ищно  сощурясь  и  сцепив  челюсти.
Левой рукой он дотронулся сначала до повязки с иероглифами - хатимаки - на
голове, а потом ощупал пояс с реликвиями-талисманами. Он негромко  воззвал
к Будде.
   Потом выругался.  Розенкранц,  конечно,  был  бесстрашным  человеком  и
настоящим асом: он шел на него в лобовую атаку. Нечего  было  и  думать  о
том, чтобы  прийти  на  помощь  Такии...  Сначала  придется  схватиться  с
Розенкранцем, а  боеприпасы  на  исходе:  он  восемь  секунд  расстреливал
"Локхид" и патронов теперь оставалось еще на девять. Каждый был на счету.
   Дав полный газ, Йоси перевел  машину  в  пологое  пике.  Белая  стрелка
указателя воздушной скорости подобралась  к  отметке  400  и  запрыгала  у
красного сектора, сообщая об опасности. Ручка трепетала в его ладонях, как
живое существо, и всей силы его могучих мышц не  хватало,  чтобы  удержать
ее. От перегрузки корпус "Зеро" дрожал и сотрясался - слишком велико  было
давление на плоскости крыльев и хвоста. Он знал, что лонжероны  и  нервюры
были при последнем издыхании, еще когда он атаковал  "Констеллейшн".  Риск
был велик, но ничего другого ему не оставалось.
   На  общей  скорости  в  тысячу  узлов  оба  истребителя  сблизились  на
дистанцию открытия огня. Йоси, воюя  со  ставшими  непослушными  рычагами,
совместил  светящееся  пятнышко  прицела  с  мотором  ненавистной  машины.
Розенкранц открыл огонь, но Йоси не нажимал красную гашетку  до  тех  пор,
пока до противника не осталось всего  сто  пятьдесят  метров  и  у  самого
фонаря не пронеслись  трассеры.  Он  дал  двухсекундную  очередь.  Красный
истребитель мелькнул мимо, как вспышка молнии.
   Мацухара знал, что последует за этим: Розенкранц  сделает  бочку  и  из
пике зайдет ему в хвост, откуда так удобно  нанести  разящий  удар.  Глухо
простонав, он глянул вниз, туда, где "Накадзима" шел  прямо  на  деррик  и
стальной трос. Если они уйдут от  "Мессершмитта",  их  доконает  трос.  Он
перевел взгляд наверх: на севере горел "Зеро" Мацумары.  Ме-109  тоже  был
подбит и, оставляя за собой дымный след, по широкой дуге отворачивал вверх
и в сторону. Под ним распустился белый купол  парашюта.  Йоси  должен  был
выручать Кизамацу. Он должен был спасти старика Такии и Брента. Но условия
игры диктовал в этом бою Кеннет  Розенкранц,  и,  прокляв  все  на  свете,
подполковник взял ручку на себя.
   Черный   истребитель   неотступно,   как   привязанный,   следовал   за
бомбардировщиком. Такии вел свою машину прямо на деррик и тонкий  стальной
трос, почти незаметный на затянутом грозовыми тучами небе, с которого  уже
упали первые капли дождя. "Мессершмитт" летел  в  хвосте  бомбардировщика,
мотающегося под порывами  ураганного  ветра  вверх-вниз  и  из  стороны  в
сторону, и время от  времени  бил  по  нему  короткими  очередями.  Брент,
ослепленный дождем, надвинул очки, выругавшись от боли.  Кровь  продолжала
течь по бедру. Он выпустил  десяток  патронов,  но  теперь  вынужден  был,
оберегая хвостовой стабилизатор, прекратить огонь.
