шень, и спустя несколько дней  на
ее пробковой основе не  оставалось  живого  места.  Йоси  показалось,  что
кто-то вот так же позабавился с  "Тигром".  Хвостовые  стабилизаторы  были
прострелены в двадцати местах, рули направления и высоты размолоты,  ребра
шпангоута  торчали  наружу.  Фюзеляж  был  изрешечен  -  сквозь   пробоины
виднелись стрингеры и рулевые тяги. Средняя часть фонаря вырвана  осколком
снаряда, чуть пониже комингса штурманской кабины зияла рваная дыра, правое
крыло выглядело так, словно попало под  взбесившуюся  циркулярную  пилу  -
обшивка была в лохмотьях, элероны  и  закрылки  болтались,  грозя  вот-вот
оторваться, в отверстии виднелся  даже  бок  тысячелитровой  емкости.  Вся
правая  часть  обтекателя  была  снесена  начисто,  и  головки   цилиндров
обнажены. Борт самолета был закопчен дымом и залит маслом.  Тем  не  менее
"Тигр" каким-то чудом  продолжал  лететь,  слушаться  руля,  и  мотор  его
работал без перебоев.
   Йоси  подобрался  еще  ближе  к  искалеченной  машине  и  не  увидел  в
штурманской кабине старого Морисаду Мотицуру. Но  Брент,  к  счастью,  был
жив,  хоть  и  окровавлен,  сидел  прямо  и  даже  помахал   Йоси   рукой.
Подполковник перевел взгляд на летчика, а Такии, лишь на  миг  оторвавшись
от   рычагов   управления   своей   искалеченной   машины,   которая    не
переворачивалась лишь благодаря его искусству, коротко глянул  на  "Зеро".
Мацухара, мягко взяв ручку на себя,  оказался  сверху  и  тогда  увидел  в
штурманской кабине сползшего  с  кресла  окровавленного  Морисаду,  голова
которого бессильно болталась из стороны  в  сторону.  Фонарь  был  смят  и
раздавлен, радиопередатчик разбит,  пол  залит  лужей  подсыхающей  густой
крови.
   Йоси обогнул бомбардировщик спереди, чтобы взглянуть  на  двигатель  и,
поймав взгляд Такии, выставил вниз  два  пальца.  Старик  кивнул,  подался
вперед и потянул за рычаг, выпустив шасси и выбросив тормозной крюк.
   Йоси тотчас скользнул под брюхо "Тигра" и  убедился  в  том,  что  шины
колес не спущены, а потом взвился вверх, кивком и двумя  вскинутыми  вверх
пальцами показав, что Такии может убрать шасси и втянуть крюк. Если  Будда
и все боги, какие только есть на свете, помогут,  старик  сумеет  посадить
этот гроб на палубу "Йонаги", подумал он.
   Авианосец они увидели раньше, чем предполагали. Он оказался на тридцать
второй широте, к юго-западу от острова Чеджудо и всего  в  ста  километрах
северо-восточнее устья Янцзы.  Брент  поднял  ракетницу,  и  в  поднебесье
зажглась одинокая красная точка. "Йонага" немедленно изменил курс, войдя в
ветер, а один из "Флетчеров" зашел в  корму  авианосца,  сыграв  шлюпочную
тревогу и приготовившись к спасению экипажа самолета. На  гафеле  "Йонаги"
затрепетал вымпел.
   Йоси, держась крыло в крыло с бомбардировщиком, проследил за тем, вышли
ли шасси и трос тормозного крюка, кивнул Йоси и поднял кверху оба  больших
пальца. Брент повторил его жест. Йоси отодвинул  колпак  своей  кабины  и,
перевесившись за борт, прокричал по слогам: "На-до пры-гать!", надеясь  не
на то, что его услышат, а на то, что поймут смысл его  слов  по  движениям
губ. И они его поняли. Брент замотал головой и показал  на  старика.  Дело
было ясное: Такии никогда в  жизни  не  оставит  своего  штурмана  -  даже
мертвого - и свой самолет.  А  для  Брента  Росса  немыслимо  спасаться  в
одиночку. Мацухара поднял глаза к небу:
   - Богиня Аматэрасу, молю тебя, не дай ему погибнуть!
