тнадцать",   похожа   на   лучшую   немецкую   торпеду,
применявшуюся во вторую мировую войну, с теми  же  характеристиками  хода.
Двадцать один дюйм в диаметре, двадцать три фута длиной, может  делать  до
сорока     семи     узлов     на     короткой     дистанции.      Снабжена
двухсотпятидесятикилограммовой боеголовкой кумулятивного действия.
   - Хорошо, - на удивление быстро согласился Фудзита. - Мне  не  нравятся
ваши автоматические системы, которые  устраивают  дуэль  между  собой  без
участия людей, и компьютеры,  которые  принимают  решения  вместо  воинов.
Лучшая система управления ведением огня - это самурайский  глаз  на  мушке
или за линзами  прицела.  У  Цусимы  я  лично  посылал  двенадцатидюймовые
снаряды в русские линкоры. Какое  удовольствие  от  этого  может  получить
компьютер? -  Никто  не  ответил  на  этот  риторический  вопрос.  Адмирал
продолжал: - Да, на войне можно встретить смерть и боль. Но мужскую  честь
и самые геройские подвиги воин может найти только на поле брани. Гибель  в
бою - лучшая слава. - Глаза Фудзиты скользнули  по  неподвижным  лицам.  -
Какая  слава  от  смерти  в  госпитале  с  трубками,  торчащими  изо  всех
отверстий? - Присутствующие смущенно заерзали на стульях. -  И  как  может
умереть компьютер? Испуская дыхание и разбрасывая схемы и  транзисторы  по
палубе? - Послышались смешки.
   Заговорил Бернштейн:
   - Но, сэр, компьютеры нужны нам для шифровки и дешифровки.
   - Знаю, полковник.
   - И с вашего разрешения, сэр,  я  съезжу  в  посольство  забрать  новое
шифровальное устройство.
   Адмирал побарабанил пальцами по столу.
   - Возьмите дюжину матросов-охранников.
   - Адмирал, - заметил Кавамото. -  При  шестнадцати  пулеметных  точках,
двухстах  матросах  для  охраны,  пятистах  человек,  занятых  на  ремонте
поврежденных отсеков и трехстах в увольнении.
   - Только триста?
   - Да, адмирал, остальные четыреста,  отказались  сходить  на  берег.  -
Фудзита улыбнулся, Кавамото продолжил: - У нас нет свободных людей.
   - Адмирал, - сказал Мацухара. - Я могу охранять  полковника.  Лейтенант
Тецу Такамура и военный летчик первого класса Кодзима отлично справятся  с
задачей отбора летчиков в Токийском аэропорту и в Касумигауре.
   - Воздушный патруль?
   - Я свободен до понедельника, сэр.
   - А вы, энсин Росс?
   - Буду рад быть охранником, адмирал. - Брент ощутил прилив  радости  от
предстоящей встречи с Сарой Арансон. Ему удалось  выглядеть  бесстрастным,
хотя он заметил усмешку Бернштейна.
   Фудзита посмотрел на часы.
   - Джентльмены, Сын Неба ожидает меня в шестнадцать ноль-ноль.
   - Банзай! Банзай!
   - Я должен подготовиться. - Опершись о стол, старик поднялся. -  Можете
вернуться к своим обязанностям.


   Брент почувствовал волнение, когда адмирал покинул  "Йонагу".  Стоя  по
стойке "смирно" между Марком Алленом и Ирвингом Бернштейном  перед  рядами
офицеров и матросов в синей форме, он с гордостью смотрел,  как  маленький
адмирал чопорно проходит мимо. Лишь  однажды,  в  декабре  прошлого  года,
когда Фудзита наносил свой первый визит императору Хирохито  (единственный
раз за сорок лет он покинул палубу авианосца), Брент видел старика  одетым
в парадную форму. Фудзита блистал великолепием в однобортном синем  кителе
с воротником-стойкой и прорезными карманами, застегнутом на все  пуговицы.
