ик.  Симицу
расхохотался и нажал на гашетку. Короткая очередь. Он выпустил  двенадцать
двадцатимиллиметровых снарядов с пятидесяти метров. Они разнесли вдребезги
и кабину, и голову пилота. "Кертис" оставил за собой брызги стекла,  крови
и мозгов, отчего ветровое стекло "Зеро" залепило красным, напоминая Симицу
о том, что его любимое блюдо - это умебоси, маринованные зернышки сливы.
   "Да, то был  великий  момент,  -  думал  Симицу.  -  Момент,  когда  ты
убиваешь".  Затем  он  вспомнил,  как  призвал  на  помощь  Аматэрасу,  но
американцы один за другим стали исчезать в облаках. Раздосадованный  таким
поворотом событий, он повел свои самолеты вверх,  чтобы  присоединиться  к
тем трем "Зеро", которые по-прежнему прикрывали их сверху. После этого они
взяли курс на свой аэродром.
   Вспоминая об этом сейчас, Симицу стиснул зубы, и на его скулах заиграли
желваки:  именно  на  обратном  пути  исчез  младший  лейтенант   Каматори
Ватанабе. Этот глупец не только  пошел  наперекор  заветам  бусидо,  но  и
нарушил основное правило военного  летчика:  никогда  не  покидать  боевой
строй для несанкционированного преследования противника.
   Исполняя  обязанности  правого   ведомого   правой   тройки,   Ватанабе
заприметил далеко на горизонте "Кертис",  который  в  одиночестве  пытался
уйти в облака.
   Недолго думая, Ватанабе ринулся  в  погоню  за  "Кертисом",  а  Симицу,
лишенный  возможности  связаться  с  ним  по   рации,   только   выкрикнул
ругательства, которые, кроме него, никто не мог услышать. Несколько секунд
спустя оба самолета скрылись в грозовом облаке.  Больше  Симицу  не  видел
Ватанабе.  Вспоминая  о  том,  какая  участь  его  постигла,  подполковник
содрогнулся.
   Четыре дня спустя батальон Квантунской  армии  обнаружил  гниющий  труп
Ватанабе у останков его самолета неподалеку от китайской  деревни  Шинтон.
Молодой летчик был привязан к дереву, у него были  срезаны  веки,  с  него
была содрана кожа. Этот изощренный метод  пытки  позволял  жертве  прожить
несколько  лишних  часов,  испытывая   невыразимые   мучения   от   уколов
бамбуковыми палками и от роев беспощадных  насекомых,  атаковавших  прежде
всего глаза. Кроме того, у него были отрезаны и  засунуты  в  рот  половые
органы. Так обычно делали, когда жертва уже умирала.
   Но Симицу не мог сдержать улыбки, вспоминая, как  японцы  отомстили  за
Ватанабе. Все жители деревни - мужчины, женщины, дети - были  привязаны  к
их соломенным и  бамбуковым  хижинам.  Девушки  и  женщины  помоложе  были
предварительно  и  по  многу  раз  изнасилованы.  Детям  отрубили  головы,
мужчинам отрезали гениталии и запихали в рты, а женщинам загоняли штыки во
влагалище. Говорили, что вопли и  стоны  несчастных  не  прекращались  всю
ночь. Наутро деревню сожгли дотла. Месть получилась на славу, не хуже, чем
у сорока семи самураев. Впрочем, все равно цена оказалась слишком высокой.
Что такое деревня каких-то темных китайских  крестьян  против  драгоценной
жизни настоящего самурая?!
   Но тут регулировщик поднял руку вверх, и подполковник  Симицу  вернулся
из прошлого в настоящее. Оглянувшись, он довольно  улыбнулся.  Бомбы  были
закреплены, оружейников как ветром сдуло с палубы. Остались только матросы
у тросов и колодок.
