икава, в 1911 году погиб при высадке десанта на остров Цу,  успев  перед
смертью избавить мир от четырех отпетых негодяев - пиратов  с  Формозы,  -
собственноручно зарубив их своим длинным кривым мечом.
   Да, традиция была жива, и родовая честь оставалась незапятнанной. Семья
с гордостью воздавала ежедневные почести своим славным предкам у маленькой
деревянной пагоды, выстроенной за домом в лесу, молясь Аматэрасу, Идзанами
и Идзанаги, прося богов ниспослать им силу и твердость духа.
   Таку вспоминал, как изучал он кодекс самурайской  чести  бусидо.  "Есть
только один путь  стать  настоящим  мужчиной,  -  звучал  у  него  в  ушах
непреклонный голос отца. - Хранить традицию и помнить жертвы,  принесенные
во  имя  чести  твоими  предками.  Помнить,  что  быть  мужчиной  -  самая
настоятельная потребность из всех, какие возникают в жизни, ибо  силы  для
всего, что ни делает мужчина, черпает он из этой потребности.  Дисциплина,
честь и бусидо - на этих трех китах должна зиждиться твоя  жизнь,  от  них
зависит острота твоего ума, широта твоей души, мощь твоих чресл".
   Таку чуть ли  не  с  молоком  матери  впитал  ненависть  к  голландцам,
корейцам, англичанам, китайцам,  но  самую  лютую  злобу  испытывал  он  к
немытым и грубым янки, которые своими квотами  на  иммиграцию  из  Японии,
принятыми в 1924 году, оскорбили гордый народ, дали ему моральную оплеуху.
А сколько было случаев, когда переселившиеся в Америку японцы  слышали  по
своему адресу насмешки и  брань?  А  открытое  и  наглое  соперничество  с
империей за базы в Тихом океане? Разве не для того, чтобы угрожать Японии,
обосновались янки на Филиппинах  и  Гавайях?  Разве  не  для  того,  чтобы
подорвать могущество империи, низвести ее до уровня третьеразрядной страны
в управляемой ими  Юго-Восточной  Азии,  пошли  они  на  тайный  сговор  с
англичанами  и  голландцами?  Разве  не  свидетельствуют  об   их   подлых
намерениях итоги созванной в  Вашингтоне  конференции  по  военно-морскому
флоту?
   Таку, можно сказать, родился в море,  а  потому  знал,  что  непременно
будет служить на одном из боевых кораблей императорского флота. Как  часто
они с отцом, сидя в своей утлой лодочке, молча смотрели, как на горизонте,
уходя в океан или возвращаясь в Японское море, кильватерной колонной  идут
серые огромные суда. Но еще сильнее волновали воображение Таку серебристые
стальные птицы, с ревом проносившиеся в поднебесье. Летать, отринуть  плен
земного тяготения, почувствовать себя равным богам - что может  сравниться
с этим? Что еще так  раскрепощает  дух?  Как  еще  можно  лучше  послужить
императору?
   Морских летчиков готовили в училище военно-морской  авиации  в  городке
Цутиура, расположенном в восьми километрах от Токио.  Туда  принимали  три
разряда курсантов:  во-первых,  офицеров  флота,  уже  окончивших  морскую
академию, во-вторых,  кадровых  старшин,  и,  в-третьих,  пятнадцатилетних
юношей. Не было предела радости и гордости старого Ото-сан, когда  в  1938
году Таку, отлично учившегося и обладавшего к тому же огромной  физической
силой, зачислили в летную школу.
   Но  перед  отъездом  в  Цутиуру  он  вместе  с  родителями   отправился
поклониться святыне  Аматэрасу-омиками.  Стоя  перед  исполинской  статуей
богини, отец, по обычаю, дважды хлопнул в ладоши, прежде чем обратиться  к
родоначальнице императорской династии.
   - О матерь микадо, -  гулким  эхом  раскатился  под  каменными  сводами
пагоды его голос. -  Укрепи  хребет  нашего  сына,  дай  ему  твердость  и
гибкость стали, пусть испытания и искусы воинского долга закалят в нем дух
воина. Ниспошли ему решимость забыть о  том,  кто  он,  дабы  он  сделался
частицей  одного  бесконечного  целого,   капелькой   воды   в   безмерном
пространстве Океана. Дай отринуть все, что  помешает  ему  стать  истинным
самураем, а если ты решишь призвать его к себе, дай окончить  свои  дни  в
бою, сражая врага.
