атьи Данте спрашивает, не  нужно  ли  вам
радиолокационное подтверждение.
   - Нет. Мы и так знаем, кто они. Сейчас будем делать первую  обсервацию.
Приготовиться, мистер Хассе!
   - Слушаюсь! - Энсин  перекинул  четыре  тумблера,  и  тесное  помещение
наполнилось гулом. - КУТ готов для ввода, сэр.
   - Хорошо. - Уильямс прокричал в люк: - Пост погружения!
   - Здесь! - откликнулся энсин Герберт Бэттл.
   - Глубина?
   - Шестьдесят семь футов.
   - Подняться на шестьдесят четыре. - (Два с половиной фута перископа над
поверхностью.)
   -  Есть  подняться  на  шестьдесят  четыре!  -  Командир  поста   отдал
соответствующие распоряжения рулевым-горизонтальщикам и вскоре доложил:  -
Шестьдесят четыре фута!
   - Так. Поднять перископ.
   Каденбах ударил по кнопке, и люк  подъемного  двигателя  открылся.  Под
лязг стальных тросов перископ выполз из гнезда,  как  змея  после  спячки.
Показалось основание с дальномером и двумя сложенными ручками. Нагнувшись,
Уильямс откинул ручки, поднялся вместе с  приборами  и  приник  к  линзам,
развернув перископ на запад.
   - Тони! Какой был последний пеленг?
   - Истинный два-шесть-ноль, относительный ноль-восемь-ноль, сэр.
   - Черт! Куда ж они подавались? - проворчал  Уильямс,  наводя  линзы  на
указанный пеленг.
   Ромеро прижал наушник плотнее.
   - Должны быть там. Сигналы очень отчетливые.
   - Ага! - с нескрываемой радостью воскликнул  Уильямс.  -  Они  были  за
шквалом. Ну, теперь они наши! "Нафуза" и  две  консервные  банки  впереди,
ярдов на сто. Чарли, ну-ка проверь: длина тысяча  пятьдесят,  ширина  сто,
осадка пятьдесят один, высота мачты сто пятьдесят.
   Каденбах изучил чертеж, пришпиленный к переборке над головой командира.
   - Точно, сэр. Только высота мачты сто шестьдесят.
   - Сто шестьдесят... -  Уильямс  чуть  повернул  верньер  дальномера.  -
Приготовиться к первой обсервации... Пеленг!
   Каденбах  нашел  место,  где  перекрестье  нитей  на  стволе  перископа
совмещалось с кругом определения пеленга на крышке.
   - Ноль-семь-ноль.
   Хассе двинул рычаг на КУТ.
   Уильямс настраивал дальномер, пока расколотое  изображение  танкера  не
стало цельным.
   - Дальность!
   - Семь тысяч семьсот семьдесят.
   Хассе тронул другой рычаг. Каденбах тоже повозился с приборами.
   - Угол уклонения носа справа - пятнадцать.
   Плохо. Пятнадцать градусов - более чем неудобная позиция для  стрельбы.
Идеальный угол - девяносто.
   - Опустить перископ!
   Труба поползла вниз.
   - Курс ноль-четыре-ноль, - приказал Уильямс и повернулся к Ромеро. - Мы
наделали шуму. Что там эсминец у входа?
   Гидроакустик настроил прибор, прислушался.
   - Слышны только вспомогательный двигатель и шипенье пара. Ни  валы,  ни
винты не работают.
   - И то хорошо. Но мы слишком отклонились к востоку от  курса  "Нафузы",
да  и  угол  совсем  не  годится.  Я  думал,   они   подойдут   по   курсу
ноль-восемь-ноль. Придется  взять  западнее.  Сторджис,  малый  ход,  курс
два-семь-ноль.
   Сторджис повторил команды и быстро переложил руль на заданный угол. Шум
электромоторов стал отчетливее.
   - Курс два-семь-ноль, скорость шесть.
   - Сонар, что эсминец?
   - Никаких изменений, сэр.
   - А танкер?
   - Держит курс ноль-четыре-ноль.
