олняющий привычную
рутинную работу, да не расслабился, не нашел вполне законный способ
обходить запретительные параграфы уставов и наставлений? Да не поверю ни в
жизнь! Я сам Резидент, я сам живу и кручусь в точно таких же рамочках.
Чтобы за столько лет не научиться маневрировать в заданных параметрах? Не
дать себе послабления? Ой, не верится!

Вот он, главный вывод моих трехнедельных наблюдений. Проверяемый не был
естествен! И значит, он знал о проверке. Он отследил ее, оставаясь
невидимым! Только в этом случае ему не надо было вести контрслежку! Его
наблюдали не враги - коллеги, так чего суетиться, вертеть дырочку на стуле.
Довольно лишь изображать приятную Конторе картинку, которую честно
зафиксируют и доведут до сведения начальства ревизоры. Но как он раскрыл
нас? Где случилась промашка? Я вновь и вновь чуть не по минутам перебирал
события операции и не видел прокола. Может, все-таки это домыслы впавшего в
паранойю профессионала и достаточно выпить стакан валерьянки, чтобы
избавиться от чувства беспокойства?

Нет и еще раз нет!

Тогда что делать? Оставить все как есть или продлить на два дня операцию,
рискуя собственной карьерой? И что это дает?

И хотя я продолжал думать, взвешивать "за" и "против", я понимал: решение
принято, и отказаться от него я не смогу. Верх взяли профессиональное
любопытство и самолюбие. Я хотел убедиться, что я был прав. Использовав
предоставленное мне право, я согласно пункту 7/3 устава единоличным
решением продлил срок операции на двое суток!

Инструкцию технарям я отправил через резервный почтовый ящик,
предварительно вывесив сигнал вызова. Я представляю, что подумали и сказали
ревизоры, когда, сорвав с доски объявлений третий справа отрывной квиток с
телефоном (объявление было такого содержания, что никого постороннего
заинтересовать не могло) и обработав его в специальном растворе, прочли:

"Работа продлевается на двое суток. Необходимо:

1. Занять ранее используемое помещение.

2. Возврат оборудования и монтаж не проводить.

3. Технику безопасности соблюдать в полном объеме.

4. Оборудование укрыть в складе ‘ 2.

5. Ждать дальнейших распоряжений по ранее оговоренной схеме.

6. Подтвердить получение".

Для ревизоров эта писулька наверняка представилась полной ахинеей. Зачем
высиживать в доме двое суток, если ничего не делать? Зачем продолжать
охрану и контрслежку в полном объеме, если защищать нечего - помещение-то
пусто? Может, Контролер повредился рассудком? Что ему дают эти два дня
бездействия? Но приказы, равно как и психическое состояние начальства, не
обсуждаются. Вообще-то, конечно, в узком кругу обсуждаются, да еще как
витиевато обсуждаются, но тем не менее исполняются с точностью до последней
запятой!

Даже не пытаясь скрыть настроение (а кто обрадуется перспективе взамен
заслуженного отдыха получить два-три лишних дня работы?), технари снова
заползли в свое логово. Чуть не зевая, приступил к выполнению своих
непосредственных обязанностей охранник. Делал он все как положено - не
придраться. Да он иначе и не сумел бы: рефлексы Контора нарабатывает
крепче, чем Павлов у подопытных собак, но морду кривил, словно лимон
пережевывал. Это он мне демонстрировал - догадывался, что я его наблюдаю.

Но я смотрел не на него - я смотрел мимо. Охранника пасли! И как пасли! Это
была не примитивная, на уровне двух-трех висящих на хвосте шпиков, слежка.
Это была облава! Улица кишела наблюдателями, как гостиничная койка клопами!
Именно масштабы операции позволяли ей оставаться невидимой. Охранник
выискивал в толпе двух, трех, четырех следующих определенной логике людей,
а их были чуть ли не десятки. Крутилась гигантская карусель, центром
которой был мой подопечный. Никто не топал сзади охранника более
трех-четырех минут. Но едва один шпик сворачивал, на смену ему появлялся
другой, идущий сзади, параллельно или даже навстречу, или просто стоящий на
остановке в ожидании автобуса. Лица, фигуры, номера машин не повторялись!
Все они вблизи воспринимались отдельными случайными прохожими, подобно
молекулам Броуна толкающимися в замкнутом пространстве улицы, но при
наблюдении издалека в хаотичном кавардаке траектории проглядывала железная
логика слежки. Десять человек делали тысячу разнонаправленных, казалось, не
связанных друг с другом шагов, десять машин проезжали, останавливались и
съезжали в переулок, но все они почему-то в сумме выстраивали строго
сориентированную, подобно стрелке магнитного компаса, линию, острием
упирающуюся в моего агента охраны.

