о неизвестных
животных. Внешность их будут описывать туманно и неточно,
но станут дружно уверять, что твари эти - крупные, свирепые
и неуловимые. Новость доведут до сведения властей,
промелькнут сообщения в газетах. Поначалу разбои припишут
волкам или одичавшим псам, хотя незваные гости с виду на
собак ничуть не похожи.
   Попробуют истребить их обычными способами - но
безуспешно. Загадочные твари рассеются по всей столице,
проникнут в богатые пригороды - в Педрегал и Койсокан. К
тому времени станет известно, что они, как и люди, всеядны.
И уже возникнет подозрение (вполне справедливое), что
размножаются они с необычайной быстротой.
   Вероятно, только позже оценят, насколько они разумны.
   На борьбу с нашествием будут направлены воинские части -
но тщетно. Над полями и селениями загудят самолеты; но что
им бомбить? Эти твари не мишень для обычного оружия, они не
ходят стаями. Они прячутся по углам, под диванами, в
чуланах, они все время тут, подле вас, но ускользают от
взгляда... Пустить в ход отраву? Но они жрут то, что вы им
подсовываете.
   И вот настает август, и люди уже совсем бессильны
повлиять на ход событий. Мехико занят войсками, но это одна
видимость: орды зверей захлестнули Толуку, Икстапан,
Тепальсинго, Куэрнаваку, и, как сообщают, их уже видели в
Сан-Луис Потоси, в Оахаке и Вера-Крусе.
   Совещаются ученые; предложены чрезвычайные меры, в
Мексику съезжаются специалисты со всего света. Зверье не
созывает совещаний и не публикует манифестов. Оно попросту
плодится и множится, оно уже распространилось к северу до
самого Дуранго и к югу вплоть до Вильярмосы.
   Соединенные Штаты закрывают свои границы - еще один
символический жест. Звери достигают Пьедрас Неграс, не
спросясь переходят Игл Пасс; без разрешения появляются в Эль
Пасо, Ларедо, Браунзвиле. Как смерч, проносятся по равнинам
и пустыням, как прибой, захлестывают, города. Это пришли
мохнатые друзья доктора Вампира, и они уже не уйдут.
   И, наконец, человечество понимает: задача не в том,
чтобы уничтожить загадочное зверье. Нет, задача - не дать
зверью уничтожить человека.
   Я нимало не сомневаюсь: это возможно. Но тут
потребуются объединенные усилия и изобретательность всего
человечества. Вот чего хочу я достичь, выводя породу
чудовищ.
   Видите ли, надо что-то делать. Я задумал своих зверей
как противовес, как силу, способную сдерживать неуправляемую
машину - человечество, которое обезумев, губит и себя, и всю
нашу планету. В конце концов, какое у человека право
истреблять неугодные ему виды жизни? Неужели все живое на
Земле должно либо служить его так плохо продуманным планам,
либо сгинуть? Разве каждый вид, каждая форма жизни не имеет
права на существование - права бесспорного и
неопровержимого?
   Хоть я и решился на самые крайние меры, они небесполезны
для рода людского. Никого больше не будут тревожить
водородная бомба, бактериологическая война, гибель лесов,
загрязнение водоемов и атмосферы, парниковый эффект и
прочее. В одно прекрасное утро все эти страхи покажутся
далеким прошлым. Человек вновь будет зависеть от природы.
Он останется единственным в своем роде разумным существом,
хищником; но отныне он вновь будет подвластен сдерживающим,
ограничивающим силам, которых так долго избегал.
   Он сохранит ту свободу, которую ценит превыше всего, - он
все еще волен будет убивать; он только потеряет возможность
истреблять дотла.
   Пневмония - великий мастер сокрушать надежды. Она убила
моих зверей. Вчера последний поднял голову и поглядел на
меня. Большие светлые глаза его потускнели. Он поднял
лапу, выпустил когти и легонько царапнул мою руку.
   И я не удержался от слез, потому что понял: несчастная
тварь старалась доставить мне удовольствие, она знала, как
жаждал я сделать ее свирепой, беспощадной - бичем рода
людского.
   Усилие оказалось непомерным. Великолепные глаза
закрылись. Зверь чуть заметно содрогнулся и испустил дух.
   Конечно, пневмонией можно объяснить не все. Помимо того,
просто не хватило воли к жизни. С тех пор, как Землею
завладел человек, все другие виды утратили жизнестойкость.
