ло означать?"  -  подумал  Парк.  Он  позволил  Эдселю
прожить ровно столько, чтобы испытать оружие. Нет смысла рисковать  лишний
раз. Жаль, что он не успел испытать и этого.
     Впрочем, и не нужно. У него и так хватает всякого оружия. Но вот это,
последнее, может облегчить задачу, сделать ее  гораздо  более  безопасной.
Что бы там ни было, это ему, несомненно, поможет.
     - Ну, - сказал он самому себе,  -  давай-ка  посмотрим,  что  считают
абсолютным оружием сами марсиане, - и открыл шкатулку.
     Из нее пошел легкий пар. Парк отбросил шкатулку  подальше,  опасаясь,
что там ядовитый газ.
     Пар прошел струей вверх и в стороны, затем  начал  сгущаться.  Облако
ширилось, росло и принимало какую-то определенную форму.
     Через  несколько  секунд  оно  приняло  законченный  вид  и  застыло,
возвышаясь над шкатулкой. Облако  поблескивало  металлическим  отсветом  в
угасающем свете дня, и  Парк  увидел,  что  это  огромный  рот  под  двумя
немигающими глазами.
     - Хо-хо! - сказал рот. - Протоплазма! - Он потянулся к телу Эдселя.
     Парк поднял дезинтегратор и тщательно прицелился.
     - Спокойная протоплазма, - сказало чудовище, пожирая тело  Эдселя,  -
мне нравится спокойная протоплазма, - и  чудовище  заглотало  тело  Эдселя
целиком.
     Парк выстрелил. Взрыв вырыл десятифутовую воронку  в  почве.  Из  нее
выплыл гигантский рот.
     - Долго же я ждал! - сказал рот.
     Нервы у Парка сжались в тугой комок.  Он  с  трудом  подавил  в  себе
надвигающийся панический ужас. Сдерживая себя, он не спеша включил силовое
поле, и голубой шар окутал его.
     Парк  схватил  пистолет,  из  которого   Эдсель   убил   Факсона,   и
почувствовал, как удобно легла в его руку прикладистая рукоятка.  Чудовище
приближалось. Парк нажал на кнопку, и из дула вырвался прямой луч...
     Оно продолжало приближаться.
     - Сгинь, исчезни! - завизжал Парк. Нервы у него начали рваться.
     Оно приближалось с широкой ухмылкой.
     - Мне нравится спокойная протоплазма, - сказало Оно, и гигантский рот
сомкнулся над Парком, - но мне нравится и активная протоплазма.
     Оно глотнуло и затем выплыло сквозь другую стенку  поля,  оглядываясь
по  сторонам  в  поисках  миллионов   единиц   протоплазмы,   как   бывало
давным-давно.


                               Роберт ШЕКЛИ

                           БЕСКОНЕЧНЫЙ ВЕСТЕРН




     Меня зовут Уошберн: просто Уошберн - для друзей, мистер Уошберн - для
врагов и тех, кто со мной не знаком. В сущности, я  уже  сказал  все,  что
хотел, дальше представляться нечего: вы  видели  меня  тысячу  раз  (и  на
большом экране ближайшего  телетеатра,  и  на  маленьком  экране  платного
телевизора в вашей  квартире),  как  я  еду  верхом  среди  кактусов,  мой
знаменитый котелок надвинут на самые глаза, мой не менее знаменитый  кольт
сорок четвертого калибра со стволом семь с половиной  дюймов  поблескивает
за ремешком у  правой  ноги.  Но  в  настоящий  момент  я  еду  в  большом
"кадиллаке" с кондиционером, сидя между своим менеджером Гордоном  Симмсом
и женой Консуэлой. Мы свернули  с  государственного  шоссе  101  и  теперь
трясемся  по  разбитой  грязной  дороге,  которая  скоро  упрется  в  пост
Уэллс-Фарго - один из входов на  Съемочную  Площадку.  Симмс  захлебываясь
говорит что-то и массирует мне основание шеи, словно я боксер, готовящийся
выйти на ринг. В каком-то смысле так оно и есть. Консуэла молчит. Она  еще
плохо знает  английский.  Мы  женаты  меньше  двух  месяцев.  Моя  жена  -
прелестнейшее из существ, какое только можно вообразить, она же в  прошлом
Мисс Чили и в прошлом же героиня боевика с гаучос, снятого в Буэнос-Айресе
и Монтевидео. Сцена нашей поездки идет вне кадра. Этот кусок  вам  никогда
не покажут: возвращение знаменитого стрелка, весь его  путь  из  Бель-Эйра
образца легкомысленно-нервозного 2031 года на добрый Старый Запад середины
тысяча восьмисотых годов.