   Внезапно "Накадзима"  вздрогнул  всем  корпусом:  20-мм  снаряд,  точно
паровой молот, обрушился  на  его  правое  крыло,  вырвав  огромный  кусок
алюминиевой обшивки, обнажив лонжероны и нервюру. Брент ответил  очередью,
целясь в обтекатель "Мессершмитта": пули его повредили  козырек  фонаря  и
задели зализ крыла с фюзеляжем. Арабский летчик, боясь врезаться  в  хвост
бомбардировщика, резко взял вверх,  а  Такии  поднырнул  под  трос.  Пилот
истребителя так и не увидел его.
   Стальная нитка прошла через левое крыло,  как  раскаленный  нож  сквозь
масло, и наткнувшийся на нее истребитель отшвырнуло  и  нелепо  развернуло
вверх. Полуотрезанное  крыло  вместе  с  бензобаком  бессильно  обвисло  и
заболталось в воздухе вместе с лоскутьями разорванной обшивки.
   Брент вскрикнул от радости, позабыв про свои раны и про хлещущие  струи
дождя. Он поднялся в  кабинет  во  весь  рост,  с  ликованием  глядя,  как
истребитель  еще  какое-то  время  лез  вверх,   содрогаясь   всем   своим
изуродованным корпусом, словно бьющийся в предсмертных судорогах  шакал  с
распоротым брюхом, потом споткнулся, замер на  мгновение  и  круто,  пошел
вниз, вращаясь  по  оси  своего  единственного  крыла.  Фонарь  отъехал  в
сторону, на борту появилась фигура  обезумевшего  от  страха  летчика,  но
неистовый рывок вошедшей в штопор машины сбросил его вниз. Слишком  поздно
было прыгать, слишком низко оказался его самолет. Он врезался в прибрежные
скалы и рассыпался на куски, а тело летчика,  успевшего  лишь  дернуть  за
кольцо парашюта, кровавой студенистой массой застыло на отмели у  подножия
скалы.
   Только тогда Брент заметил, как хлещут и жалят жемчужные  струи  дождя,
заливающего кабину и непроницаемой завесой закрывшего  стекла  его  очков.
Мир подернулся плотной серой пеленой: он ничего  не  видел  вокруг.  Вдруг
дали себя знать раны, потеря крови, усталость. Он как-то  внезапно  ощутил
страшную слабость и опустился в кресло. На этот раз смерть прошла мимо.


   Йоси, наблюдавший  за  хитроумным  маневром  старика  Такии  и  гибелью
"Мессершмитта", вскрикнул от радости, вытянул ноги и изо всех сил  потянул
ручку на себя. B5N нигде не было видно: небеса либо спасли его, спрятав за
пеленой туч, либо погубили. Так или иначе,  сам  он  мог  теперь  заняться
Розенкранцем, пока тот сам не  занялся  им.  За  полчаса  подполковник  во
второй раз переходил в пике и совсем не был уверен, что изношенный  "Зеро"
выдержит и не развалится на части. Но делать было  нечего.  Он  знал,  что
Розенкранц  где-то  разворачивается  сейчас  для  нового   захода.   Выбор
небогатый: разбиться  в  рассыпающемся  самолете  или  погибнуть  от  огня
Розенкранца.
   Когда "Зеро" стал выныривать из пике, переходя в горизонтальный  полет,
корпус его затрясся и застонал еще сильней, крылья согнулись  от  яростных
порывов ветра и от нагрузки. Йоси ощутил знакомую  тупую  боль  в  животе,
кожу на лице туго стянуло, страшная тяжесть вдавила его в кресло, в глазах
потемнело. Он замотал головой, разгоняя эту черную пелену. Только стальная
самурайская воля помогла овладеть собой и заставить машину  слушаться,  но
крылья продолжали трепетать и вздрагивать,  одолевая  непосильную  инерцию
слишком крупного и мощного двигателя.
   Но вот пике кончилось, а "Мицубиси" не распался  на  части.  Внизу  был
остров Агвиджан, а на горизонте громоздились  исполинские  черные  пальцы,
бастионы  и  зубчатые  башни  грозового  фронта.  Потом  в  раздернувшихся
занавесах туч мелькнул кусок голубого неба, а в нем - красный Me-109. Йоси
засмеялся: Розенкранц был ниже, чем он, и еще не успел завершить разворот.