Роскошные черные галуны украшали  верхнюю  и  переднюю  кромку  воротника,
карманы, борт и низ кителя. Тяжелые черные нашивки на манжетах  обозначали
адмиральский чин. Об адмиральском звании также свидетельствовали погоны  с
четырьмя цветками вишни и еще четырьмя на  обшитой  золотом  остроконечной
фуражке. Слева свешивался меч, и крошечная ручка Фудзиты твердо  прижимала
его к бедру под точным "парадным" углом, когда адмирал чеканил шаг.
   - Тысяча девятьсот сороковой, - прошептал Аллен в ухо Бренту.  -  Форма
образца сорокового года.
   Адмирал подошел к  трапу,  и  двести  каблуков  щелкнули  одновременно,
матросы-охранники в  синих  форменках  и  бескозырках  протянули  руки.  К
чирикающим и пронзительным трелям боцманских свистков и гулкой дроби  двух
барабанщиков, выбивающих  раскаты  отдаленного  грома,  присоединился  туш
квартета трубачей, чьи инструменты так  заревели  Бренту  в  ухо,  что  он
поежился.
   Перед тем как  ступить  на  трап,  адмирал  обменялся  приветствиями  с
вахтенным  офицером  и  отсалютовал  флагу.  Затем  в  окружении   четырех
матросов-охранников старик адмирал медленно и напряженно, но без чьей-либо
помощи спустился по трапу  к  ожидавшему  его  лимузину  с  императорскими
гербами на дверцах.
   Лимузин тронулся, впереди и позади него двигались полицейские машины  с
красно-янтарными мигалками. Но до  того  как  кортеж  проехал  разрушенную
проходную, к нему, спереди и сзади, присоединились два джипа с  пулеметами
"Намбу" и четырьмя матросами в каждом.
   На "Йонаге" прогремел гром, когда тысячи ботинок ударили по палубе и  к
крику приветствия облаченных  в  парадную  форму  матросов  присоединились
сотни работавших в доке и артиллеристы зенитных  установок,  размахивавшие
касками. "Банзай, Фудзита!"  неслось  со  всех  сторон.  Лимузин  исчез  в
лабиринте  складов  и  зданий,  возбужденные  возгласы  стихли,  и   строй
сломался.
   - Брент, - сказал Марк Аллен. - Я бы хотел поговорить с вами.
   - Есть, сэр. - Энсин последовал за адмиралом.
   Соответствующая положению адмирала каюта была  немного  больше,  чем  у
Росса: в ней находились огромный дубовый стол, широкая койка  с  настоящим
американским матрацем, а не с плоской  подкладкой,  два  незадрапированных
кресла,  два  телефона,  карты  Тихого  и  Индийского  океанов  на   одной
переборке, молодой Хирохито на традиционной белой лошади  -  на  другой  и
неизбежное переплетение труб и кабелей над головой.
   Марк Аллен сел за стол и, поигрывая карандашом, начал разговор.
   - Я поеду забирать  шифровальное  устройство  в  понедельник.  Вы  ведь
знаете, у нас возникли трудности с расшифровкой нового арабского шифра.
   - "Ятаган Три"? - спросил Брент со своего места в торце стола.
   Аллен кивнул.
   - Да. Чертова задачка.
   - Но,  сэр,  ребята  из  Вашингтона  на  своем  "Микроваке-1400"  могут
разжевать ее. У наших СВС-16 просто не хватает емкости памяти.
   - На завтра с тринадцати до восемнадцати я получил разрешение на доступ
к "Микроваку" по новому каналу передачи данных оптико-волоконной связи.
   - Я вам нужен?