   - Отлично. - Уильямс наклонился к люку. - Штурман, глубина под килем?
   - Сорок саженей, сэр, - ответил Имамура.
   - Сорок?! А как же сотая изобата?
   - Должно быть, карты неточны, командир.  Карта  показывает  восемьдесят
саженей, а на моем эхолоте сорок.
   - Черт! - Уильямс шарахнул кулаком по стойке и снова крикнул в  люк:  -
Имамура, сообщите, когда пройдем одну милю!
   Ответ последовал тотчас же:
   - Через семь минут.
   Семь  минут  тянулись  бесконечно.  В  лодке  появился  пугающий   звук
гидроакустического  поиска  вражеских   эсминцев.   Поглощающее   покрытие
обеспечивает надежную защиту от радаров, но не в силах защитить от  мощных
шумопеленгаторов, тем более - если за ними  сидят  опытные  гидроакустики.
Звук усиливался, и люди боялись взглянуть в глаза друг другу.
   - Засекли?
   - Нет, капитан, - ответил Ромеро.
   Помолчав, Уильямс распорядился:
   - Стоп машина!
   Сторджис до упора отвел рычаги сигнализаторов,  и  в  лодке  воцарилась
тишина. Дышать стало еще труднее.
   - Мистер Бэттл, - проговорил в люк Уильямс, - дайте  мне  знать,  когда
станет трудно удерживать лодку на шестидесяти четырех футах.
   - Слушаюсь, сэр.
   - Поднять перископ! Приготовиться ко второй обсервации!
   Труба опять поползла кверху.
   - Пеленг!
   - Два-семь-пять.
   - Дальность!
   - Четыре тысячи двести.
   - Угол уклонения на правый борт сорок пять. Опустить перископ!
   Хассе, введя информацию в КУТ, взглянул на контрольные диски и доложил:
   - Начальная деятельность четыре тысячи сто, скорость восемь. Остаточное
расстояние три тысячи сто.
   Уильямс кивнул. Всего три тысячи сто ярдов осталось пройти "Нафузе".  А
поскольку нос танкера направлен прямо по центру прохода,  то  он  едва  ли
теперь сменит курс.
   Уильямс ударил кулаком о взмокшую ладонь и повернулся к Ромеро.
   - Что эсминцы?
   - Без изменений, сэр.
   - Хорошо. Вперед помалу. Лучше  бы  стрелять  с  двух  тысяч,  но  цель
большая, думаю, можно и увеличить дистанцию.
   Несколько минут прошло в  напряженном  молчании,  потом  Уильямс  отдал
Рэнди Дэвидсону судьбоносный приказ:
   - Подготовить к залпу торпедные аппараты  с  первого  по  шестой.  -  И
Каденбаху: - Поднять перископ. Последняя обсервация!
   Он в нетерпении приник в  окуляру  командирского  перископа.  Ближайший
эсминец пересекает их путь по носу всего в  двух  тысячах  ярдов.  Другой,
идущий по левому борту от танкера, удален по меньшей  мере  на  три  мили.
Уильямс почувствовал почти эротическое возбуждение, когда  громадная  цель
заполнила линзу. Все равно что стрелять по стельной корове.
   - Пеленг!
   - Три-один-ноль.
   - Дальность!
   - Две тысячи четыреста пятьдесят.
   - Угол ноль-шесть-ноль. Опустить перископ!  Открыть  люки  аппаратов  с
первого по шестой. - Он выжидательно взглянул на Хассе.
   - Дальность три тысячи шестьсот пятьдесят, скорость восемь,  остаточное
расстояние две тысячи двести, - доложил энсин.
   -  Установить  глубину  шести  торпед  на  двадцать   футов,   скорость
предельная!
   - Двадцать футов, скорость  сорок  шесть  узлов,  дальность  девяносто,
шесть торпед вразброс! - эхом откликнулся Хассе.
   При такой огромной цели можно  рассчитывать  по  меньшей  мере  на  три
попадания... если, конечно, их раньше не засечет эсминец.
