отку, огромный диван, шелковые и бархатные шторы и окна  от  пола  до
потолка,  из  которых  открывалась  панорама  Большого  Токио.  Куросу   с
винтовкой наперевес вошел первым и тщательно обследовал  кухню,  гостиную,
спальню, не оставив своим вниманием даже большой встроенный в стену шкаф и
ванную комнату. Под смешки Дэйл и Брента он зашел и в  уборную  и  спустил
воду в унитазе, чтобы убедиться, что в сливном бачке  не  заложена  бомба.
Потом  вышел  в  коридор,  взял  винтовку  "к  ноге"  и  застыл,  провожая
внимательным взглядом всех, кто проходил мимо.
   Брент присел на диван, куда, сняв и повесив на стул свой жакет, рядом с
ним опустилась и Дэйл. Атласная блузка туго облегала ее  высокие  округлые
груди. Она стала осторожно  обрабатывать  его  избитое  лицо  смоченной  в
горячей мыльной воде салфеткой.
   - Хотите чего-нибудь выпить? - она стерла ему  с  подбородка  последние
сгустки запекшейся крови и подсела еще  ближе,  прижавшись  грудью  к  его
бицепсу.
   - Скотч тут имеется?
   - "Хейг энд Хейг", пятнадцатилетней выдержки.
   - Вам бы за стойкой стоять, Дэйл. Пожалуйста, двойной, чистый, с  одним
кубиком льда.
   - Ломтик лимона не желаете, сэр?
   - Лимон - в виски?
   - Почему бы и нет? Делает вкус более пикантным.
   - В Японии лимоны очень дороги.
   - Я знаю, - рассмеялась она, - в этом-то и есть вся пикантность.
   - Ну что же, давайте. Забуду на один вечер о благоразумии.
   Дэйл поднялась и направилась на кухню. Как ни был Брент измочален,  как
ни ныли у него после драки все" кости, он невольно залюбовался ее  широким
шагом и плавным повиливанием упругих ягодиц. У него захватило дух. В  том,
как качались ее бедра, ему почудилась совершенная,  какая-то  моцартовская
гармония: они двигались в строгом соответствии  с  законами  контрапункта.
"Произведение  искусства",  -  пробормотал  он  про  себя,  чувствуя,  как
учащенно забилось сердце и покалывающее иголочками  тепло  поползло  вниз.
Когда дверь закрылась, лишая его волшебного зрелища, он почти простонал.
   Потом, ожидая ее возвращения, он встал и взглянул из  окна  на  залитый
огнями город. На юго-западе тянулась Гинза - токийская Пятая авеню - с  ее
большими  универмагами   и   маленькими   магазинчиками.   На   западе   -
императорский дворец, окруженный обширным  садом,  где  били  подсвеченные
струи фонтанов. На юге - тесные  однообразные  улицы  квартала  Азубу,  на
севере и  востоке  возвышался  в  наглом  свечении  неоновой  рекламы  лес
небоскребов Синдзюку, и фоном для всего этого служила гавань, где дрожали,
мигали, вспыхивали и переливались мириады огней - светосигнальных  фонарей
и групповых рефлекторов - и лили ровный яркий свет янтарные ряды вакуумных
противотуманных прожекторов. За  спиной  Брента  послышались  шаги,  и  он
обернулся.
   Дэйл протянула ему стакан. Брент испустил блаженный вздох, когда мягкие
подушки дивана вновь приняли его в свои объятия, и сделал большой  глоток.
Дэйл только пригубила свое виски с содовой.
   - Действительно, с лимоном - совсем другой вкус, - он взболтал янтарную
жидкость вокруг одинокого ледяного кубика.
   - Вернемся к делу, - сказала Дэйл.  -  Как  насчет  программы?  Сможете
забрать ее завтра вечером? А заодно бы мы пообедали здесь:  совместили  бы
приятное с полезным.
   - Богатейшая программа получения программы.
   Она звонко, мелодично рассмеялась и снова  чуть  отхлебнула  из  своего
стакана.
   - Ну, раз вы уже шутите, значит, совсем отошли.
   - Общение с  вами  заменяет  переливание  крови,  -  Брент  выпил  и  с
наслаждением почувствовал, как заструилось по  усталому  телу  живительное
тепло.
   - Вы ведь недавно были ранены, да?
   Брент протестующе взмахнул стаканом:
   - Да нет, я совсем не это имел в виду и не собирался  строить  из  себя
раненого героя.
   - Все равно мне было приятно это слышать.
   Он взглянул на часы и допил виски:
   - Пожалуй, мне пора идти, пока еще не вся токийская полиция  примчалась
вязать Накаяму.