   Теперь все внимание Симицу было  сосредоточено  на  регулировщике.  Тот
поднял вверх оба флажка. Четыре троса были убраны, и истребитель задрожал,
готовый к взлету. Не оборачиваясь,  Симицу  мысленно  видел,  как  четверо
матросов бегут к своему мостику. Остались лишь двое присевших у колодок.
   Последняя проверка. Симицу запустил двигатель, доведя мощность до  двух
тысяч оборотов в минуту, а давление в трубопроводе до пяти сантиметров. Он
улыбнулся, крепко взялся за ручку, кивнул регулировщику. Тот опустил  один
флаг. Толчок. Это убрали  колодки.  Машина  затрепетала,  словно  девушка,
готовая  принять  своего  первого   возлюбленного.   Теперь   для   Симицу
существовали лишь регулировщик и сто пятьдесят метров взлетной  палубы.  В
такие моменты он с грустью вспоминал  бесконечно  длинные  ВПП  Цутиуры  и
Касимигауры. Опустился последний флажок.  Регулировщик  показывал  на  нос
корабля. Симицу двинул РУД и, видя, как стрелка манометра  приближается  к
красной черте, убрал тормоз.
   Изящный истребитель бодро рванулся вперед, отчего подполковника вдавило
в сиденье. В животе у него возникла пустота. Истребитель  не  пробежал  по
палубе и сотни метров, а скорость уже достигала  ста  узлов.  Симицу  взял
ручку на себя, и "Зеро" радостно взмыл  ввысь,  словно  стосковавшийся  по
небу ястреб. Симицу дал левую педаль, выводя машину на высоту, на  которой
он какое-то время должен был барражировать над "Йонагой". Выровняв  машину
на ста метрах, Симицу оглянулся и увидел, что самолет Сугуйры тоже был уже
в воздухе, а "Зеро" Хино разбегается по палубе. Четыре минуты  спустя  все
девять "Зеро" барражировали над "Йонагой".
   Затем Симицу взял курс на русское китобойное судно. Чуть убавив газ, он
пропустил вперед Сугуйру. Глядя на обходившую его  машину  лейтенанта,  он
вскинул вверх кулак и крикнул: "Банзай!" Сугуйра повернул  голову,  сделал
точно такой же жест, и по движению его губ Симицу понял, что лейтенант так
же крикнул: "Банзай!"
   Рука Сугуйры коснулась головной повязки хатамаки. То же самое сделал  и
подполковник Симицу. Летчики кивнули друг другу,  затем  Сугуйра  прибавил
газу, и его машина резко ушла вперед.
   Охота началась.



        "8. 5 ДЕКАБРЯ 1983 ГОДА"

   -  Кит!  Пеленг   ноль-шесть-ноль,   дальность   пятьсот,   -   крикнул
впередсмотрящий.
   - Отлично,  -  отозвался  Борис  Синилов,  поднося  к  глазам  бинокль.
Всматриваясь в даль, он спросил у Волынского:
   - Что там на радаре? На сонаре?
   - Ничего, капитан, - отозвался тот,  потом  вдруг  сказал:  -  Обратный
сигнал на сонаре, ноль - шесть - ноль, дальность пятьсот метров. На радаре
ничего, капитан.
   - Отлично, - сказал Борис Синилов и обратился к Семену Старикову. -  Ты
можешь держать прямо по курсу? Ведь еле плетемся!
   - Есть держать прямо по курсу,  -  отозвался  молодой  рулевой,  крепко
сжимая в руках штурвал.
   Глядя в бинокль на горизонт,  Кузьма  Никишкин  спросил  с  надеждой  в
голосе:
   - Мы и его сможем убить?
   - Сначала наши ослы должны закачать воздух в этого,  -  буркнул  Борис,
показывая рукой на правый  борт,  где  матрос  вонзил  в  кита  гарпун,  к
которому был прилажен шланг. Второй матрос, повернувшись  спиной  к  киту,
смотрел на какие-то приборы на переборке, а кок и трое свободных от  вахты
механиков,  облокотившись  на   поручни,   с   любопытством   разглядывали
пришвартованного к борту гиганта, который был всего  на  несколько  метров
короче, чем судно. Даже на мостике Борис чувствовал, как дрожит корабль от
работы компрессора, установленного в машинном отделении.