   - Включи динамик, - сказал капитан Ромеро.
   - Гидроакустик перевел рычаг, и небольшой динамик тут же наполнил рубку
кавитациями двух маленьких и одного  большого  винта.  Оба  эсминца  ведут
стандартный поиск. Лодка пока не обнаружена.
   Все теперь смотрели на Хассе. Судьба атаки и сама их жизнь  зависят  от
этого парня и его машины. Глаза энсина прикованы к  компьютеру  управления
торпедами; он ждет, когда на пульте загорится красный разрешающий сигнал.
   - Командир! - донеслось из штурманской  рубки.  -  Под  килем  двадцать
саженей.
   - Уверен?
   - Да, сэр?
   - Паскудство!
   Под ними всего сто двадцать футов воды. Если  они  потопят  танкер,  их
ждет ад. Но колебания недопустимы.  Казалось,  все  они  родились  и  жили
только для этого главного момента. Для него и существует "Блэкфин". Они  -
его частица, у них одна судьба и в жизни, и в смерти.
   Голос Хассе будто подхлестнул всех членов ударной группы:
   - Разрешающий свет, сэр. Можно стрелять.
   - Готовсь! - гаркнул Уильямс.
   Каденбах потянулся к пусковому  щиту  с  шестью  светящимися  окошками.
Включил рычаг пуска первой торпеды.
   - Пуск! - крикнул Хассе.
   Каденбах  нажал  ладонью  залповую  кнопку.  Вырвался  сжатый   воздух,
раскачав лодку; из микрофона сонара отчетливо  донесся  вой  3500-фунтовой
торпеды, покидающей отсек.
   - Первая пошла! - доложил Дэвидсон.
   Хассе неотрывно смотрел на секундомер,  зажатый  в  левой  руке.  Ровно
через шесть секунд раздался его голос:
   - Пуск!
   Каденбах  снова  нажал  кнопку.  Еще  четыре  раза  звучали  одинаковые
команды, пока не выстрелили все шесть носовых аппаратов. Микрофон  доносил
жужжанье маленьких гребных винтов.
   Уильямс в упор посмотрел на Хассе.
   - Путь торпеды?
   - Две тысячи сто.
   - Минута двадцать секунд, - констатировал Уильямс и скомандовал: - Лево
руля, полный вперед! Курс один-восемь-ноль.
   Скорей в открытое море, скорей набрать глубины под килем!
   - Все торпеды пошли нормально, -  доложил  Тони  Ромеро.  И  тут  же  с
тревогой вскричал: - Сэр, сторожевой эсминец выходит  в  море,  а  ближний
поворачивает к нам.
   - Поднять перископ!
   При скорости в девять узлов волны  захлестывали  перископ,  набегая  на
линзы. Реджинальд увидел, как один  эсминец  отворачивает  от  "Нафузы"  и
набирает предельную скорость, а другой, патрульный, зарывшись носом,  тоже
подходит на всех парах.
   И тут мощнейший гул накрыл подлодку. Потом  гигантские  волны  одна  за
другой стали накатывать на перископ. Это торпеды рвали "Нафузу" на  части.
Пластины корпуса вибрировали, точно  камертоны.  Слышался  нестройный  хор
радостных возгласов. Трудно сказать, сколько торпед достигло  цели,  да  и
нужды нет. Танкеру достаточно спички. На сонаре слышно, как взрывается бак
за баком, и горящее высокооктановое топливо  с  шипеньем  заливает  океан.
Едва ли в этом пекле кому-нибудь удастся выжить.
   - Опустить перископ!
   Уильямс не забыл, что должен передать шифрованное послание об  успешной
атаке, но поскольку за  ними  охотятся  два  эсминца,  на  это  просто  не
осталось времени.
   - Самый полный! - прокричал он  в  люк.  -  Погружение  на  сто  футов!
Готовиться к защите от глубинных бомб!