Ни на одно мгновение он не оставался вне поля зрения. Он был профессионал,
но он не был подготовлен к таким масштабам. Он не мог вообразить, что чуть
ли не каждый десятый уличный прохожий - шпик. Он искал людей, а не явление.
Слежка обнимала его со всех сторон, словно воздух, словно сама жизнь, и
поэтому оставалась невидимой. Он был бессилен так же, как был бы бессилен
я. "Лицом к лицу лица не увидать - большое видится на расстояньи".

Этим расстоянием обладал я. Очень издалека, очень отстраненно, словно
биолог в окуляр электронного микроскопа, я наблюдал движение улицы. Но даже
не через него - это было бы слишком близко, - через вторичное действие,
через круги на воде я вычислял слежку. Я подмечал алогич-г ность действий
прохожих, вдруг через пять минут после прохождения объекта сломавших линию
поведения. Я видел бессмысленную крутежку машин по параллельным улицам. Я
фиксировал неожиданную расслабленность в фигурах недавно напряженных людей.
По крупинкам находя каждой фигуре свою ячейку, я составлял мозаику облавы.
Будь я в центре событий, я был бы так же слеп и заметен, как мой
агент-охранник.

Но откуда вечно стесненный в возможностях Резидент мог взять столько людей?
Региональный представитель не располагал штатными кадрами, разве только
двумя-тремя секретными агентами, не знающими, на кого и для чего они
работают. А здесь армия! Допустим, он привлек левые силы, но из каких
средств он их оплачивает? Как закрывает перерасход?

Какие опасные вопросы!

И вообще кто здесь кого и зачем ловит? Неужели столь грандиозная работа
проворачивается ради второстепенного агента-охранника? Не много ли чести?
Или они пытаются вычислить логово? Да трех часов такой слежки довольно,
чтобы, вычертив траекторию движения агента и подвергнув ее математической
обработке, узнать местоположение объекта его защиты с точностью до метров!
И вообще о чем я говорю? Вся операция начата в момент возвращения
ревизоров. Дураку ясно, что логово давно просчитано и находится под
колпаком. Что же они ищут? Да меня же!

Их интересует ниточка связи, ведущая к человеку, отдавшему приказ на
возвращение! Ко мне! Они хотят узнать, что произошло, а это возможно лишь
тогда, когда распутаешь весь клубок от начала до конца. Не охранник их
интересует - формы оповещения, почтовые ящики, тайники. Именно из-за них
закрутилась вся эта карусель! Именно поэтому они вынуждены не просто
следить, а фиксировать каждый взгляд, каждое движение моего агента. На что
он смотрел, где останавливался, до чего дотрагивался, с кем перекинулся
словом. Именно для этого организована такая плотная, мухе незаметно не
пролететь, слежка.

И это значит, что если я и имею возможность передать какую-либо информацию,
то только легально, под надзором противоборствующей стороны, раз и навсегда
раскрыв канал связи. То есть я могу передать сообщение лишь дважды через
основной и запасной ящики. А потом - полная глухота и немота. Ну разве
только пройтись по улице и вручить письмо лично в руки адресату. Они лишили
меня главного - возможности передавать и принимать информацию. Я
парализован как руководитель. Я лишился рук.

Значит, сидеть тихо? Сколько? Еще около полутора суток протянется эта
волынка. Едва ли они снимут облаву раньше. Не дождавшись от меня
дополнительных указаний, ревизоры, следуя инструкции, разнесут по кускам
стоящую многие миллионы рублей аппаратуру и эвакуируются по запасной схеме.
Когда вернусь в центр я, меня будет ожидать куча самого скандального
свойства рапортов, неизвестно на кого отнесенные финансовые убытки и
фактически проваленная операция. Что я смогу ответить на неизбежно
возникшие вопросы, как смогу оправдаться? Зачем продлил операцию на двое
суток? Почему не вышел в установленное время на связь и тем допустил
уничтожение материальных ресурсов?

