у раздолбаев распоследних.

Их ценными подарками награждают. Банки. И управление, понимаешь. А они как
беспризорники, ей-богу. Как бомжи, не имеющие места жительства. Позор,
можно сказать, всему личному составу через вас!

Сколько раз напоминал о важности соблюдения внешнего вида в нашем, не
терпящем разгильдяйства деле. Сколько раз ставил на вид. А у вас на лице
вместо облика уважающего себя работника органов правопорядка какая-то,
извините, беспринципность!

Идите. И приведите себя наконец в порядок.

- Разрешите идти? - одновременно испросили разрешения следователи.

- Идите.

Так же разом следователи повернулись. И шагнули к двери.

У обоих под глазами разливались чернотой огромные синяки. Размерами
сопоставимые с передней частью сжатой в кулак кисти.

Ну точно разгильдяи.. Позорящие, так сказать, честь доверенного им
вышестоящим начальством мундира...



    Андрей ИЛЬИН
    КОНТОРА VIII
    МИССИЯ ВЫПОЛНИМА


Анонс

   Заговор среди высшего офицерского состава Минобороны, поставившего  целью
подчинить себе  предприятия  ВПК,  крайне  опасен  для  страны.  Ради  этого
уничтожаются "несговорчивые"  директора  секретных  заводов.  Почти  все  их
смерти обставлены так, что ни у  кого  не  возникает  сомнения  -  произошел
несчастный случай. Но "Контора" не может смириться с таким беспределом, ведь
безопасность страны  -  ее  первостепенная  задача.  И  Резидент,  посланный
"Конторой", должен сделать все возможное, чтобы остановить  эту  смертельную
карусель.

   Люди любят смотреть  новости  -  вечерние,  дневные,  ночные...  Так  как
считают, что именно там они могут узнать правду о положении дел в их стране.
Люди смотрят новости от Калининграда до Петропавловска-Камчатского, и каждый
считает, что ему повезло чуть больше, чем тем, другим...  Тем,  что  смотрят
телевизоры в Петропавловске-Камчатском, кажется, что в  Калининграде  совсем
хреново. Калининградцам до слез  жалко  жителей  Камчатки.  И  от  этого  им
становится чуть-чуть легче жить.
   На самом деле плохо и тем и другим. И всем остальным.
   Но не всем.
   Потому что кому-то было нормально и в Калининграде, и  в  Петропавловске.
Ведь на самом деле у  нас  качество  жизни  зависит  не  от  географического
положения, а совсем от другого - от того, есть у тебя  "бабки"  или  нет.  И
тех, у кого они есть, уже не беспокоят задержки  с  выплатой  зарплат  и  не
волнует очередной энергетический кризис, потому что в их домах  тепло,  даже
если те стоят на берегу Карского моря  -  батареи  всегда  горячие,  вода  в
бассейне тридцать шесть и шесть, а в зимнем саду с  пальм  падают  созревшие
кокосы.
   Так что мороз - зимой, жара - летом, дождь - весной и прочие обрушившиеся
на страну климатические  неожиданности  здесь  ни  при  чем.  А  при  чем  -
политика.
   Просто в этой несчастной стране снова,  уже  в  который  раз,  взял  верх
классовый подход. Только теперь гегемоном был объявлен не рабочий  класс,  а
люди с деньгами. А целью, ради которой предлагалось потуже затянуть пояса, -
развитой капитализм. Потому что до этого, оказывается, шли совсем  не  в  ту
сторону. И до того - тоже не в ту. И всегда - не в ту...
   В  этой,  обреченной  на  вечные  муки,  стране  снова  вс„  разнесли  до
основания, а затем поделили, что осталось. На этот раз поделили по  совести,
хотя обещали по-честному. И те, кто был никем, опять стали всем.  Причем  на
этот раз действительно - всем. Со всем.
   Вс„ снова вернулось на круги своя...
   А раз так - то конца этой истории не жди, а  жди  нового  витка  дележки.
Потому что есть такой закон - сообщающихся сосудов, который утверждает,  что
если где-то чего-то слишком много, то это много  начинает  перетекать  туда,
где его было недостаточно.  В  сосудах  перетекает  жидкостью.  В  России  -
кровью...