Порабощенные еноты еще резвятся в поредевших Адирондакских
лесах, и порабощенные львы обнюхивают жестянки из-под пива в
Крюгер-парке. Они, как и все остальные, существуют только
потому, что мы их терпим, ютятся в наших владениях, словно
временные поселенцы. И они это знают.
   Вот почему трудно найги в животном мире жизнелюбие,
стойкость и силу духа. Сила духа - достояние победителей.
   Со смертью последнего зверя пришел конец и мне. Я
слишком устал, слишком подавлен, чтобы начать сызнова. Мне
горько, что я подвел человечество. Горько, что подвел
львов, страусов, тигров, китов и всех, кому грозит вымирание
и гибель. Но еще горше, что я подвел воробьев, ворон, крыс,
гиен - всю эту нечисть, отребье, которое только для того и
существует, чтобы человек его уничтожал. Самое искреннее
мое сочувствие всегда было на стороне изгнанников, на
стороне отверженных, заброшенных, никчемных - я и сам из их
числа.
   Разве оттого только, что они не служат человеку, они -
нечисть и отребье? Да разве не все формы жизни имеют право
на существование - право полное и неограниченное? Неужели
всякая земная тварь обязана служить одному-единственному
виду, иначе ее сотрут с лица Земли?
   Должно быть, найдется еще человек, который думает и
чувствует, как я. Прошу его: пусть продолжает борьбу,
которую начал я, единоличную войну против наших сородичей,
пусть сражается с ними, как сражался бы с бушующим пламенем
пожара.
   Страницы эти написаны для моего предполагаемого
преемника.
   Что до меня, недавно Гарсия и еще какой-то чин явились ко
мне на квартиру для "обычного" санитарного осмотра. И
обнаружили трупы нескольких выведенных мною тварей, которые
я еще не успел уничтожить. Меня арестовали, обвинили в
жестоком обращении с животными и в том, что я устроил у себя
на дому бойню без соответствующего разрешения.
   Я собираюсь признать себя виновным по всем пунктам.
Обвинения эти ложны, но - согласен - по сути своей они
безусловно справедливы.




   Роберт Шекли
   Я и мои шпики

   Перевод А. Русина


   Никогда не представлял себе раньше, что на голову одного
человека может свалиться столько забот и хлопот, сколько
одолевает сейчас меня. Не так-то просто объяснить, как я
попал в эту историю, так что лучше, пожалуй, рассказать все
с самого начала.
   С 1991 года по окончании профессионального училища я
работал сборщиком сфинкс- клапанов на заводе фирмы
"Космические корабли "Старлинг". Местом своим я был
доволен. Мне нравилось смотреть, как громадные космические
корабли с ревом взмывают в небо и уходят к созвездию Лебедя,
к альфе Центавра и другим мирам, о которых мы так часто
слышим по радио и читаем в газетах. Я был молод, имел
друзей, передо мной открывалось блестящее будущее, я даже
был знаком с двумя-тремя девушками. Но все это ни к чему
не вело. На заводе мной были довольны, но я мог сделать
гораздо больше, если бы не потайные кинокамеры, объективы
которых были направлены на мои руки. Не подумайте, что я
имел что-нибудь против самих кинокамер - меня лишь
раздражало и не давало сосредоточиться их жужжание.
   Я ходил жаловаться в Ведомство Внутренней Безопасности.
Я говорил им: "Послушайте, почему у всех установлены новые
бесшумные кинокамеры, а у меня такое старье?" Но они ничего
не хотели для меня сделать - они были слишком заняты.
   Затем мое существование стали отравлять тысячи мелочей.
Возьмите, к примеру, звукозаписывающий аппарат,
вмонтированный в мой телевизор. Сотрудники ФБР никак не
могли его отрегулировать, и он гудел всю ночь напролет. Я
жаловался сотни раз. Я говорил им: "Послушайте, ни у кого
этот аппарат так не гудит, а мой не дает мне ни минуты
покоя!" В ответ мне прочитали набившую оскомину лекцию о
необходимости добиться победы в "холодной войне" и о том.
что они нс могут на каждого угодить. Такие вещи заставляют
чувствовать себя неполноценным. Я стал подозревать, что мое
правительство нисколько во мне не заинтересовано.