Обнаружил слежку? Но ни охранник, ни электроника ее не выявили. И где
доказательства? И почему не согласовал действия, выходящие за рамки
указанных двух суток, с начальством? И вообще не паранойя ли это на почве
нездорового служебного рвения - этакие масштабы в уездном городишке?! По
зубам ли такая операция даже средней руки национальной разведывательной
службе? Десятки людей, десятки машин, миллионы задействованных средств! Не
круто ли?

Я бы, наверное, тоже засомневался в психическом состоянии человека,
рассказывающего мне такие похожие на сказку истории! Не прочитанный ли
ночью роман Яна Флеминга явился сему причиной? Любой нормальный человек
предпочтет простые объяснения фантастическим. А простое решение здесь
напрашивается одно-единственное. И будет итогом всех этих приключений
разборка персонального дела Контролера ‘... Не допустил ли он понятной
человеческой слабости, не загулял, не напился ли и, загубив тем задание, не
придумал ли в оправдание залихватский, достойный детективного боевика,
сюжет? Как-то это больше похоже на правду! Но даже, допустим, я кого-то
смогу убедить в своей правоте. Пошлют комиссию, которая ровным счетом
ничего не найдет. К тому времени все концы будут надежно упрятаны, а
мостовые, по которым шагали армии шпиков, тщательно подметены и вымыты
стиральным порошком. Тишь да гладь.

...Это если что-то было, а не пригрезилось! Единственное, что мне дает хоть
какой-то шанс на внимание начальства, - его доказательства! Но где их
взять?

Средств технической слежки у меня нет. Я Контролер, а не ищейка. Купить
простой фотоаппарат, приставить к нему: бинокль, нащелкать кучу
любительских снимков? Но что они покажут, кроме набора неповторяющихся лиц?
Поймать в подворотне, долбануть по затылку и допросить одного из шпиков? И
что он расскажет? И как я докажу, что эти показания не сфальсифицированы
или просто не написаны под мою диктовку левой рукой моей же любовницей?

Тащить живого шпика через всю страну как приложение к бумаге? А если он,
очухавшись, все отвергнет? Да и как умудриться хоть на полчаса выкрасть
спеца, чтобы не поднять на уши всю работающую с ним команду? Мне тогда и
доказательства не потребуются - лишь бы ноги унести. Безнадега со всех
сторон!

Лучше бы я ничего не заметил, не добавил эти два дня, за которые теперь
придется так или иначе расплачиваться. Итак, резюме. Единственное, что меня
может спасти, - это доказательства. Единственные, кто может помочь их
добыть, технари.

Сформулируем задачу. Как выйти с ними на связь, не засветив себя? Ну,
думай, думай, Контролер. Ломай голову, авось сломаешь и тем избавишь себя
от проблемы. Тоже выход. С безголового какой спрос? Почтовые ящики дают
одностороннюю, я - им, и строго ограниченную двумя посланиями связь, а мне
необходима "живая" беседа. Любые подходы к моим агентам блокированы
намертво. Всякий вступивший с ними в контакт человек наверняка
фотографируется, отслеживается и идентифицируется. Был бы я размером с
клопа, может быть, еще и проскочил.

Как же мне с ними встретиться? Прикинуться бабушкой-побирушкой и поклянчить
у охранника милостыню? Проверят и обнаружат под лохмотьями доказательства
принадлежности к сильному разведполу. Угнать танк и разутюжить по тротуарам
всех шпиков? Хорошо бы. Вползти в квартиру через канализацию? Влететь через
открытую форточку? Пробиться, как когда-то, в бытность курсантом, через
стену? Нет, все это громко и, значит, бессмысленно. Мне нельзя спугнуть
противника, мне нужны доказательства его наличия, а не отсутствия.

Вот разве только канализация? И еще раз. К охраннику не подобраться. К
квартире не пройти. Значит, выхода нет? Нет!