Глава 1

   Этот день в жизни одного из Заместителей  Министра  обороны  обещал  быть
обычным. Таким, как был вчерашний, позавчерашний,  какими  были  десятки  до
них. Ранний, как  когда-то  в  гарнизонах  подъем,  десятиминутная  зарядка,
холодный душ, чашка черного кофе, служебная машина у  подъезда,  приветствия
дежурных на входе, два лестничных марша, которые можно проехать на лифте, но
он всегда преодолевал пешком,  кабинет,  идущая  по  заведенному  распорядку
служба...
   Все, как всегда!
   И ни сам Замминистра, ни  его  подчиненные,  ни  кто-либо  еще  не  могли
предположить, что именно сегодня время сломает  привычный  свой  ход  и  все
изменится. Необратимо для самого Замминистра, кардинально для  служащих  под
его началом людей, для его семьи и даже немного для  страны,  в  которой  он
занимал не последнюю должность.
   Как говорится - нам не дано предугадать... Хотя не всем, кому-то все-таки
дано...
   - Я буду через два часа! - сообщил Заместитель Министра  обороны,  выходя
из кабинета.
   Он действительно предполагал вернуться через  два  часа,  потому  что  не
первый раз был там,  куда  собирался  ехать  сейчас.  Тридцать  минут  туда,
тридцать обратно, около часа там, минут десять в резерве...
   Застрять в уличных пробках Замминистра не опасался, у него  были  номера,
которые гарантировали ему зеленую  дорогу.  В  крайнем  случае  можно  будет
включить  мигалку,  и  тогда  гаишники   расчистят   трассу   по   всей   ее
протяженности, растолкав к обочинам случайные машины. Пробки  -  для  просто
граждан, а он не просто, он номенклатура. Военная номенклатура...
   Отгороженный от улицы толстыми автомобильными стеклами,  Замминистра  был
отрешен от суеты окружающего мира. Он не знал, как и чем  там,  за  стеклом,
живут люди. И никогда не знал.
   Раньше, потому что не выбирался из гарнизонов, где  был  совершенно  свой
особый, ничем не напоминающий гражданку, мир. Где пурга заметала  казармы  и
дома семей офицерского  состава  под  самые  коньки  крыш  и  надо  было  их
отрывать. И захаживали в гости белые медведи, которых нельзя  было  стрелять
под угрозой уголовного преследования. И даже тогда,  когда  они,  ошалев  от
безнаказанности,  разоряли  продуктовые  склады.  И  все  равно  приходилось
стрелять. В том числе лично ему, а однажды, когда тот дурак в шубе полез  на
детский сад, так даже из табельного "макара" всадил ему в морду  две  полные
обоймы.
   Но даже Диксон был лучше песков Каракумов, где голова болела  не  столько
за службу, сколько за привозную воду, и не раз,  когда  цистерны  увязали  в
песках,  приходилось  снижать  личному  составу  водный  паек.   И   снижать
офицерским семьям и детям, которые не понимали, почему вчера надо было  мыть
руки перед едой, а сегодня за это шлепают по попке и почему после обеда дают
лишь полстакана чая.
   А  гражданские  там,  на  Большой  земле,  в  это  время  страдали  из-за
отсутствия лишней палки колбасы. Он не понимал их. И злился на них.
   Зажрались, хотя считали себя голодными!
   Потом, когда народ продался за  ту  самую  колбасу,  он  понимал  их  еще
меньше. Стоило ли за жратву и  за  импортные  сапоги  без  очереди  отдавать
великую страну? Разорять то, что семьдесят лет сами же по крупицам собирали!
Повели себя как свиньи, которые дальше своего пятачка  в  корыте  ничего  не
видят!  Вначале  на  все  соглашаются  за  лишнюю  миску  баланды,  а  потом