     Симмс тараторит о каких-то капиталовложениях, которые я - он на  этом
настаивает - будто бы должен сделать, о каких-то новых  бурениях  морского
дна (это очередной  Симмсов  прожект  скорейшего  обогащения,  -  прожект,
потому что Симмс и так уже достаточно богат, а кто, скажите,  не  сколотил
бы состояния, получая тридцать процентов со всех моих доходов?  Да  еще  в
течение всех десяти моих звездных  лет?).  Конечно,  Симмс  мне  друг,  но
сейчас я не могу думать ни о каких инвестициях, потому что мы приближаемся
к Площадке.
     Консуэлу - она сидит справа от меня - бьет дрожь при виде знаменитого
старого поста, иссеченного дождями и ветрами. Она так по-настоящему  и  не
поняла еще, что такое Бесконечный Вестерн. У себя в Южной Америке  они  до
сих пор снимают фильмы на старомодный манер: все отрежиссировано и  все  -
фальшь, и "пушки" палят только  холостыми  патронами.  Консуэла  не  может
понять,  почему  в  самом  популярном  фильме  Америки  все  должно   быть
взаправду, когда можно  обойтись  трюками  и  никто  никого  не  убьет.  Я
пробовал объяснить ей суть, но на испанском это звучит как-то смешно.
     Мой  нынешний  выход,  к  сожалению,  не  чета  прежним:  я   прервал
заслуженный отдых, чтобы сыграть всего лишь эпизодическую роль. Я заключил
контракт "без убийств": знаменитый стрелок появится в  комедийном  эпизоде
со Стариной Джеффом  Мэнглзом  и  Натчезом  Паркером.  Никакого  сценария,
конечно, нет: в Вестерне его и не  бывает.  В  любой  ситуации  мы  сумеем
сымпровизировать, - мы, актеры комедии дель арте Старого Запада.  Консуэла
совершенно этого не понимает. Она слышала о "контрактах  на  убийство",  а
контракт "без убийств" - это для нее нечто совсем уж новенькое.
     Вот мы и приехали. Машина останавливается  перед  низким,  некрашеным
строением из сосновых досок. Все, что по  сию  сторону  от  поста,  -  это
Америка двадцать первого века во всем блеске ее безотходного  производства
и утилизации вторсырья. По ту сторону строения  раскинулся  миллион  акров
прерий, гор, пустынь с тысячами скрытых камер и микрофонов  -  то,  что  и
составляет Съемочную Площадку Бесконечного Вестерна.
     Я  уже  одет,  как  полагается  по  роли:  синие  джинсы,  рубашка  в
бело-синюю клетку, ботинки, котелок  дерби,  куртка  из  сыромятной  кожи.
Сбоку - револьвер весом три с четвертью фунта. По ту сторону  строения,  у
коновязи,  меня  ожидает  лошадь,  все  мое  снаряжение  уже  упаковано  в
аккуратный вьюк из  походного  одеяла,  притороченный  к  седлу.  Помощник
режиссера осматривает меня и находит, что все в порядке:  на  мне  нет  ни
наручных часов, ни прочих  анахронизмов,  которые  бросились  бы  в  глаза
скрытым камерам.