   Взять хотя бы моего шпика. Меня классифицировали как
Подозреваемого группы 18, то есть относили к той же
категории, что и вице-президента. Подозреваемые этой группы
подлежат лишь частичному надзору. Но приставленный ко мне
шпик считал себя, должно быть, кинозвездой - на нем всегда
была пятнистая шинель и шляпа с опущенными полями, которую
он к тому же надвигал на самые глаза. Это был худой и
нервный тип. Из страха потерять меня он буквально наступал
мне на пятки. Что ж, он делал все, что было в его силах,
чтобы справиться со своей задачей, и не его вина, что это
ему не удавалось. Мне было даже искренне жаль его - ведь в
таком деле, как слежка, конкурентов хоть отбавляй. Но меня
всегда стесняло уже одно его присутствие. Как только я
появлялся вместе с ним, - причем я чувствовал его дыхание на
своем затылке, - мои друзья хохотали до слез.
   - Билл, - шумели они, - это и есть единственное, на что
ты способен?
   Моя девушка говорила, что у нее мурашки по спине бегают
от одного его присутствия. Я, естественно, отправился в
Сенатскую Комиссию по Расследованию и заявил: "Послушайте,
почему вы не можете приставить ко мне квалифицированного
сыщика, чем я хуже моих друзей?"
   Они ответили, что примут меры, но я понимал, что слишком
ничтожен для них.
   Все эти мелочи довели меня до крайности, а спросите моего
психолога, много ли нужно, чтобы свести человека с ума. Я
устал оттого, что меня постоянно игнорировали, оттого, что
мной пренебрегали.
   Именно в это время я начал думать о глубоком космосе.
Там, за пределами Земли, раскинулись миллиарды квадратных
миль пустоты, испещренной бесчисленным множеством звезд.
Там каждый мужчина, женщина или ребенок могли выбрать себе
по планете вроде Земли. Там можно было подыскать местечко и
мне. Я купил себе "Каталог светил вселенной" и потрепанный
"Галактический пилот", проштудировал от корки до корки
учебник по гравитации и атлас межзвездного пилота. Наконец
я понял, что напичкан знаниями до предела и больше ни
крупицы в меня не влезет.
   Все мои сбережения пошли на покупку старого космического
корабля "Звездный клипер". Через швы этой развалины сочился
жидкий кислород, атомный реактор отличался поразительной
капризностью, но двигатели были в состоянии зашвырнуть вас
практически в любую точку бесконечного космоса. Все это
превращало мою затею в довольно опасное предприятие, но в
конце концов я рисковал только собственной жизнью. По
крайней мере так я думал в то время. Итак, я получил
паспорт, синюю визу, красную визу, номерное удостоверение,
пилюли от космической болезни и справку о дератификации. На
работе я взял расчет и попрощался с кинокамерами. Дома
уложил вещи и распрощался с звукозаписывающими аппаратами.
На улице пожал руку своему шпику и пожелал ему счастья.
   Я сжег все мосты - пути к отступлению больше не было!
Мне оставалось получить лишь общую визу, и я поспешил в Бюро
Общих Виз. Там я увидел клерка, загоревшего под
искусственным горным солнцем, но с молочно белыми руками.
Он подозрительно оглядел меня.
   - Куда же вы желаете отправиться?
   - В космос! - ответил я.
   - Это понятно. Но куда именно?
   - Я еще не знаю, - сказал я. - Просто в космос. В
Глубокий Космос! В Свободный Космос!
   Клерк устало вздохнул.
   - Если вы хотите получить общую визу, вам надо яснее
выражать свои мысли. Вы собираетесь поселиться на планете в
Американском Космосе? А может быть, хотите эмигрировать в
Британский Космос? Или в Голландский? Или во Французский?
   - Я не думал, что космос может быть чьим-то владением, -
ответил я.
   - Значит, вы отстали от жизни, - сказал он с улыбкой
превосходства. - Соединенные Штаты заявили свои права на
все космическое пространство между координатами 2ХА и 2В, за
исключением небольшого и сравнительно малозначащего
сегмента, на который претендует Мексика, Советскому Союзу
принадлежит пространство между координатами 3В и 02. Есть
также районы, выделенные Китаю, Цейлону, Нигерии...
   Я прервал его:
   - А где же Свободный Космос?