недовольно визжат, когда их насаживают на вертел. Как будто было  непонятно,
что бесплатно кормят только тех, кого откармливают.
   Теперь за продажность гражданских приходится отдуваться армии. Как всегда
приходилось. И вот снова вся надежда на нее...
   Машина  остановилась  перед  КПП.  Охрана  проверила  пропуск.   Шлагбаум
поднялся. Машина  покатилась  по  внутренним  аллеям-улицам,  несколько  раз
повернула и остановилась возле одного из корпусов.
   - Жди меня на стоянке, - приказал Замминистра.
   Водитель кивнул.
   В клинике Замминистра поднялся на третий этаж.  Здесь  он  "сбросил  свой
китель" и стал обыкновенным пациентом. Потому что люди в  белых  халатах  на
звезды не смотрят, а смотрят на язвы, шанкры и анализы. Глупо  держать  форс
перед теми, кому приходится подставлять голую задницу.
   Замминистра открыл еще одну дверь.
   Коридоры ЦКБ были просторны  и  были  пустынны  -  это  вам  не  районная
больница, где из переполненных вонючих палат пациенты выползают в коридор  и
по стеночке бредут в далекий, в конце  бесконечного,  как  жизнь,  коридора,
сортир, а к вечеру стекаются к  единственному  телевизору  в  холле.  В  ЦКБ
туалеты и  телевизоры  есть  в  каждой  палате.  А  пятнадцати  храпящих  на
солдатских койках больных и еще пяти на раскладушках в проходе  нет.  Отчего
высокопоставленным пациентам делать в коридорах нечего.
   Замминистра  толкнул  пальцами  дверь  процедурной.   Которая,   хотя   и
называлась  процедурной,  на  самом  деле  напоминала  номер  пятизвездочной
гостиницы. Нашей. Или двухзвездочной их.
   - Здравствуйте, - обрадовалась, как близкому родственнику,  медсестра.  -
Проходите, пожалуйста.
   Халат на сестричке был таким же белоснежным, как ее зубы, и был застегнут
на одну-единственную, под горлом, пуговку. Что позволяло  заметить,  что  ее
ножки растут примерно оттуда же, откуда начинаются рукава халата.
   - Здравствуй, Машенька.
   - Садитесь вот сюда.
   Замминистра сел.
   Сестричка перехватила ему руку резиновым жгутом, затянула узел.
   - Поработайте, пожалуйста, кулачком.
   И опять улыбнулась.
   Замминистра стал сжимать и разжимать пальцы.
   - Какие у вас венки! Очень хорошие венки. Замечательные венки!..
   Сестра сорвала с одноразового шприца целлофановую упаковку. Не глядя,  но
точно насадила на хоботок иголку. Самую обыкновенную в пластиковом  колпачке
иголку.
   На вид - обыкновенную. Хотя на самом деле...
   На самом деле эта игла была не просто игла, потому  что  была  обработана
прозрачным раствором. Снаружи. Но более всего внутри. Внутри иголки  раствор
закупорил отверстие по всей длине органической пробкой.
   Сестра обломила ампулу с витамином и набрала его в шприц.
   - Вы не бойтесь, больно не будет, - успокоила она.
   Сняла колпачок и, аккуратно проткнув кожу, ввела иглу в вену.
   Выдавливаемый поршнем раствор витамина вытолкнул из иглы "пробку", и  ток
крови быстро разнес микрочастички неизвестного вещества по организму.
   Сестра выдернула иголку, прижала ваткой, промоченной в спирте, ранку.
   - Ну вот и все.
   - Ловко у вас получается, - похвалил Замминистра, сгибая в локте руку.
   - Вы посидите здесь несколько минут, - предложила  сестра,  показывая  на
кожаные кресла, на  столик,  где  лежали  журналы  и  пульты  дистанционного
управления телевизором и видеомагнитофоном.
   - Спасибо, времени нет. Мне еще педали крутить.
   - Какие педали?
   - Велоэргометра.
   Замминистра поднялся еще на этаж, быстро нашел нужную дверь.  Очереди  не
