и поживы слетаются стервятники. Он
взял себя в руки и попытался снова превратиться в змею, но
волки не отставали.
   Вьющиеся над головой стервятники подали Кливи идею.
Космонавт, он хорошо знал, как выглядит планета сверху.
Кливи решил превратиться в птичку. Он представил себе, как
парит в вышине, легко балансируя среди воздушных течении, и
смотрит вниз на землю, которая ковром расстилается все шире
и шире.
   Волки пришли в замешательство. Они закружились на месте,
стали беспомощно подпрыгивать в воздух. Кливи продолжал
парить над планетой, взмывая все выше и выше, и в то же
время медленно пятился назад.
   Наконец он потерял волков из виду, и наступил вечер.
Кливи был измучен. Он прожил еще один день. Но,
по-видимому, все гамбиты удаются лишь единожды. Что он
будет делать завтра, если не придет спасательное судно?
   Когда стемнело, он долго еще не мог заснуть и все смотрел
в небо. Однако там виднелись только звезды, а рядом
слышалось лишь редкое рычание волка да рев пантеры,
мечтающей о завтраке.
   ... Утро наступило слишком быстро. Кливи проснулся
усталый, сон не освежил его. Не вставая, Кливи ждал.
   - Где же спасатели? Времени у них было предостаточно, -
решил Кливи. - Почему их еще нет? Если будут слишком долго
мешкать, пантера...
   Не надо было так думать. В ответ справа послышался
звериный рык.
   Кливи встал и отошел подальше. Уж лучше иметь дело с
волками...
   Об этом тоже не стоило думать, так как теперь к реву
пантеры присоединилось рычание волчьей стаи.
   Всех хищников Кливи увидел сразу. Справа из подлеска
грациозно выступила зеленовато-желтая пантера. Слева он
явственно различил силуэты нескольких волков. Какой-то миг
он надеялся, что звери передерутся. Если бы волки напали на
пантеру, Кливи удалось бы улизнуть...
   Однако зверей интересовал только пришелец. К чему им
драться между собой, понял Кливи, когда налицо он сам, во
всеуслышание транслирующий свои страхи и свою беспомощность?
   Пантера двинулась вперед. Волки остановились на
почтительном расстоянии, по- видимому, намеренные
удовольствоваться остатками ее трапезы. Кливи опять было
попробовал взлететь по-птичьи, но пантера после минутного
колебания продолжила свой путь.
   Кливи попятился к волкам, жалея, что некуда влезть. Эх,
окажись тут скала или хотя бы приличное дерево...
   Но ведь рядом кусты! С изобретательностью, порожденной
отчаянием, Кливи стал шестифутовым кустом. Вообще-то он
понятия не имел, как мыслит куст, но старался изо всех сил.
   Теперь он цвел. А один из корней у него слегка
расшатался. После недавней бури. Но все же, если учесть
обстоятельства, он был отнюдь не плохим кустом.
   Краешком веток он заметил, что волки остановились.
Пантера стала метаться вокруг него, пронзительно фыркнула и
склонила голову набок.
   Ну право же, подумал Кливи, кому придет в голову откусить
ветку куста? Ты, возможно, приняла меня за что-то другое,
но на самом деле я всего-навсего куст. Не хочешь ведь
набить себе рот листьями? И ты можешь сломать зуб о мои
ветки. Слыханное ли дело, чтобы пантера поедала кусты? А
ведь я и есть куст. Спроси у моей мамаши. Она тоже куст.
Все мы кусты, исстари, с каменноугольного периода.
   Пантера явно не собиралась переходить в атаку. Однако не
собиралась и удалиться. Кливи не был уверен, что долго
протянет. О чем он теперь должен думать? О прелестях
весны? О гнезде малиновок в своих волосах?
   На плечо к нему опустилась какая-то птичка.
   Ну не мило ли, подумал Кливи. Она тоже думает, что я
куст. Намерена свить гнездо в моих ветвях. Совершенно
прелестно. Все прочие кусты лопнут от зависти.
   Птичка легонько клюнула Кливи в шею.
   Полегче, подумал Кливи. Не надо рубить сук, на котором
сидишь...
   Птичка клюнула еще раз, примериваясь. Затем прочно стала
на перепончатые лапки и принялась долбить шею Кливи со
скоростью пневматического молотка.