   - Возьмите "Хонду", Брент. Лучше, чем такси.
   - Вам же самой нужна будет машина.
   - Обойдусь. Мне завтра надо быть в моей конторе, а туда проще добраться
на метро. Вечером пригоните. Позвоните мне: номер три-ноль-сорок-семь.
   Брент медленно поднялся, и они, взявшись  за  руки,  подошли  к  двери.
Здесь он обнял ее.
   - Брент... - сказала она тихо, впервые назвав его на "ты", -  я  гожусь
тебе в матери.
   - Ты что, вела в младших классах разгульную жизнь? - фыркнул он.
   - Нет, правда... Я ведь уже переваливаю за бальзаковский возраст.
   Отступив на шаг, он обвел  ее  статную  фигуру  взглядом,  который  был
красноречивей всяких слов и полон такого откровенного вожделения, что  она
вспыхнула - от смущения, но и от радости, что желанна ему.
   - Ты никак не годишься в почтенные матроны, - сказал он, не сводя с нее
расширенных желанием глаз. - Это вроде как "Хейг энд Хейг" -  чем  старше,
тем вкуснее.
   Она снова оказалась в его объятиях и с трепетом прильнула к его широкой
груди, почувствовав, как прижались к  ее  бедрам  его  каменно-мускулистые
ноги.
   - Значит, тебя это не смущает?..
   - Нет. А тебя?
   Она покачала головой, привлекая его к себе.  Руки  Брента  пустились  в
долгое странствие вдоль ее спины от затылка до бедер.
   - Поосторожней с моим эдиповым комплексом, - засмеялся он.
   Дэйл нежно поцеловала его в щеку, и он шагнул за дверь.



        "5"

   - Один человек убит, у двоих - переломы лучезапястного сустава,  еще  у
двоих - основания черепа, и у четверых - нижней челюсти, - говорил капитан
полиции Камагасуо Кудо, стоя перед письменным столом адмирала Фудзиты.
   Брента вместе с Азумой Куросу и Кензо Накаямой вызвали  в  адмиральский
салон через пять минут после того,  как  полицейский  офицер  появился  на
борту. Там уже  находились  Йоси  Мацухара  и  старик  Кацубе.  Адмирал  и
престарелый начальник его штаба сидели, остальные стояли навытяжку:  Брент
и Йоси - справа у стола, Куросу и Накаяма - у самых дверей, а капитан Кудо
- посередине салона, перед адмиралом, которому не хватало  только  мантии,
чтобы иллюзия судебного разбирательства была полной.
   - Убит? - переспросил Брент. - Я его оставил живым.
   Капитан Кудо, приземистый, тучный человек средних лет, оглядел  рослого
американца с головы до пят:
   - Он получил удар, перебивший ему трахею, и умер от удушья. А вы, как я
понимаю, - Брент Росс, "янки-самурай"?
   Брент сверху вниз посмотрел на капитана, который до такой  степени  был
придавлен тяжким бременем своих обязанностей, что напоминал старого  краба
чудовищной величины, бочком пробирающегося по песку на дне аквариума.
   - Да, так называют меня журналисты.
   - Вы склонны к насилию, лейтенант. Помимо вчерашнего дела, вы два  года
назад в драке одного  человека  убили,  другому  нанесли  тяжкие  телесные
повреждения,  от  которых  он  ослеп,  а  в  прошлом   году   хладнокровно
расстреляли беспомощную женщину.
   - Беспомощную женщину? - вскричал Фудзита,  пытаясь  привстать.  Однако
старые ноги не слушались, и он, опять опустившись в кресло, бросил  сжатые
кулаки на  дубовую  столешницу.  -  Эта  террористка  собиралась  взорвать
доковые кильблоки и уничтожить "Йонагу"! А Брент Росс подвергся  нападению
и защищал свою жизнь. Тогда его спас подполковник  Мацухара  и  патрульный
наряд. Лейтенант был ранен и мог истечь  кровью.  И  той  ночью  рядом  не
оказалось ни  одного  полицейского  -  все  они  появились  наутро,  когда
опасность миновала. Явились снимать показания! И вчера у проходной не было
полиции, хотя вы отлично знали о  готовящейся  манифестации.  Сколько  это
будет продолжаться!
   - Нас не вызывали, господин адмирал.
   - Так что - прикажете мне звонить в полицию и ждать, пока вы приедете?
   - Именно так, господин адмирал. Надо подчиняться  закону.  Мы  призваны
защищать его.