было. Очереди не могло  быть,  потому  что  здесь  все  точно  рассчитывали.
Пациенты ЦКБ были не теми людьми, которых позволительно держать в коридорах.
   Высокопоставленный пациент сел на сиденье велоэргометра, взялся за  ручки
и раскрутил педали.
   Медсестра  посмотрела  в  направление,  удивленно  хмыкнула  и   добавила
нагрузку.
   Теперь,  для  того  чтобы  провернуть  педаль,  приходилось  прикладывать
немалое усилие. Пациент раскручивал велоэргометр, пыхтя, покрываясь потом  и
багровея от натуги.  Но  не  спорил,  так  как  не  привык  спорить,  привык
выполнять.
   Оборот.
   Еще оборот.
   Еще десять...
   Неожиданно пациент хватанул  ртом  воздух  и  завалился  чуть  набок.  Но
выпрямился и виновато улыбнулся.  Не  привык  он,  чтобы  кто-то  видел  его
слабость.
   Раскрутил с новой силой педали и рухнул  грудью  вперед.  Теперь  уже  не
улыбаясь, теперь уже хрипя и закатывая глаза.
   Медсестра испуганно подскочила к нему, стащила с  велоэргометра  на  пол,
поймала запястье, нащупывая пульс.
   Пульс не находился. Пульса не было.
   Как же так?!
   Сестра метнулась к двери, забыв о телефоне, о мобильнике в  кармане  и  о
тревожной кнопке на стене.
   - Сюда, скорее сюда! - крикнула она что было сил. Гулкое эхо  раскатилось
по пустым коридорам. Из-за соседних дверей высунулись головы.
   - Что случилось?
   - Там... Он там... Он, кажется, умер!..
   Со всех сторон, убыстряя шаги, побежали люди в халатах.
   Кто-то  распластал  тело  Замминистра  по  ковролину,  сложил  на   груди
крест-накрест ладони, навалился на них всем весом тела,  толкнул,  сплющивая
ребра, продавливая в аорты замершую кровь. Еще раз толкнул... Крикнул:
   - Дайте ему воздух!..
   Ближайшая  медсестра  упала  на  колени,  приблизила  свое  лицо  к   уже
синюшному, к уже мертвому лицу пациента,  стерла  с  подбородка  выступившую
серую пену, набросила обрывок бинта,  прижалась  губами  к  губам,  с  силой
выдохнула воздух.
   Грудь мертвеца расправилась, приподнялась, словно он сделал вдох. Но  это
был не вдох, это был выдох...
   В кабинет все гуще набивались врачи, сестры и какие-то совсем посторонние
люди. Распахнули настежь окна.
   - Дефибриллятор сюда!
   Торопясь, откинули крышку дефибриллятора.
   - Быстрее, быстрее...
   Тревога расходилась по коридорам, как волна цунами, вовлекая в смерть все
новых людей. Этажом ниже в процедурную  сунулся  какой-то  мужчина  в  белой
шапочке, с испуганным, перекошенным лицом и крикнул:
   - Вы чего здесь?.. Там вашему пациенту плохо! Умирает он! Берите  шприцы,
адреналин, и скорее, скорее!..
   Медсестра метнулась к двери, забыв ее закрыть. Мужчина  сделал  вместе  с
ней несколько шагов по коридору, но вдруг остановился:
   - А нашатырь, нашатырь вы взяли? Идите, идите, вас ждут! Я сам. Где он?
   - Там, в шкафчике...
   Мужчина быстро вернулся в кабинет, прикрыл  за  собой  дверь,  но  шагнул
почему-то  не  к  стеклянному  медшкафу,  где  на  полках   были   разложены
медикаменты, а шагнул к мусорному ведру. Быстро вытащил его на свет и собрал
все, бывшие сверху, одноразовые шприцы и иголки, сунул их в карман халата. И
бросил в корзину другие, точно такие же шприцы...
   - Разряд!
   Удар тока сотряс тело Замминистра, подбросил его на несколько сантиметров
над полом.
   - Разряд!..
   - Еще разряд!..
   Но все было напрасно, сердце не запускалось.
   Еще  некоторое  время  мертвецу   делали   непрямой   массаж   с