о сам факт, что армия снабдила мою метеостанцию едва
ли не  каждым  известным  людям  приспособлением,  тоже  граничит  с  чудом.
Старались они, разумеется, не ради меня. Военные планировали основать  здесь
базу. Они завезли  оборудование,  но  позднее  им  пришлось  забросить  весь
проект.
   Но я тем не менее продолжал посылать прогнозы погоды - до тех  пор,  пока
они им требовались.
   Зато какие у меня устройства и  приборы!  Наука  всегда  меня  восхищала.
Полагаю, я тоже в некотором роде ученый, но не исследователь,  а  в  этом  и
кроется разница. Попросите исследователя сделать что-либо невозможное - и он
примется за работу, причем непременно добьется успеха. Я их очень уважаю.
   По-моему, все началось так. Некий генерал собрал, должно быть,  ученых  и
сказал:
   - Парни, нам здорово не хватает специалистов,  а  заменить  их  ну  никак
невозможно. Нужно, чтобы с их работой справлялся  кто  угодно,  даже  полный
неумеха. Что, нереально? А не придумаете ли вы что-нибудь?
   И ученые честно принялись за дело, создавая все эти поразительные книги и
устройства.
   К примеру, на прошлой неделе у меня разболелся зуб. Сперва я  решил,  что
попросту простудился, потому что здесь пока еще довольно холодно, даже когда
извергаются  вулканы.  Но  зуб  оказался  действительно  больным.  Тогда   я
распаковал зубоврачебный агрегат, настроил его и прочитал то, что полагалось
прочесть. Я сам провел полное обследование, отыскал и больной зуб, и полость
в нем. Потом сделал себе  инъекцию,  прочистил  зуб  и  доставил  пломбу.  У
дантиста уходят годы на то: что я по необходимости  усвоил  за  пять  часов,
Теперь возьмем еду. Поначалу я до безобразия  растолстел,  потому  что  мне,
кроме передачи прогнозов погоды, совершенно нечем было заняться. Но когда  я
перестал  их  посылать,  я  научился  готовить  себе  такие  обеды,  которым
позавидовал бы лучший шеф-повар в мире. Кулинария считалась  искусством,  но
как только за нее взялись ученые, они превратили ее в науку, И такие примеры
я могу приводить долго. Многое из того: чем меня снабдили: попросту  мне  не
нужно, потому что сейчас я совершенно один. Но каждый способен стать опытным
адвокатом, - прочитав имеющиеся у меня справочники. Они  написаны  так,  что
любой человек среднего ума способен отыскать в них разделы, необходимые  для
успешной зашиты судебного дела, и  понять  их  смысл  -  ведь  они  написаны
простым и ясным языком.
   Никто еще не пытался подать на меня в  суд,  потому  что  мне  всю  жизнь
везло. Но  иногда  мне  хочется,  чтобы  такое  случилось,  -  просто  чтобы
испробовать написанное в тех книгах.
   Совсем другое дело - строительство. Когда я  сюда  прибыл,  мне  пришлось
ютиться в сборной хибаре из гофрированного железа. Но я распаковал несколько
восхитительных строительных машин и  отыскал  материалы,  которые  под  силу
обработать каждому. Я построил себе пятикомнатный, непробиваемый бомбами дом
с выложенной кафелем ванной. Кафель, разумеется, не  настоящий,  но  на  вид
достаточно похож, к тому же его  на  удивление  легко  укладывать.  А  когда
прочитаешь инструкцию, изготовить ковры во всю стену тоже совсем просто.
   Больше всего меня  удивила  канализация  в  моем  доме.  Мне  она  всегда
казалась  сложнейшей  в  мире  вещью  -  даже  сложнее,  чем  медицина   или
стоматология. Но и с ней я справился запросто. Возможно, по профессиональным
стандартам  конструкция  получилась  не  очень  совершенной,  но  меня   она
устраивает.  А  цепочка  фильтров,  стерилизаторов,  очистителей  и   прочих
приспособлений обеспечивает меня водой, в  которой  не  сыщешь  даже  самого
устойчивого микроба. И устанавливал я их сам.
   Временами мне здесь становится одиноко, и  тут  ученые  мало  что  смогли
сделать. Ничто не заменит общество другого человека. Но кто знает,  если  бы
ученые-исследователи попробовали всерьез,  глядишь,  и  смогли  бы  выдумать
нечто такое, что скрасило бы  полное  одиночество  оказавшегося  в  изоляции
парня вроде меня.
