. - Это,  доложу
тебе, была школа, какую не получишь в классе или на инструктаже.
   Каденбах кивнул и поспешно продолжал:
   - Так вы говорите, они - настоящий сброд?
   - Да! Точней не скажешь.
   - А как же Арабский легион в Иордании? Ведь Глаб-паша в сорок восьмом -
сорок девятом загнал израильтян обратно в Иерусалим.
   Брент одобрительно кивнул в ответ на осведомленность Каденбаха.
   - Вижу, штурман, с историей ты в ладах. Но Арабский легион другое дело.
Там все прошли  английскую  выучку,  и  командовал  ими  англичанин.  Ведь
Глаб-паша - не кто иной, как англичанин по имени Джон Бэгот Глаб. Когда он
со старшими офицерами  уехал  из  Иордании,  легион  развалился.  -  Брент
помолчал, давая выход застарелой ярости. - Я с  ними  воюю  с  восемьдесят
третьего. А известно тебе, с чего началась вся заварушка?
   - Один из истребителей "Йонаги" подбил ливийский DC-3.
   - Над Токийским заливом. Я это видел собственными глазами. Двухмоторный
транспортный самолет вторгся в воздушное пространство  "Йонаги",  несмотря
на многократные предупреждения. И подполковник Мацухара "отрубил" один  из
двигателей.
   - Но самолет не разрушил?
   - Нет. И жертв не было.
   - Неужто дело только в этом пустячном инциденте?
   -  С  него  все  началось.  Арабы  не  простили  оскорбления.  -  Брент
помассировал пальцами шею и почувствовал мгновенное  облегчение.  -  А  уж
потом пошли борьба за мировое господство, эмбарго  на  нефть,  истребление
заложников. - Рука опустилась на стол и пальцы начали выбивать  барабанную
дробь по столешнице. - Но вся каша заварилась  именно  с  того  пустячного
инцидента шестилетней давности. С тех  пор  они  не  упускают  случая  нас
укусить.
   - То есть?
   - Ты слыхал о некоем Гасане ибн-аль-Саббахе?
   - Старец с  горы.  Около  тысячи  лет  назад  основал  террористическую
организацию в Персии. Да, я знаю, мистер Росс, они до сих пор действуют.
   - И до сих пор  называют  себя  "саббах".  Фанатично  преданы  Каддафи.
Главное их оружие  -  нож,  но  и  другим  не  гнушаются  -  от  АК-47  до
пластиковых бомб. Любят застигать  жертву  врасплох  и  наносить  удары  в
спину. Я с ними где и чем только не  дрался!  Кулаками,  досками,  ножами,
пистолетами, один раз даже гаечным ключом... В тупиках, на автостоянках, в
ресторане отеля "Империал", в ООН. - Он наставил  палец  на  Каденбаха,  и
ноготь его оказался в дюйме от заостренного носа штурмана. - Запомни, тебе
этого тоже не избежать.
   Каденбах вглядывался в черты  внезапно  вспыхнувшего  лица,  словно  бы
впервые видел своего старшего помощника.
   - Н-да, - наконец пробормотал он, - я слышал, они на все способны.
   Брент, перенесясь за много миль,  смотрел  в  переборку  поверх  головы
штурмана.
   - Они  убили  невесту  Йоси  Мацухары.  -  Как  ни  странно,  в  голосе
прозвучала ядовитая насмешка. - Разумеется, из засады. Из АК-47 всадили ей
шесть пуль в грудь. - Он с такой силой  шарахнул  кулаком  по  столу,  что
кружки жалобно зазвенели.
   Подхватив свою, чтоб не опрокинулась, молодой штурман  с  беспокойством
глянул на Брента, но того было уже не остановить.
   - Чего еще ждать от арабов? Они в своей жизни ничего не  видели,  кроме
тирании и убийств! Все они в  каком-то  смысле  саббах.  Веками  правители
безжалостно их угнетали, заставляли делать самую  черную  работу,  а  сами
купались в роскоши. А ислам укрепляет решетки на их темницах.  Это  сухая,
бесплодная религия, как та земля, на которой они рождаются. Ислам  роковым
образом лишает их даже  тех  крупиц  надежды  и  самолюбия,  которыми  они
наделены от веку. Ненависть и месть - вот все, ради чего  они  живут,  что
придает их убогой жизни какой-то смысл, потому они при  случае  никого  не
пощадят. Вечный рай уготован душе убийцы! Во всяком случае, так  сулит  им
вера.