   Мать заметно вздрогнула при этих словах, но не проронила  ни  звука,  а
потом, обернувшись к Таку, произнесла:
   - Сын мой, твоя  тетка  Томи  и  двоюродная  сестра  Кацуко  дали  обет
простоять на улице Токио до тех  пор,  пока  тысяча  прохожих  не  положат
тысячу стежков на твой пояс.
   - Спасибо, Ока-сан, - церемонно ответил Таку. - Когда благодатная  сила
тысячи молитв коснется моего тела, я покрою себя славой в бою.
   - А вот здесь,  -  продолжала  она,  протягивая  ему  искусно  расшитый
золотом бархатный мешочек, - находится талисман "восьми мириад божеств"  и
Будды из "Трех тысяч миров". - Ее  подбородок  задрожал,  а  увлажнившиеся
глаза заблестели, как полированный эбен. - Дед Томи не снимал этот  амулет
и невредимым прошел через боксерское восстание, через войны с китайцами  и
русскими. Есть поверье... - ее голос окреп, -  что  тот,  кто  носит  его,
неуязвим для пули.
   - Я знаю, Ока-сан, - мягко ответил Таку.
   Новый день он встретил уже в Цутиуре -  новый  день  и  новый  мир.  Из
полутора тысяч поступавших принято было только семьдесят человек,  и  Таку
возликовал, увидев свое имя в списке отобранных.
   Однако ликование это было оборвано рукой старшины. Когда в первый  день
новобранцев выстроили в  учебном  центре  -  две  ВПП  длиной  два  и  три
километра и шесть огромных ангаров, обращенных к океану, - старшина первой
статьи, случайно оказавшийся рядом с их шеренгой, ни с того ни  с  сего  и
без всякого предупреждения залепил Таку звонкую оплеуху. Сжав кулаки,  тот
готов был броситься на обидчика, чьи черные глаза насмешливо встретили его
яростный взгляд. "Нет! Нельзя! Он проверяет меня!" -  мелькнуло  в  голове
юного рыбака, и он совладал  с  собой.  Старшина  ухмыльнулся  и  двинулся
дальше вдоль строя.
   И  в  кошмарном  сне  не  могло  присниться  Таку,  с  какой   зверской
жестокостью будут относиться к ним в училище. Поскольку морские офицеры  и
старшины были неприкосновенны, всю свою злобу училищные командиры вымещали
на тех кадетах, которые  пришли  сюда  со  школьной  скамьи.  За  малейшее
упущение по службе взыскивали и били беспощадно. За  истинную  или  мнимую
вину одного кадета наказывали  весь  взвод,  воспитывая  таким  образом  в
новобранцах чувство ответственности. Из них делали бессловесную скотину  -
они не имели права переспросить, усомниться и вообще не имели права ни  на
что, кроме слепого и бездумного повиновения. В эти трудные дни  на  помощь
Таку пришел древний самурайский кодекс  -  он  укрепил  в  нем  покорность
судьбе и умение, не уклоняясь, принимать наказание.
   Там, в летной школе, он и повстречал эту  американскую  свинью  -  Йоси
Мацухару. Они возненавидели друг друга с первого  взгляда,  и  дело  почти
мгновенно дошло до драки. Если бы не вмешательство старшины, Таку убил  бы
Йоси.
   После  того  как  командир  учебной  эскадрильи  пригрозил   в   случае
повторения немедленно списать обоих, кадеты стали избегать друг друга. Тем
временем  миновал  изнурительный  месяц  начальной  подготовки,  и   пошли
занятия. Кадетам не давали пощады: когда учили плавать, обвязывали  шкотом
и бросали в океан. Таку не  знал  себе  равных:  он  плавал  со  скоростью
голодной акулы, а нырнув, мог,  ко  всеобщему  изумлению,  оставаться  под
водой три  минуты.  В  особом  почете  были  гимнастика  и  акробатические
упражнения: кадетов заставляли часами прыгать с вышки в воду, а потом и на
землю, отчего многие покалечились.  Таку  научился  ходить  на  руках,  по
двадцать  минут  стоять  на  голове,   демонстрируя   редкостное   чувство
равновесия и удивительную координацию движений - то и другое  впоследствии
не раз спасало ему жизнь. Его от природы  острые  глаза  стали  еще  зорче
благодаря тренировкам: инструктор показывал  наклеенный  на  белый  картон
черный силуэт самолета, и вскоре он в долю секунды  научился  распознавать
все существующие в мире типы и марки.