А вот в это я поверить не могу! Не так учили! Не может не быть выхода, даже
когда не может быть в принципе! Только так! Вопрос лишь в крепости мозгов и
нестандартности мышления.

А ну еще раз. И еще раз... И еще... И я нашел выход! И иначе быть не могло!
В очередную проходку охранник снял с доски объявлений свежую начальственную
писульку, шпики, как я и предполагал, дураками не были и задерживать его не
стали. Их вся цепочка интересовала, а не отдельные ее звенья.

В сообщении были указаны обстоятельства, время и место встречи. До секунды!
До метра! Теперь все зависело от пунктуальности моих подопечных. Опоздай
они хоть на мгновение, забеги хоть на дециметр, и разработанный план мог
рассыпаться, как доминошная пирамидка.

Я начал готовиться к встрече загодя. Достал за пару бутылок у строителей
старую телогрейку, замызганный оранжевый жилет, каску и стоптанные
резиновые сапоги. Купил объемный рюкзак, полиэтиленовые мешки, раскладную
лестницу-стремянку и набор инструментов. Инструменты, лестницу и рюкзак я,
конечно, вывалял в грязи, обил и поцарапал, так как они были слишком новыми
на вид. После такой работы они выглядели замечательно - грязно и гнусно.
Следующие двадцать часов мне предстояло провести не в самом приятном месте.
И отчего я пошел не во внешнюю разведку, где можно выслеживать добычу за
коктейлем на очередном великосветском рауте? Плохо у нас поставлена
подростковая профориентация. Из рук вон! Вечером, шаркая резиновыми
подошвами сапог об асфальт, громыхая инструментальным ящиком и проклиная
бригадира, пославшего меня на ночь глядя на аварию вместе с куда-то
запропастившимся напарником, я брел по улице. На заранее облюбованном
перекрестке я установил посреди проезжей части треногу с привязанной к ней
грязной тряпицей, подцепил монтировкой крышку на кабельном колодце и
спустился в люк. Часа два я изображал работу: стучал молотком о железо,
распутывал прихваченные с собой провода, матерился вслед неаккуратно
проезжающим автомобилям.

В итоге я, конечно, аварии на линии не устранил, но зато успел выложить
горловину люка тонкой круговой прокладкой из пористой резины. Ближе к ночи,
убедившись, что за мной никто не наблюдает, я убрал треногу и задвинул
крышку люка. Здесь, в темноте бетонного склепа, мне предстояло высиживать
семнадцать часов тридцать две минуты. До времени "икс" я уже не мог влиять
на события, происходящие снаружи, - я мог только ждать.

* * *

Технари не были пай-мальчиками, обожающими дисциплину, как клубничное
варенье, но и не имели дурной привычки обсуждать начальственные приказы.
Они не имели привычки обсуждать приказы, но не отказывали себе в
удовольствии обсуждать само начальство, их отдавшее.

- Это полный бред, - сказал один из них. - Он просто сошел с ума.

Второй пожал плечами.

- Это выходит за рамки его компетенции.

- Мы не знаем его компетенции.

- Он угробит и себя, и нас.

- Он начальник.

- Хотел бы я увидеть его живьем.

Второй только улыбнулся.

Оба замолчали. У них не было альтернативы: они могли не согласиться с
приказом, но не могли его не исполнить. Они могли усомниться в лояльности
начальника, но не могли не подчиниться его воле. Они могли догадываться,
что последующие шаги будут угрожать их жизни, но ничего не могли
предпринять для ее сохранения.

- Будем надеяться, что он знает, что делает.

- Будем.

Надежда - единственное, что не запрещал им устав.

* * *

В 16.15 охранник, в точности следуя изложенным в приказе указаниям,
завершив шестой от центральной улицы поворот, вышел на пересечение улиц
Магистральной и Рабочей. Он никогда здесь не был, но шел уверенно, так как
знал, сколько и в каком направлении ему еще предстоит сделать шагов. Его
вели мои ноги, отмерившие этот путь с точностью до миллиметра.

Еще один поворот. Небольшой пустырь со сквером, захламленный самостроем и
импровизированной стоянкой частного и государственного автотранспорта. Сто
двадцать шагов на юго-запад. Поворот! Налево.