   - Такого нет.
   - Совсем нет? А как далеко простираются в космосе
границы?
   - В бесконечность! - гордо ответил он.
   На минуту я буквально остолбенел. Я как-то никогда не
представлял себе, что вся бесконечная вселенная- может
кому-то принадлежать. Но теперь это показалось мне вполне
естественным. В конце концов кто-то должен был владеть
пространством!
   - Я хочу отправиться в Американский Космос, - заявил я,
не придав этому большого значения, хотя потом оказалось, что
напрасно.
   Клерк молча кивнул и стал проверять мою анкету с
пятилетнего возраста - начинать с более юного возраста,
по-видимому, не имело смысла. После этого он выдал мне
общую визу.
   Когда я прибыл на космодром, мои корабль был уже
заправлен и подготовлен к старту. Мне удалось взлететь без
приключений. Однако по-настоящему я осознал свое
одиночество лишь тогда, когда Земля превратилась сначала в
маленькую точку, а затем и вовсе исчезла за кормой.
   С момента старта прошло пятьдесят часов. Я производил
обычный осмотр своих запасов, как вдруг заметил, что один из
мешков с овощами отличается по форме от других мешков.
Развязав этот мешок, я вместо ста фунтов картофеля обнаружил
в нем... девушку.
   Космический заяц! Я застыл с открытым ртом.
   - Ну что ж, - заговорила она, - может, вы поможете мне
выбраться из мешка? Или вы предпочитаете завязать его снова
и предать забвению этот инцидент?
   Я помог ей вылезти из мешка. Девушка оказалась очень
симпатичной, со стройной фигуркой, задумчивыми голубыми
глазами и рыжеватыми волосами, напоминающими струю пламени
от реактивного двигателя. Лицо ее, изрядно перепачканное,
выдавало характер бойкий и самостоятельный. На Земле я был
бы счастлив отмахать миль десять, чтобы встретиться с ней.
   - Вы не могли бы дать мне чего-нибудь перекусить? -
спросила она. - От самой Земли у меня и крошки во рту не
было, если не считать сырой моркови.
   Я приготовил ей бутерброд. Пока она ела, я спросил:
   - Что вы здесь делаете?
   - Вы все равно не поймете меня, - отвечала она с набитым
ртом.
   - А уверен, что пойму, - сказал я.
   Она подошла к иллюминатору и стала смотреть на панораму
звезд (в основном американских), сиявших в пустоте
Американского Космоса.
   - Я стремилась к свободе, - сказала она наконец.
   - То есть?
   Она устало опустилась на мою койку.
   - Может быть, вы назовете это романтикой, - голос ее
звучал спокойно, - но я принадлежу к тем безумцам, которые
темной ночью декламируют стихи и обливаются слезами перед
какой-нибудь нелепой статуэткой. Я прихожу в волненье при
виде желтых осенних листьев, а капли росы зеленой лужайке
кажутся мне слезами Земли. Мой психиатр говорил, что у меня
комплекс неполноценности.
   Она утомленно закрыла глаза - я вполне понимал ее.
Простоять пятьдесят часов в мешке из-под картофеля - это
утомит кого угодно.
   - Земля стала раздражать меня, - продолжала она. - Я
больше не могла все это выносить, - казенщину, дисциплину,
лишения, "холодную войну", "горячую войну", все на свете...
Мне хотелось смеяться вместе с ветром, бегать по зеленым
полям, бродить по тенистым лесам, петь...
   - Но почему вы выбрали именно меня?
   - Потому что вы хотели свободы, - ответила она. -
Впрочем, если вы настаиваете, я могу вас покинуть.
   Здесь, в глубинах космоса, мысль эта была идиотской, а на
возвращение к Земле у меня не хватило бы горючего.
   - Можете остаться, - сказал я.
   - Благодарю вас, - кротко ответила она, - вы
действительно поняли меня.
   - Конечно, - сказал я, - но давайте сначала уточним
некоторые детали. Прежде всего...
   Тут я заметил, что она уснула прямо на моей койке. На
губах ее застыла доверчивая улыбка.
   Я не медля ни минуты обыскал ее сумочку и обнаружил пять
губных помад, маникюрный набор, флакон духов "Венера-5",
книгу стихов в бумажном переплете и жетон с надписью
"Следователь по особым вопросам. ФБР".