     - Отлично, мистер Уошберн, - говорит  он.  -  Можете  отправляться  в
любой момент, как только будете готовы.
     Симмс в последний раз массирует мне спину, - мне,  его  надежде,  его
герою дня. Он возбужденно пританцовывает на  цыпочках,  он  завидует  мне,
мечтает, чтобы это не я, а он сам ехал  по  пустыне  -  высокий  неспешный
человек с ленивыми манерами и  молниеносной  смертью,  таящейся  у  правой
руки. Впрочем, куда Симмсу: он низенького роста, толстый, уже почти совсем
лысый. На роль он, конечно, не годится, вот ему и  приходится  жить  чужой
жизнью.
     Я  олицетворяю  зрелость  Симмса,  мы  вместе  бессчетное  число  раз
пробирались опасной тропой, наш верный "сорок четвертый" очистил округу от
всех врагов, и мы взяли в свои руки  высшую  власть,  -  мы  -  это  самый
лучший, никем не превзойденный стрелок на всем  Диком  Западе,  абсолютный
чемпион по скоростному выхватыванию револьвера, человек,  который  наконец
отошел от дел, когда все враги были либо мертвы,  либо  не  смели  поднять
головы...
     Бедный Симмс, он всегда хотел, чтобы мы сыграли эту последнюю великую
сцену - финальный грозный проход по какой-нибудь пыльной Главной улице.
     Он хотел, чтобы мы, неотразимые, шли, высоко подняв голову, расправив
плечи, - не за деньги, ибо заработали уже больше чем достаточно, а  только
ради славы, чтобы сошли со  Сцены  в  сверкании  револьверных  вспышек,  в
наилучшей нашей форме, на вершине успеха. Я и сам мечтал об этом, но враги
стали осторожнее, и последний год в Вестерне был для Уошберна  совсем  уже
посмешищем: он разъезжал  на  лошади,  зорко  посматривая,  что  бы  такое
предпринять (шестизарядка всегда наготове!), однако не находилось  никого,
кто захотел бы испытать  на  нем  свою  реакцию.  И  взять  даже  нынешнюю
эпизодическую роль... - для Симмса это издевательство  над  самими  нашими
устоями. Полагаю,  что  для  меня  это  не  меньшее  оскорбление.  (Трудно
представить, где начинаюсь я и где кончается Симмс;  трудно  отделить  то,
чего хочу я, от того, чего желает Симмс, и уж вовсе невозможно без  страха
смотреть в лица фактам: нашим звездным годам в Вестерне приходит конец.)
     Симмс правой рукой трясет мою  кисть,  левой  крепко  сдавливает  мне
плечо и не произносит ни слова - все в том  мужественном  стиле  Вестерна,
который он усвоил, годами ассоциируя себя со мной, будучи  мной.  Консуэла
страстно сжимает меня в объятиях, в ее глазах слезы, она целует меня,  она
говорит, чтобы я побыстрее возвращался. Ах эти потрясающие первые месяцы с
новой женой! Они великолепны... до той поры, пока не  снизойдет  вновь  на
душу скука давно знакомой обыденности! Консуэла у меня четвертая по счету.
В своей жизни я исходил множество троп, в большинстве одних и  тех  же,  и
вот теперь режиссер снова осматривает меня, отыскивая мазки губной помады,
кивает: "все в порядке!" - и я отворачиваюсь от Консуэлы и Симмса, салютую
им двумя пальцами - мой знаменитый жест! - и  еду  по  скрипучему  настилу
поста Уэллс-Фарго на ТУ  сторону  в  сияющий  солнечный  мир  Бесконечного
Вестерна.
