орого подбородка, и неубирающееся хвостовое  колесо,
и эмблемы ливийских ВВС на прямоугольных, словно обрубленных крыльях и  на
боках, и стволы двух укрепленных на обтекателе 13-мм  пулеметов  "Борзиг".
Видел он и затянутого в  черную  кожу,  поблескивающего  защитными  очками
пилота, который напряженно всматривался в дальномер  и  казался  такой  же
деталью  "Мессершмитта",  как  двигатель  "Даймлер-Бенц",   пулеметы   или
антенна. Это был не человек, а механизм, имеющий и выполняющий только одну
функцию - убивать. В данный момент - его, Брента Росса.
   Он понял, что истребители действуют неслаженно  -  правый  примерно  на
четверть мили обгонял левого. То ли пилоты были еще молоды и неопытны,  то
ли  так  самонадеянны,  что  решили  открыть  огонь  порознь.  В  этом   и
заключалась их ошибка - они дали противнику  минимальный  шанс,  и  он  не
замедлил воспользоваться этим шансом.
   Брент  почувствовал,  как  "Накадзима"  вздрогнул,  поднявшись   вверх,
пролетел несколько сот метров по прямой,  потом  опять  снизился  и  пошел
параллельно побережью Тиниана. Он быстро глянул вниз и увидел пятна  света
и тени на волнах - вода была так  близко,  что  пропеллер  бомбардировщика
иногда взбивал белый султанчик пены, а от  воздушной  волны  по  океанской
глади пробегала  рябь.  Черно-красное,  цвета  запекшейся  крови,  море  с
оторочкой белой пены было неспокойно, и даже здесь, почти у самого берега,
глубина была велика. Брент перевел взгляд  на  прикрепленную  к  переборке
таблицу и нашел строчку Me-109. "Первый круг  -  восемьсот  ярдов.  Второй
круг - пятьсот ярдов.  Третий  круг  -  двести  ярдов".  Усилием  воли  он
заставил себя дождаться, когда истребитель окажется  в  третьем  круге,  и
задержать палец на спусковом крючке.
   Покуда левый "Мессершмитт" сбрасывал скорость, чтобы лучше видеть  свою
жертву, правый, атакующий истребитель,  сделал  изящный  заход  вправо  на
боевой   разворот   и   теперь   медленно   подбирался    к    обреченному
бомбардировщику. "Сволочь, даже форсаж не включил, - пронеслось в голове у
Брента.  -  До  того  уверен,  что  мы  никуда  не  денемся!   Будет   нас
расстреливать в упор". На обтекателе замигали красные вспышки, и навстречу
Бренту сначала медленно, а потом все  стремительней  потянулись  дымящиеся
полосы. Его снова отбросило в сторону от резкого толчка: это Такии  сделал
резкий вираж вправо и направил машину к скалам  юго-восточного  побережья.
Маневр удался: трассеры прошли мимо.
   Но истребитель быстро исправил свою  ошибку,  прибавил  газу  и  прошел
сверху у левого крыла "Тигра", поливая его из всего бортового  оружия.  Он
вошел во второй круг прицела.
   Брент целился в оранжево-красные  вспышки  носовой  20-мм  пушки  и  не
открывал огонь до тех пор,  пока  крылья  "Мессершмитта"  не  вписались  в
диаметр  центрального  кольца   прицела.   Двести   ярдов.   Время   вдруг
остановилось для Брента, зрение обрело особую отчетливую ясность. Задержав
дыхание, вытянув губы трубочкой, он поглаживал сгибом указательного пальца
спусковой крючок,  чуть-чуть  надавливая  на  него  и,  как  только  палец
встречал сопротивление, ослабляя нажим. Потом  резким  коротким  движением
одолел  тугую  пружину:  пулемет  ожил  и  затрещал,  посылая  трассеры  в
пропеллер "Мессершмитта", где бычьими глазами продолжали сверкать  красные
вспышки. На капоте  и  обтекателе  втулки  винта  появились  яркие  желтые
огоньки, искры рикошетов полетели от пропеллера, как от точильного колеса.