   Поговорить мне совершенно не с кем - даже с патагонцами. После нескольких
цунами они - те немногие, кто уцелел, - перебрались на  север.  А  музыка  -
утешение слабое. Впрочем,  я  из  тех,  кто  не  очень-то  возражает  против
одиночества. Наверное, поэтому меня сюда и послали.
   Но жаль, что не осталось хотя бы парочки деревьев.
   Живопись! Я забыл упомянуть о живописи! Все знают, насколько это  сложно.
Нужно досконально разбираться в перспективе и линиях, цвете и массе,  и  еще
во всякой всячине. Практически, нужно  быть  гением  еще  до  того,  как  вы
сумеете сделать что-то стоящее.
   Я же просто подобрал кисти, натянул холсты и теперь  могу  рисовать  все,
что мне  нравится.  Все  необходимые  действия  описаны  в  книге.  А  какие
впечатляющие местные закаты я написал маслом! Они достаточно хороши даже для
выставки. Таких закатов вы никогда не видали! Пылающие цвета,  изумительные,
просто невозможные образы. Причиной тому пыль в атмосфере.
   И слух у меня улучшился. Разве я не говорил, что я везучий? После первого
взрыва у меня лопнули барабанные перепонки. Но я  ношу  слуховой  аппарат  -
такой маленький, что его почти не видно, - и слышу лучше прежнего.
   Вот хороший повод поговорить о медицине - нигде наука не  поработала  так
здорово. Книги подсказывают мне, как  поступить  в  любой  ситуации.  Я  сам
вырезал себе аппендикс - несколько лет назад подобное считалось невозможным.
Мне достаточно было отыскать нужные симптомы, выполнить  все  указания  -  и
дело сделано. Я вылечил себя от всяческих болезней, но против  радиационного
отравления, конечно же, ничего сделать не в состоянии. Впрочем, книги тут не
виноваты. Просто никто не в силах справиться с радиационным  отравлением.  И
будь со мной лучшие в мире специалисты, они тоже оказались бы бессильны.
   Если бы такие специалисты остались. Их, разумеется, больше нет.
   Но все не так уж и плохо. Я знаю, что нужно делать,  и  поэтому  боли  не
испытываю. Только не  подумайте,  будто  мне  изменило  везение.  Просто  не
повезло всем.
   Что ж если подвести итоги, сказанное мною не очень-то  назовешь  кредо  -
что, в общем-то, подразумевалось. Наверное, стоит проштудировать руководство
о том, как писать книги. Тогда я узнаю, как можно выразить все свои мысли, а
заодно и то, какие слова тут больше подходят. То есть что я думаю о науке  и
как я ей благодарен. Мне тридцать девять лет. Я прожил дольше, чем любой  из
нас, - пусть даже я завтра умру. Но лишь потому, что я везучий и оказался  в
нужном месте в нужное время.
   Наверное, не стану все-таки тратить время на книгу - все равно ее  некому
будет читать. Кому нужен писатель без читателей?
   Фотография - гораздо более интересное занятие. Кстати,  пора  распаковать
кое-какие инструменты. Нужно выкопать могилу; построить  мавзолей  и  высечь
себе надгробие.



   Роберт ШЕКЛИ
   ПОПРОБУЙ ДОКАЖИ



   ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   Руки уже очень устали, но он снова  поднял  молоток  и  зубило.  Осталось
совсем немного - высечь последние две-три буквы в твердом  граните.  Наконец
он поставил последнюю точку и выпрямился, небрежно уронив инструменты на пол
пещеры. Вытерев пот с грязного,  заросшего  щетиной  лица,  он  с  гордостью
прочел:
   Я ВОССТАЛ ИЗ ПЛАНЕТНОЙ ГРЯЗИ. НАГОЙ И  БЕЗЗАЩИТНЫЙ,  Я  СТАЛ  ИЗГОТОВЛЯТЬ
ОРУДИЯ ТРУДА. Я СТРОИЛ И  РАЗРУШАЛ,  ТВОРИЛ  И  УНИЧТОЖАЛ.  Я  СОЗДАЛ  НЕЧТО
СИЛЬНЕЕ СЕБЯ, И ОНО МЕНЯ УНИЧТОЖИЛО.
   МОЕ ИМЯ ЧЕЛОВЕК, И ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ТВОРЕНИЕ.