Конечно, он был уверен,  что  крылья  японского  истребителя  не  выдержат
адских перегрузок, и теперь на миг растерялся. Смех Мацухары стал  громче:
"Болван, с "Мицубиси" на разворотах тягаться нельзя!"
   Высоко  на  севере  возникла  ослепительная   вспышка:   это   Кизамацу
протаранил  "Мессершмитт"  и  в   блеске   нового   рукотворного   светила
переселился в лучший мир. Мацухара в оцепенении наблюдал,  как  валятся  с
небес дымящиеся бело-бурые обломки, а  ветер  уже  разгоняет  густой  клуб
дыма. "Банзай!" - крикнул он.
   Теперь  он  остался  один  на  один  с  Розенкранцем.   "Зеро"   против
"Мессершмитта". Он этого и хотел. Плохо только, что боеприпасы у  него  на
исходе - секунд на  шесть  огня,  не  больше.  Впрочем,  это  неважно.  Он
прикончит эту сволочь, даже если придется протаранить ее и обрести  вечный
покой в храме Ясукуни, куда только что отлетела душа Кизамацу. А  если  он
прожил жизнь, достойную самурая, и не отягощал  карму,  ему,  быть  может,
выпадет в загробном мире встреча с Кимио. Что же может быть лучше - вечная
жизнь с той, кого он любил? А без нее ему не нужна никакая нирвана.
   Взяв ручку влево и чуть подправив педалью, он перевернулся через  крыло
и  соскользнул  в  неглубокое  пологое  пике,  поймав  в  прицел   красный
"Мессершмитт", завершавший поворот. Йоси удерживал палец на  гашетке.  Еще
рано. Еще тысяча ярдов. Шепотом он поблагодарил богиню Аматэрасу за все ее
милости к нему и за то, что дала такой великолепный  самолет.  Пальцы  его
нежно прикоснулись к длинному мечу, в  специальных  зажимах  висевшему  на
борту. Меч, принадлежавший его отцу и деду, верно  служил  роду  Мацухара.
"Теперь ты станешь  моим  мечом,  "Зеро"-сан,  -  обратился  он  к  своему
самолету  и  дотронулся  до  головной  повязки  с   иероглифами,   которые
свидетельствовали о решимости отдать жизнь за императора, - может,  нам  с
тобой обоим придется погибнуть сегодня".
   Розенкранц тем временем, поняв, что не успевает завершить поворот и что
несравненно более легкий и увертливый "Зеро" кинется в атаку  прежде,  чем
он выйдет на огневую дистанцию, решил воспользоваться своим  преимуществом
- огромной  скоростью,  которую  развивает  в  пике  "Мессершмитт".  Резко
перевернувшись брюхом вверх, он ринулся вниз - носом к  грозовому  фронту.
Мацухара в бессильной  ярости  выругался,  стукнул  кулаком  по  приборной
панели и ринулся вдогонку за уходящим врагом,  стреляя  из  пулеметов.  Но
более тяжелый Ме-109 уже скрылся за нижним слоем туч.
   Снова Йоси, обходя грозовой фронт, стал стремительно набирать высоту  -
то, без чего не может действовать истребитель.  Он  знал,  что  Розенкранц
сейчас где-то в облаках делает то же самое. Схватки, подобные той, которая
должна вот-вот начаться,  всегда  чреваты  резкими  разворотами,  то  есть
потерей скорости, и опытные летчики стараются "впрок запастись" высотой  -
потом она скажется на стремительности выполнения  маневра.  Выигрывает,  а
значит, выживает тот, кто движется быстрее врага. Йоси  Мацухара  накрепко
затвердил эту многократно проверенную истину. Но и  Розенкранцу  она  была
известна не понаслышке.