   Ливиец, не ожидавший этого прицельного  огня,  резко  отвернул  вправо,
пытаясь зайти "Накадзиме" в хвост и спрятаться от очередей за  его  рулями
высоты. Брент, опасаясь повредить их, должен был  остановиться.  Да,  араб
был отважен и смышлен - слишком  отважен  и  слишком  смышлен  для  араба.
Наверно, русский или немец.  Брент,  видя  в  прицеле  хвостовое  оперение
своего самолета, прекратил огонь и крикнул в микрофон:
   - Командир! Он повис у нас на хвосте! Открой мне его!
   Можно было и не кричать. Такии, внимательно наблюдавший за происходящим
в зеркало и разгадавший  уловку  истребителя,  уже  сам  начал  заваливать
машину на левое крыло, позволив Бренту дать две короткие очереди. Снова  -
яркие желтые вспышки, краска и кусочки металла, отлетающие от впившихся  в
обтекатель пуль. "Мессершмитт" резко отвернул, но тут же двинулся обратно.
   В ту минуту, когда бомбардировщик  пошел  над  обрывистыми  прибрежными
скалами  Тиниана,  забираясь  к  пышущей   жаром,   раскаленной   солнцем,
каменно-твердой земле, Me-109 пошел на второй заход с хвоста. На этот  раз
ему  повезло  больше.  Вам!  Вам!  Вам!  Тринадцатимиллиметровые   снаряды
разворотили стойку хвостового колеса, повредили правый руль высоты, снесли
навигационный фонарь, пробили фюзеляж возле  кабины  стрелка.  В  алюминии
обшивки появились круглые, сияющие очищенным от краски металлом отверстия.
   Брент  услышал,  как  выругался  пилот,  заметивший  перебой  в  работе
двигателя, но снова сумевший выровнять нос "Накадзимы":
   - Стрелок, внимание! Сейчас он пройдет над нами! Бей его в брюхо!
   Он не успел даже удивиться, откуда Такии знает, какой маневр предпримет
истребитель, - его швырнуло вперед от резкого  толчка:  это  летчик  убрал
закрылки и сбросил газ,  двинул  вперед  рычаг,  регулирующий  шаг  винта,
отчего пропеллер "Сумитомо" стал выполнять роль тормоза.
   "Мессершмитт" придвинулся так близко, что  Бренту  почудилось  на  миг,
будто три лопасти большого пропеллера сейчас вгрызутся  ему  в  хвост.  Но
ливиец взял ручку на себя и сделал вираж вправо. Как и предсказывал старый
Такии, он оказался над бомбардировщиком, подставив ему брюхо.  С  жестокой
усмешкой, искривившей его губы, Брент поймал его в  искатель  и  нажал  на
спуск, всадив длинную очередь между масляным радиатором  и  задней  частью
обтекателя. Истребитель свалился на  крыло  и,  проходя  мимо,  попал  под
смертоносную струю свинца, стегнувшую его от хвостового колеса  до  втулки
винта. Брент держал палец на спусковом крючке, водя стволом из  стороны  в
сторону.
   Вираж ливийца стал еще круче, из распоротого пулями радиатора  полился,
окутываясь  белым  облачком,  глицерин,  а  потом  из  массивного   мотора
вырвалось пламя и следом - клуб черного дыма. Брент, вскрикнув от радости,
поднялся  во  весь  рост,  вскинул   кверху   сжатый   кулак.   Обреченный
истребитель, черным дымом выписывая по небу  слова  собственной  эпитафии,
дважды перевернулся через крыло, задрал  нос  к  небу  в  тщетной  попытке
нарушить закон земного тяготения и избежать неминуемого.