   B5N, снижаясь, с кормы стал заходить на посадку.
   Брент, глядя поверх правого крыла на полетную палубу  "Йонаги",  видел,
как гаковые и аварийная команда разворачивают брандспойты  и  подтаскивают
поближе  красные  тележки  с  огнетушителями.  На   островной   надстройке
замелькали белые халаты санитаров, на площадке у  правого  борта  появился
офицер-регулировщик  в  желтом  жилете  и  с  двумя  желтыми  флажками   в
раскинутых руках. Когда бомбардировщик зашел  на  последний  круг,  желтые
флажки крест-накрест упали к коленям и рев двигателя сразу же стал  глуше.
Тем не  менее  скорость  все  еще  была  слишком  высока,  и  регулировщик
лихорадочно замахал флажками, запрещая посадку.  Но  слишком  тяжелы  были
нанесенные самолету увечья - он уже не слушался  своего  пилота  и  боком,
точно сносимый сильным ветром, падал на палубу. Брент поднял глаза к небу,
молясь одновременно Иисусу Христу, Будде и всем богам, которых вспомнил  в
эту минуту.
   Стальная скала кормы  стремительно  надвигалась  на  них.  Неужели  они
врежутся прямо в привальный брус летной палубы? Но вот самолет,  повинуясь
отчаянным усилиям Такии, передвинувшего РУД  на  последнее  деление,  взял
чуть выше, разминулся с кормой, закрутился, несмотря на  старания  летчика
выровнять его, и, когда  зажигание  было  выключено,  с  тяжким  грохотом,
грудой железа рухнул на палубу.
   Раздались два хлопка - это не  выдержали  удара  оба  колеса.  Самолет,
увлекаемый  своим  тяжелым  мотором,  подпрыгнул;  устремился  к  мостику,
тормозным крюком взял второй гак, и в тот же миг трос аэрофинишера лопнул.
Трос, успокоитель и дюймовой толщины канат стоп-анкера полезли наружу, как
потроха из распоротого брюха огромной рыбины. Брент, вцепившись в поручни,
напряг все мышцы и втянул голову в плечи, наподобие  испуганной  черепахи.
Он был совершенно беспомощен и отдан на произвол тем силам, которые сам же
вызвал к жизни и которые теперь вырвались из-под его воли. Он  видел,  как
Такии подался вперед и пригнулся, закрываясь  скрещенными  руками.  Голова
мертвого штурмана бессильно моталась от бешеных толчков.
   "Тигр" рухнул на палубу носом к островной  надстройке:  от  удара  нога
шасси подогнулась, точно в танце, а крутящиеся лопасти пропеллера,  прежде
чем застыть, глубоко стесали тиковый настил. Самолет  развернулся  на  360
градусов, теряя крылья и остатки хвостового стабилизатора, разбрасывая  во
все стороны лоскутья алюминиевой обшивки. Брента по инерции  отшвырнуло  в
сторону. Он услышал хруст ломающихся стрингеров,  балок  и  лонжеронов,  а
потом пронзительно, словно оплакивая свою  мученическую  смерть  и  гибель
рассыпающегося посреди палубы самолета, взвизгнул рвущийся алюминий.
   "Тигр" налетел на островную надстройку, отскочил от  нее  с  упругостью
футбольного мяча, врезался в стальной сетчатый барьер, выстреливший им как
из рогатки, повалился на бок и наконец застыл.  Брент,  которого,  как  ни
цеплялся он за поручни, ударило о левую  переборку  кабины,  почувствовал,
как левую руку пронизала острая боль,  а  потом  перед  глазами  опустился
плотный черный занавес со вспыхивающими на нем звездами. Вдруг все  стихло
- он погрузился в блаженное, неземное спокойствие, где не  было  места  ни
ужасу, ни ощущению своей беспомощности перед лицом  взбесившейся  материи.