   На пергаментных синеватых  щеках  Фудзиты  проступил  гневный  румянец,
костлявый кулачок снова ударил по столу.
   - Я никому не подчиняюсь! И не смейте мне указывать! Скажите лучше, где
вы были вчера, когда банда  негодяев  напала  на  моих  людей  и  женщину,
которую они сопровождали?! Видели вы поблизости хоть одного  полицейского,
Росс?
   - Нет, сэр.
   -  Господин  адмирал,  мы  не  поспеваем   всюду.   Вчера   проводились
демонстрации на Гинзе, пикетирование у ограды императорского дворца...
   - Не надо мне рассказывать от  трудностях  токийской  полиции  -  я  их
отлично знаю  без  вас.  Я  окажу  вам  содействие,  -  по  губам  Фудзиты
зазмеилась усмешка, сбившая капитана с толку: он  подумал,  что  найдет  с
неистовым стариком общий язык. Но  Брент  знал,  что  на  уме  у  адмирала
другое.  -  Да-да,  я  пойду  вам  навстречу!  Я   поставлю   пулеметы   у
автомобильной  стоянки,  а  в  кабину  каждого  тягача,  который  подвозит
необходимые "Йонаге" грузы, посажу по матросу с винтовкой!  И  тогда  ваша
полиция, получающая несуразно высокое жалованье, сможет, ни на что  больше
не отвлекаясь, бдительно охранять дамские сортиры в парке Уэно!
   - Господин адмирал, это будет  грубым  нарушением  закона.  Пулеметы  и
автоматические винтовки не могут вноситься в пределы Большого Токио.
   -  Увидите,  капитан,  как  они  не  могут!  Превосходно   смогут!   И,
предупреждаю, не  пытайтесь  мне  воспрепятствовать!  -  морщины  на  лице
Фудзиты стянулись в жесткую угрожающую гримасу.
   Капитан обреченно вздохнул, но по голосу его было понятно,  что  он  не
собирается капитулировать:
   - Господин адмирал, я знаю: ваш корабль - единственное,  что  заслоняет
Японию от мирового терроризма. Без вас, без "Йонаги" мы все давно уже были
бы под пятой Каддафи. - Фудзита кивнул и откинулся на спинку кресла. - Но,
господин адмирал, ваше судно - это же не суверенное государство! В  Японии
есть законы, есть полиция, которая следит, чтобы они не  нарушались,  есть
Силы самообороны. Вы не можете попирать и игнорировать  законы  страны!  У
вас нет на это права!
   Фудзита,  как  обычно,  принялся  крутить  и  дергать  седой  волос  на
подбородке.
   - Есть! Я - здесь последняя инстанция и высший  судья.  Я  устанавливаю
законы для "Йонаги". Я отдаю приказы своей  команде,  и,  имейте  в  виду,
капитан Кудо, никто безнаказанно не сможет напасть ни на  одного  из  моих
людей и ни  одна  смерть  не  останется  неотомщенной.  Вы  же  японец!  -
продолжал он, сверля капитана глазами.  -  Как  же  вы  могли  позабыть  о
священной необходимости мести?! Вспомните, чему  учит  "Хага-куре".  -  Он
похлопал по кожаному переплету лежавшей перед ним книги. -  "До  тех  пор,
покуда враги, которым ты не отомстил, пляшут вокруг тебя, подобно демонам,
ты обречен вкушать бесчестье и пить позор".
   Капитан переминался с ноги на ногу, а когда  заговорил,  в  голосе  его
звучало страдание:
   - Вы несправедливы, господин адмирал.  Я  ничего  не  забыл  и  не  мог
забыть. Но граждане города Токио платят мне за то, чтобы я охранял закон.
   Фудзита раздраженно отмахнулся.
   - И на здоровье. Но предупредите своих коллег, чтобы не  становились  у
нас на пути. Команда "Йонаги" ни к бесчестью, ни  к  позору  не  привыкла.
Здесь служат  самураи,  которые  чтят  бусидо  и  следуют  предначертаниям
императора.
   - Император готовится к хогьо.
   Брент, прилично говоривший по-японски, не понял последнего слова, но по
смыслу разговора и по выражению лица капитана догадался, о чем идет  речь.