   Брент с упоением видел, как отъехал назад  фонарь:  коричневая  фигурка
выбралась на крыло, проплыла, широко раскинув руки и ноги, мимо. Теперь он
видел кровавые пятна на коричневом комбинезоне ливийца. Лишенный  летчика,
неуправляемый "Мессершмитт" еще раз перевернулся и носом  вниз  кинулся  в
гибельное пике. На  полной  скорости  он  врезался  в  землю  и  сгинул  в
оглушительном грохоте, огне и дыме, погибнув страшной смертью, уготованной
тем  немногим,  кто  живет  и  умирает  в  небесах.  Летчик,   крутясь   и
переворачиваясь в воздухе, ударился о прибрежную скалу.
   Брент почувствовал, как дернулся "Накадзима" - Такии дал левую педаль и
снова направил машину к югу. Они  с  ревом  пронеслись  над  крестьянскими
хижинами внизу, а потом  от  грохота  мощного  "Сакаэ"  содрогнулся  город
Тиниан. Брент видел домики, узкие дороги, лошадей и коров, белые  пятнышки
закинутых кверху лиц. Потом он взглянул наверх и увидел, что второй черный
Me-109 - высоко на западе, а  кроваво-красная  машина  Розенкранца  полого
пикирует на них. "Ну вот мы и попались", - сказал он сам себе.
   Снова под самым брюхом бомбардировщика оказалось море, а зеленая ровная
как стол поверхность острова Агвиджан - всего в нескольких милях по  носу.
Там бушевал шторм, сгибая деревья на остроконечной горе в  самой  середине
острова. Но им шторм не страшен: они не успеют до него  добраться.  Вторая
атака   будет   стремительной,   согласованной,   беспощадной   и   пойдет
одновременно  с  двух  сторон  -  без  самонадеянных  импровизаций.  Живым
бомбардировщик не выпустят.
   Брент передвинул пулемет, прижал пальцем спусковой крючок. Выбор  перед
ним не стоял - он будет бить  Розенкранца  и  примет  смерть,  всаживая  в
красный истребитель последние  патроны.  Припомнив  старинную  самурайскую
заповедь, слышанную им от адмирала Фудзиты еще  несколько  лет  назад,  во
время боев над Средиземным морем, он с угрюмой улыбкой расправил  плечи  и
пробормотал:  "Если  тебе  суждено  погибнуть,  погибни  лицом  к   врагу,
Брент-сан".
   Боковым зрением - самым-самым краешком глаза - он  заметил  на  востоке
вспыхивающие белым искорки. Высоко в небе шла тройка "Зеро", и у  головной
машины был красный обтекатель и зеленый колпак. Йоси Мацухара! Вне себя от
радости Брент закричал в микрофон:
   - Наши истребители! Пеленг один-ноль-ноль!
   - Вижу, - отозвался Такии, и сейчас же в наушниках  прозвучал  дрожащий
голос штурмана:
   - Вижу истребители противника. Курс ноль-четыре-ноль, возвышение сорок.
   Да, с юго-запада навстречу "Мицубиси" Мацухары быстро приближались  два
черных крестика.
   - Йоси! Йоси! "Мессершмитты"! Ты что, ослеп?! - завопил Брент.
   Но ведомые Мацухары,  резко  сломав  строй,  заложили  крутой  вираж  и
понеслись к двойке новых истребителей, а сам подполковник сделал  бочку  и
устремился в  отвесное  пике  в  тот  квадрат  неба,  где  бомбардировщик,
Розенкранц, второй истребитель, а теперь еще и  "Зеро"  ходили  по  кругу,
точно скованные невидимой цепью. Скоро снаряды и пули разорвут эту цепь.