   Каденбах неловко поерзал на скамье, и  несколько  секунд  оба  молчали,
слушая привычные шумы вентиляторов и двигателей.
   - Все это понятно, мистер Росс. Но хоть какая-то брезгливость, какое-то
понятие о чести...
   Брент засмеялся глухо и невесело.
   - О да, у араба есть понятие о чести и достоинстве!  Ему  порой  бывает
стыдно... Он утомит тебя до смерти рассказами  о  своих  подвигах.  А  его
достоинство более чем поверхностно. Вместе с честью он носит его в  рукаве
и не задумываясь продаст мать за кучу  сухого  верблюжьего  навоза,  чтобы
поддержать огонь в очаге.
   - Но вы сказали, ему бывает стыдно...
   - Стыдно, когда он не смог кого-то объегорить. Стыдно, когда не удалось
убедительно солгать, чтоб обвести  вокруг  пальца  лучшего  друга,  брата,
отца. Порой ему стыдно выполнять унизительную работу за  кусок  хлеба.  Но
никогда, запомни, Чарли,  -  Брент  назидательно  поднял  вверх  палец,  -
никогда ему не бывает стыдно за  совершенные  преступления.  Вот  если  он
нарушил их извращенный кодекс чести, тогда на него падет позор, а то и нож
в спину получит в глухом тупике.
   - Но ведь среди них есть выдающиеся писатели, математики, врачи...
   - То было тысячу лет назад. А нынче они настолько одержимы  завистью  и
ненавистью, что и литература пропитана ими насквозь.
   - И ничто их уже не исправит?
   - Ничто на свете!
   Каденбах смущенно откашлялся.
   - Значит, они никогда не примирятся с поражением.
   - Ты прав. Потому они с  сорок  восьмого  года  воюют  против  Израиля.
Поражение для них позор, бесчестье, и они убьют любого, кто готов пойти на
компромисс. Помнишь, какая участь постигла Анвара Садата?
   - Стало быть, и для нас этому не  будет  конца.  -  В  голосе  штурмана
слышалась обреченность.
   Брент угрюмо кивнул.
   Оба замолчали. На смену мыслям об арабах Каденбаху  пришла  другая,  не
менее тревожная. И он тут же высказал ее, озадачив собеседника:
   - А как же переговоры между США и Россией в Женеве?
   - Не понял.
   - По-вашему, на русских можно полагаться?  Можно  верить,  что  они  не
снабдят арабов новейшим оружием?
   Брент уставился в кружку.
   - Соглашение достигнуто. Но лишь потому что они нас боятся. К  тому  же
технология - это единственное, чем Соединенные Штаты и  Россия  удерживают
свое владычество над миром.
   Каденбах  старательно  избегал  взгляда  старшего   помощника,   словно
опасался, что Брент  прочтет  в  его  глазах  то,  чего  ему  не  хотелось
выдавать.
   - Думаете, они не  поставят  арабам  самонаводящиеся  торпеды  и  новые
реактивные бомбометы?
   Оснащенная  активными  и  пассивными  системами  самонаведения  русская
торпеда 533 может выследить и уничтожить  самую  маневренную  подлодку,  а
мощный  бомбомет  RBU-6000   с   автоматической   перезарядкой   выпускает
300-миллиметровые бомбы весом в 400 фунтов каждая на шесть тысяч метров от
атакующего судна. Это страшная угроза для подводных  лодок,  особенно  для
дизель-электрических. Брент наконец понял нервозность  молодого  штурмана.
Вся команда встревожена слухами о новом оружии, несмотря на поступающие из
Женевы, Москвы и Вашингтона заверения относительно того, что оно ни в коем
случае не попадет к арабам.
   - Да нет, они просто не решатся. Ведь тогда все последние  американские
достижения в области морского оружия будут переданы Японии и ее союзникам.
Мы пошли на уступки, они тоже. Здесь действует точно такое  же  равновесие
страха и недоверия, как в ядерном  противоборстве.  Оно  приводит  всех  в
ужас, но никто не рискнет его нарушить. Имей в виду, Чарли,  русские  ведь
тоже не доверяют арабам. Во время Шестидневной войны египтяне обратились в
такое бегство, что даже бросили свои зенитные комплексы, и  сотни  русских
танков, и артиллерию. Русские им этого не простили.
   Каденбах снова кивнул, но головы так и не поднял.
   - Да-да, сэр, знаю...
   Он не  успел  ничего  добавить,  поскольку  разговор  прервал  внезапно
оживший репродуктор на потолке.
   - Мистер Росс, - раздался металлический голос, - главный механик Данлэп
просит вас пройти в кормовой торпедный отсек.