   Поднявшись до четырех тысяч метров и повернувшись к северу - к Сайпану,
- подполковник понял, что этот раунд он выиграл: небо принадлежит ему. Но,
бросив быстрый взгляд на приборы, понял, что горючего остается в  обрез  -
только-только дотянуть  до  "Йонаги".  Он  уже  собрался  уменьшить  число
оборотов, сбросить газ, изменить шаг винта, когда сверху,  из-за  облаков,
вынырнул красный "Мессершмитт". "Не может быть!" - вскрикнул  японец.  Тем
не менее Розенкранц был здесь и стремительно приближался к нему сзади.
   Мацухара инстинктивно взял ручку на  себя,  сделав  "мертвую  петлю"  и
кинувшись в лобовую атаку. Но, прежде чем он поймал врага в прицел,  немец
успел открыть огонь.  Точно  град  забарабанил  по  фюзеляжу  и  хвостовой
плоскости, пробивая в них рваные дыры. Но Мацухара  уже  держал  "Рози"  в
третьем круге. "Поспокойней, - сказал он себе, - патронов мало". Потом дал
гашетку, и корпус "Зеро" затрясся от отдачи.
   Мацухара ликующе вскрикнул: очередь попала "Мессершмитту"  в  основание
правого крыла. Целясь в бензобак, он прикоснулся к педали,  чуть  накренив
машину, и дал новую очередь. Сначала крыло покрылось блестящими "оспинами"
- это пули и снаряды выжгли и  содрали  с  серебристого  алюминия  красную
краску, - потом вспучилось: пробоины в плоскости действовали  по  принципу
пылесоса, втягивая воздух, и огромное давление, возникшее внутри,  грозило
разрушить всю  оконечность  до  самых  закрылков.  Розенкранцу  ничего  не
оставалось, как сбросить газ и ринуться прочь, снова развернувшись носом к
грозовому фронту. Но Мацухара был твердо намерен на этот раз не  выпускать
его: он даже облизнулся в предвкушении.
   Отвага Розенкранца сомнению не подлежала: вместо того чтобы  выпрыгнуть
с парашютом, он пытался выровнять теряющую управление машину. Может  быть,
он догадывался, что все равно обречен: японец расстреляет его  в  воздухе.
Может быть, предпочитал погибнуть за  штурвалом  своего  истребителя,  чем
болтаться на стропах беспомощной марионеткой. Йоси не стал ломать себе над
этим голову - он зашел в хвост к обреченному "Мессершмитту" и приготовился
дать смертоносную очередь. Его не интересовал ход мыслей Кеннета: если  бы
представилась такая возможность, самурай задушил бы врага  голыми  руками.
Знакомый жар разлился по всему телу, когда Йоси поймал в прицел  голову  и
плечи Розенкранца. Он поглаживал гашетку так нежно,  нажимал  на  нее  так
легко, что она упруго сопротивлялась  движению  его  большого  пальца,  он
медлил,  прежде  чем  утопить  ее  в  полированном  стальном   гнезде,   и
наслаждался предчувствием щелчка, который замкнет  цепь.  Наконец  гашетка
ушла - но Мацухара не услышал ничего, кроме свиста сжатого воздуха.
   Он вскрикнул от жгучего разочарования.  Боеприпасы  кончились!  Он  был
безоружен, и ему оставалось только  смотреть  вслед  исчезающему  в  тучах
самолету. В самый последний момент Розенкранц обернулся к нему и открыл  в
издевательском смехе  крупные,  жемчужно-белые  зубы  -  настоящую  акулью
пасть. Мацухара, плача от бессильной  ярости,  бил  кулаком  по  приборной
доске. Оба ведомых погибли. Брент, старик Такии и  Хаюса  -  скорее  всего
тоже. А Розенкранц сумел уйти. "Все впустую, все напрасно",  -  стучало  у
него в голове.