   Брент глянул вперед, на остров Агвиджан.  Совсем  близко  под  ними  на
отмели  торчали  острые  прибрежные  скалы,  о  которые  медленно,  но   с
неумолимой  яростью,  одна  за  другой,  словно  цепи  атакующей   пехоты,
накатывали высокие волны. Ударяясь о неколебимый камень, они  откатывались
и как будто взрывались белоснежными клочьями кружевной пены, в косых лучах
еще  невысокого  солнца  отсвечивавшей  всеми  цветами  радуги.  В  других
обстоятельствах он залюбовался бы этим зрелищем. Но сейчас ему было не  до
красот природы.
   Он вдруг похолодел от осенившей его догадки: что  если  старый  самурай
Такии решил великолепным жестом самоубийственного отчаяния разбить  машину
об эти скалы, чтобы не дать врагу насладиться  убийством  и  победой?  Это
было бы в полном соответствии  с  самурайским  представлением  о  долге...
Такие случаи бывали - бывали тысячи раз... Брент с усилием отвел глаза  от
хищно оскалившихся каменных клыков и плотнее приник к  пулемету,  взглянув
туда, куда смотрело дуло его "Намбу".
   Черный "мессер" был уже близок и заходил на боевой разворот.  С  каждой
секундой он все рос и рос в прицеле. Он был один. Розенкранц устремился на
перехват Мацухары, высоко  в  небе  японские  летчики  сцепились  с  двумя
вражескими самолетами. Вдруг  померкло  солнце,  закрытое  первыми  тучами
надвигающейся бури. Брента швырнуло в сторону, и,  если  бы  не  привязные
ремни, он расшибся бы о боковую переборку - это  Такии  заложил  немыслимо
крутой вираж, пройдя лад  верхушками  скал  так  близко,  что  оконечность
левого крыла, словно бритвой, срезала редкий и тощий кустарник.
   Но пилот истребителя, заходящего для залпа в упор, был хитер и поднялся
повыше, не ударившись, как рассчитывал  Такии,  о  крутой  взлобок  скалы.
Однако спасительный маневр  лишил  его  выгодной  огневой  позиции.  Снова
Брента мотнуло в сторону, когда Такии повернул  свой  бомбардировщик  так,
что фонарь кабины оказался на боку. Йосиро Такии выжимал последние ресурсы
из двигателя в отчаянной попытке уйти из-под прицела врага. Тот отвернул в
сторону, и Брент понял зачем: хочет ударить им в  незащищенное  брюхо.  Он
поднял ствол пулемета, но "Мессершмитт" оказался как раз за  правым  рулем
высоты, а тот был на линии огня.
   - Командир! Открой мне его! - закричал он.
   Старик  словно  не  слышал  и  продолжал  "ползти"  вдоль   извилистого
берегового уреза, поставив крылья почти вертикально. Однако это стоило ему
высоты: самолет стал падать. Такии сделал  полуоборот  направо,  дождался,
когда воздушный поток подхватит крылья, еще раз  сделал  полуоборот  через
крыло, круто поднялся вверх и сразу  рухнул  вниз,  как  на  "американских
горках". Брента под воздействием центробежной силы  приподняло  с  кресла,
привязные ремни врезались  в  плечи.  Бомбардировщик  на  предельно  малой
высоте сделал вираж над островом.
   В висках у него застучала  кровь,  глаза  вылезли  из  орбит,  из  носа
потекло, тысячи иголок впились в щеки и лоб, но, несмотря на все эти дикие
кульбиты, он старался держать "Мессершмитт" на  прицеле.  Вот  истребитель
вплыл в круг дальномера. Они открыли огонь  одновременно.  Очереди  Брента
прошли мимо, а бомбардировщик задрожал, получив пробоины. Брент,  держа  в
центре прицела вспышки 20-мм орудия, нажал на спусковой крючок  и,  словно
из поливальной кишки, обдал переднюю часть "Мессершмитта" свинцом. И снова
из-за маневра Такии его очереди не дотянули.