   Брент шепотом выругался. Беседа так увлекла его. Робкому, но смышленому
Каденбаху удалось вырвать его из джунглей,  в  которых  он  заплутался  по
своей собственной воле. Наверняка штурман сделал это не без умысла, может,
даже сговорился с Пабло Фортуно. Добрые они все-таки ребята.  Он  взглянул
на медные часы над дверью: двадцать минут второго.
   - Ну, мне пора. Надо посмотреть, что  там  случилось  у  Данлэпа,  а  в
четырнадцать ноль-ноль заступаю на дежурство. - Он залпом осушил кружку  и
поднялся.
   - До встречи, сэр, - улыбнулся Каденбах.
   - Увидимся, штурман. Мир подлодки тесен.
   Младший  лейтенант  принялся  насвистывать  мотивчик  из   диснеевского
мультфильма.
   Брент, улыбаясь, вышел в коридор.  Миновал  старшинскую  кают-компанию,
где за маленьким столиком сидел в  одиночестве  главный  старшина-электрик
Момо Кенкюся, запивая чаем сандвич, - запас  суси  давно  вышел.  Как  все
прочие японцы  в  команде  (тридцать  один  человек  из  шестидесяти  семи
офицеров и матросов),  Кенкюся  -  ветеран  Сил  береговой  самообороны  и
опытный подводник. Невысокий, коренастый очкарик средних лет, круглое лицо
изрезано морщинами многолетней усталости. На борту всего четверо  старшин,
каждый - мастер своего дела; после страшной глубинной бомбежки  им  больше
других выпало потрудиться над израненной лодкой.
   Старшина вскочил было, но Брент махнул ему рукой: сиди, мол. Ему  вдруг
стало неловко и стыдно за свой менторский тон в разговоре со штурманом.
   - Хорошо стреляли, сэр! - на безупречном английском, каким владели  все
японцы, окликнул его Кенкюся. - Так им и надо, этим якудзам!
   Брент благодарно улыбнулся и переступил через высокий порог. В  отличие
от старшинской кают-компании, центральный пост был переполнен; здесь висел
тяжелый запах дизельного  топлива  и  мужского  пота,  сопутствующий  всем
старым подлодкам. К счастью, хлорный запах  уже  испарился.  Брент  прошел
мимо "рождественской елки", установленной в центре поста  погружения.  Так
называется  огромный  контрольный  щит,  утыканный  красными  и   зелеными
лампочками,  показывающими,  открыты  или  закрыты  различные  клинкеты  и
клапана прочного корпуса. В настоящий момент "елка" сияла поровну красными
и зелеными огнями. Открыты главный впускной  клапан  РДП  [устройство  для
работы  дизеля  под  водой],  выхлопные  патрубки,  люк  рулевой  рубки  и
вентиляционные люки - как и полагается при  движении  на  поверхности.  Но
красная  лампочка  клапана  приема  забортной  воды  в  цистерне  главного
балласта горела зловещим светом. Здесь должен быть зеленый, и это  каждому
известно.
   Люди сидели или стояли перед приборами, манометрами  давления  топлива,
рядами вольтметров, амперметров, счетчиками оборотов  вала.  Медные  части
блестели даже в приглушенном красном свете аварийных лампочек.  В  отличие
от компьютеризованного центрального поста атомной подводной лодки  "Джордж
К.Полк", где Брент служил, выйдя из  стен  академии,  здесь  ему  открылся
совершенно иной мир. Он прошел мимо двух  огромных  горизонтальных  рулей,
возле  которых,  несмотря  на  неспособность  лодки  к  погружению,   тоже
толпились люди. Двое сидели перед штурвалами, а командир поста  погружения
и всплытия, молодой энсин по имени Герберт Бэттл, прислонился к  переборке
возле указателя  глубины  со  шкалой  от  нуля  до  шестисот  футов.  Иной
калибровки не требовалось: на глубине, превышающей  шестьсот  футов,  море
раздавит корпус, точно крекер, зажатый в сильном мужском кулаке.
   Бэттл выпрямился и карими глазами уставился на Брента.
   - Отменно стреляли, сэр!
   Остальные подводники, набившиеся в тесный отсек, тоже повернули к  нему
головы, выражая восхищение.
   Брент почувствовал прилив тепла.
   - Спасибо, спасибо,  -  смущенно  пробормотал  он  и  быстро  прошел  в
радиорубку, служившую одновременно шифровальным отсеком. Как офицер  связи
за нее отвечал непосредственно он. Чуть помедлив, заглянул внутрь.