"Живой", - сам не  веря  этому,  пробормотал  он,  потряс  головой,  чтобы
прогнать прыгавшие на сетчатке ослепительные звезды, и тотчас ощутил запах
бензина. Брент попытался отстегнуть привязные ремни, но  онемевшие  пальцы
не слушались. Где-то рядом простонал Такии. "Не  смяло  в  лепешку  -  так
сгорю заживо", - мелькнуло у него в голове.
   Он  сначала  услышал  шипение  пенистой  струи  огнетушителя,  а  потом
почувствовал ее на своем теле. Люди в белом склонились над ним,  несколько
пар сильных рук расстегнули  ремни  и  бережно  вытянули  его  из  кабины.
Послышались команды, торопливый топот  матросских  башмаков,  развернулись
брандспойты, а его бегом оттащили в сторону и уложили на носилки  рядом  с
Такии и Морисадой. "В лазарет!" - произнес рядом чей-то знакомый голос,  и
санитары взялись за ручки.
   -  Нет!  -  выкрикнул  Брент  и  стал  подниматься,  тряся  головой   и
поддерживая поврежденную руку здоровой.
   Санитары помогли ему встать.  Брент  посмотрел  на  распростертое  тело
штурмана,  над  которым  склонился  Хорикоси.  Йосиро   Такии,   отстранив
протянувшиеся к нему на помощь руки, тоже поднялся.
   - Доктор... - сказал он. - Ну, что с ним?
   Хорикоси медленно распрямился и  ответил  взглядом,  а  уж  потом  тихо
проговорил:
   - Ему уже ничем нельзя помочь.
   Такии, упав на колени, схватил руку друга.
   - Морисада-сан, ты умер с честью, твоя  карма  -  безупречна.  Скоро  я
пройду следом за тобой в двери храма Ясукуни.
   Брент увидел, как затряслись плечи старого летчика.
   С  ужасающим  скрежетом  матросы  оттащили  останки  "Тигра"  к  борту,
готовясь сбросить их в море.
   - Стойте! - вскричал Такии. - Морисада заслужил право быть  погребенным
вместе со своим самолетом! - Он взглянул  на  мостик,  и  адмирал  Фудзита
утвердительно кивнул и повернулся к телефонисту. Двое старшин  наклонились
над телом штурмана. - Нет! Брент-сан, помоги мне.  Эта  честь  принадлежит
нам, и никому больше.
   Брент молча приблизился к трупу Морисады и, несмотря на  головокружение
и острую боль в плече и в руке, помог летчику пронести его по скользкой от
пены палубе к залитой кровью кабине. Такии тяжело  дышал  и  страдальчески
морщился, помогая рослому американцу перевалить  бездыханного  штурмана  в
самолет и пристегнуть ремни.
   - Ну вот, старина, ты - дома, - сказал он. - Твой поход окончен.
   Каждый  знал,  что  для  траурной  церемонии   нет   времени.   Обломки
бомбардировщика сбросили за борт.


   В восемнадцать  ноль-ноль  Брент,  из  шеи  и  щеки  которого  главврач
Хорикоси извлек несколько десятков мельчайших осколков  50-мм  снаряда,  и
лейтенант  Такии,  который  вообще  казался  отлитым  из  стали,  доложили
адмиралу о результатах своей рекогносцировки. Вся правая  сторона  лица  у
Брента ныла и горела, болели ушибленные рука и плечо.
   Адмирала удивило не сообщение об аэродроме противника, а только то, что
он оказался ближе к демаркационной зоне, чем он предполагал. Он подошел  к
карте и ткнул указкой в названный квадрат.
   -  Итак,  оберет  Иоганн  Фрисснер  и  его  люди  находятся  здесь,  на
территории Северной Кореи?
