рхитектуры VII и VIII вв.], яхуд. - Он потряс кулаком. -  Смерть
иудеям!
   - Капитан Конрад Шахтер был  командиром  вашей  эскадрильи?  -  перебил
Фудзита.
   Араб дернул себя за ус.
   - Из-за этого ишака нас и сбили.
   - Он единственный немец у вас?
   - Так, адмирал.
   - Вы недолюбливаете немцев?
   - Только Шахтера. Других уважаю. Они помогают нам убивать иудеев! -  Он
ткнул пальцем в Бернштейна.
   Полковник откликнулся все тем же бесстрастным тоном:
   - Бир-Нахелла... Как же, знаю. Убогая деревня в двадцати  километрах  к
юго-западу от Иерусалима. Вы там выросли?
   - Да, яхуд.
   - Значит, вы никогда не видели зеленой травы, игрушек, цветов, улиц, не
заваленных  верблюжьим  и  ослиным  навозом,  библиотеки,   музея,   кино,
бассейна, туалета, больницы, автомастерской, доильного аппарата для  ваших
коров, трактора, электричества, живописи. Вы и ваши  земляки  веками  жили
как бродячие собаки, а вините за свою тупость и лень евреев.
   - Пусть тысяча скорпионов ужалит твою мать промеж ног, яхуд!
   Лицо Бернштейна оставалось спокойным как иконописный лик. Зато у  араба
усы встали торчком от ярости.
   - Я не бродячая собака, не тупой феллах! Я - слуга Магомета. Мои предки
вышли с Аравийского полуострова, они  были  хранителями  священных  храмов
Мекки! Да, в моей деревне ничего этого нет, но кто нас туда загнал?  Вы  в
сорок восьмом отняли наши земли, захватили священную столицу  Палестины  -
Иерусалим!
   - Глупости!
   Потрясая кулаками, араб выкрикнул  древнеримское  проклятие,  усвоенное
его предками:
   - Да сгинет Иудея! Да будут прокляты враги Аллаха и рода человеческого!
Аллах Акбар! Вы подделали священные  письмена!  Авраам  был  не  иудей,  а
мусульманин. Вы отвергаете Иисуса, а его послали  на  Землю  мусульмане  и
спас Аллах, чтобы он стал его пророком. Вы поубивали всех пророков!  Вы  -
гнусные черви, которые не имеют права называться  народом.  Тора  -  сущее
беззаконие, нарушение  заветов  Аллаха!  Магомет  наложил  на  вас  вечное
проклятие! Ислам есть высшая, истинная вера. Правда Корана  восторжествует
над неверными! - Он обвел глазами аудиторию и поднял руку,  словно  мулла,
раздающий благословение. - Во имя Аллаха, великодушного и милосердного, мы
всегда будем бороться с лживыми верованиями  и  заблудшими  народами,  ибо
только Аллах учит чистоте помыслов и святости цели.
   Японцы и американцы изумленно переглядывались. Никто  не  ожидал  такой
проповеди от убогого араба.
   А Бернштейну  его  речи,  казалось,  доставили  истинное  удовольствие.
Должно быть, он из чисто спортивного интереса втянул пленного в дискуссию.
   - У израильтян есть поговорка: "Одно слово  мудреца  стоит  сотни  слов
дурака". Вы родились в Бир-Нахелле, потому что в мае сорок  восьмого  года
арабские государства совместно  выступили  против  нас.  Именно  их  армии
согнали с мест полмиллиона несчастных  феллахов.  Вас  принесли  в  жертву
королю Иордании Абдулле и его Арабскому легиону. Теперь число  таких,  как
вы, увеличилось до двух миллионов. Вы гневаетесь на ООН, на Израиль, а тем
временем ваши мухтары и эфенди обкрадывают вас. Вы заритесь на территории,
поднятые нами из руин, на земли, которые из века в век топтали ваши  козы,
а вы и капли пота над ними не пролили... Да  никогда,  -  он  постучал  по
столу, - слышите, никогда вам их не получить!