   - Как сильно накачивают кита? - осведомился  замполит,  с  любопытством
следя за операцией.
   - До упора, - отозвался капитан как ни в  чем  не  бывало.  Он  не  мог
отказать себе в удовольствии вонзить в Никишкина свой  собственный  гарпун
иронии.
   - До упора?
   - Да, - сказал Борис с еле заметной улыбкой. - Если  накачать  его  как
следует, то мы шутя притащим его к "Геленджику", словно  хороший  аэростат
заграждения.
   Раздался взрыв смеха. Все, кто был на мостике, с  интересом  уставились
на замполита. Тот покраснел, а затем ответил голосом, хриплым от  обиды  и
злости:
   - Капитан, мне кажется, ваш юмор...
   - Самолет! - перебил его окрик впередсмотрящего. - Пеленг ноль - девять
- ноль, низко над горизонтом...
   - Кажется, или действительно самолет? - крикнул Борис, уже  не  обращая
внимания на Никишкина и поднося к глазам бинокль.
   - Действительно  самолет,  -  услышал  он  ответ.  -  Я  его  вижу.  Он
приближается к нам, но идет очень низко.
   - Радар! - крикнул Борис.
   - Есть, капитан. Только что появился на экране, пеленг ноль - девять  -
ноль, дальность пять тысяч метров. На очень большой  скорости.  И...  я...
я...
   - Ну, что еще? Язык откусил? Говори! - рявкнул  Борис,  с  раздражением
хватая снова свой бинокль.
   - Я не понимаю, - пролепетал Георгий Волынский. - Или там действительно
несколько самолетов, или мне уже мерещатся призраки.
   - Почему?
   - Восемь или девять объектов один за другим с большими интервалами. Все
они приближаются.
   Кузьма, явно забыв свои обиды, подошел к капитану, уставился в бинокль.
Затем громко провозгласил:
   - Я его вижу!
   Борис проклинал вечные туманы в этих водах. Затем он тоже увидел  белый
моноплан над самой водой. Он приближался с огромной скоростью.
   - Что он делает в этих местах, так далеко на севере? - вопрошал Кузьма.
   - Чистое безумие! - буркнул Борис скорее сам  себе,  чем  Никишкину.  -
Старый винтовой самолет посреди Тихого океана. Уму непостижимо.
   - Еще самолеты! - крикнул впередсмотрящий.
   - На радаре девять вспышек, все приближаются, - сообщил Волынский.
   - Американцы задумали какую-то пакость,  -  пробормотал  Борис.  Теперь
самолет оказался в лучах солнца,  отчего  засверкали  крылья,  обтекатели,
фонарь кабины.  Затем  Синилов  увидел  целую  вереницу  белых  самолетов,
протянувшуюся до  самого  горизонта.  Он  теперь  отчетливо  слышал  рокот
допотопных моторов.
   - У него бомбы! - крикнул Кузьма.
   Молча Борис уставился на самолет. Под крыльями у него имелись  предметы
цилиндрической формы. Все, кто был на мостике, повернулись вправо. Ведущий
самолет, оказавшись примерно в тысяче метров от его  судна,  снизился  еще
больше, поднимая воздушной струей от пропеллера фонтаны брызг.
   - Идет ниже нашего топа, - возбужденно проговорил Семен Стариков.
   С ревом самолет несся прямо на мостик.
   - Возьми выше, болван! - крикнул Никишкин, словно  надеясь,  что  чужой
летчик послушает его как замполита.
   Но самолет вместо этого  еще  больше  снизился,  направляясь  точно  на
надстройку. Борис опустил бинокль. Самолет был уже почти над их  головами.