   Сотни тонн воды наполнили цистерну быстрого погружения. Уильямс слышал,
как хлопают водонепроницаемые двери и вентиляционные клапаны в  переборках
по всему судну. Медленно пополз  вниз  указатель  угла,  укрепленного  под
глубомером, пока не достиг величины в пятнадцать градусов.
   Из микрофона неслась какофония звуков: прерывистое жужжанье  скоростных
винтов,  вой  вращающихся  турбин,  лязг  искореженного  металла,  -   это
раскалывались переборки тонущего танкера, и самый страшный - свист сонара,
усиливающийся по мере приближения двух эсминцев.
   - Глубина под килем!
   - Сорок саженей, сэр.
   - Хорошо. Погрузиться на двести футов!
   Эсминцы сближались под прямым углом, один  на  полмили  впереди,  чтобы
второй  не  пострадал  от  его  бомб.  Внезапно  частота  вращения  винтов
снизилась. Ромеро поглядел наверх.
   - Эффект  Допплера.  Один  прошел  над  нами.  -  Он  выпрямился,  чуть
подавшись вперед и спокойно объявил, сдвинув наушник: - Глубинные бомбы  в
воде.
   - Выключи микрофон!
   Все подняли головы;  один  ансамбль  винтов  стихал,  другой  нарастал.
Сейчас он их застигнет, ураган взрывов  шестисотфунтовых  бомб.  Отчетливо
послышался щелчок гидростатического взрывателя в полой  сердцевине  бомбы.
Страшный удар сотряс морские глубины.  Все  схватились  за  уши.  Взлетели
куски пробковой обивки, стружка, пыль. Раздавался шорох  тысяч  пузырьков,
как будто кто-то обметал днище жестким веником. Затем, почти одновременно,
взорвались еще три бомбы. Лодку яростно качало, плиты корпуса  прогибались
и скрипели. Люди  держались  за  головы,  шатались,  стонали.  Впечатление
такое, что находишься внутри пустой нефтяной цистерны, а сказочный великан
сверху молотит по ней дубиной.
   Еще взрыв, гораздо ближе, ударил подобно тарану. Лодка  накренилась  на
левый борт. Поднялась паника. Чарли Каденбаха бросило на палубный  настил.
Взорвалась ЭЛТ радара, осыпав Гороку Кумано острыми как бритва  осколками.
Он взвыл, схватившись за лицо, и упал на Каденбаха; сквозь пальцы сочилась
кровь.
   Уильямс крикнул в люк:
   - Погрузиться на дно!
   - Там кораллы.
   - Насрать мне на твои кораллы! - Уильямс повернулся к Рэнди  Дэвидсону.
- Санитара сюда, быстро!
   - Связь повреждена.
   В этот момент над ними  прошел  второй  миноносец.  Все  уставились  на
потолок,  точно  в  ожидании  палача.  Еще  четыре  оглушительных  раската
прогремели со  стороны  кормы,  и  нос  лодки  вздернулся.  А  две  бомбы,
ударившие под носом, поставили ее почти вертикально. Внутри царил  бедлам.
Рулевая рубка звенела от криков боли и ужаса; все покатились в один  угол.
Уильямс пытался уцепиться за трубу перископа,  но  руки  соскальзывали  на
жирной поверхности. Он опрокинулся на Ромеро и Хассе, и в  ту  же  секунду
погас свет.
   - Аварийное освещение!
   Одному  человеку  удалось  выползти  из  свалки  тел  и  дотянуться  до
выключателя водонепроницаемого аварийного  освещения.  Слабая  красноватая
подсветка залила рубку. Потом что-то шарахнуло в нос. Все затаили дыхание.
Бомба прокатилась по настилу палубы к мостику, соскользнула вдоль  него  и
взорвалась за рулевой рубкой. Тела на  миг  подбросило,  потом  они  снова
попадали вниз.  Вода  Ниагарским  водопадом  хлынула  в  маленький  отсек.
Дэвидсон и Сторджис рухнули на Уильямса. Чернокожий  верзила  заворочался,
хотел закричать, но вода заткнула ему рот.