   Два связиста размонтировали обе рации и  выложили  части  на  маленькую
скамейку. Один - связист второго класса Тони Ромеро по прозвищу Кром - еще
недавно стрелял из пулемета пятидесятого калибра. А сейчас длинной  тонкой
отверткой и заостренными плоскогубцами он разбирал блок питания.  Смуглый,
приземистый, грудь колесом, руки сильные, мускулистые  и  длинные,  как  у
орангутанга.  Меж  гривой  черных  взъерошенных  волос  и  сросшимися   на
переносице  бровями  примостился  довольно  узкий  лоб  -  за   что   его,
собственно, и прозвали  Кром  -  сокращенно  от  "кроманьонец".  Насколько
устрашающая у него внешность, настолько же кроткий нрав, к своей кличке он
относится с добродушным юмором. Вся команда уважает молодого  связиста  не
только за доброту, но и за профессионализм. Пожалуй, никто лучше  него  не
разбирается в оборудовании.
   Второй - шифровальщик второго класса Дон Симпсон. Словно  по  контрасту
со своим соседом, это высокий стройный блондин. Он  тоже  умен  и  хороший
специалист, но кажется, страшные поломки аппаратуры несколько  выбили  его
из колеи.
   - Пока  не  работает,  мистер  Росс,  -  удрученно  сказал  он  Бренту,
возникшему в дверном проеме. - Только РТР.
   - Ладно, не отвлекайтесь, - ответил Брент, торопившийся на корму.  -  Я
еще зайду.
   - Есть не отвлекаться! - Симпсон улыбнулся. - Отлично стреляли, сэр!
   - Спасибо. - Брент прошел в следующую дверь.
   Ну что они все твердят одно и то же? Как будто другие  плохо  стреляли.
Впрочем, таких успехов никто не  достиг,  и  ему  приятно,  что  люди  это
признают.
   В три шага миновав крохотную - шесть на одиннадцать футов  -  камбузную
рубку, он вступил в столовую - самое просторное помещение  на  борту.  Она
располагается над кормовым аккумуляторным отсеком  и  обставлена  четырьмя
столами и восемью скамьями. Он  насчитал  в  столовой  одиннадцать  членов
команды: четверо американцев играли в покер,  четверо  японцев  склонились
над го, трое читали. Никто не курил. С момента глубинной  атаки  лампочка,
разрешающая курить, не загоралась ни разу.
   Брента удивило такое  многолюдье.  Он-то  думал,  сменившиеся  с  вахты
немедленно  завалятся  спать.  Но,  очевидно,   глубинная   атака,   налет
пикирующих бомбардировщиков, жуткая смерть троих  товарищей,  а  потом  их
похороны взвинтили нервы до предела. Матросы точно так же не могут  спать,
как старший помощник.
   - Всем оставаться на местах! - крикнул Брент, прежде чем кто-либо успел
вскочить. И в ответ услышал дружное:
   - Хорошо стреляли, сэр!
   - Задницу нашу прикрыли, мистер Росс!
   И снова Брент пробормотал  что-то  в  знак  благодарности  и  юркнул  в
кубрик, где висящие  на  цепях  койки  сейчас  подняты,  чтобы  не  мешать
проходу. Переступив через  еще  один  высокий  порог,  оказался  в  первом
машинном отсеке.
   Держась за стальной поручень, двинулся  по  узкому  коридору  меж  двух
мощнейших дизельных моторов. Шум адский. То, что  на  мостик  и  в  другие
отсеки доносится приглушенными  выхлопами  и  рокочущей  вибрацией,  здесь
буквально  раздирает  барабанные   перепонки.   Два   укрепленных   сверху
генератора "Эллиот 1100" добавляют свои визгливые стоны к общей какофонии.
При необходимости они могут вырабатывать мощность на 252 элемента батареи.
Но теперь передняя и задняя аккумуляторные батареи уже полностью заряжены,
и оба генератора обеспечивают только два главных дизеля, вращающих валы, а
те в свою очередь отдают силу бронзовым винтам.
   В машинном отсеке он застал  троих.  Главный  старшина  машинист  Хисао
Фукимото стоял слева,  изучая  приборный  щиток;  два  моториста  третьего
класса   проверяли   уровень   масла   и   обследовали    манометры    над
шестнадцатицилиндровыми двигателями. У всех из карманов торчат  тряпки,  а
помещение сверкает, как операционная: ни грязи, ни копоти, ни смазки  -  с
полу есть можно.