   Проклятый дятел, подумал Кливи, стараясь не выходить из
образа. Он отметил, что пантера внезапно успокоилась.
Однако когда птичка долбанула его шею пятнадцатый раз, Кливи
не выдержал: он сгреб птичку и швырнул ею в пантеру.
   Пантера щелкнула зубами, но опоздала. Оскорбленная
птичка произвела разведочный полет вокруг головы Кливи и
упорхнула к более спокойным кустам.
   Мгновенно Кливи снова превратился в куст, но игра была
проиграна. Пантера замахнулась на него лапой. Он попытался
бежать, споткнулся о волка и упал. Пантера зарычала над его
ухом, и Кливи понял, что он уже труп.
   Пантера оробела.
   Тут Кливи превратился в труп до кончиков горячих пальцев.
Он лежал мертвым много дней, много недель. Кровь его давно
вытекла. Плоть протухла. К нему не притронется ни одно
здравомыслящее животное, как бы голодно оно ни было.
   Казалось, пантера с ним согласна. Она попятилась. Волки
испустили голодный вой, но тоже отступили.
   Кливи увеличил давность своего гниения еще на несколько
дней и сосредоточился на том, как ужасно он неудобоварим,
как безнадежно неаппетитен. И в глубине души - ой был в
этом убежден - искренне не верил, что годится кому бы то ни
было на закуску. Пантера продолжала пятиться, а за нею и
волки. Кливи был спасен! Если надо, он может теперь
оставаться трупом до конца дней своих.
   И вдруг до него донесся подлинный запах гниющей плоти.
Оглядевшись по сторонам, он увидел, что рядом опустилась
исполинская птица!
   На Земле ее назвали бы стервятником.
   Кливи едва не расплакался. Неужто ему ничто не поможет?
Стервятник подошел к нему вперевалочку. Кливи вскочил и
ударил его ногой. Если ему и суждено быть съеденным, то уж,
во всяком случае, не стервятником.
   Пантера с быстротой молнии явилась вновь, и на ее глупой
пушистой морде, казалось, были написаны ярость и смятение.
   Кливи замахнулся металлическим стержнем, жалея, что нет
поблизости дерева - забраться, пистолета - выстрелить или
хоть факела - отпугнуть...
   Факел!
   Кливи тотчас же понял, что выход найден. Он полыхнул
пантере огнем в морду, и та отползла с жалобным визгом.
Кливи поспешно стал распространяться во все стороны,
охватывая пламенем кусты, пожирая сухую траву.
   Пантера стрелой умчалась прочь вместе с волками.
   Пришел его черед! Как он мог забыть, что всем животным
присущ глубокий инстинктивный страх перед огнем! Право же,
Кливи будет самым огромным пожаром, какой когда-либо бушевал
в этих местах.
   Поднялся легкий ветерок и разнес его огонь по холмистой
земле. Из-за кустов выскочили белки и дружно понеслись
прочь. В воздух взмыли стаи птиц, а пантеры, волки и прочие
хищники бежали бок о бок, забыв и помышлять о добыче,
стремясь лишь уберечься от пожара - от него, Кливи!
   Кливи смутно сознавал, что отныне стал настоящим
телепатом. С закрытыми глазами он видел все, что происходит
вокруг, и все ощущал почти физически. Он наступал гудящим
пламенем, сметая все на своем пути. И чувствовал страх тех,
кто поспешно спасался бегством.
   Так и должно быть. Разве благодаря сообразительности и
умению приспособиться человек не был всегда и везде царем
природы? То же самое и здесь. Кливи торжествующе
перепрыгнул через узенький ручеек в трех милях от старта,
воспламенил группу кустов, выбросил струю пламени...
   Тут он почувствовал первую каплю воды.
   Он все горел, но одна капля превратилась в пять, потом в
пятнадцать, потом в пятьсот. Он был прибит водой, а его
пища - трава и кусты - вскоре промокли насквозь.
   Он начинал угасать.
   Это просто нечестно, подумал Кливи. По всем правилам он
должен был выиграть. Он дал планете бой на ее условиях и
вышел победителем... лишь для того, чтобы слепая стихия все
погубила.
   Животные осторожно возвращались.