   По истечении одиннадцати месяцев из семидесяти  зачисленных  в  училище
осталось восемнадцать человек. Таку,  как  первый  в  выпуске,  получил  в
награду от императора золотой  браслет  и  нашил  над  нагрудным  карманом
кителя матерчатую нашивку. "Морской летчик третьего класса Таку  Исикава",
- снова и снова повторял он, упиваясь звучанием этих слов, и то  горделиво
ощупывал браслет, то дотрагивался до нашивки. Йоси Мацухара, как человек с
университетским образованием, был аттестован младшим лейтенантом.
   Таку начал службу в  1940  году  в  Китае.  Его  Вторая  истребительная
эскадрилья, входившая в состав  Первой  воздушной  армии,  базировалась  в
Тяньгане, на юго-востоке Китая, и раньше  других  получила  на  вооружение
самолеты "Зеро-сен", обращавшие русские И-16 и американские "Кертис  Р-40"
в груду пылающих обломков. Спустя восемь месяцев Таку, числивший за  собой
три воздушных победы, получил повышение и стал  морским  летчиком  первого
класса. За год боевых действий эскадрилья потеряла только два самолета, да
и те были уничтожены зенитным огнем.
   Перед  самым  началом  Большой  войны  в  Юго-Восточной  Азии  Мацухару
перевели в другую часть, поручив какое-то секретное  задание,  а  Таку  со
своей эскадрильей передислоцировался на  остров  Формозу.  9  ноября  1941
года, прикрывая девять троек бомбардировщиков "Мицубиси G4M",  совершавших
налет на базу Кларк-Филд, он добавил к своему боевому счету еще один Р-40.
Потом  его  эскадрилью  приписали  к  авианосцу   "Кага".   В   боях   над
Южно-Китайским и Яванским морями и Индийским океаном он  одержал  еще  три
победы: сбил над Цейлоном британский "Фулмар", а над  Баликпапаном  -  два
"Брюстера F2A Буффало" ВВС Голландии. Впрочем,  это  была  легкая  добыча.
Затем "Кага" в группе из трех других авианосцев пошел к острову Мидуэй.
   Таку, к этому времени произведенный в младшие лейтенанты и  назначенный
командиром звена, не сомневался, что против такой армады не устоит  никто.
В первом же бою его самолеты сбили двадцать  один  истребитель-перехватчик
"Ами", а сам Таку расстрелял с "Грумман F4F  Уайлдкэт"  и  сжег  еще  один
почти беззащитный "Буффало". Но сладкий вкус победы вдруг сменился горечью
поражения:   пока   эскадрилья   заправлялась,   американские   пикирующие
бомбардировщики  "Дуглас",  в  полном  смысле  слова  с  неба  свалившись,
уничтожили всю авианосную группу. Погибло  почти  пять  тысяч  летчиков  и
моряков. Таку, успевший ухватиться в море за обломок крыла, через три часа
был замечен с эсминца "Такакадзе" и поднят на борт.  Его  ведомые  Синтаро
Миядзава и Киити Абэ каким-то чудом  тоже  спаслись.  Четырнадцать  других
пилотов эскадрильи погибли - большая часть сгорела заживо в  кают-компании
за чаепитием, не успев даже выскочить наружу.
   После  этого  всех  троих  приписали   к   истребительному   авиаполку,
базировавшемуся на восточном побережье Новой Гвинеи. Там было немало асов,
которые сбивали Р-40, "Аэрокобры" и  тихоходные  злосчастные  "Буффало"  в
таком количестве и так регулярно, что это уже почти  перестало  доставлять
им радость. "Митчеллы" и "Мародеры" были не такой легкой добычей, но и они
пасовали перед виртуозным мастерством японских пилотов.
   А 3 января 1943 года неудача подстерегла Таку. Сойдясь в лобовой  атаке
с самым грозным противником - "Боингом В-17", - он  попал  под  огонь  его
пулеметов и пушки. Град пуль разворотил  ему  шасси  и  фонарь,  вдребезги
разбил приборную доску. Осколки и щепки сильно поранили  ему  лицо.  Почти
ничего не видя от заливавшей глаза крови, корчась от боли в  боку  -  пуля
рикошетом угодила в рукоятку его меча, вогнав ее в тело: были сломаны  два
ребра и пробито легкое, - Таку, прикрываемый ведомыми, вышел из боя.
   О том, как он посадил изуродованную машину, еще долго говорили в полку:
ослабевший от боли и потери крови пилот сумел все-таки высвободить  правый
руль высоты, взять ручку  влево  и  приземлиться  на  одно  колесо.  Теряя
управление, "Зеро" на скорости  90  миль  в  час  свалился  в  штопор,  из
которого летчик, проявив невероятное мастерство, вывел его у самой  земли.