Капитан схватился за  поручни  и  услышал,  как  Кузьма  Никишкин  жалобно
прохныкал:
   - Не надо...
   Внезапно, словно в стробоскопе, Борис увидел  тот  страшный  момент  из
своего военного прошлого. Давным-давно он уже стал  свидетелем  чего-то  в
этом роде. Это было в Маньчжурии, на берегах разлившейся реки  Нен.  Борис
тогда попытался  закопаться  в  грязь,  когда  его  рота  была  застигнута
врасплох на открытой местности и обстреляна дюжиной японских истребителей.
Он, как сейчас, видел огромные моторы, сверкавшие  на  солнце  пропеллеры.
Машины летели низко, но не так низко, как сейчас...
   Из  крыльев  и  обтекателя  белого  самолета  стали  вырываться  язычки
пламени. Кузьма, чуть не сбив с ног капитана, бросился куда-то в сторону с
криком:
   - Не надо. Ради Бога, не надо.
   Но Бог не внял пожеланиям замполита. Мидель корабля  прошило  очередью,
стали раздаваться взрывы, завизжали рикошеты. Из воды поднимались  фонтаны
брызг выше капитанского мостика. Из радиорубки слышались крики.
   Рулевая рубка ходила ходуном от рева самолета. "Нет!" - крикнул  Борис,
увидев несущийся на него пропеллер, заслонявший ему весь  обзор.  Затем  в
левой части рубки что-то взорвалось, грохнуло, отчего  Бориса  швырнуло  к
правой переборке. Сталь рвалась, словно бумага. Во  все  стороны  брызнули
осколки  стекла,  обломки  металла.  Стало  страшно  жарко,  повалил  дым,
поднялись крики.
   Борис судорожно  хватал  ртом  воздух,  кашлял  от  дыма.  Ему  удалось
прогнать черную пелену, стоявшую  перед  глазами,  но  крики  не  утихали.
Задняя часть рубки, вся ее левая сторона была  уничтожена  взрывом.  Борис
увидел, что весь шкафут в огне. Он ощупал  руки.  Вроде,  целы.  Ноги?  Их
оказалось больше чем положено. Он опустил взгляд и  увидел,  что  на  него
давит нижняя часть туловища рулевого, обливая его кровью. Немеющими руками
капитан сбросил с себя живот и ноги того, кто еще недавно  звался  Семеном
Стариковым, потом смахнул серо-красные  кишки  со  своей  куртки  и  брюк,
ухватился за обвисшие перила и встал на ноги.
   За тридцать лет, проведенных на флоте, Синилов научился многому.  Нужно
было поскорее освободиться от кита, подать сигнал бедствия. Но  радиорубка
была уничтожена.
   Борис оглянулся. Рулевая рубка  напоминала  скотобойню.  Все  переборки
были забрызганы красным. Штурвала не стало, как не стало и  того,  кто  за
ним стоял.
   Стекла  в  рубке  были  разбиты,  на  зазубренных  краях  висели  куски
человеческого мяса. Крики не стихали. Георгий Волынский и Кузьма  Никишкин
лежали на полу  слева,  составляя  причудливое  единое  целое,  истекающее
кровью  и  с  выпущенными  внутренностями.  Кузьма  неловко   зашевелился,
задергался, его нога лежала на груди Волынского, причем ступня оказалась у
самого уха. Кузьма задергался, из него стала хлестать кровь, и он закричал
истошным нечеловеческим голосом:
   - Боже! Боже!
   Борис понял,  что  самолет  нанес  удар  по  надстройке,  и  результаты
оказались поистине ужасными. Помимо радиорубки, была уничтожена  труба,  а
мачта накренилась влево, приняв почти  что  горизонтальное  положение.  По
шкафуту разливалось огненное  бензиновое  море.  Но  китобоец  "Калмыкове"
держался на воде нормально: это означало, что корпус не получил пробоин.