   Дождь хлынул, как из ведра. У Кливи погас последний
язычок пламени. Бедняга вздохнул и лишился чувств...
   - ...Чертовски удачная работа. Ты берег почту до
последнего, а это признак хорошего почтальона. Может,
удастся выхлопотать тебе медаль.
   Кливи открыл глаза. Над ним, сияя горделивой улыбкой,
стоял Почтмейстер. Кливи лежал на койке и видел над собой
вогнутые металлические стены звездолета.
   Он находился на спасательном судне.
   - Что случилось? - прохрипел он.
   - Мы подоспели как раз вовремя, - ответил Почтмейстер. -
Тебе пока лучше не двигаться. Еще немного - и было бы
поздно.
   Кливи почувствовал, как корабль отрывается от земли, и
понял, что покидает планету З-М-22. Шатаясь, он подошел к
смотровому окну и стал вглядываться в проплывающую внизу
зеленую поверхность.
   - Ты был на волосок от гибели, - сказал Почтмейстер,
становясь рядом с Кливи и глядя вниз. - Нам удалось
включить увлажняющую систему как раз вовремя. Ты стоял в
центре самого свирепого степного пожара из всех, что мне
приходилось видеть.
   Глядя вниз на безупречный зеленый ковер, Почтмейстер,
видно, усомнился. Он посмотрел еще раз в окно, и выражение
его лица напомнило Кливи обманутую пантеру.
   - Постой... А как получилось, что на тебе нет ожогов?




                 Роберт Шекли

                 Обмен разумов

                                Перевод Н. Евдокимовой


Файл с книжной полки Несененко Алексея 
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/


   На рекламной полосе в "Стэнхоуп газетт" Марвин Флинн
вычитал объявление:
   "Джентльмен с Марса, 43 лет, тихий, культурный,
начитанный, желает обменяться телами с земным джентльменом
сходного характера с 1 августа по 1 сентября. Справки по
требованию. Услуги маклеров оплачены".
   Этого заурядного сообщения было достаточно, чтобы у
Марвина Флинна залихорадил пульс. Махнуться телами с
марсианином!
   Идея увлекательная и в то же время отталкивающая. В
конце концов любому неприятно, если какой-то пескоядный
марсианин станет из его собственной головы двигать его
собственными руками и ногами, смотреть его глазами и слушать
его ушами. Но в возмещение этих неприятностей он, Марвин
Флинн, увидит Марс. Причем увидит так, как надо видеть:
через восприятие аборигена.
   Одни коллекционируют картины, другие - книги, третьи -
женщин, а Марвин Флинн стремился охватить сущность всех
увлечений, путешествуя. Однако его всепоглощающая страсть к
путешествиям оставалась, увы, неудовлетворенной. Он родился
и вырос в Стэнхоупе, штат Нью-Йорк. Географически родной
городок находился милях в трехстах к северу от Нью-Йорка. В
духовном же и эмоциональном отношении между этими двумя
пунктами пролегало чуть ли не целое столетие.
   Стэнхоуп - милое пасторальное селеньице, расположенное в
предгорье Адирондаков, изобилующее фруктовыми садами и
испещренное стадами пегих коров на зеленых холмистых
пастбищах. Неуязвимый в своем пристрастии к буколике,
Стэнхоуп упорно цеплялся за древние обычаи. Дружелюбно,
хоть и не без задора, городок держался подальше от каменного
сердца страны - суперстолицы. Линия метро ИРТ - Седьмая
авеню прогрызла себе путь под землей до Кингстона, но не
далее. Исполинские шоссе раскинули бетонные щупальца по
всему штату, но не дотянулись До усаженной вязами Мейн-стрит
- главной улицы Стэнхоупа. В других городах были
ракетодромы - Стэнхоуп хранил верность архаичному аэропорту.
По ночам в постели Марвин то и дело прислушивался к
мучительно-волнующему отзвуку вымирающей сельской Америки -
одинокому воплю реактивного лайнера.
   Стэнхоуп довольствовался самим собою. Остальной мир,
по-видимому, вполне довольствовался тем, что предоставлял
Стэнхоупу романтически грезить об ином, не столь
стремительном веке.
   Единственным, кого такое положение вещей не устраивало,
был Марвин Флинн.