   - Нет, Брент. Лучше поезжай с Бернштейном. Со мной  два  шифровальщика,
Пирсон и Херера. Они достаточно квалифицированны. У семи  нянек  дитя  без
глазу. - Аллен постучал карандашом по столу. -  У  Пирсона  есть  неплохие
идеи относительно порядка кодирования и ключах кода, которые он выудил  из
обрывков  ясного  текста.  Теперь  мы  можем  избавиться   от   мусора   и
использовать нашу старую программу для "Ятагана Три", загрузить переменные
ряды...
   - Но, сэр, у вас только пять часов.
   - Знаю, но думаю, что "тысяча четырехсотый" переварит все за отведенное
время. - Аллен отбросил карандаш. На лице и  в  глазах  пожилого  человека
Брент заметил какую-то тяжесть, он догадался, что она  вызвана  не  только
проблемой с шифром. - Брент, - наконец сказал Аллен, поднимая глаза.  -  У
адмирала Фудзиты сильное влияние на всех нас.
   - Разумеется, сэр, он наш командир.
   - Некоторыми из нас, Брент, он управляет не только через приказы.
   - Что вы хотите этим сказать?
   Аллен снова взял карандаш и начал  постукивать  по  столу  ластиком  на
конце.
   - У него есть хитрый способ понимать человека и управлять им, такого  я
не  встречал  раньше.  Он  Свенгали  [зловещий  гипнотизер,  герой  романа
"Трильби" Джорджа дю Морье] - я ощутил это. И ты видел матросов, когда  он
уезжал. Это больше чем лояльность, больше, чем любовь, это было  почитание
божества.
   - То же самое они испытывают по отношению к императору.
   - Да. Японцы называют это кокутай.
   - Отец говорил мне о кокутай, адмирал. Император и Япония - неразрывны.
В общем, японцы считают, что государственную сущность воплощает  Хирохито,
так?
   - Верно, Брент. Но матросы к этому сочетанию добавляют Фудзиту.
   Молодой человек кивнул, его мысли опередили адмиральские.
   - И вы полагаете, что я мог бы принять подобную систему мышления?
   Откровенное утверждение удивило адмирала. Он быстро раскрыл свои карты.
   - Вы обезглавили человека.
   - Да.
   - Я проклинаю себя, что не пришел.
   - Это не имело бы значения.
   - Почему вы это сделали?
   - Так было правильно.
   - Не в Канзас-Сити.
   - Мы не в Канзас-Сити, адмирал.
   - Нет, но он в нас.
   Брент постучал кулаком по лбу и понял, что вспотел.
   - Я не могу понять своих действий. Могу лишь сказать, что в тот  момент
мне казалось это правильным.
   - Вами командовали?
   Брент ударил кулаком по подлокотнику.
   - Адмирал! Прошу вас. Это не третья степень.
   - Отвечайте на мой вопрос, энсин.
   Молодой человек тяжело выдохнул:
   - Да. Адмирал Фудзита. Но вы должны понимать, Коноэ просил меня, молил.
Он был уверен, что я  являюсь  единственным  инструментом,  который  может
восстановить его потерянное лицо - нанести  решающий  удар,  что,  как  он
считал, я и должен был сделать на ангарной палубе.
   - Да, Брент, я могу понять самурайское  мышление.  Вы  ведь  знаете,  я
вырос в Японии.
   - Да, сэр.
   - Но я беспокоюсь о вас, Брент. Вы  не  можете  вернуться  домой  с  их
моральными ценностями.
   - Я и не собираюсь этого делать, сэр.
   - Вы убили женщину.
   - Да.
   - Вы почувствовали сожаление?
   - Нет.
   - Ликование?
   - Нет.
   - Это меня и беспокоит.
   Брент выпрямился.
   - Сэр, я убил двух членов  "Саббаха":  одного  голыми  руками,  другого
застрелил из пистолета. Тогда вы не волновались.
   - Вы разозлились.
   - И испугался, адмирал.
   - Но в случае с Кэтрин Судзуки не было ни того, ни другого.
   Молодой человек откинул голову назад и посмотрел на трубы над головой.