   - Ханаан - арабская земля. Осия выкрал ее для иудеев.
   - Ничего подобного. Даже в средние века, в зените своей силы  и  славы,
арабы  селились  в  Мекке,  Багдаде,  Каире  и  Кордове.  И  никогда  -  в
Иерусалиме, который вам угодно именовать Ханааном. Почему за четыреста лет
турецкого владычества арабы не предприняли ни одной попытки отвоевать его?
Да потому, что ни ваша вера, ни ваше происхождение не были с ним  связаны.
А нынешние ваши претензии насквозь лживы.
   - Ну довольно, - вмешался Фудзита и приказал охранникам: - Отведите пса
обратно в конуру.
   - Старый феллах!  -  вскипел  Абу  эль-Сахди.  -  Червяк,  вскормленный
верблюжьей мочой вместо молока!
   Узкие глаза Фудзиты сверкнули, он тихо пригрозил:
   - Я ведь могу и язык отрезать.
   Араб и бровью не повел.
   Брент ожидал, что охранники и этого вздуют, но сигнала  от  Фудзиты  не
последовало. Он молчал, глядя на пленного, а тот не мог  отвести  глаз  от
лица Бернштейна. Наверно, старому адмиралу понравилась убежденность  араба
- во всяком случае, он такого не ожидал. А Брент, наблюдая поединок Абу  и
Бернштейна, чувствовал, как вокруг него сгущаются ядовитые пары ненависти,
и все больше убеждался, что этому нет и не будет конца.
   ...Офицеры стали расходиться:  Реджинальд  Уильямс  и  Джон  Файт  -  в
лазарет, Мацухара, Ивата и Каи - в аэропорт, старший помощник Митаке  Араи
и секретарь Хакусеки Кацубе - в каюту адмирала, главный механик Йосида - в
машинное  отделение,  командир  артчасти  Нобомицу  Ацуми  -  в  док,  где
разгружали  привезенные  25-миллиметровые  орудия.  Бренту  не   терпелось
обследовать БИП и оборудование связи.  Однако  на  офицерской  палубе  его
задержал контр-адмирал Уайтхед.
   - Есть минутка, Брент? Мне надо с тобой поговорить.
   Он кивнул на дверь каюты, где прежде жил адмирал Марк  Аллен.  Тон  был
вежливый, но твердый, даже властный. И лейтенанту  ничего  не  оставалось,
как подчиниться.
   Адмиральская   каюта   гораздо   просторней   и   комфортабельней   его
собственной. Кроме широкой койки  с  ночным  светильником,  в  одном  углу
обитый кожей стул, в другом столик  с  пишущей  машинкой.  Справа  открыта
дверь в кабину душа с огромным зеркалом. Центр занимает внушительный  стол
с четырьмя стульями. Здесь можно устраивать небольшие  совещания.  Уайтхед
открыл оба иллюминатора и впустил в каюту солнце и свежий воздух. Вместе с
ними вливались шумы ремонтного дока. Брент, получив  приглашение  хозяина,
уселся за стол; Уайтхед устроился напротив.
   - Что-нибудь выпьешь? - Он указал на бар, привинченный к переборке.
   - Нет, сэр, спасибо. Так рано не пью.
   - Я тоже.
   Контр-адмирал поздравил его с успешно выполненным заданием и  заговорил
о близкой дружбе с  Порохом  Россом.  Потом  они  помянули  добрым  словом
покойного Аллена.
   - Один я остался  из  нашей  неразлучной  троицы!  -  вздохнул  пожилой
офицер. - Как тебе известно, мы вместе служили здесь во время правления...
мм... командования Макартура. И вместе работали над историей  американских
военно-морских операций.  Наша  группа  собрала  и  систематизировала  все
материалы, а Морисон поставил только свое имя на всех пятнадцати томах. Но
в каком-то смысле это был пик нашей карьеры.
   - Вы ведь, кажется, в восемьдесят первом вышли в отставку?