Дымящаяся груда искореженного алюминия с визгом летела по взлетной  полосе
еще триста  метров  и  наконец  замерла.  Аварийная  команда  едва  успела
вытащить из кабины бесчувственное тело лейтенанта, как "Зеро" взорвался.
   Таку отправили в Сасебо в военно-морской  госпиталь,  где  он  пролежал
довольно долго:  из  серьезно  поврежденного  левого  легкого  приходилось
постоянно откачивать жидкость. Родители часто навещали его, а потом в один
прекрасный день он познакомился с Микико  Такашита  -  троюродной  сестрой
своего ведомого, младшего лейтенанта Абэ.
   Она  была  очень  хороша:  шелковистые  черные  волосы,  блестящие  как
лакированное дерево, мягко обрамляли тонкое лицо с нежной, фарфорово-белой
кожей. Он утонул в колдовских омутах  ее  глаз,  одновременно  ласковых  и
чувственных.  Европейское  платье  великолепно  обрисовывало  ее   точеную
фигуру, подчеркивая  женственно  округленные  очертания  высокой  груди  и
крутых бедер. Всякий раз, когда она плавно входила в  палату,  у  раненого
лейтенанта перехватывало дыхание.
   Вскоре после их первой встречи он быстро  пошел  на  поправку.  Микико,
дочь  Садао  Такашита,  видного  промышленника  и  одного  из   владельцев
корпорации "Ниппон Стил Уорк", училась в Токийском женском университете  и
жила в общежитии. Таку понимал,  что  останься  он  простым  рыбаком,  эта
девушка, происходящая из богатейшей семьи, навсегда осталась бы  для  него
недоступна. Но теперь он был прославленный  летчик,  уничтоживший  десятка
два врагов императора, - настоящий самурай.
   Микико часто навещала его, принося книги, лакомства и отрадные известия
о сокрушительных победах японской армии на Соломоновых островах,  в  Новой
Гвинее и  в  Китае.  Однажды,  застенчиво  потупившись  и  покраснев,  она
сказала:
   - Знаешь, мои родители гордятся тем, что я знакома с  таким  человеком,
как ты. Они уважают тебя.
   Таку выписали из госпиталя. Командование предоставило  ему  отпуск  для
восстановления здоровья. Проведя неделю с  родителями  на  острове  Кобата
Сима, он снял недорогую квартиру в квартале Симбаси, расположенном  к  югу
от императорского дворца, почти у самой гавани.
   К его несказанной радости, Микико явно искала с ним  встреч.  Когда  он
достаточно окреп, они по крайней мере  дважды  в  неделю  вместе  обедали,
ходили в театр Кабуки,  гуляли  в  парке  Рион-дзи,  осматривали  храмы  и
пагоды. Как-то раз они отправились в Ису - бухту, лежавшую  в  шестидесяти
милях к юго-западу от Токио. Таку был поражен красотой подводных садов,  а
еще больше - тем, как привлекательна  была  Микико  в  купальном  костюме.
Сильная, гибкая и неотразимо женственная, она плыла перед ним как  морское
божество, и впервые после ранения он почувствовал прилив желания.
   Вечером, у него  дома,  они  бросились  друг  к  другу,  как  бросается
голодный на еду. Навеки запечатлелось в душе и в памяти лейтенанта то, что
потом  будет  так  мучить  его  в  многолюдном   одиночестве   офицерского
общежития, - то, как сжимал он в своих объятиях и  ласкал  эту  красавицу,
снова и снова выкрикивавшую его имя.
   Два месяца спустя они поженились. Таку снял в более престижном квартале
Бункио-ку небольшой домик -  четыре  комнатки,  окна  которых  выходили  в
густую зелень Ботанического сада. Здесь  он  испил  полную  чашу  счастья,
здесь сбылось то, о чем он не отваживался даже мечтать.
   Это безмятежная жизнь продолжалась до тех пор, пока в августе 1943 года
не вернулся из отпуска  раненный  в  ногу  и  навсегда  оставшийся  хромым
младший лейтенант Киити Абэ. Он привез дурные вести.  Погибли  Тосио  Ота,
Сигира Танимото, Йосухиро Уехара, Синтаро Миядзава:  все  они  были  сбиты
новыми американскими "Хеллкэтами" и "Корсарами".  Летчики  из  ненавистной
41-й  авиадивизии,  прозванные  "Макартуровские  мясники",  несколько  раз
атаковали базу в Лаэ. Ходили слухи, что ее переводят в другое место.