   - Я почувствовал злость и страх, когда грузовик несся на нас, адмирал.
   Ластик прошелся по крышке стола, оставляя след в виде буквы "икс".
   - Но когда вы приставили ей ко  лбу  свой  пистолет,  когда  вы  взвели
курок, что вы почувствовали?
   Большие бездонно голубые глаза опустились на адмирала,  и  двое  мужчин
некоторое время молча смотрели друг на друга.
   - Почувствовал то же самое, что я чувствую, когда наступаю на таракана.


   Когда адмирал Фудзита вернулся на авианосец, ожидаемое штабом совещание
не состоялось. И поэтому Брент лежал  на  своей  койке,  заложив  руки  за
голову, дивясь разговору, происшедшему между ним и  адмиралом  Алленом,  и
странным, иногда невероятным вещам, которые происходили с ним за последние
полгода. Он вспомнил, как  давным-давно  впервые  встретился  с  адмиралом
Фудзитой, как адмирал говорил ему, насколько  высоко  ценил  он  его  отца
Пороха Росса. Как погиб Порох Росс. Что он умер, как самурай.
   Брент поежился. Может, в каждом из солдат в той или иной степени  живет
самурай? Может, бусидо четко определило  все  чувства  и  управляет  всеми
людьми, надевшими форму и взявшими в руки оружие?  Конечно,  если  бы  его
спросили, он с уверенностью ответил бы, что адмирал Фудзита имеет подобное
право. Да, самурай  всецело  предан  воинским  обязанностям,  действует  в
рамках понятий о чести самурая и готов  умереть  с  улыбкой  на  устах.  В
Аннаполисе этому его не учили.
   Брент ударил кулаком по тонкому матрацу. И он думал об  этом,  попав  в
самурайскую среду в тот день в храме Вечного Блаженства,  когда  лейтенант
Коноэ обнажил свою шею. Брент помнил момент  удара.  Помнил,  как  Фудзита
прокричал команду. И чувство счастья, завершенности  и  безмерной  пустоты
своей жизни, которая внезапно заполнилась. Заполнилась чем?
   Выругавшись, Брент сел, вдруг услышав  по  динамику  голос  Фудзиты,  в
котором, несмотря на  его  металлическую  неестественность,  чувствовалась
властность.
   - Команда "Йонаги"! Я встретился с Сыном Неба. Он доволен "Йонагой".
   Поскольку Фудзита с презрением относился к  силам  самообороны,  считал
парламент сборищем  человекообразных  обезьян,  он  отвечал  только  перед
императором и подчинялся только его  приказам.  Фудзита,  несомненно,  был
доволен тем, что услышал в императорских покоях.
   - Его Величество сказал, что только "Йонага" стоит между Японией  и  ее
врагами. Он приказал нам делать то, что мы хорошо умеем, - встретить наших
врагов, собирающихся на другом конце земного  шара,  и  уничтожить  их.  С
поддержкой богов, чьим посланником является микадо, мы не можем  потерпеть
неудачу. - Последовала пауза, а  затем  голос  запел:  -  Трупы  плывут  в
морских пучинах...
   Брент узнал старый японский гимн  "Кимигайо"  [автор  ошибочно  считает
слова песни, исполняемой экипажем "Йонаги",  текстом  национального  гимна
"Кимигайо"], который  команда  пела  перед  боем  в  Средиземном  море.  К
адмиралу  присоединились  тысячи  голосов,  проникавших   повсюду:   через
вентиляционные  отверстия,  двери,  сталь.  Энсин  пел  вместе  со  всеми,
проговаривая те слова и фразы, которые он знал:
   "...в морских пучинах, трупы гниют на горных лугах. Мы умрем, мы  умрем
за императора. Умрем без оглядки." Динамик захрипел от криков  "банзай"  и
топота ног. Наступило молчание.
   Брент снова лег, заложив руки за голову.