   - Да, Брент. Но в восемьдесят седьмом меня отозвали,  когда  разразился
мировой  нефтяной  кризис.  Начальник  штаба  сказал,  что  ВМР  буквально
задыхается без людей. Я говорил им, что старый  боевой  конь  не  в  силах
разобраться в компьютерных шифрах. Но меня послали на срочные  курсы  -  и
вот я здесь. - Он нервно забарабанил пальцами по столу, добавив новый звук
к гулу вентиляторов и грохоту ремонтного дока.
   Брент понял, что старик чем-то взволнован, но  расспрашивать  не  стал:
пускай сам выскажется.
   - Видишь ли, мой мальчик, у меня  к  тебе  вопрос  личного  свойства...
деликатный, что называется. И ты вправе отказаться обсуждать со мной тему,
не имеющую никакого отношения к войне.
   На лице столь же дорогом ему, как черты покойного Марка  Аллена  и  как
воспоминания об отце, написана нешуточная озабоченность.
   - Сэр, я готов обсудить с вами любую тему.
   - Ты... говорят, хорошо знаком с агентом ЦРУ Дэйл Макинтайр?
   Брент на миг растерялся, но взял себя в руки и молча кивнул.
   - Мы были довольно близки... особенно в Нью-Йорке.
   Старик потряс головой; седая прядь упала ему на лоб. Но он раздраженным
жестом поправил ее.
   - Мы знаем.
   - Кто это - мы?
   - Разве непонятно, Брент?
   - Иными словами, ВМР неусыпно следит за мной!
   Избегая его пристального взгляда, Уайтхед уставился на копию  известной
картины: крейсер "Лос-Анджелес" упрямо режет волну.
   - Не только ВМР. ФБР и ЦРУ тоже.
   Брент почувствовал, как вверх по шее поднялась горячая волна и  обожгла
щеки.
   - Надо же, какая милая компания! Может,  в  квартире  Дэйл  установлены
прослушивающая аппаратура и скрытые камеры?
   - Твой сарказм неуместен, Брент. - Контр-адмирал наклонился к  молодому
человеку. - Вы оба участвуете в операциях особой важности  и  секретности.
Кеннет Розенкранц и Вольфганг Ватц специально приезжали в Нью-Йорк,  чтобы
встретиться с тобой и адмиралом Алленом.
   - Да, сэр, я прекрасно помню нашу стычку у здания ООН.
   - Разумеется, мы за вами следили. И тебя, и ее  могли  похитить,  взять
заложниками. Или просто устроить засаду и убить.
   - Я никакой слежки не заметил.
   Уайтхед улыбнулся.
   - Мы работаем чисто.
   - Не понимаю, адмирал,  зачем  весь  этот  разговор?  Дэйл  -  честный,
преданный агент. Она никогда не скажет лишнего  -  ни  мне,  ни  кому-либо
другому. У нас были... чисто личные отношения.
   - Я понимаю... Но у Дэйл очень серьезные проблемы. По  всей  видимости,
она на грани срыва. Мне сообщили о ее  поведении  здесь,  на  корабле,  и,
насколько я понял, ЦРУ хочет ее отозвать и отправить в длительный отпуск.
   - Но почему?
   - Тебе известно, что она разведена?
   - Конечно. Когда это было!
   - И про ее сына знаешь?
   - Про сына?
   - Не знаешь, стало быть.
   Брент молча помотал головой.
   Старик вздохнул и откинулся на спинку стула.
   -  Эдвард  Джеймс  Макинтайр.  Дэйл  родила  его  в  девятнадцать.   Он
воспитывался в Филадельфии у деда с бабкой,  поскольку  мать  была  занята
своей карьерой в ЦРУ.
   - А отец?
   - Тому вообще дела нет.  Бегает  за  юбками,  и  больше  ничто  его  не
волнует. Дэйл ежемесячно посылала родителям сумму на  содержание  Эдди,  а
видела сына крайне редко.  Но  парень  видно,  способный,  его  приняли  в
Пенсильванский университет, когда ему было  всего  семнадцать.  -  Уайтхед
сжал виски, как при сильной головной боли. - Но попал в  дурную  компанию,
стал пить, потом пристрастился к наркотикам.