   - Надо полагать, там же - и капитан Кеннет Розенкранц,  -  сказал  Таку
Исикава.
   - Две эскадрильи Me-109,  отборные  наемники,  -  добавил  подполковник
Окума.
   Фудзита кивнул и повернулся к Бренту:
   - Вы сказали, что видели там бомбардировщики?
   - Так точно.
   - "Фокке-Вульф-200"?
   Брент, пытаясь  отвлечься  от  мучительно  зудящей  под  бинтами  щеки,
побарабанил пальцами по столу:
   - Не могу сказать, сэр. Не успели разглядеть. Два-три  десятка  тяжелых
многомоторных машин и столько же истребителей.
   - И не меньше двенадцати больших ангаров, господин  адмирал,  -  сказал
Такии. - Ближе подобраться нам не дали, поэтому деталей не знаю.
   - Понятно...  -  задумчиво  протянул  Фудзита,  рассматривая  карту.  -
Адмирал Аллен, от ваших лодок - ничего нового?
   - Нет, сэр. Ни о транспортах, ни об их эскадре сведений нет.  "Трепанг"
молчит.
   Фудзита, привычным движением дернув седой волосок у себя на подбородке,
поднял указку:
   - Двигаясь курсом ноль-восемь-пять на двадцати четырех узлах, завтра  в
четыре утра мы будем здесь, -  резиновый  наконечник  уперся  в  Корейский
пролив между островами Чеджудо и Кюсю.  -  Конвой,  если  будет  двигаться
прежним курсом и с прежней скоростью, окажется здесь к пяти  ноль-ноль.  -
Указка скользнула вверх. - Мы встретим и потопим  их  здесь,  на  траверзе
острова Цусима, на том самом месте, где в девятьсот  пятом  мы  уничтожили
русский флот.
   - Банзай! - раздалось в ответ, и японские  офицеры  вскочили  со  своих
мест.
   - Господин адмирал! - раздался урезонивающий бас Аллена. - Вы  это  уже
говорили нам однажды. Неужели ради такой романтической мести  вы  рискнете
"Йонагой"?
   Немигающий взгляд расширенных черных глаз уперся в американца:
   - Я хочу, чтобы именно в это всей душой уверовали наши арабские друзья.
- Он обернулся к Мацухаре. - В четыре ноль-ноль группе  из  двадцати  семи
истребителей,  восемнадцати  пикирующих  бомбардировщиков  и  восемнадцати
торпедоносцев - взлет! Приказ - уничтожить аэродром противника.
   - А какими силами мы встретим конвой, господин адмирал?
   - Двенадцать "Зеро", девять "Айти", девять "Накадзим".
   - То есть на борту остается еще двадцать "Зеро", тридцать шесть  D3A  и
тридцать шесть B5N, - прикинул Мацухара.
   - Верно.
   - Чтобы справиться с конвоем, сил мало, господин адмирал, -  раздумчиво
проговорил подполковник. - Четыре корабля... Сильная ПВО.
   - Знаю. Но с конвоем  мы  справимся  и  без  самолетов  -  собственными
огневыми  ресурсами.  Самое  главное  -  аэродром,  на   нем   мы   должны
сосредоточить основной удар. Не забудьте, что  где-то  южнее  рыщет  целая
эскадра и "Йонагу" нельзя оставить беззащитным. Подполковник, поручаю  вам
лично возглавить атаку на аэродром.
   - Сэр, - опять вмешался Аллен. - Они знают,  что  "Йонага"  -  в  море,
знают, что их обнаружили и ждут атаки.
   - Разумеется. Но они не знают, где именно ходит  "Йонага"  и  когда  он
нанесет удар. Мы выбираем место и время!
   - Господин адмирал! - поднялся Таку  Исикава.  -  Там  наверняка  будут
Фрисснер и Розенкранц. Прошу послать меня на аэродром!
   Фудзита наклонил голову, и Мацухара ответил:
   - Ну конечно. Вы поведете девять троек истребителей, Исикава.