     Издалека камера берет одинокого всадника,  который,  словно  муравей,
ползет между искусно испещренных полосами стен каньона.  Мы  видим  его  в
серии  последовательных  кадров  на  фоне  разворачивающейся  перед   нами
панорамы пустынного пейзажа. Вот он вечером готовит себе еду на  маленьком
костре, его силуэт четко вырисовывается на заднике пылающего неба, котелок
дерби с небрежным изяществом сдвинут на затылок. Вот он спит, завернувшись
в одеяло; угольки костра, угасая, превращаются в золу. Еще не рассвело,  а
всадник снова на ногах - варит кофе, готовясь к дневному переходу.  Восход
солнца застигает его уже верхом: он едет, прикрыв рукой глаза от слепящего
света, сильно откинувшись назад, насколько позволяют свободные стремена, и
предоставив лошади самой отыскивать дорогу на скалистых склонах.
     Я одновременно и зритель, наблюдающий за  собой  как  за  актером  со
стороны, и актер, наблюдающий за собой - зрителем. Сбылась мечта  детства:
играть роль и в то же время созерцать, как мы играем ее. Я  знаю,  что  мы
никогда  не  перестаем  играть  и  равным  образом  никогда  не  перестаем
наблюдать за собой в процессе игры.  Это  просто  ирония  судьбы,  что  те
героические картины, которые вижу я, совпадают с теми, что  видите  и  вы,
сидя перед своими маленькими экранчиками.
     Вот всадник забрался на высокую седловину между двумя  горами.  Здесь
холодно, дует горный ветер, воротник куртки наездника  поднят,  а  котелок
дерби привязан  к  голове  ярким  шерстяным  шарфом.  Глядя  поверх  плеча
мужчины, мы видим далеко внизу поселок - совсем  крохотный,  затерянный  в
безмерности ландшафта. Мы провожаем  глазами  всадника:  обругав  уставшую
лошадь последними словами, он начинает спуск к поселку.
     Всадник в котелке дерби ведет на поводу  лошадь  по  поселку  Команч.
Здесь только одна улица - Главная улица, - с  салуном,  постоялым  двором,
платной конюшней, кузницей, лавкой; все старомодное и  застывшее,  как  на
дагерротипе времен Гражданской войны. Ветер  пустыни  постоянно  дует  над
городком, и повсюду оседает тонкая пыль.
     Всадника здесь знают. В  толпе  бездельников,  собравшихся  у  лавки,
слышны восклицания:
     - Ого, это сам Уошберн!
     Я одеревенелыми  руками  расседлываю  лошадь  у  входа  в  конюшню  -
высокий, запыленный в дороге мужчина: пояс с кобурой опущен низко и  висит
свободно; потрескавшаяся, с роговыми накладками рукоятка "пушки" вызывающе
торчит прямо под рукой.  Я  оборачиваюсь  и  потираю  лицо  -  знаменитое,
вытянутое, скорбное лицо: глубокая  складка  шрама,  перерезавшего  скулу,
прищуренные  немигающие  серые  глаза.  Это   лицо   жесткого,   опасного,
непредсказуемого в действиях человека, и тем не менее он вызывает глубокую
симпатию. Это я наблюдаю за вами, в то время как вы наблюдаете за мной.
     Я выхожу из конюшни, и тут меня приветствует шериф Бен Уотсон  -  мой
старый друг. Дочерна загоревшее лицо;  длинные  черные  усы,  подкрученные
кверху; на жилете из гребенной шерсти тускло поблескивает жестяная звезда.
     - Слышал, слышал, что ты в наших краях и можешь заскочить, -  говорит
он. - Слышал также, будто ты ненадолго уезжал в Калифорнию?
     "Калифорния" -  это  наше  специальное  кодовое  слово,  обозначающее
"отпуск", "отдых", "отставку".
     - Так оно и есть, - говорю я. - Как здесь дела?
     - Так себе, - отвечает Уотсон. - Не думаю, чтобы ты уже прослышал про
Старину Джеффа Мэнглза.
     Я жду. Шериф продолжает:
     - Это стряслось только вчера. Старину Джеффа сбросила лошадь - там, в
пустыне.  Мы  решили,  что  его  коняга  испугалась  гремучки...   Господь
свидетель, я тысячу раз говорил  ему,  чтобы  он  продал  эту  здоровенную
брыкливую бельмастую скотину. Но ты же знаешь Старину Джеффа...