   Я так и думал. Девушки обычно не ведут таких разговоров,
а шпики только так и говорят.
   Мне было приятно узнать, что правительство по-прежнему не
спускает с меня глаз. Теперь я не чувствовал себя таким
одиноким в космосе.
   Мой космический корабль углубился в просторы
Американского Космоса. Работая по пятнадцати часов
ежедневно, мне удалось добиться того, что этот музейный
экспонат летел как одно целое, атомные реакторы не слишком
перегревались, а швы в корпусе сохраняли герметичность.
Мэйвис О'Дэй - так звали моего шпика - готовила пищу, вела
домашнее хозяйство и успела расставить по всем углам
миниатюрные кинокамеры. Эти штуки противно жужжали, но я
притворялся, что ничего не замечаю.
   При всем при том, однако, мои отношения с мисс О'Дэй были
вполне сносными.
   Наше путешествие протекало вполне нормально, даже
счастливо, пока не случилось одно происшествие.
   Я дремал у пульта управления. Вдруг впереди по правому
борту вспыхнул яркий свет. Я отпрянул назад и сбил с ног
Мэйвис, которая в это время как раз вставляла новую кассету
с пленкой в кинокамеру N 3.
   - Извините, пожалуйста, - сказал я.
   - Ничего, ничего, все в порядке, - отвечала она.
   Я помог ей подняться на ноги. Опасная близость ее
гибкого тела ударила мне в голову. Я чувствовал дразнящий
аромат духов "Венера-5".
   - Теперь можете отпустить, - сказала она.
   - Да, конечно, - отвечал я, продолжая держать ее в
объятиях.
   Ее близость туманила мне мозг. Я слышал себя как бы со
стороны.
   - Мэйвис, - звучал мой голос, - мы познакомились совсем
недавно, но...
   - Что, Билл? - спросила она.
   Все плыло перед моими глазами, и на какое-то мгновение я
забыл, что наши отношения должны быть отношениями Шпика и
Подозреваемого. Не знаю, что бы я стал говорить дальше, но
в этот момент за бортом снова вспыхнул и погас яркий свет.
Я отпустил Мэйвис и бросился к пульту управления. С трудом
удалось мне затормозить, а затем и совсем остановить мой
старый "Звездный клипер". Я оглядел пространство вокруг
корабля.
   Снаружи, в космической пустоте, неподвижно висел обломок
скалы. На нем сидел мальчишка в космическом скафандре. В
одной руке он держал ящик с сигнальными ракетами, в другой -
собаку, тоже одетую в скафандр.
   Мы быстро переправили его на корабль и сняли скафандр.
   - А моя собака... - начал он.
   - Все в порядке, сынок, - ответил я.
   - Мне очень неловко, - продолжал он, - что я вторгся к
вам таким образом.
   - Забудь об этом, - сказал я. - Что ты там делал на
скале?
   - Сэр, - начал он тонким голосом, - мне придется начать с
самого начала. Мой отец был пилотом - испытателем
космических кораблей. Он геройски погиб, пытаясь преодолеть
световой барьер. Недавно моя мать второй раз вышла замуж.
Ее новый муж - высокий черноволосый мужчина с бегающими,
близко посаженными глазами и всегда крепко сжатыми губами.
До недавнего времени он стоял за прилавком галантерейного
отдела большого универсального магазина. С самого начала
одно мое присутствие приводило его в ярость. Наверное, мои
светлые локоны, большие глаза и веселый ирав напоминали ему
моего покойного отца. Наши отношения день ото дня
становились все хуже и хуже.
   У него был дядя, и вдруг он умирает при очень странных
обстоятельствах, оставляя ему участки земли на какой-то
планете в Британском Космосе. Мы снарядили наш космический
корабль и отправились на эту планету. Как только мы
достигли пустынного района космоса, он сказал моей матери:
"Рейчл, он уже достаточно взрослый, чтобы самому о себе
позаботиться". Мать воскликнула: "Дэрк, он ведь еще так
малГ Но моя веселая мягкосердечная мать не могла, конечно,
противостоять железной воле этого человека, которого я
никогда и ни за что не назову отцом. Он запихнул меня в мой
космический скафандр, дал мне ящик с ракетами, сунул Фликера
в его собственный маленький скафандрик и сказал мне: "В
наши дни такой пар