   Шатаясь, капитан подобрался к телеграфу, чтобы дать команду в  машинное
отделение "полный вперед!", но телеграфный аппарат  рухнул  на  палубу  от
первого же  прикосновения.  Ругаясь,  Синилов  выбрался  на  правое  крыло
мостика. Посмотрел вниз. Кок и еще двое матросов,  вцепившись  в  бортовой
леер, тупо смотрели на бушевавший ад.
   - Освободиться от  кита!  -  крикнул  им  Борис.  Они  подняли  головы,
уставились на него, не понимая,  чего  хочет  капитан.  -  Руби  тросы!  -
крикнул Борис,  но  его  распоряжение  утонуло  в  новом  грохоте.  К  ним
приближался еще один самолет. Борис поднял голову, и то,  что  он  увидел,
заставило его разинуть рот, а зрачки глаз расширились в ужасе. На  корабль
один в хвост другому неслось восемь самолетов. Борис, уже сам не зная, что
делает, стал грозить небу кулаком и кричать:
   - Сволочи! Сволочи! За что? За что?
   Первый самолет был  уже  совсем  рядом.  Заработали  его  пушки.  Снова
взрывы, снова рикошеты, снова фонтаны  брызг!  Борис  словно  окаменел  на
мостике, занеся над головой кулак. Затем  на  корабль  полетели  бомбы,  а
машина с ревом умчалась дальше.
   Синилов уже был  готов  услышать  дикий  грохот,  вой  извивающегося  в
конвульсиях металла. Но вместо этого что-то дважды  гулко  ухнуло,  словно
две  ручные  гранаты,  разорвавшиеся  в  грязи.  Кит  подпрыгнул  вверх  и
разлетелся   вдребезги,   обрушив   на   палубу   гору   костей,    кишок,
полупереваренного криля и осколков китового уса. Кок и два матроса исчезли
под  мерзкой  кучей  внутренностей.  Пожар,  накрытый  этим   своеобразным
одеялом,  начал  угасать.  Запахло  горящим  жиром,  а   на   воде   стало
расплываться огромное алое пятно.
   С трудом заставив себя оторваться от созерцания  этого  кошмара,  Борис
вышел на середину  мостика,  сложил  руку  в  подобие  рупора  и  крикнул,
повернувшись сначала к носу, а потом к корме:
   - Всем покинуть корабль.
   Затем он вошел в рубку. Каким-то чудом разыскал микрофон, поднес его  к
губам, надеясь, что трансляция на корабле  все-таки  не  вышла  из  строя.
Повторил приказ.
   Потом вытащил из маленького рундука спасательный жилет. Кое-как напялил
его  на  себя,  застегнул,  но  в  этот  момент   справа   снова   заревел
приближавшийся самолет.
   Капитан быстро пересек рубку, переступив через  теперь  уже  безмолвные
останки замполита и  Волынского.  Быстро  спустился  по  левому  трапу  на
главную палубу. Там увидел три тела в  одной  куче.  Механики.  Снова  рев
самолета над головой. Борис упал ничком на палубу, надеясь, что надстройка
защитит его. Но перед бомбами он был беззащитен. Они разорвались за  левым
бортом, подняв два  столба  воды.  Самолет  умчался.  Вода  обрушилась  на
палубу.
   Борис медленно поднялся на ноги. Механики  тоже  ожили.  Уставились  на
капитана. На их лицах был написан животный страх,  непонимание  того,  что
происходит.
   - У нас есть шанс, - сказал им Синилов. - Самолеты атакуют с интервалом
в тысячу метров. После следующего удара мы спустим лодку. Ясно? - Механики
явно плохо соображали, о чем идет  речь.  -  Она  на  полубаке.  -  Моряки
медленно закивали. - Мы успеем спустить ее на  воду.  На  это  понадобятся
считанные секунды. - Механики закивали чуть повеселее.  -  Они  атакуют  с
правого борта. Понятно? - Моряки, как  могли,  выразили  понимание.  Снова
загрохотал самолет, снова заработали пушки.