   - Благодарю, господин подполковник, - с необычным для  него  выражением
признательности ответил Таку.
   - Господин  адмирал,  -  сказал  Мацухара,  указывая  на  карту.  -  До
аэропорта  -  шестьсот  километров.  Кратчайший  путь  -  через  корейское
воздушное пространство...
   - Нет, я не разрешаю,  -  ответил  Фудзита.  -  Вам  придется  обогнуть
полуостров, иначе вас засекут радары дальнего обнаружения. - Он повернулся
к карте и описал указкой широкую дугу на запад. - Пойдете над Желтым морем
не выше  тысячи  метров  и  не  дальше  тысячи  километров  от  побережья.
Разумеется, такой путь  на  тысячу  двести  километров  длиннее,  но  зато
безопасней. - Он коротко двинул указкой. - Перевалите через эти холмы и  -
разнесете аэродром!
   - Банзай! Да здравствует император! - раздались крики.
   Фудзита обвел глазами лица офицеров:
   - Командирам боевых частей и служб провести инструктаж личного состава!
- с неожиданным спокойствием  произнес  он.  -  Командирам  авиазвеньев  -
поставить задачу своим летчикам! В три ноль-ноль всем  экипажам  собраться
для инструктажа. - Он перевел взгляд на Мацухару. -  Подполковник,  вы  не
прочтете нам напутственную хайку?
   Йоси поднялся, посмотрел на сидевших перед ним.
   - Много  столетий  назад  было  сказано  в  "Хейке  Моногатари":  "Звон
храмового колокола проникает везде  и  всюду.  Яркость  цветов  непреложно
свидетельствует о том, что  все  цветущее  когда-нибудь  увянет.  Гордость
живет меньше, чем сон летней ночью, могущество будет повержено во  прах  и
станет лишь пылью под ветром".
   Лейтенант Сайки вскочил и вскинул над головой кулак.
   - Да! Мы в пыль обратим Каддафи, повергнем его во прах! Банзай!
   Подполковник Окума и еще несколько офицеров подхватили.
   Мацухара смерил Сайки холодным  взглядом,  давая  понять,  что  еще  не
кончил, и тот сел на место.
   - Что касается строк, которые сложил я сам... Вот они:

   Когда умру я,
   Над могилой
   Прекрасная птица споет,
   С нею вместе
   Обрету я бессмертие.

   Бренту стало так грустно, что горло перехватило.
   - Превосходно, Йоси-сан,  -  похвалил  адмирал.  -  Перед  лицом  врага
вспомните, господа, чему учит нас наша книга "Хага-куре":  "Решившийся  не
отступить  обретает   двойную   силу".   И   там   же   сказано:   "Оставь
предосторожности, устремляясь на врага. Только отвага важна при встрече  с
тигром".
   -  Банзай!  Да  здравствует  император!  Смерть  террористам!  -  снова
разнеслось по рубке.
   Фудзита установил тишину, дважды хлопнув  в  ладоши  и  повернувшись  к
деревянной пагоде. Все  поднялись,  и  японские  офицеры  последовали  его
примеру.
   - Аматэрасу, Будда и неисчислимый сонм божеств, мы идем в бой за вас  и
за нашу страну. Дайте нам исполнить наш долг, дайте обагрить клинки  наших
мечей кровью врага. - В наступившей  тишине  слышался  только  ровный  гул
машин и  гудение  корабельной  вентиляции.  -  Все  свободны,  -  прежним,
непререкаемо властным тоном сказал адмирал, - командиров  авиагрупп  прошу
остаться.
   Брент был уже у дверей, когда лейтенант Йосиро Такии взял его за локоть
и показал туда, где сидел адмирал с Мацухарой, Окумой, Сайки  и  Исикавой.
Старик вытянулся и сказал:
   - Господин адмирал! Прошу  пересадить  меня  на  другую  машину.  Мы  с
лейтенантом  Россом  обнаружили  аэродром  противника  и  заслужили  право
участвовать в налете на него.