   Таку,   несмотря   на   мольбы   Микико,   немедленно   отправился   на
переосвидетельствование. Он просил, требовал, угрожал,  и  ошеломленные  и
слегка напуганные врачи наконец признали его годным к летной службе.
   Еще полтора года он служил на авианосцах, в том числе "Цуйкаку",  сумев
выплыть, когда он был пущен американцами ко дну. 26 октября 1944 года,  на
следующий день после того, как затонул "Цуйкаку", перебравшаяся в Нагасаки
Микико родила мальчика. Его назвали Садао.
   Таку служил в 4-м полку истребителей-перехватчиков, размещенном в сотне
километров к северо-западу от  Токио,  когда  на  Хиросиму  была  сброшена
атомная бомба. Три дня спустя был  стерт  с  лица  земли  город  Нагасаки.
Микико и Садао испарились в огненном смерче. Едва не помешавшийся от  горя
и гнева Таку закончил войну майором. На  его  счету  было  пятьдесят  пять
побед.
   Почти целый год Таку без цели и смысла блуждал по руинам отчизны:  пил,
ходил  к  проституткам,  неделями  не  мылся  -  и   наконец,   измученный
воспоминаниями о жене - мысли о ней бились у него в голове, как бабочка  в
паутине, - вернулся в Кобата Сима. Матери к этому времени уже не  было  на
свете. Отец от прожитых лет и тоски по жене согнулся, словно старая  сосна
на вершине Амакусы.
   Но именно это воскресило Таку к жизни: он был нужен отцу, без него  тот
совсем пропал  бы.  Снова,  как  когда-то,  выходили  они  в  море  ловить
осьминогов, и свежий ветер, заполняя  легкие  Таку,  пьянил  его  не  хуже
ароматного сакэ.  Снова  окрепли  и  налились  силой  одряблевшие  за  год
безделья мышцы. Но однажды в  пасмурный,  серый  день  Ото-сан,  вытягивая
очередную кошелку с уловом, схватился за сердце  и  мертвым  упал  на  дно
лодки.
   Таку, вновь  оставшийся  один,  раздавленный  тяжким  бременем  печали,
целыми днями безвыходно сидел теперь дома  и  пил,  уставившись  невидящим
взглядом с бумажную стену. В таком виде его и нашел затянутый в  новенький
китель майора сил самообороны Японии Киити Абэ.
   - Минора Генда формирует авиаполк. Ты молод и ты настоящий  ас.  Япония
зовет тебя. Ты нужен императору, - сказал он.
   - Нет, с авиацией покончено.
   - Где же твой ямато дамасии, Таку?
   При упоминании "японского духа" Таку выпрямился.
   - Нет его больше, - ответил он, и голос его был подобен холодному пару,
поднимающемуся от сухого льда.
   Киити смотрел на него, и какие-то огоньки вспыхнули  в  черной  глубине
его глаз.
   - Поражение не уничтожило, не могло  уничтожить  божественную  сущность
нашего императора. Она - повсюду и здесь тоже.  Она  и  в  нас.  Тебе  ли,
самураю, отрицать это? Вспомни о чести, о  Микико,  моей  сестре  и  твоей
жене, которую ты осенял своей славой...
   Они пили и спорили всю ночь, а наутро Таку Исикава в память о  жене,  в
знак вечной верности императору Хирохито и ради того,  чтобы  вернуться  в
небо, согласился. Он прошел  переаттестацию,  получил  звание  капитана  и
должность командира эскадрильи, на вооружении которой стояли  американские
"Грумман F8F Биркэт". Потом он освоил  реактивную  "Пантеру-F9F"  и  через
какое-то время с бьющимся от восторга сердцем убедился, что  опять  вольно
парит под небесами, где обитают боги,  Микико  и  Садао.  Он  так  никогда
больше не женился, время от времени довольствуясь ласками  проституток,  с
которыми он устраивал иногда дикие оргии.
   И в декабре 1983 года, когда до  выхода  в  отставку  оставалось  всего
четыре месяца, из Арктики, как цунами, налетел легендарный адмирал  Хироси
Фудзита, командовавший авианосцем "Йонага".  Таку  немедленно  потребовал,
чтобы  его  зачислили  в  летный  состав  его  экипажа,  причем   отклонил
предложенное полковничье звание, за которым должно было последовать скорое
производство в генералы, -  он  знал,  что  в  таких  чинах  сидят  не  за
штурвалами боевых самолетов, а за столами в штабах. Адмирал Фудзита  лично
подписал приказ о переводе Таку на авианосец.


   ...Машину сильно тряхнуло, Таку  ударился  затылком