   Он улыбнулся. Получилось совсем неплохо. Возможно,  не  совсем  грамотно,
зато удачный  некролог  человечеству,  написанный  последним  человеком.  Он
взглянул на инструменты. Все, решил он, больше  они  не  нужны.  Он  тут  же
растворил их и, проголодавшись после долгой работы,  присел  на  корточки  в
уголке пещеры и сотворил обед. Уставившись на еду, он никак не  мог  понять,
чего же не хватает, и затем с виноватой улыбкой сотворил стол, стул, приборы
и тарелки. Опять забыл, раздраженно подумал он.
   Хотя спешить было некуда, он ел  торопливо,  отметив  про  себя  странный
факт: когда он не задумывал что-то  особенное,  всегда  сотворял  гамбургер,
картофельное пюре, бобы, хлеб и мороженое. Привычка, решил он. Пообедав,  он
растворил остатки пищи вместе с  тарелками,  приборами  и  столом.  Стул  он
оставил и, усевшись на него, задумчиво уставился на надпись.  Хороша-то  она
хороша, подумал он, да только кроме меня ее читать некому.
   У него не возникало и тени сомнения в том, что он последний живой человек
на Земле. Война оказалась тщательной - на такую тщательность способен только
человек, до предела дотошное животное. Нейтралов в ней не было, и отсидеться
в сторонке тоже не удалось никому. Пришлось выбирать - или ты  с  нами,  или
против нас. Бактерии, газы и радиация укрыли  Землю  гигантским  саваном.  В
первые дни войны одно  несокрушимое  секретное  оружие  с  почти  монотонной
регулярностью одерживало верх над другим, столь же секретным.  И  еще  долго
после  того  как  последний  палец  нажал  последнюю  кнопку;  автоматически
запускающиеся и  самонаводящиеся  бомбы  и  ракеты  продолжали  сыпаться  на
несчастную планету, превратив ее от полюса до полюса в гигантскую, абсолютно
мертвую свалку.
   Почти  все  это  он  видел  собственными  глазами  и  приземлился,   лишь
окончательно убедившись, что последняя бомба уже упала.
   Тоже мне умник, с горечью подумал  он,  разглядывая  из  пещеры  покрытую
застывшей лавой равнину, на которой стоял его корабль, и иззубренные вершины
гор вдалеке.
   И к тому же предатель. Впрочем, кого это сейчас волнует?
   Он был капитаном сил обороны Западного полушария. После двух  дней  войны
он понял, каким будет конец,  и  взлетел,  набив  свой  крейсер  консервами,
баллонами с воздухом и  водой.  Он  знал,  что  в  этой  суматохе  всеобщего
уничтожения его никто не хватится, а через несколько дней уже  и  вспоминать
будет некому. Посадив корабль на темной стороне Луны, он стал  ждать.  Война
оказалась двенадцатидневной - он предполагал две недели, - но пришлось ждать
почти полгода, прежде чем упала последняя автоматическая ракета. Тогда он  и
вернулся. Чтобы обнаружить, что уцелел он один...
   Когда-то он надеялся, что кто-нибудь  еще  осознает  всю  бессмысленность
происходящего, загрузит корабль и тоже спрячется на обратной  стороне  Луны.
Очевидно, если кто-то и хотел так поступить, то уже не  успел.  Он  надеялся
обнаружить рассеянные кучки уцелевших, но ему  не  повезло  и  здесь.  Война
оказалась слишком тщательной.
   Посадка на Землю должна  была  его  убить,  ведь  здесь  сам  воздух  был
отравлен. Ему было все равно - но он продолжал жить. Всевозможные болезни  и
радиация также словно и не существовали - наверное, это тоже было частью его
новой способности. И того и другого он нахватался с избытком, перелетая  над
выжженными дотла равнинами и долинами опаленных атомным пламенем гор от руин
одного города к развалинам другого. Жизни он не нашел, зато обнаружил  нечто
другое.
   На третий день он открыл, что может творить. Оплавленные камни  и  металл
нагнали на него такую тоску, что он страстно пожелал увидеть  хотя  бы  одно
зеленое дерево. И оно возникло. Испытывая на все лады свое новое умение,  он
понял, что способен сотворить любой предмет, лишь бы он раньше его видел или
хотя бы знал о нем понаслышке.
   Хорошо знакомые предметы получались лучше всего. То, о чем  он  узнал  из
книг  или  разговоров  -  к  примеру  дворцы,  -   выходили   кособокими   и
недоделанными, но, постаравшись, он мысленными  усилиями  обычно  подправлял
неудачные детали. Все его творения были объемными, а  еда  не  только  имела
прежний вкус, но даже насыщала. Сотворив нечто, он  мог  полностью  про  это
забыть, отправиться спать, а наутро увидеть вчерашнее  творение  неизменным.