   - Явно не "Встали на якоря", - сказал он  сам  себе  и  рассмеялся.  Он
смеялся и смеялся. И не мог остановиться. А когда наконец ему это удалось,
он  почувствовал  себя  ослабевшим,  по  его  щекам  текли  слезы.   Брент
перевернулся на бок с широко открытыми глазами и уставился  на  переборку,
на которой висел меч Коноэ.



        "16"

   Полковник Ирвинг Бернштейн пять лет прослужил в  посольстве  Израиля  в
Токио, и теперь, как  знаток  города,  он  вел  служебную  "Мицубиси"  без
опознавательных знаков из Йокосуки в столицу. Рядом  с  Бернштейном  сидел
подполковник Мацухара, а  энсин  Росс  устроился  на  заднем  сиденье.  Им
предстояло проехать около пятидесяти километров. Все трое  были  вооружены
пистолетами "Оцу", спрятанными в наплечной кобуре.
   - Если этот седан у "Мицубиси" так же хорош,  как  и  ее  А6М2,  то  он
должен обойти все машины на дороге,  -  язвительно  заметил  Мацухара,  не
отличавшийся особым чувством юмора.
   Бернштейн и Росс были обрадованы  хорошим  расположением  духа  пилота.
Несмотря на то, что Мацухара выказал намерение разделить свое время  между
"Йонагой" и Токийским международным аэропортом, он сумел отложить выход на
берег, отправив своих ведомых и  наиболее  надежных  летчиков-истребителей
Тецу Такамуру и Хитоси Кодзиму на летное поле для  координации  подготовки
летного состава. Тренировка бомбардировщиков  проходила  под  руководством
старого опытного командира подполковника  Ямабуси,  который  перевел  свой
штаб в Каоумигауру.
   - Вам хватит пилотов и машин? - спросил Бернштейн, направляя  маленький
седан через окраины Кавасаки к широкой автостраде.
   - Да, полковник, Такамура и Кодзима говорят, что добровольцев  и  машин
больше, чем нам необходимо.
   - Вы ожидаете дополнительных самолетов? - спросил Брент.
   - Да, несколько, но в основном это старые, побывавшие в ремонте машины.
   - А двигатели?
   - "Накадзима" поставила с  полдюжины  новых  "Сакаэ"  мощностью  тысяча
двести лошадиных сил.
   - Всего-то? И что же вы собираетесь делать с двигателями?
   - Не забывайте, что "Йонага" рассчитан на сто пятьдесят три самолета.
   - Я до сих пор не могу поверить в это, - сказал Брент.
   Мацухара улыбнулся.
   - Предполагалось, что на всех самолетах, находящихся на борту  корабля,
будут установлены двигатели фирмы "Накадзима" "Сакаэ-12".  Каждый  самолет
был оснащен запасным двигателем.
   - Значит, первоначально у вас в трюмах было сто пятьдесят три  запасных
двигателя?
   - И сейчас есть.
   - Не понимаю.
   - Всякий раз после демонтажа двигатель отправлялся в ремонтный  цех,  а
затем на склад.  Таким  образом,  у  нас  по-прежнему  сто  пятьдесят  три
двигателя. С этим у нас не будет проблем.
   По мере того как автомобиль приближался к раскинувшемуся впереди Токио,
Йоси  становился  все  более  молчаливым.  Широко  раскрытыми  глазами  он
разглядывал высокие бетонные здания, широкие  автострады  и  переполненные
пригородные  поезда,  проносившиеся  со  скоростью  сто  миль  в  час   по
железнодорожному полотну, проходящему параллельно дороге.
   - Святой Будда, что случилось с Японией? - спросил себя пилот.
   - Вы ведь не были здесь больше сорока лет, - заметил Ирвинг Бернштейн.
   - Да, верно. - Мацухара огляделся по  сторонам.  -  Другой  мир.  -  Он
повернулся к водителю. - Вы поедете через Симбаси?