   Еще две бомбы сорвали обшивку с искалеченной субмарины, и  лодку  стало
медленно утягивать в  черные  глубины.  Повезло  тем,  кого  убило  сразу;
уцелевшие  извивались,  задыхались  в  агонии,  захлебывались  собственной
кровью.
   Сначала  на  коралловое  ложе  опустилась  корма,  потом  весь  корпус.
"Блэкфин" перекатился на правый борт и застыл. Пузырьки воздуха  вместе  с
топливом поднимались на поверхность. Вокруг было тихо, как в могиле.


   Не успело прийти сообщение о разгроме двух авианосцев, как на  "Йонагу"
налетели коршуны. Крики "банзай" сразу смолкли.
   -  Радар  докладывает:  самолеты  противника  приближаются  с   юга   и
юго-востока.  Дальность  сто  километров,  -  отрапортовал  матрос  Наоюки
адмиралу Фудзите, весь день не уходившему с мостика.
   - Хорошо. - Старик поднес к глазам бинокль.
   Контр-адмирал Уайтхед  и  полковник  Бернштейн  в  низко  надвинутых  и
застегнутых касках тоже схватились за бинокли.
   С фор-марса донесся крик впередсмотрящего:
   - Самолеты, пеленг ноль-три-ноль, угол высоты двадцать!
   Уайтхед  покрутил  винт  настройки  и   увидел   их.   Рой   насекомых,
стремительно летящий к ним. Его топили уже пять раз. Неужели  это  шестой?
Вполне возможно. И что его занесло сюда! Американский контр-адмирал  стоит
на мостике японского авианосца,  который  сражается  против  арабов!..  Он
почувствовал  себя  марионеткой,  беспомощной  жертвой   чужих   приказов,
отданных за много миль отсюда. Безликие чиновники из тщеславия, уязвленной
гордости и еще Бог знает по каким причинам выпустили наружу силы,  ведущие
его прямиком к  смерти.  Ему  и  прежде  не  удавалось  смириться  с  этим
ощущением.
   Фудзита прокричал в переговорную трубу:
   - Нарушить радиомолчание. БВП  наперехват  противнику  с  юга!  Флажный
сигнал эскорту: зенитные орудия к  бою.  Курс  ноль-девять-ноль,  скорость
тридцать два узла.
   Мучительно тянулись секунды. Уайтхед уже безошибочно  различал  плоские
крылья Ju-87 и огромные бомбы, висящие под фюзеляжами.  Затем  он  углядел
старые американские "Тексаны АТ6", модернизированные  учебные  самолеты  с
двигателями  "Пратт-Уитни";  высокий  фонарь,  двухместная  кабина,  шасси
убраны. Летят низко над водой, выставив из люков торпеды. А высоко в  небе
прикрытие - истребители Me-109.
   - Все суда эскорта ответили, - донеслось из трубы.
   - Полный вперед, лево руля, курс ноль-девять-ноль!
   Уайтхед почувствовал, как  палубный  настил  завибрировал  под  ногами,
когда четыре мотора отдали всю свою мощь ходовым валам. Авианосец повернул
на восток и  ощетинился  зенитными  установками  навстречу  приближающимся
самолетам. Все семь эсминцев заняли позицию в пятистах метрах от "Йонаги":
Файт впереди, три "Флетчера" по правому борту, три по левому.
   Над головой мелькнула белая вспышка - это двенадцать "Зеро" устремились
наперехват противнику (оставшиеся три не взлетели из-за поломок). Вот  уже
первая "Штука", объятая пламенем, покатилась вниз; за ней четыре  АТ6.  Но
тут подоспели  "Мессершмитты",  и  ВВП  был  вынужден  оставить  атаку  на
бомбардировщики.
   Уайтхед обратился к адмиралу Фудзите:
   - Всего двенадцать истребителей. Видимо, большинство  своих  машин  они
оставили охранять авианосцы.
   - Одна эскадрилья. Глупо! - Старик  повернулся  к  телефонисту.  -  Все
действующие орудия, к бою готовсь!