"Хогьо",  очевидно,  выражало  высшую  степень  почтения   и   применялось
исключительно по отношению к Сыну  Неба  старыми  японцами,  еще  чтившими
древние  обычаи.  На  корабле  говорили  по-английски.  Фудзита  ревностно
следовал этой традиции, которая повелась еще с  конца  прошлого  и  начала
нынешнего веков - с той поры, когда создавался японский флот, взявший себе
за образец  флот  британский,  а  в  качестве  инструкторов  -  британских
офицеров. На  "адмиральском  верху"  вообще  почти  никогда  не  слышалась
японская речь, однако Брент бывал и в кубриках, и в орудийных башнях, и на
ангарной палубе, а потому научился различать три степени  почтения  -  при
обращении к нижестоящему, в беседе с равным и с тем, чье положение выше. В
английском, естественно, не имелось эквивалента  для  понятия  "хогьо",  и
трепет при упоминании императора заставил капитана перейти на родной  язык
и использовать четвертую и высшую степень, применяемую только по отношению
к микадо. Он никак не мог позволить себе сказать  "Император  при  смерти"
или "Дни императора сочтены".
   Фудзита, однако, ломать себе голову над иносказаниями не стал:
   - Это  невозможно.  Он  -  бог,  а  потому  просто  перейдет  в  другое
существование. Вам бы надо это знать.
   - Да, конечно, господин адмирал. И тем не менее он - готовится к хогьо.
   - Наследный принц Акихито следует бусидо так же неукоснительно, как его
августейший родитель. Он будет верен традиции, - адмирал снова похлопал по
переплету "Хага-куре". - Япония никому не покорится.
   Кудо снова принялся беспокойно переминаться с ноги  на  ногу,  и  Брент
понял, что, не кончив своего щекотливого дела, он не уйдет. "Этот  капитан
- не робкого десятка", - подумал он. А Кудо взглянул прямо на него:
   - Вы - последователь Кенсея, лейтенант?
   Странный вопрос был рассчитан на то, чтобы застать американца врасплох,
но Брент ответил так, словно ждал его, и в свою очередь озадачил капитана:
   - Вы про Миямото Мусаси, прозванного "Кенсеем"?
   - Этот славнейший из самураев жил четыре сотни лет назад! - нетерпеливо
вмешался адмирал. - Какое отношение он имеет к лейтенанту Россу?!
   Кудо, по-прежнему не сводя глаз с Брента, объяснил:
   - Мусаси - основоположник кендо, одного из  видов  боевых  искусств.  -
Брент первым из  присутствующих  догадался,  куда  клонит  полицейский,  а
остальные пребывали в растерянности. - Кендо учит...
   Фудзита, тоже раскусивший намерение Кудо, прервал его на полуслове:
   -  Кендо  учит  духовному  отношению  к   жизни,   почитанию   старших,
трудолюбию,   неустанному   самосовершенствованию,   насыщенности   каждой
минуты...
   - А также тому, как молниеносно поражать врага палкой, дубиной,  ружьем
и всем, что попадется под руку, - подхватил капитан.  -  Указывает,  какие
точки в человеческом теле наиболее  уязвимы.  Это  верхняя  часть  головы,
челюсть, правая часть туловища и, разумеется, горло. Я  вам  уже  сообщил,
господин адмирал, что пострадавшие во вчерашнем столкновении  у  проходной
получили удары именно в эти  области.  Гортань  погибшего,  по  заключению
экспертов,  была  раздроблена  так,  как  это  мог  бы  сделать   человек,
превосходно владеющий техникой кендо.
   Теперь Бренту, Куросу и Накаюме стало ясно, что японца с  ножом  ударом
ноги убила Дэйл Макинтайр, но, не сговариваясь и даже  не  переглянувшись,
они мгновенно решили: никакого содействия полиции  в  уличении  американки
или кого-либо еще. Истину будут знать они трое - и никто  больше.  Самураю
следовало поступать именно так. На кону стояла их честь. Караул и старшина
Йоситоми тоже будут молчать как рыбы, да  они,  вероятно,  и  не  заметили
этого выпада - Дэйл провела его поистине  молниеносно.  Все  свидетельства
будут исходить от пикетчиков, а опознать с их помощью  убийцу  полиция  не
сумеет.
   Старшина Куросу сделал шаг вперед:
   - Я чемпион "Йонаги" по кендо.
   - Это вы нанесли удар, от которого пострадавший скончался?
   - Может, и я.
   - Что это значит? Вы не уверены?
   - Свалка была... - пожал плечами старшина.
   - Я его ударил, - подал голос Накаяма.
   - Оба ошибаются, капитан, - выступив вперед, сказал Брент. -  Теперь  я
вспоминаю, что ударил его именно я и даже скажу, чем именно...
   Фудзита не скрывал своего удивления, а Кудо - огорчения.
   - Ну довольно! - сказал он. - Старшина, вас я задерживаю  до  выяснения
обстоятельств.
   Фудзита дернул щекой:
   - Отважный вы человек, капитан Кудо, отважный до дерзости.