   Он совершал поездки, как это было принято, и смотрел то,
что принято смотреть. Как и все, он не раз проводил субботу
и воскресенье в Европе. Он посетил в батискафе затонувший
город Миами, полюбовался Висячими Садами Лондона и
поклонился идолам в храме Бах-ай у залива Хайфа. Во время
отпусков он ходил в пеший поход по Земле Мэри Бэрд
(Антарктида), исследовал Леса Дождевых Деревьев в нижнем
течении Итури (1), пересек Шинкай на верблюде и даже
несколько недель прожил в Лхасе - столице мирового
искусства.
   Словом, обычный туристский ассортимент. Флинну хотелось
путешествовать по- настоящему.
   То есть отправиться в космические круизы.
   Казалось бы, не такое уж невыполнимое желание. Однако
Флинн ни разу не был даже на Луне.
   В конечном итоге все сводилось к экономике. Межзвездное
путешествие во плоти и крови - удовольствие дорогое, для
простого человека оно исключается. Разве что он пожелает
воспользоваться преимуществом Обмена Разумов.
   Марвин старался примириться со своим положением в
обществе и с более чем приемлемыми перспективами, которые
открывало перед ним это положение.
   В конце концов он свободный гражданин, почти совсем
белый, ему всего тридцать один год, у него высокий рост,
широкие плечи, черные усики и мягкие карие глаза. Он
получил традиционное образование - начальная и средняя
школа, двенадцать лет в колледже, четыре года последипломной
практики, - и его считали достаточно хорошим специалистом в
корпорации "Рик-Питерс". Там он подвергал флюороскопии
пластмассовые игрушки, исследуя их на микроусадку,
пористость, усталостный износ и так далее. Возможно, работа
не из самых важных, но ведь не всем же быть королями или
космонавтами. Должность у Флинна была, безусловно,
ответственная, особенно если учесть роль игрушек в нашем
мире и жизненно важную задачу высвобождения нерастраченной
детской энергии.
   Все это Марвин знал и тем не менее был недоволен.
Повидать Марс, посетить нору Песчаного Царя, насладиться
великолепием звуковой гаммы "Мук любви", прислушаться к
цветным пескам Великого Сухого Моря...
   Раньше он только мечтал. Теперь дело иное. В горле
непривычно першило от готовности вот-вот принять решение.
Марвин благоразумно не стал торопить события. Вместо того
он взял себя в руки и отправился в центр, в Стэнхоупскую
Аптеку.

                       II

   Как он и ожидал, его закадычный друг Билли Хейк сидел у
стойки с содовой и потягивал фрапп с ЛСД.
   - Как ты сегодня, старая сводня? - приветствовал друга
Хейк на распространенном в те дни жаргоне.
   - Полон сил, как крокодил, - традиционной формулой
ответил Марвин.
   - Ду коомен (2) мучо-мучо рапидо (3)? - спросил Билли.
(В том году считалось остроумным говорить на ломаном
испано-голландском диалекте).
   - Я, минхеер, - с запинкой ответил Марвин. Ему просто
было не до состязаний в остроумии.
   Билли уловил нотку раздражения. Он насмешливо приподнял
бровь, сложил комикс, посвященный Джеймсу Джойсу, сунул в
рот сигару "Кин-Смоук", надкусил ее, выпустил ароматный
зеленый дым и спросил:
   - Отчего скуксился?
   Вопрос, хоть и заданный кислым тоном, был вполне
доброжелателен.
   Марвин уселся рядом с Билли. У него было тяжело на душ,
но все же не хотелось делиться горестями с легкомысленным
другом, и потому, воздев руки, он повел беседу на индейском
языке знаков. (Многие молодые люди с интеллектуальными
запросами все еще находились под впечатлением прошлогодней
сенсации - проектоскопического фильма "Дакотский диалог"; в
фильме с участием Бьорна Ракрадиша (Безумный Конь) и
Миловары Славовивович (Красная Туча) герои изъяснялись
исключительно жестами.)
   Иронически и в тоже время серьезно Марвин изобразил
разбитое сердце, блуждающего коня, солнце, которое не
светит, и луну, которая не восходит.
   Помешал ему мистер Байджлоу, хозяин Стэнхоупской Аптеки.