   Команда оказалась  ненужной:  сотни  стволов  уже  уставились  в  небо;
горизонтальные и вертикальные наводчики напряженно глядели в прицелы.
   Воздушный бой сместился к западу. Арабы, должно быть,  отобрали  лучших
пилотов для защиты авианосцев. Эскадрилья прикрытия действует крайне вяло.
В течение нескольких минут асы "Зеро" сбили половину истребителей, потеряв
только один свой. Уцелевшие Me-109  удирают  на  юг.  Однако  часть  своей
задачи они все же выполнили - расчистили путь бомбардировщикам.
   Уайтхед насчитал двадцать два торпедоносца и тридцать три "штуки".
   - Их авиаотряд явно перегружен истребителями, - заметил он адмиралу.  -
Два ударных авианосца могли бы выставить и побольше бомбардировщиков.
   - Если мы их не остановим, то и этого вполне хватит.
   - Пост управления огнем докладывает:  противник  в  створе,  -  сообщил
телефонист.
   - Батареям первой и третьей  атаковать  пикирующие,  батареям  пятой  и
седьмой - торпедоносцы. Главная батарея - огонь!
   Хором грянули шестнадцать пятидюймовок. Люди на мостике  схватились  за
уши; каждое орудие делало  двадцать  залпов  в  минуту.  Уайтхед  едва  не
задохнулся от резкого запаха кордита; коричневый дым поднимался  кверху  и
заволакивал мостик, прежде чем крепкий ветер успевал его разогнать.  Шесть
торпедоносцев - кто целым, кто по частям - плюхнулись в воду. Пять  "Зеро"
уже  гонялись  за  "Тексанами";  еще  шесть  благодаря  новым   "Сакаэ-42"
мощностью  в  две  тысячи  лошадиных  сил  стремительно  набирали  высоту,
настигая "Штуки".
   Четыре  эсминца  вначале  открыли  огонь  из  пятидюймовок,   а   когда
медлительные АТ6 спустились пониже, начали поливать их из  автоматического
оружия.  Неуклюжие  торпедоносцы  были  отличными  мишенями.  Не   обращая
внимания на зенитки "Йонаги", пять "Зеро"  атаковали  учебные  самолеты  и
безжалостно  обрубали  хвосты  тем,  которые   пытались   приблизиться   к
авианосцу.  Против  вооружения   истребителей   "Тексанам"   нечего   было
выставить, кроме  жалких  пулеметов  калибра  7,7  миллиметра.  Снаряды  и
трассеры отправили на тот свет два, потом еще три АТ6. Но несколько все же
прорвались сквозь линию эскорта и упрямо шли на  "Йонагу".  Десять  машин,
подсчитал Уайтхед; их пилоты явно сделаны из более  добротного  материала,
чем неумелые истребители.
   Фудзита  ткнул  пальцем  вверх,  на   три   делающие   заход   "Штуки".
Выстроившись в одну линию, пилоты убрали щитки и дали полный газ.
   - Хорошо скоординированная атака, - заметил адмирал.
   Но "Юнкерсы" тоже несли тяжелые потери. Половину "Зеро" сбили в  первой
же атаке. Но всех не остановят ни истребители, ни зенитки -  каждый  моряк
это знал.
   Уайтхед  ощутил,  как  знакомый  ужас  подползает,   сдавливая   горло.
Контр-адмирал уже давно с ним подружился,  даром,  что  ли,  пережил  пять
кораблекрушений? Может, он слишком часто испытывал судьбу?..
   Торпедоносцев в воздухе всего шесть,  но  они  уже  близко.  "Зеро"  не
оставляют преследования, но АТ6  упорно  держат  строй.  Подлетели  единой
цепью  и  с  восьмисот  метров  повели  торпедную  атаку.  Одна   "рыбина"
плюхнулась в море вслед за выпустившим ее самолетом.
   - Право руля! - взвизгнул японец.
   Огромный корабль повернулся, накренившись на  левый  борт.  Первые  три
торпеды прошли над головой, одна с поврежденным  гироскопом  выск