   - Я, господин адмирал, выполняю свой долг.
   - Выполняйте его где-нибудь в  другом  месте.  Старшина  первой  статьи
Азума Куросу остается на судне.
   -  Господин  адмирал,  позвольте  вам  напомнить,  что  общегражданское
законодательство в подобных случаях имеет приоритет над военным.
   - Ничего мне напоминать не надо. - Он постучал косточками одного кулака
о косточки другого, и по его лицу Брент понял,  что  адмирал  наслаждается
происходящим. - Вам ведь уже было сказано, кто на  корабле  обладает  всей
полнотой власти, в  том  числе  и  юридической.  Право  судить,  карать  и
миловать здесь принадлежит мне. Старшина первой статьи  Куросу,  я  нахожу
вас виновным в нападении на гражданское лицо,  объявляю  вам  замечание  и
запрещаю... до конца дня спускаться в трюм.
   Вызывающе нелепый приговор был встречен откровенным смехом.
   - Господин адмирал, я протестую! -  дрожа  нижней  челюстью,  взорвался
капитан. - Это издевательство!
   - Ваше право протестовать, а мое - выносить решение.
   Кудо круто повернулся к двери.
   - Я вас не отпускал, капитан.
   Кудо сделал два шага по направлению к двери, и тут его  с  двух  сторон
схватили Мацухара и Брент, заломили ему руки назад и вздернули вверх,  так
что ноги его заболтались в воздухе. Потом развернули и с размаху  опустили
на палубу перед адмиральским столом.
   - Вы не имеете права! - крикнул он, побагровев.
   - Это мой корабль. Я здесь хозяин. Прежде чем выйти  из  моего  салона,
надо спросить  разрешение.  У  меня.  Вам  ясно?  -  Кудо  издал  какой-то
невнятный звук: гнев душил его. - Вам ясно, я спрашиваю?
   - Ясно, - прохрипел полицейский.
   - В таком случае обратитесь как положено.
   - "Разрешите идти..." - негромко сказал Брент, нагнувшись  к  его  уху,
ставшему похожим на алый капустный лист.
   - Разрешите... идти? - с запинкой выговорил капитан.
   - "Господин адмирал", - продолжал Брент.
   - Господин адмирал, - повторил тот.
   Фудзита фыркнул от удовольствия.
   - Разрешаю.
   Полицейский, сопровождаемый смехом, покинул каюту.
   -  Все  свободны.  Подполковник   Мацухара,   лейтенант   Росс,   прошу
задержаться.
   Адмирал ткнул пальцем в желтый бланк расшифрованной радиограммы, в силу
непостижимого свойства своего ума уже забыв  о  полицейском  и  берясь  за
новое дело.
   - Я получил дополнительные сведения о присутствии арабов на  Марианских
островах. - Он коротко глянул на Йоси.  -  Их  части  заняли  и  Сайпан  и
Тиниан. На Сайпане - усиленный батальон, Пятый  специальный  саперный,  на
Тиниане - Седьмая парашютно-десантная бригада.
   - Так точно, господин адмирал. На последнем совещании  приводились  эти
данные, - напомнил Йоси.
   Взгляд адмирала на миг принял  сердито-растерянное  выражение.  Память,
слабеющая старческая память была его самым уязвимым  местом,  единственной
уступкой годам. Но он тут же справился с собой и заговорил как ни в чем не
бывало:
   - Повторяю, это отборные, элитные войска, "коммандос", а не обычная для
арабов трусливая свора.
   Вот это действительно было новостью.
   - Наемники, сэр? - спросил Брент.
   - Да. Немцы, русские, англичане, французы... - Он помолчал и с гадливой
гримасой, исказившей его лицо, добавил: - Американцы и японцы.
   - Но АДД нет?
   - Никаких самолетов вообще не замечено.
   - А где же истребители Розенкранца? - спросил Мацухара:
   - Я сам ломаю над этим голову. Исчезли бесследно. Агентура  утверждает,
что они снялись с прежней базы. Где они сели - вот вопрос.
   - Господин адмирал, а может быть, теперь, после того как один авианосец
выведен из строя, у них просто не  хватает  сил  и  тылового  обеспечения,
чтобы противостоять израильским ВВС,  проводить  учебные  полеты  палубной
авиации да  еще  держать  мощную  истребительную  группу  на  Марианах?  -
предположил Брент.
   - Верно, - кивнул Фудзита. - Потери у них тяжелые.
   -  Однако   в   ГДР   строят   новые   "Мессершмитты",   "Даймлер-Бенц"
разрабатывает новый двигатель, а за пил