     - Что с ним? - спрашиваю я.
     - Ну, это... Я же сказал.  Лошадь  сбросила  его  и  потащила.  Когда
Джимми Коннерс нашел его, он был уже мертв.
     Долгое молчание. Я сдвигаю котелок на затылок. Наконец говорю:
     - Ладно, Бен, что ты еще хочешь мне сказать?
     Шерифу не по себе. Он дергается, переминаясь с ноги на ногу.  Я  жду.
Джефф Мэнглз мертв; эпизод, который я нанялся играть, провален. Как теперь
будут развиваться события?
     - Ты, должно быть, хочешь пить, - говорит  Уотсон.  -  Что,  если  мы
опрокинем по кружечке пивка?..
     - Сначала - новости.
     - Ну что ж... Ты когда-нибудь слыхал о  ковбое  по  имени  Малыш  Джо
Поттер из Кастрюльной Ручки*?
     Я отрицательно качаю головой.
     - Не так давно его занесло каким-то ветром  в  наши  края.  Вместе  с
репутацией  быстрого  стрелка.  Ты  ничего  не  слышал  о  перестрелке   в
Туин-Пикс?
     Как только шериф называет это место, я тут же вспоминаю,  что  кто-то
говорил о чем-то подобном. Но в "Калифорнии" меня занимали дела совершенно
иного рода, и мне было не до перестрелок - вплоть до сегодняшнего дня.
     - Этот самый Малыш Джо Поттер,  -  продолжал  Уотсон,  -  вышел  один
против четверых. Какой-то у них там возник диспут по  поводу  одной  дамы.
Говорят, это была та еще драка. В конечном счете Малыш Джо  отправил  всех
четырех на тот свет, и слава его, естественно, только возросла.
     - И что? - спрашиваю я.
     - Ну, значит, прошло  время,  и  вот  Малыш  Джо  играет  в  покер  с
какими-то ребятами  в  заведении  Ядозуба  Бенда...  -  Уотсон  замолкает,
чувствуя себя очень неловко. - Знаешь  что,  Уошберн,  может,  тебе  лучше
обменяться с Чарли Гиббсом? Ведь он разговаривал с человеком, который  сам
присутствовал при той игре. Да, лучше всего  -  поговори  прямо  с  Чарли.
Пока, Уошберн. Увидимся...
     Шериф уходит восвояси, следуя неписаному  закону  Вестерна:  сокращай
диалоги до предела и давай другим актерам тоже принять участие в действии.
     Я направляюсь к салуну. За мной следует какая-то личность -  парнишка
лет  восемнадцати,  от  силы  девятнадцати,  долговязый,  веснушчатый,   в
коротких, давно не по росту рабочих штанах и потрескавшихся  ботинках.  На
боку у него "пушка". Чего он хочет от меня? Наверное, того же, что  и  все
остальные.
     Я вхожу в  салун,  мои  шпоры  гремят  по  дощатому  полу.  У  стойки
расположился Чарли Гиббс  -  толстый  замызганный  морщинистый  мужичонка,
вечно скалящий зубы. Он не вооружен, потому что Чарли Гиббс  -  комический
персонаж, следовательно, он не убивает  и  его  не  убивают  тоже.  Чарли,
помимо прочего, местный представитель Гильдии киноактеров.
     Я покупаю ему спиртное и спрашиваю о  знаменитой  партии  в  покер  с
участием Малыша Джо Поттера.
     - Я слышал об этом от Техасца Джима Клэра. Ты  ведь  помнишь  Техасца
Джима? Хороший малый, он работает ковбоем на ферме Дональдсона.  Так  вот,
Уошберн,  Техасец  Джим  затесался  в   эту   покерную   компанию   вместо
отлучившегося Ядозуба Бенда. Страсти начали накаляться. Вот,  наконец.  на
столе крупный банк, и Док Дэйли набавляет  тысячу  мексиканских  долларов.