   - Это тот район, что к югу от дворца, у залива?
   - Да. Там был мой дом. Всего в километре от реки Сумида.
   Брент почувствовал себя неловко. Он знал о том страшном огневом  налете
в 1945-м, когда на всей территории, прилегавшей к заливу,  не  осталось  и
камня на камне. Пламя не пощадило даже императорский дворец.
   - Мы поедем по Айоами-Дори, пока не доберемся  до  Касуга-Дори,  а  там
повернем на север, к району Бункио. Посольство Израиля находится  как  раз
на севере от ботанических садов Коисикавы, - сказал Бернштейн.
   - Сколько же кругом машин!
   - Ха! Это еще мало. Вам следовало бы побывать здесь до введения эмбарго
на нефть. Мы бы ползли как черепахи.
   Мацухара махнул в сторону севера.
   - Посмотрите-ка на те здания. Когда-то в детстве мне довелось  побывать
в Нью-Йорке. Теперь у нас то же самое.
   - Точно. Здесь проживает одиннадцать миллионов, подполковник. Видите те
громадины? Это отель "Кейдзо Плаза", Сентер-Билдинг  и  Номена-Билдинг,  а
вон там - Международный торговый центр. Что там дальше, я уже не помню.
   Пилот посмотрел на юг.
   - Из своего дома я мог видеть Фудзи-Сан.
   - Смог, - горько пояснил Брент. - Он заполонил всю планету. Если бы  не
дефицит топлива, было бы гораздо хуже.
   Машина взобралась по склону невысокого  холма  и  свернула  налево,  на
Касуга-Дори.
   - Я вижу залив! - воскликнул Мацухара, вытянув руку. - Мой дом был там!
- Его голос зазвенел. - Моя жена Сумико, мои сыновья Масакеи и Хисайя... -
Задохнувшись,  он  отвернулся  от  своих  спутников.  В   машине   повисло
напряженное молчание.
   Первым заговорил Брент.
   - В своем докладе, Йоси-сан, вы упомянули, что у вас были дядя, тетя  и
трое двоюродных братьев, которые жили в Беппу, на Кюсю.
   - Нечего меня жалеть, энсин!
   - Подполковник, - резко ответил Брент. - Я никого не жалею. У вас  есть
корни. У всех вас здесь есть корни. Зачем же их обрывать?  Мы  сожалеем  о
потерях, которые вы понесли в той войне. Это было страшное время. И у  нас
были потери.
   - Не нужно читать мне лекцию, Брент. - Тон Мацухары был холодным, но не
враждебным. Брент помнил их первую встречу  и  ту  неприкрытую  ненависть,
которую источал Мацухара. Неприязнь Коноэ была ей  под  стать.  Но,  слава
Богу, с тех пор как они оказались  в  одном  строю,  плечом  к  плечу,  их
антагонизм постепенно исчезал, сменяясь  взаимным  уважением  и  настоящей
дружбой. Брент знал, что подполковник ценит его  участие.  -  Возможно,  -
продолжал Мацухара, - что, когда мы покончим с Каддафи,  я  разыщу  их.  И
может статься, что сейчас у меня намного больше двоюродных братьев, сестер
и племянников.
   -  Ботанические  сады  Коисикавы,  -  пропел  Бернштейн,  сворачивая  с
оживленной магистрали на боковую дорогу.
   Объехав с  востока  территорию,  густо  засаженную  цветущими  вишнями,
вязами, березами и соснами, с вкраплениями ручьев, прудов и клумб с яркими
цветами, Бернштейн повернул направо, на узкую аллею, и  остановился  перед
низким бетонным зданием, похожим на крепость.
   - Приехали, -  объявил  Брент,  потянувшись  к  ручке  дверцы.  -  Пора
приниматься за работу.
   Но в этот момент его занимали лишь  мысли  о  Саре