   При виде его все встрепенулись, но Брент замахал рукой и гаркнул:
   - Вольно! Всем оставаться на местах!
   Слов они, конечно, не расслышали, но поняли его  жест.  Старшина  вновь
повернулся к щиту, а рядовые посторонились, давая проход  офицеру.  Брент,
шагнув через порог, проник в кормовой машинный отсек.
   Точная копия первого. Трое несут вахту,  шум  такой,  что  собственного
голоса не услышишь. Но отличия все  же  есть.  Острый  слух  Брента  сразу
уловил   посторонние   звуки.   За   грохотом   дизелей    слышится    гул
вспомогательного  генератора,  установленного  под  переходом.   Поскольку
первый и второй насосы выкачивают воду из балластной  цистерны,  генератор
работает  на  полную  мощность,  обслуживая   вспомогательные   насосы   и
компрессоры, удерживающие плавучесть. Брент  быстро  прошел  и  через  это
помещение, улыбнувшись механикам и захлопнув за собой дверь.  Слава  Богу,
уши малость  отдохнут!  Брент  очутился  в  помещении  центрального  поста
управления энергетической установкой, что  находится  прямо  над  главными
двигателями.
   Перед большим пультом с множеством индикаторов, кнопок,  рычагов  стоял
рядовой. Отсюда  распределяется  питание  между  генераторами,  батареями,
двигателями.  Под  панелью  есть  два  датчика  дистанционного  управления
двигателями на случай, если  три  других  получат  повреждения.  Последняя
надежда!
   Рядовой вытянулся по стойке "смирно"; Брент кивнул ему и открыл дверь в
кормовой торпедный отсек.
   Он  настолько  загроможден,  что  по  сравнению  с  ним  все  остальные
помещения выглядят просторными. Расположенный над  валами  и  винтами,  он
более всех подвержен вибрации. К тому  же  контуры  отсека  не  отличаются
приятной округлостью других  помещений,  повторяющих  скругление  корпуса.
Напротив, он резко сужается к корме и четырем  новым  торпедным  аппаратам
типа "68".
   Внушительные (21 дюйм в диаметре) медные крышки сгруппированных попарно
аппаратов задраены. Они сверкают  чистотой  в  окружении  массивных  труб,
пружин, рычагов и прочей арматуры. Между двух параллельных  труб  светится
четырьмя витринами красного стекла пусковая панель.
   По обеим сторонам установки попарно, одна над другой, укреплены  четыре
торпеды   типа   "48"   длиной   девятнадцать   футов   каждая.   Лишенный
радиоуправления и самонаводящихся систем тип "48"  может  доставлять  свои
600 фунтов взрывчатки только устаревшим  способом  времен  Второй  мировой
войны. Однако при максимальной скорости 55 узлов и дальности 28  миль  все
равно  они  превосходят  любую  торпеду  в  мире,  включая  русские  "53".
Подводники вечно  ругают  их,  но  арабские  торпеды  и  весь  их  арсенал
противолодочного оружия так же  управляемы,  как  брошенные  камни,  иначе
"Блэкфин" был бы  уничтожен  еще  во  время  первой  встречи  с  эсминцами
противника.
   Над хищной  "рыбиной"  подвешены  койки.  Неплохая  идея,  переспать  с
торпедой! - подумал Брент.
   Восемь человек сгрудились возле самого нижнего аппарата по левому борту
- все торпедисты, за исключением главного механика, тридцатилетнего Брукса
Данлэпа, чьи соломенно-желтые волосы уже подернуты платиновым  налетом.  У
лейтенанта Данлэпа очень выразительные голубые глаза с зелеными искорками;
в  красноватом  сиянии  аварийных  ламп  они  приобрели  странный  оттенок
пурпурного мрамора с серебряными прожилками. Брукс обернулся  и  вытянулся
по струнке. Остальным Брент не дал пошевелиться, сказав:
   - Оставайтесь на местах.
   Следы грязи и машинного масла, забившиеся в морщинки вокруг глаз и рта,
подчеркивают  усталость  главного  механика.  Ботинки  в  грязи,  руки   с
закатанными по локоть рукавами тоже все в саже и масле.
   - Внешняя крышка открылась и ее заклинило.
   Брент кивнул. Это не очень серьезное повреждение,  пока  внутренняя  на
месте. А она, кажется, на месте. Но на досках настила  вода,  и  откуда-то
явственно доносится журчанье. Данлэп указал ему на струю воды, льющуюся из
клапана под торпедным аппаратом.
   - Мало нам клапана для впуска забортной воды!
   - Ничего, с ним трюмные насос