   - Боже! - Брент поежился. - Бедная Дэйл!
   - Да, бедная Дэйл. Месяц назад он принял повышенную дозу. Его нашли  на
обочине дороги, завернутым в тряпье...
   - Ужас!
   - Дэйл убита горем и чувством вины. На нее  теперь  нельзя  положиться.
Она опускается, Брент.
   - А вы, судя по всему, принимаете в ней участие.
   Уайтхед грустно улыбнулся.
   - А как же иначе? Она моя племянница.



        "9"

   Дело близилось к вечеру, когда Брент постучал в  дверь  ее  номера.  До
отеля "Империал" его,  как  в  прошлый  раз,  проводили  два  охранника  с
винтовками, пистолетами и тесаками. На обоих была форма одежды номер  два:
стальная каска, на ремне подсумок с  патронами,  краги,  обернутые  вокруг
штанов. Один занял боевой пост у дверей лифта, второй проводил  Брента  до
двери номера. Обслуга и клиенты отеля испуганно косились на них.
   Еще с порога Брент заметил, как она  осунулась.  В  одной  руке  стакан
виски, другой она махнула, приглашая его войти.
   - Заходи, малыш. Кодировщик тебя ждет. - Голос резкий,  отрывистый,  но
вчерашней враждебности и след простыл.
   Брент молча опустился на диван, упершись коленями в роскошный мраморный
столик. Глянул в широкое окно на грандиозную - может быть, даже слишком  -
панораму  города:  Гинза  с  ее  шикарными  магазинами,   сияющий   огнями
императорский  дворец,  респектабельный  жилой   квартал,   где   теснятся
особняки, которые, случись землетрясение, обрушатся на голову обитателей и
не причинят  им  ни  малейшего  вреда  -  такие  они  хрупкие,  вдали  лес
небоскребов, испещренных непристойно яркими неоновыми рекламами, а за всем
этим тянется гавань  с  длинными  рядами  причалов,  складских  помещений,
десятками тяжело груженных барж, стоящих на приколе.
   По-прежнему со стаканом в руке, Дэйл молча остановилась у столика  и  в
упор посмотрела на Брента. Одета в  зеленый  атласный  пиджак,  такого  же
цвета блузку и облегающие брюки. Материя великолепно обрисовывает  фигуру.
Волосы распущены и неудержимым золотым потоком струятся по плечам. Но  вид
измученный; глаза опухли, незаметные прежде морщинки проступили в  уголках
губ и глаз. Сразу видно: женщине плохо.
   Брент не стал ходить вокруг да около.
   - Я знаю про твоего сына.
   Дэйл дернулась, будто через нее пропустили ток.
   - Откуда?
   - От контр-адмирала Уайтхеда.
   - Дядя... Он что, здесь?
   - Прибыл на "Йонагу" вместо адмирала Аллена.
   Она осушила свой стакан.
   - Налить чего-нибудь?
   Брент кивнул. Дэйл подошла к небольшому бару, отделяющему  гостиную  от
кухни, и вскоре вернулась, наполнив два стакана.
   - Виски с лимонным соком,  -  доложила  она,  подавая  ему  коктейль  и
усаживаясь на диван.
   - У тебя хорошая память.
   - Дается практикой. - Она отхлебнула виски  и  поморщилась.  -  У  дяди
слишком длинный язык.
   - Почему ты сама ничего мне не рассказывала?
   Дэйл усмехнулась, но в глазах блеснули слезы.
   - Эдди был всего на несколько лет моложе тебя.
   - Ну и что?
   - Как ну и что? Старая шлюха путается с  мальчишкой,  ровесником  сына!
По-твоему, это мелочь?
   - Не говори так.
   Она будто не слышала.