Охранник шел, не глядя под ноги, поигрывая брелоком от связки ключей и
насвистывая какую-то легкую мелодию. Ему не надо было смотреть под ноги, он
был здесь дома, знал каждый камень и чуть ли не каждого встречного
прохожего. По крайней мере так должны были думать случайно увидевшие его
люди.

Он остановился возле фургончика "УАЗа", по-хозяйски носком ботинка пнул
скат, одновременно окинув взглядом замок дверцы, выбрал из связки требуемую
отмычку, открыл дверцу, запустил мотор и неторопливо выехал со стоянки.
Если бы эта машина по каким-либо причинам сорвалась, он прошел бы еще
пятьсот метров до другой стоянки и там открыл бы другой отмеченный мной
ранее однотипный фургончик. Осечка была исключена.

С 16.50 до 17.20 охранник, вырабатывая резервное время, отстаивался,
предварительно залив полные баки, на стоянке возле бензозаправки.

В 17.35 он подхватил на улице в условленном месте покинувших логово
ревизоров.

В 18.05 в машину загрузили вытащенное из тайника оборудование.

Конечно, все это время за ними следили чужие глаза, но это было уже
неважно: игра пошла в открытую.

С 18.20 до 23.00 машина безостановочно болталась по городу, неважно куда,
лишь бы крутились колеса и гудел двигатель. И все это время, утирая пот со
лбов, технари вертели ручные дрели и постукивали деревянными (чтобы звук
был глуше) молотками по остро заточенным зубилам.

В 23.05 машина встала в исходную точку. В 23.07 сдвинулась с места со
строго запрограммированной скоростью - пятьдесят пять километров в час.
Если бы она опоздала или поторопилась хоть на минуту, операция была бы
провалена.

В 23.17 и 23.25 машина миновала точки контрольного времени. На последней
опоздание не превышало трех секунд при допустимом отклонении в шесть.

23.36.15. "Уазик" приблизился к условленному месту. Не хватило буквально
секунды, чтобы проскочить под угасающий свет желтого глаза светофора.
Теперь надо было ждать 30 секунд. От них, этих малых 30 мгновений, зависело
все: успех или провал операции, карьера, а возможно, двадцать-тридцать
оставшихся лет жизни каждого из нас. Тридцать секунд, разделявших красный и
зеленый свет светофора, против тридцати долгих лет жизни.

23.27. Я не слушал поверхность земли - я смотрел на часы. Дополнительные
сигналы условлены не были.

Ровно в 23.36.15 я должен был открыть люк. Другой попытки мне отпущено не
было. Если бы машина на месте не оказалась, я просто бы свернул операцию.

23.36.13...14...15...16! Две секунды резерва. 17... Я надавливаю головой и
руками, приподнимаю чугунную крышку люка, слышу урчание работающего мотора,
чую запах выхлопных газов, вижу тени колес по бокам - машина надо мной,
своя ли, чужая. Разбираться нет времени. Я сдвигаю крышку, тянусь руками к
дну автомобиля и сразу вижу чуть -более светлый, чем окружение,
прямоугольник выпиленного, высверленного, выдолбленного за эти несколько
часов с помощью подручного инструмента "десантного" окна. И еще я вижу две
пары устремленных в мою сторону рук. Я вытягиваю ладони вперед, и меня
мгновенно втягивают внутрь, обдирая о неровные края ткань телогрейки. Еще
пять секунд - закрыть колодец. Люк тихо падает на резиновую прокладку.

23.36.43...44...45. Зажигается зеленый свет светофора. Машина трогается с
места. Для посторонних глаз вся эта хитроумная операция выглядела
вынужденной тридцатисекундной остановкой перед закрытым светофором.

Все. Я вошел в контакт с подведомственными мне ревизорами. Они не увидят
моего лица: на мне глубоко надетый колпак с прорезями для глаз. Они не
услышат моего естественного голоса - я изменяю тембр. Но узнают, что
отпускающий им приказ за приказом начальник не миф, а вполне конкретный,
среднего возраста и среднего же телосложения, мужчина.

Это грубое нарушение устава. Несанкционированный контакт Контролера с
подчиненными! Куда уж дальше! Но мне некуда деваться, мне необходима их
помощь. Их замечательно устроенные электронные мозги,