   - Ложись! - крикнул Борис, и все четверо  распластались  у  надстройки.
Два взрыва. Мимо. Дождь из морской воды, крови и китовых останков.  Тяжело
дыша, Борис встал на ноги. Помог подняться остальным.  Крикнул:  -  А  ну,
давай.
   Борис стал карабкаться вверх по трапу, за ним механики. Сердце  прыгало
в груди Бориса, как у зайца. Лодка была на  месте,  дном  вверх.  Целая  и
невредимая. На ней лежала верхняя часть рулевого - голова и  грудь.  Борис
быстро сбросил останки на палубу  и  услышал  рокот  нового  самолета.  Он
наклонился, дернул рычаг, отчего крепления сразу ослабли. Моряки  окружили
лодку.
   - Через левый борт! - распорядился капитан. - Шевелись. -  Он  старался
перекричать нарастающий  шум.  -  Бросайте  ее,  она  сама  выправится.  -
Мгновение спустя легкая алюминиевая лодка оказалась на воде,  удерживаемая
носовым фалинем.
   Загрохотала канонада.
   - Через борт! - рявкнул Борис. Молодой механик вскрикнул и, подпрыгнув,
схватился за живот. Перевалившись  через  леер,  он  упал  в  воду.  Борис
прыгнул.  С  головой  ушел  в  ледяную  воду,  но  тотчас  же,   благодаря
спасательному жилету, выскочил на поверхность. К своему ужасу, он  увидел,
что вокруг море китовой  крови  и  внутренностей.  Но  лодка  была  совсем
близко. Он отчаянно заработал руками и  ногами,  продираясь  через  липкое
болото. Перед ним на поверхность вынырнула голова. Еще один механик.  Юный
и белокурый. Семнадцатилетний Леонид Власов. Юноша  закричал,  но  тут  же
крик превратился в какое-то бульканье, так как голова Власова  снова  ушла
под воду. Борис схватил парня  за  шиворот.  Подтянул  его  к  лодке.  Оба
вцепились в планшир. Снова раздался рев самолета.
   - Забирайся в лодку! - задыхаясь, крикнул Власову капитан.
   Еще мгновение, и Леонид оказался в лодке.  За  ним,  тяжело  отдуваясь,
забрался и Борис. Пока Леонида  рвало  морской  водой  пополам  с  китовой
кровью, Борис озирался по сторонам, пытаясь понять,  нет  ли  в  воде  еще
кого-то из членов экипажа. Больше голов он  не  обнаружил.  Борис  вставил
весла в уключины, отпустил фал, и начал лихорадочно отгребать от горевшего
корабля.
   Тем временем очередной самолет терзал  свою  жертву.  Два  раза  громко
ухнуло. Корабль дернулся, словно желая выпрыгнуть  из  воды,  затем  осел,
закачавшись из стороны в сторону. У него был явно поврежден киль.  Средняя
часть  превратилась  в  извергающийся  вулкан.  Самолет  умчался  так   же
стремительно, как и появился.
   Только теперь Борис понял, что на самолетах эмблема восходящего солнца.
Он затряс кулаком в бессильной ярости:
   - Сволочи! Убийцы! Вы опоздали на сорок лет.
   Он  посмотрел   на   свой   корабль,   который   переломился   пополам,
превратившись в букву "V", и над водой виднелись лишь нос и  корма.  Затем
изувеченный корабль исчез целиком в  океанской  пучине,  и  лишь  огромные
пузыри указывали на его могилу.
   Борис стал быстро озираться по сторонам. Вокруг  все  было  в  обломках
китобойца: то здесь,  то  там  на  поверхность  выныривали  ящики,  бочки,
деревянные обломки. В огромном алом болоте плавали  куски  кита.  Какая-то
все  еще  надутая  кишка  покачивалась  на  волнах,   словно   совершивший
вынужденную посадку аэрос