   Такии взял ручку  вправо,  дал  педаль,  резко  повернув  самолет.  Это
позволило уклониться от хлещущих очередей, но лишь  на  мгновение.  Крылья
"Накадзимы" снова встали вертикально, самолет грозил вот-вот  сорваться  в
море, и летчик сделал обратный маневр,  скользнув  над  самыми  верхушками
волн и заложив вираж буквально на волосок от скалистого побережья.  Старик
рванул ручку на  себя,  и  под  воздействием  нисходящего  потока  воздуха
самолет, вспенивая воду рулями высоты, словно кит  в  брачной  игре,  стал
неуправляем, замотался из стороны в сторону, шатаясь,  как  пьяный,  грозя
вот-вот заглохнуть и погрузиться в воду.
   "Ну вот, кажется, и все", - сказал себе Брент. Смерть была  уже  совсем
рядом. Он торопливо зашептал  молитву,  покуда  Такии  остервенело  дергал
рычаги управления. Каким-то чудом ему  удалось  вернуть  себе  власть  над
самолетом и поднять его на безопасное расстояние от воды.
   "Слава тебе, Господи", -  прошептал  Брент,  двинув  стволом  навстречу
истребителю, который отлетел подальше, сделал вираж и сейчас  заходил  для
новой атаки. Он уже  открыл  огонь  с  дальней  дистанции  -  Брент  видел
вспышки. Ливиец оказался отличным стрелком: глухие удары сотрясали  корпус
"Накадзимы", лопнула емкость с кислородом от попадания 7,7-мм пули. Разрыв
снаряда - и Брента отбросило от пулемета к левому борту, на котором он  на
несколько секунд беспомощно повис, ничего не  видя  в  сгустившейся  перед
глазами тьме. Первое, что ощутил он, очнувшись, была едкая вонь  пороховых
газов и тлеющей ткани. Потом он услышал в наушниках такие  душераздирающие
стоны, что кровь застыла у него в жилах. Что-то теплое и липкое  струилось
у него по груди. Он помотал головой, стараясь прогнать черноту в глазах.
   Средняя,  штурманская  кабина  была   разворочена   снарядом.   Младший
лейтенант Такасиро Хаюса пронзительно кричал, захлебываясь хлеставшей  изо
рта кровью: рана на груди  была  так  глубока  и  обширна,  что  виднелось
пульсирующее пробитое легкое. Высокий сверлящий крик  ввинчивался  в  уши,
впивался в душу, как острые когти. Брент и  сам  был  весь  залит  кровью,
которая струилась из-под шлема и бушлата, немедленно застывая сгустками на
ледяном ветру, задувавшем в кабину.
   Но у него не было времени ни на раненого  штурмана,  ни  на  то,  чтобы
унять кровь, которая ручьем бежала по груди и уже насквозь  пропитала  его
белье и одежду. Закусив губу от жгучей боли, он постарался забыть  все  на
свете и крепко стиснул рукоять "намбу", развернув ствол направо. На уровне
их правого руля  высоты,  выключив  форсаж,  неторопливо  приближался  для
последнего смертельного удара враг.
   Брент  бросил  быстрый  взгляд  наверх.  Там  шел   поединок   Йоси   и
Розенкранца. Еще выше полыхал подбитый "Зеро", уже начавший свое гибельное
пике в океан. От него с двойным переворотом через крыло отворачивал,  таща
за собой шлейф черного дыма, "Мессершмитт". Помощи ждать было не от кого.
   Брент непослушными руками передвинул пулемет и уже готов был нажать  на
спусковой крючок. Но "Мессершмитт" оказался позади и чуть выше  хвостового
оперения, прямо за рулем высоты. Брент, зарычав от досады, удержал палец.
   - Такии! - гаркнул он, перекрикивая слабеющие стоны  штурмана.  -  Чуть
вправо! Хвост отстрелю!