Он  умел  и  уничтожать  -  достаточно  было  сосредоточиться.  Впрочем,  на
уничтожение крупных предметов и времени уходило больше.
   Он мог уничтожать и предметы, которые сам не делал - те же горы и долины,
- но с еще большими усилиями. Выходило так, что с материей легче обращаться,
если хотя бы раз из нее что-то вылепить. Он даже мог сотворять птиц и мелких
животных - вернее, нечто похожее на птиц и животных.
   Но людей он не пытался создавать никогда.
   Он был не ученым, а просто пилотом космического корабля. Его  познания  в
атомной теории были смутными, а о генетике он и вовсе не имел  представления
и мог лишь предполагать, что то ли в плазме клеток его тела или мозга, то ли
в материи планеты произошли некие изменения. Почему и каким образом?  Да  не
все ли равно? факт есть факт, и он воспринял его таким, каков он есть.
   Он снова пристально вгляделся в надпись. Какая-то  мысль  не  давала  ему
покоя.
   Разумеется, он мог эту надпись попросту сотворить, но не знал. сохранятся
ли созданные им предметы после его смерти. На вид  они  казались  достаточно
стабильными, но кто их знает - вдруг они перестанут существовать и  исчезнут
вместе с ним. Поэтому он пошел на  компромисс  -  сотворил  инструменты,  но
высекал буквы на гранитной стене, которую сам не делал. Надпись ради  лучшей
сохранности он сделал на внутренней стене пещеры,  проведя  долгие  часы  за
напряженной работой и здесь же перекусывая и отсыпаясь.
   Из пещеры был виден  корабль,  одиноким  столбиком  торчащий  на  плоской
равнине, покрытой опаленным грунтом. Он не торопился в него возвращаться. На
шестой день, глубоко и навечно выбив буквы в граните, он закончил надпись.
   Наконец он понял, что именно не давало ему покоя,  когда  он  разглядывал
серый гранит. Прочитать надпись смогут только гости из космоса. "Но как  они
поймут  ее  смысл?"  -  подумал  он,  раздраженно  всматриваясь  в  творение
собственных рук. Нужно было высечь не буквы, а символы.  Но  какие  символы?
Математические? Разумеется - но что они поведают им о Человеке? Да с чего он
вообще решил, что они непременно натолкнутся на эту пещеру?  Какой  смысл  в
надписи, если вся история Человека и  так  написана  на  поверхности  Земли,
навечно  вплавлена  в  земную  кору  атомным  пламенем.  Было  бы  кому   ее
прочесть... Он тут же выругал себя за то, что тупо потратил  шесть  дней  на
бессмысленную работу, и  уже  собрался  растворить  надпись,  но  обернулся,
неожиданно услышав у входа в пещеру чьи-то шаги.
   Он так вскочил со стула, что едва не упал.
   Там  стояла  девушка  -  высокая,  темноволосая,  в   грязном   порванном
комбинезоне. Он быстро моргнул, но девушка не исчезла.
   - Привет, - сказала она, заходя в пещеру. - Я еще в долине  слышала,  как
ты громыхаешь.
   Он автоматически предложил ей стул и сотворил второй для себя. Прежде чем
сесть, она недоверчиво пощупала стул.
   - Я видела, как ты это сделал, - сказала она, -  но...  глазам  своим  не
верю. Зеркала?
   - Нет, - неуверенно пробормотал он. - Я умею...  творить.  Видишь  ли,  я
способен... погоди-ка! Ты как здесь оказалась?
   Он начал перебирать возможные варианты, еще не задав вопроса. Пряталась в
пещере? Отсиделась на вершине горы? Нет, мог быть только один способ...
   - Я спряталась в твоем корабле, дружище. - Девушка откинулась  на  спинку
стула и обхватила руками колено. -  Когда  ты  начал  загружать  корабль,  я
поняла, что ты намерен срочно смазать пятки. А мне надоело  по  восемнадцать
часов в сутки вставлять  предохранители,  вот  я  и  решила  составить  тебе
компанию. Еще кто-нибудь выжил?
   - Нет. Но почему же я тебя не заметил? Он  разглядывал  красивую  даже  в
лохмотьях девушку... и в его голове мелькнула смутная догадка. Вытянув руку,
он осторожно тронул ее плечо. Девушка не отстранилась, но на ее  симпатичном
личике отразилась обида.
   - Да настоящая я, настоящая, - бросила она. - Ты наверняка видел меня  на
базе. Неужели не вспомнил?