   - Бедный мой Эдди! Я его бросила, забыла, убила! - Она уткнулась  лицом
в кулак; сгорбившиеся плечи затряслись от рыданий.
   Брент обхватил их одной рукой, прижал ее к себе.
   - Неправда! Слышишь, Дэйл, это неправда. Теперь такое  на  каждом  шагу
случается.
   Несколько  раз  судорожно  всхлипнув,  она  сумела  овладеть  собой   и
заговорила низким, словно бы шедшим из самой глубины, голосом.
   - Я ненавижу войну и смерть. Но пусть "Йонага", после того как покончит
с арабами,  отправится  в  Центральную  и  Южную  Америку.  Вот  где  идет
настоящая война.
   - Буду жив - займусь этим.
   Она потянулась и ласково провела пальцами по  его  лбу,  щеке,  сильной
шее.
   - Милый мой, хороший мальчик. Прости, вчера я вела себя по-свински.
   - Я понимаю.
   - Нет, не понимаешь. Я презираю твоего Фудзиту и все, за что он ратует.
   Брент вздрогнул, как от удара.
   - Ты... Ты на себя наговариваешь.
   - Честное слово! Он неисправимый националист и женоненавистник.
   - Неправда. К тебе он отнесся с уважением.
   - Не ко мне, а к сведениям, которые я доставила.  Ему  нужна  поддержка
ЦРУ, а в тот момент я была ЦРУ.
   - Ты нарочно настроила его против себя?
   Она отпила из стакана и поставила его на стол.
   - Ну, не то что б у меня был какой-то дьявольский план... но в общем  -
да, мне с первой встречи хотелось воздать ему по заслугам.  А  когда  умер
Эдди, точно с цепи сорвалась. Внутренний голос все время  нашептывал  мне:
"Какого черта с ними церемониться?"
   - Чтобы понять адмирала, надо  знать  его  поколение.  Он  -  типаж  из
прошлого века.
   Она горько рассмеялась.
   - Поколение лицемеров! Мнят о себе Бог знает что, а сами топчут  ногами
своих женщин. Скажи, чем они лучше арабов, которых так ненавидят?
   - Во всяком случае, они не отрезают женщинам клиторы и не гонят в  поле
вместо себя.
   Дэйл слегка побледнела.
   - Когда это было! В средние века.
   - Нет, это практикуется по сей день - женщины-евнухи и прочее.
   - Я не верю.
   - Они и нас хотят загнать в  рабство  с  помощью  главного  божества  -
нефти.
   - К черту арабов, Брент. Я  тебя  вчера  оскорбила.  -  Она  взяла  его
большую руку в свои, перевернула и поцеловала раскрытую ладонь. -  Мальчик
мой, я хотела разом покончить со всем. Играла, как Бет Дейвис в  мелодраме
тридцатых годов.  Старое-престарое  шоу  в  оживших  красках.  -  Губы  ее
горестно сжались, она еще выпила. - Знаешь, когда я  похоронила  Эдди,  ты
словно бы ушел от меня вместе с ним. Вы так похожи!
   - Ты говорила, что любишь меня.
   - Порой трудно удержаться. Ты умеешь свести женщину с ума.
   - Это не я, это в тебе страсть так и клокочет.
   - Правда. Я наслаждалась юным любовником, внушала себе,  что  молодость
можно вернуть. Ты пробудил к жизни старую шлюху на пороге климакса.
   - Не глупи. Никакая ты не старая...
   - Старая, и все это было обречено с самого начала. - Она выпустила  его
руку и отвернулась. - Надо смотреть правде в глаза. Я  слишком  стара  для
тебя, Брент. Наш роман закончился, еще не начавшись.
   - Да ты девчонка!
   - Ой, не надо, Брент, ничего не выйдет. Скоро я стану дряхлой подружкой
молодого мужчины. Представляешь, каково мне будет видеть, как ты  смотришь
вслед другим женщинам?
   Брент вздохнул и понял, что спорить бесполезно, надо покориться судьбе.