   Такии снова не отозвался. Он не только не выполнил просьбу  Брента,  но
словно специально подставлял "Накадзиму" под пулеметы  ливийца,  висевшего
сзади и чуть выше. Снова обожгло грудь. Комбинезон был пробит в нескольких
местах,  густая  кровь  медленно  стекала  в  раструб  перчатки,  и  Брент
чувствовал, как она несет с собой и мелкие осколки раздробленной кости. Он
тупо смотрел на огромную пробоину в переборке, на разодранный  бушлат,  на
кровавую корку,  покрывавшую  руку.  Очередной  снаряд  добил  штурмана  и
разметал его останки по  всему  самолету  -  это  его  кровь,  клочья  его
внутренностей прилипли к одежде Брента. Два или три  осколка  попали  и  в
него, но только сейчас он  по-настоящему  ощутил  боль  -  раны  жгли  как
раскаленное железо. Впервые в жизни Брент был близок к  отчаянию  и  готов
смириться с поражением, и где-то в самой глубине его сознания  зашевелился
отвратительный червячок дикого панического страха.
   В ушах продолжали греметь разрывы, слышался  свист  осколков,  и  Брент
взмолился:
   - Такии-сан, отверни немного! Чуть-чуть левей! Открой мне его!
   Ответа опять не последовало. Оцепенел ли командир от  смертного  ужаса?
Был ли он тоже ранен? Me-109 придвинулся еще  ближе,  и  смерть  заморгала
красным глазом пулеметных очередей.


   Приказ идти на выручку "Тигра II" застал  Йоси  Мацухару  в  пятидесяти
километрах к северо-востоку от Сайпана на  высоте  четырех  тысяч  метров.
Оттуда он ясно видел и бугристый ландшафт Сайпана,  и  ровную,  как  стол,
поверхность Тиниана,  и  огромную  черную  тучу,  ползущую  к  югу  и  уже
затянувшую южную оконечность Агвиджана. Брент  в  беде!  Мацухара  включил
форсаж и ринулся курсом два-три-ноль в сторону  Марианских  островов.  Его
ведомые изо всех сил старались не отставать. Далеко  внизу  на  западе  он
увидел яркое оранжевое пламя и  застонал  от  боли  и  ужаса.  Неужели  он
опоздал? Неужели в этом объятом огнем самолете,  низвергавшемся  с  небес,
нашли свою смерть Брент, Такии, юный Хаюса?! Но, вглядевшись, он  вздохнул
с облегчением - нет, это черный Me-109. Падает на Тиниан. Как видно, Брент
подтвердил свою репутацию снайпера.
   В эту минуту зоркие  натренированные  глаза  Мацухары  заметили  идущий
курсом на Агвиджан "Накадзиму" и  преследующий  его  "Мессершмитт".  Потом
сверху  вынырнул  ярко-красный  истребитель  Розенкранца,  и  одновременно
боковым зрением Мацухара заметил на юге два крошечных  черных  крестика  -
еще два "Мессершмитта". Мысль Мацухары с  быстротой  компьютера  принялась
оценивать ситуацию и перебирать варианты, ища наилучшее  решение.  В  долю
секунды он выбрал его, покачиванием крыльев и жестами объяснил ведомым  их
задачу. Мацумара и Кизамацу разошлись и рванулись в пике навстречу  двойке
"Мессершмиттов": те приближались с юга и были метров на четыреста ниже.
   Мацухара перевернулся через крыло - сделал половинную бочку - и кинулся
на ливийца, гнавшегося за B5N, который шел так низко над побережьем,  что,
казалось, вот-вот врежется в высокую буровую вышку - деррик,  стоявший  на
якоре у южного  побережья  острова  и  соединенный  с  башней  на  вершине
прибрежного утеса длинным стальным тросом. Однако Розенкранц уже  подоспел
на перехват и отвлек  Мацухару  на  себя.  С  каждой  секундой  в  прицеле
подполковника кроваво-красный истребитель становился все больше.
   Преимущество было на стороне японского летчика: Розенкранц  должен  был
набирать высоту. Йоси подался вперед, х