   Он попытался вспомнить те времена, когда еще существовала база  -  с  тех
пор, кажется, миновал целый век.  Да,  была  там  темноволосая  девушка,  да
только она его словно и не замечала.
   - Через пару часов после  взлета  я  решила,  что  замерзну  насмерть,  -
пожаловалась она. - Ну, если не насмерть, то до потери сознания. Какая же  в
твоей жестянке паршивая система обогрева!
   Она даже вздрогнула от таких воспоминаний.
   - На полный обогрев ушло бы слишком много  кислорода,  -  пояснил  он.  -
Тепло и воздух я тратил только на пилотскую кабину. А когда шел на корму  за
припасами, надевал скафандр.
   - Я так рада, что ты меня не заметил, - рассмеялась она. - Жуткий, должно
быть, был у меня видик - словно заиндевевший покойник. Представляю, какая из
меня получилась спящая красавица! Словом, я замерзла. А когда ты открыл  все
отсеки, я ожила. Вот и вся история. Наверное, пару дней приходила в себя.  И
как ты меня ухитрился не заметить?
   - Просто я не особо приглядывался в кладовых, - признался он. -  Довольно
быстро выяснилось, что мне припасы, собственно, и  не  нужны.  Странно,  мне
кажется, я все отсеки открывал. Но никак не припомню...
   - А это что такое? - спросила она, взглянув на надпись.
   - Решил оставить что-то вроде памятника...
   - И кто это будет читать? - практично поинтересовалась она.
   - Вероятно, никто. Дурацкая была  идея.  -  Он  сосредоточился,  и  через
несколько секунд гранит снова стал гладким. - Все равно не понимаю,  как  ты
смогла выжить, - удивленно произнес он.
   - Как видишь, выжила. Я тоже не  понимаю,  как  ты  это  проделываешь,  -
показала она на стул и стену, - зато принимаю сам факт, что ты  это  умеешь.
Почему бы и тебе не поверить в то, что я жива?
   - Постарайся понять меня правильно,  -  попросил  мужчина.  -  Мне  очень
сильно  хотелось  разделить  с  кем-нибудь  свое  одиночество,  особенно   с
женщиной. Просто дело в том... отвернись.
   Она бросила на него удивленный взгляд, но выполнила  просьбу.  Он  быстро
уничтожил щетину на лице и сотворил  чистые  выглаженные  брюки  и  рубашку.
Сбросив потрепанную форму, он переоделся и уничтожил лохмотья, а  напоследок
сотворил расческу и привел в порядок спутанные волосы.
   - Порядок. Можешь поворачиваться.
   - Недурно, - улыбнулась она, оглядев его от макушки до пяток. - Одолжи-ка
мне расческу и, будь добр, сделай мне платье. Двенадцатый размер, но  только
по фигуре.
   Он и не  подозревал,  насколько  обманчивы  бывают  женские  фигуры.  Две
попытки пошли прахом, и лишь с третьей он сотворил нечто подходящее, добавив
к платью золотые туфельки на высоких каблуках.
   - Жмут немного, - заметила она, примеривая обновку, - да и без  тротуаров
не очень-то практичны. Но все равно большое  спасибо.  Твой  фокус  навсегда
решает проблему рождественских подарков, верно?
   Ее волосы блестели на ярком послеполуденном солнце,  и  вообще  выглядела
она очень привлекательной,  теплой  и  какой-то  удивительно  человечной,  -
Попробуй, может, и ты сумеешь творить, - нетерпеливо произнес  он,  страстно
желая разделить с ней поразительную новую способность.
   - Уже пыталась. Все напрасно. И этот мир принадлежит мужчинам.
   - Но как мне совершенно точно убедиться, что ты настоящая?  -  нахмурился
он.
   - Ты опять за свое? А  помнишь  ли  ты,  как  сотворил  меня,  мастер?  -
насмешливо бросила она и присела ослабить ремешок на туфельках.
   - Я все время думал... о женщинах, - хмуро произнес  он.  -  А  тебя  мог
создать во сне. Вдруг мое подсознание обладает теми же способностями, что  и
сознание? И воспоминаниями я мог тебя тоже снабдить  сам  -  да  еще  какими
убедительными. А если ты продукт моего подсознания, то уж оно бы постаралось
провернуть все так, чтобы сознание ни о чем не подозревало.
   - Чушь собачья!
   - Потому что если мое сознание обо всем узнает, - упрямо продолжил он,  -
оно отвергнет твое существование. А твоей  главной  функцией,  как  продукта
моего подсознания, станет не дать мне догадаться об истине.  Доказать  всеми
досту