   Тучи  -  предвестники  бури,  как  осатаневшие  демоны,  вились  вокруг
самолета,  окутывая  фонарь  и  ослепляя  летчика.  Взглянув  на   стрелку
авиагоризонта, он резко взял ручку вправо, дал педаль и повернул назад, на
север, курсом на Тиниан.  Вырвавшись  из  густой  облачности,  сверился  с
приборами: стрелка топливомера подрагивала совсем недалеко от нуля. Мощный
"Сакаэ" буквально пожирал горючее - оно уходило как вода из  ванны,  когда
вынешь затычку. До той точки к юго-западу, где должен был стоять, поджидая
свои воздушные патрули,  "Йонага",  было  еще  двести  километров.  Чуткие
пальцы летчика изменили шаг винта, сбавили обороты до  тысячи  двухсот,  а
давление - до восьмидесяти. Самолет теперь еле плелся: два-три  перебоя  в
ровной работе двигателя и  резкие  хлопки  сообщили  летчику,  что  больше
насиловать "Зеро" нельзя.
   Мацухара  испытывал  отвратительное  чувство   человека,   проигравшего
решающую схватку: печаль, пустота, ощущение потери обволакивали его  душу,
как застывшая смазка. Сколько людей погибло  сегодня!  А  над  ним  пустые
небеса, в необозримом пространстве которых еле заметной  точкой  проплывал
его самолет. Мацумара сгорел, Кизамацу погиб, Брент Росс, Йосиро  Такии  и
Такасиро  Хаюса  вместе  со  своим   изрешеченным   осколками   и   пулями
бомбардировщиком сгинули в пасти бога бурь  Сусано,  а  убийца  Розенкранц
избежал смерти. А он, Йоси Мацухара, лишившийся Кимио, потерял  сегодня  и
Брента Росса. Дороже этих двоих у него никого не было на свете. Бок о  бок
с Брентом они воевали и дрались, бессчетно спасали  друг  другу  жизнь,  и
между  ними  крепла,  становясь  нерасторжимой,   особая   связь   боевого
товарищества,  которое  известно  лишь  тем,  кто  в  отличие  от   людей,
выбрасывающих на стол кости, ставит на кон собственную  жизнь.  Они  рядом
стояли  под  градом  пуль,  под  бомбежками  и  жестокими  артиллерийскими
обстрелами, их осыпали осколками, их  полосовали  клинками  ножей  и  били
кулаками, по ним давали торпедные залпы в море и очереди из  "Калашникова"
в парке Уэно. Молодой американский лейтенант  доказал,  что  соответствует
самым строгим нормам кодекса бусидо и обладает чертами истинного самурая -
отчаянной храбростью, верностью долгу, честью.
   Счастливейшими были те часы в жизни Мацухары, когда он, потягивая сакэ,
читал другу свои хайку, а тот со стаканом виски в руке слушал задумчиво  и
внимательно. Сколько раз обсуждали они, что приводит  человека  "на  тропу
войны", что заставляет его становиться деталью сложного  механизма  и  без
колебаний выполнять приказы, не пытаясь вдуматься в их смысл,  -  убивать,
разрушать и находить в этом честь и славу!.. Они оба пришли к выводу,  что
в мирной жизни нет силы, способной увести людей прочь  с  этой  дороги,  и
нечем заменить это упоение ужасом. Война  проверяет  человека,  как  ничто
другое, война - это оселок, на котором правится лезвие самурайского  меча,
война определяет, достоин ли мужчина носить это имя и занимать место среди
других мужчин. Только для  Брента  мог  облекать  Мацухара  в  слова  свои
смутные мысли, только с ним мог он делиться сомнениями, которые  одолевают
всех, посвятивших себя богу войны Хатиману-сан.