   - Вы ранены, - сказал Фудзита, поднимая на него глаза.
   - Это пустячный ушиб, господин адмирал.
   - Свободных торпедоносцев  у  меня  нет,  -  сказал  Окума.  -  Экипажи
распределены по машинам, летали на них, привыкли  каждый  к  своей,  знают
их... - И саркастически добавил: - Аэродром найти - невелика премудрость.
   Такии продолжал, словно не слыша его:
   - Дайте мне D3A, у вас есть три резервных бомбардировщика.
   - Разве вы справитесь с  пикирующим  бомбардировщиком?  -  презрительно
осведомился Сайки. - Разве вам под силу летать на такой машине?
   - Я еще в 38-м сдал  экзамен  на  управление  этим  типом  самолета,  и
позвольте вам заметить, лейтенант: я забыл о самолетах больше,  чем  вы  о
них знаете вообще.
   В наступившей тишине  слышно  было,  как  часто  задышал  побагровевший
Сайки. Но прежде чем он успел ответить, заговорил адмирал:
   - Хорошо. Чем больше бомбардировщиков, тем лучше, - и, пожевав  губами,
спросил: - А стрелок у вас есть? - При этом он взглянул на Брента,  словно
не сомневался в ответе.
   Брент, почувствовав пальцы Такии на  своей  ушибленной  руке,  невольно
сморщился от боли.
   - Но вы тоже ранены и лететь не можете.
   - Сэр, - ответил Брент, стараясь, чтобы в  голосе  его  звучала  бодрая
уверенность, которой он  не  испытывал.  -  Это  всего  лишь  царапины  да
один-два кровоподтека.
   - У него самые зоркие глаза на "Йонаге", - вмешался  Такии.  -  Это  он
обнаружил аэродром, он первым заметил "Мессершмитты". Он видит все  и,  он
прирожденный воздушный стрелок: ни один патрон не пропадает у него  даром.
Одной очередью он подбил Ме-109. И когда летали над Средиземным морем,  он
тоже показал себя отлично. Брент Росс бьет без промаха.
   Американец, хоть  и  понимал,  что  это  легкое  преувеличение,  хранил
молчание: скромничать в данном случае было бы неуместно.
   - Добро, - буркнул адмирал. - Лейтенант Сайки, выделить им самолет. Они
заслужили это право.
   - Есть, господин  адмирал!  Найдите  старшину  первой  статьи  Терухико
Йоситоми и передайте, что я приказал выделить вам борт два-четыре-три.
   Брент, не переставая удивляться тому, что даже перед лицом опасности  и
общего  врага  кичливые  самураи  так  щепетильны  и  обидчивы,   радостно
улыбнулся, шагая следом за Такии.


   На ангарной палубе оглушительно грохотали тележки, гремели инструменты,
раздавались команды: под ослепительным  светом  ламп  механики  и  техники
готовили сотню самолетов к бою, заправляли их горючим,  проверяли  узлы  и
системы, подвозили и подвешивали бомбы. Там и тут  стояли  бензозаправщики
на железных колесах,  перекачивая  содержимое  своих  цистерн  в  баки  на
крыльях и фюзеляже. С истребителей дополнительные емкости были уже  сняты.
Адмирал Фудзита был  неисправимым  консерватором  и  никаких  новшеств  не
признавал,  требуя,  чтобы  все  "было  как  всегда",  и   потому   бензин
перекачивали  вручную,  заправщики  двигались   по   проложенным   рельсам
благодаря дружным усилиям запыхавшихся  матросов,  а  торпеды,  каждая  из
которых весила 1761 фунт, и бомбы весом по 551 фунту укрепляли в замках  и
подвешивали под  крыльями  взмокшие  от  пота  оружейники.  Брент  Росс  и
лейтенант Йосиро  Такии  долго  блуждали  по  лабиринту  палубы,  пока  не
оказались в самом