Видать, Малышу Джо тоже очень нравились карты, что были у него  на  руках,
но деньжат-то уже  не  осталось.  Док  высказывается  в  том  смысле,  что
согласен  взять  и  натурой,  если  только  Малыш  Джо  выдумает  кой-чего
подходящее. Малыш Джо поразмыслил немного, а затем и говорит: "Сколько  ты
дашь за котелок мистера Уошберна?" Тут, конечно, все замолчали, потому что
ведь к мистеру Уошберну никто так просто не подойдет и  не  стянет  дерби,
разве что прежде убьет человека, который под этим самым  котелком.  Но,  с
другой стороны, известно, что Малыш Джо не из хвастливых,  к  тому  же  он
грамотно распорядился собой во время  той  самой  перестрелки  с  четырьмя
ребятами. И вот Док обдумал все и говорит: "Идет, Джо. Я прощу тебе тысячу
за котелок Уошберна, и я с радостью заплачу тебе еще  тысячу  за  место  в
первом ряду, когда ты будешь этот котелок снимать". "Место в  первом  ряду
получишь даром, - отвечает Малыш Джо, - но только в  том  случае,  если  я
сейчас проиграю, а я вовсе не собираюсь этого делать". Ставки  сделаны,  и
оба открывают карты. Четыре валета Дока  бьют  четверку  восьмерок  Малыша
Джо. Малыш Джо встает со стула,  потягивается  и  говорит:  "Что  ж,  Док,
похоже на то, что ты получишь-таки свое место в первом ряду".
     Чарли опрокидывает  стаканчик  и  впивается  в  меня  светлыми  злыми
глазками.  Я  киваю,  высасываю  свое  питье  и  выхожу  на  задний  двор,
направляясь к уборной.
     Уборная служит нам закадровой площадкой. Мы заходим сюда, когда нужно
поговорить  о  чем-то,  что  не  связано  с  контекстом  Вестерна.  Спустя
несколько минут сюда является Чарли  Гиббс.  Он  включает  замаскированный
кондиционер, вытаскивает из-за балки пачку сигарет, закуривает, садится  и
устраивается поудобнее. В качестве представителя Гильдии киноактеров Чарли
проводит здесь довольно много времени, выслушивая наши жалобы  и  горести.
Это его контора, и он постарался  обставить  ее  с  максимально  возможным
комфортом.
     - Я полагаю, ты хочешь знать, что происходит? - спрашивает Чарли.
     - Черт побери, конечно! - завожусь я. - Что это за  чушь,  будто  Джо
Поттер собирается стянуть с меня котелок?
     - Не горячись, - говорит Чарли, - все в порядке. Поттер -  восходящая
звезда. Раз  уж  Джефф  Мэнглз  убился,  то  совершенно  естественно  было
схлестнуть Джо с тобой. Поттер согласился. Вчера запросили твоего  агента,
и он возобновил контракт. Ты получишь чертову прорву денег за этот  эпизод
со стрельбой.
     - Симмс возобновил мой контракт? Не переговорив со мной?
     - Тебя никак не могли найти. Симмс сказал, что с  твоей  стороны  все
будет в полном ажуре. Он сделал заявление газетам, что не раз  обговаривал
с тобой это дело и что ты всегда мечтал покинуть Вестерн с большим  шумом,
в наилучшей своей форме, затеяв последнюю грандиозную стрельбу. Он сказал,
что ему не нужно даже обсуждать это с тобой, что вы с ним роднее  братьев.
Симмс сказал, мол, он очень рад, коль скоро выпадает такой шанс,  и  знает
наверняка, что ты будешь рад тоже.
     - Бог ты мой? Этот придурок Симмс!
     - Он что, подложил тебе свинью? - спрашивает Чарли.
     - Да нет, не совсем так. Даже совсем не так. Мы  действительно  много
говорили о финально