   Внимание  его  привлекли   две   тени,   одновременно   мелькнувшие   в
противоположных концах неба. Красный истребитель вынырнул из-за  тучи  как
раз под ним и стал медленно снижаться  над  аэродромом  Тиниана.  Это  был
Розенкранц, осторожно заходивший на посадку. Таранить его?  Разом  кончить
все здесь и сейчас? Ни Кимио, ни Брента нет в живых, так зачем  жить  ему,
подполковнику Мацухаре? Он уже потянулся к рычагу  управления  двигателем,
как вдруг, внимательнее всмотревшись во вторую машину, отражавшуюся в  его
зеркале, узнал в ней "Тигр II". Свершилось чудо! Старик Йосиро  невредимым
вышел из пасти бога бурь Сусано. Нельзя сказать, что ему даром далась  эта
встреча: бомбардировщик почти не слушался рулей, волочил  одно  крыло,  но
старый кудесник все-таки удерживал "Накадзиму" в воздухе и  заставлял  его
лететь. А в хвостовой кабине  Мацухара  заметил  массивную  фигуру  Брента
Росса, приветственно махавшего ему.
   Йоси,  заложив  широкий  пологий  вираж,  глянул  вниз.   "Мессершмитт"
приземлился, и вокруг него суетились фигурки людей, казавшихся  отсюда  не
больше муравьев, - они выталкивали самолет с полосы, заводя его во  что-то
похожее на закамуфлированный капонир. Значит, арабы устроили на Тиниане  и
на Сайпане свои авиабазы? А он-то думал,  ливийцы  взлетают  с  одного  из
своих авианосцев - известно было, что ливийская эскадра действует где-то в
западной  части  Тихого  океана.  Но  Йоси   приходилось   видеть   солдат
аэродромного обслуживания; те, кто сейчас  убирал  самолет  Розенкранца  в
ангар, действовали не в  пример  более  споро  и  слаженно.  Это  явно  не
местные... Значит, и сбитый им "Локхид" тоже скорее всего взлетал отсюда и
совершал, наверно, регулярный разведывательный полет  на  восток  -  искал
"Йонагу".
   Он продолжал смотреть вниз. Но где же остальная эскадрилья Розенкранца?
Они же всегда  летают  четырьмя  тройками  или  шестью  парами.  Он  обвел
напряженным взглядом грозовое небо. Ничего. И на грязной влажной  земле  -
следы от колес только этого  кроваво-красного  истребителя.  Йоси  перевел
дух. Если "Мессершмитты" были доставлены на Марианские острова авианосцем,
весьма вероятно, что командир корабля не пожелал  расставаться  со  своими
патрульными самолетами, тем более что "Йонага" ищет его. Скорее всего дело
обстоит именно так. Командир ливийского авианосца  выделил  меньшую  часть
эскадрильи - те пять  "Мессершмиттов",  с  которыми  дрались  Йоси  и  его
ведомые... иначе небо просто  кишело  бы  "сто  девятыми".  Значит,  арабы
все-таки обосновались на Марианах, и скоро сюда прибудут новые силы.  Йоси
покружил на Танапаг-Харбор - маленькой, закрытой коралловыми рифами бухтой
на западном побережье Сайпана. Средних размеров "купец", десяток  рыбачьих
баркасов и - таинственная тишина. Надо сообщить на "Йонагу".
   Облетев сверху и сзади медленно ползущий бомбардировщик, Йоси поднес  к
губам микрофон:
   - Сугроб, Сугроб я - Эдо Первый. Прием.
   Он знал, что "Йонага",  опасаясь  арабской  радиотехнической  разведки,
может не только не отозваться ему, но и вообще изменить скорость  и  курс,
не предупредив своих летчиков и  оставив  их  погибать  в  холодных  водах
Тихого океана. Однако база откликнулась  немедленно.  Йоси  услышал  голос
молодого радиста и локаторщика Мартина Рида:
   - Эдо Первый, это Сугроб, слышу вас хорошо. Прием.
   Подполковник, сбросив газ, пошел вровень с "Тигром", оглядывая  его,  и
потом, когда оба самолета оказались над Сайпаном, начал докладывать:
   - Возможно, авиабазы  противника  на  Тиниане.  Одно  средних  размеров
торг