   - Ладно. Я больше не стану тебя тревожить. - Он сделал  большой  глоток
виски.
   Дэйл заплакала, и он еще крепче обнял ее.
   Немного успокоившись, она промокнула глаза платком.
   - Я завтра улетаю. Меня отправляют в отпуск. Уже прислали  замену.  Его
зовут Хорейс Мэйфилд.
   - Впервые слышу.
   - Хороший парень, Фудзите понравится. Для него главное, чтоб яйца были.
- Она допила остатки и вновь двинулась к бару. Вернувшись, села поближе  к
Бренту, посмотрела на  него  через  край  стакана.  Зеленые  глаза  так  и
буравили его, будто она пыталась читать у него в душе.  Он  неловко  повел
плечами и хлебнул для храбрости.
   - Что влечет тебя туда, Брент?
   - Куда?
   Она махнула на окно в сторону гавани, и Брент  удивился  столь  резкому
повороту.
   - Туда. Сражаться, убивать, охотиться за смертью.  Гоняешься  за  своим
белым китом, да? Неужели смерть такая соблазнительница, что может  отвлечь
мужчин от всего - от семьи, от детей, от любимых?
   Говорить о долге нелепо, подумал Брент, и вообще, что тут скажешь!
   - Не знаю. Честно, не знаю. Знаю только, что это надо сделать,  и  если
не я, то кто же?
   - Мужчины испокон веку это говорят, уходя на свою дурацкую  войну...  -
Она помедлила, собираясь с мыслями. - Мир никогда не был вашим призванием.
   Брент опять осушил стакан.
   - Оливер Уэнделл Холмс  [американский  врач,  поэт,  романист,  эссеист
(1809-1894 гг.); в своих  произведениях  проповедовал  идеи  пацифизма]  в
юбке!
   - Он был не так глуп.
   - Он не понимал, что нами управляет будущее.
   - Я не согласна.  Будущее  темно,  Брент.  Нам  не  дано  его  увидеть.
Впрочем, попытайся. Хотя бы не о чем будет жалеть. Все сожаления  остаются
в прошлом.
   - Всем нам будет о чем жалеть, если  мы  не  остановим  Каддафи  и  его
безумную свору.
   Настала ее очередь покориться неизбежности.
   - Бесполезно, не так ли?
   - Боюсь, что да. - Он поднялся. - Где кодировщик?
   Она быстро прошла в спальню и вынесла оттуда пластмассовый ящичек.
   - "Зеленый Гамма" записан в ПЗУ.
   Он запихнул  ящичек  во  внутренний  карман,  подписал  протянутую  ему
расписку и направился к двери. У  порога  она  прижалась  к  нему,  обвила
руками шею.
   - Мальчик мой милый! Если б только...
   Он приложил палец к ее губам.
   - Ничего не говори, Дэйл. Мы еще увидимся.
   - Конечно, дорогой. Конечно, увидимся.
   Оба понимали, что это ложь, потому стиснули друг  друга  в  объятиях  и
слились в жадном, всепоглощающем поцелуе - так целуются лишь на прощанье.
   Брент вышел в коридор;  часовой  щелкнул  каблуками  и  проследовал  за
лейтенантом к лифту. Нажимая кнопку, Брент услышал, как  тихо  затворилась
дверь номера.



        "10"

   Еще до завтрака его вызвали в каюту адмирала Фудзиты. Старый моряк  был
один, сидел на обычном месте, за тиковым столом.
   Усаживаясь напротив, Брент ощутил  неловкость,  неизменно  охватывавшую
его в присутствии адмирала. И неудивительно,  ведь  этот  человек  наделен
сверхъестественной силой, способной  проникать  в  твой  ум,  читать  твои
мысли, предсказывать твои реакции и даже управлять ими. Брент понимал свое
безрассудство, но ничего не мог с  собой  поделать.  Странное,  тревожащее
чувство всякий раз появлялось снова,  и,  видимо,  он  в  этом  смысле