Это был человек средних лет (ему уже исполнилось семьдесят
четыре), лысеющий, с небольшим, но заметным брюшком.
Несмотря на все это, замашки у него были как у юнца. Вот и
теперь он сказал Марвину:
   - Э" минхеер, кверен зи томар ля клопье имменса де ла
кабеца вефрувенс им форма де мороженое с фруктами?
   Для мистера Байджлоу и прочих представителей его
поколения было характерно, что они злоупотребляли молодежным
жаргоном.
   - Шнелль (4),- оборвал его Марвин с бездумной жестокостью
молодых.
   - Ну, знаете ли, - только и вымолвил мистер Байджлоу,
оскорбление удаляясь.
   Билли видел, что друг страдает. Это его смущало. Ему
уже стукнуло тридцать четыре года, еще чуть-чуть, и он
станет мужчиной.
   Работа у него была хорошая - десятник на 23-м сборном
конвейере тарной фабрики "Питерсон". Держался он, конечно,
по-прежнему как подросток, но знал, что возраст уже налагает
определенные обязательства. Поэтому он преодолел свою
природную застенчивость и заговорил со старым другом
напрямик:
   - Марвин, в чем дело?
   Марвин пожал плечами, скривил губы и бесцельно
забарабанил пальцами по столу, затем сказал:
   - Ойра, омбре, айн клейннахтмузик эсдемасиадо (5), нихт
вар? Дёр Тодт ты руве коснулся...
   - Попроще, - прервал Билли не по возрасту солидно.
   - Извини, - продолжал Марвин открытым текстом. - У меня
просто... Ах, Билли, мне просто ужасно хочется
путешествовать, право!
   Билли кивнул. Ему было известно, какою страстью одержим
его друг.
   - Ясно, - сказал он. - Мне тоже.
   - Но не так сильно, Билли... я себе места не нахожу.
Принесли мороженое с фруктами, Марвин не обратил на него
внимания и продолжал изливать душу своему другу детства.
   - Мира (6), Билли, поверь, нервы у меня на взводе, как
пружина в пластмассовой игрушке. Я все думаю о Марсе,
Венере и по-настоящему далеких местах вроде Альдебарана и
Антареса, и... черт возьми, понимаешь, даже думать не могу
ни о чем другом. В голове у меня то Говорящий Океан
Пропиона-четыре, то трехстворчатые человекоподобные на
Аллуи-два, да я просто помру, если не повидаю тех мест
воочию.
   - Точно, - согласился друг. - Я бы тоже хотел их
повидать.
   - Нет, ничего ты не понимаешь, - возразил Марвин. - Дело
не в том, чтобы повидать... тут совсем другое... гораздо
хуже... пойми, не могу я прожить здесь, в Стэнхоупе, всю
жизнь. Пусть даже у меня недурная работа и я провожу вечера
с первоклассными девчонками. Но, черт побери, не могу я
просто жениться, наплодить детей и... и... есть же в жизни
что-то еще!
   Тут Марвин снова сбился на мальчишечью неразборчивую
скороговорку. Однако смятение прорывалось сквозь
неудержимый поток слов. Поэтому друг мудро кивал головой.
   - Марвин, - сказал он мягко, - это все ясно как дважды
два, ей-богу же, гадом буду. Но ведь даже межпланетное
путешествие обходится в целое состояние. А межзвездное
просто-напросто невозможно.
   - Все возможно, - ответил Марвин, - если пойти на Обмен
Разумов.
   - Марвин! Ты этого не сделаешь! - вырвалось у
шокированного друга.
   - Нет, сделаю! - настаивал Марвин. - Клянусь Кристо
Мальэридо, сделаю!
   На сей раз шокированы были оба. Марвин почти никогда не
употреблял имени божьего всуе.
   - Как ты можешь?! - не унимался Билли. - Обмен Разумов
- грязное дело!
   - Каждый понимает в меру своей испорченности.
   - Нет, серьезно. Зачем тебе нужно, чтоб у тебя в голове
поселился пескоядный старикашка с Марса? Будет двигать
твоими руками и ногами, смотреть твоими глазами, трогать
твое тело и даже, чего доброго...
   Марвин перебил друга, прежде чем тот ляпнул какую-нибудь
пакость.
   - Мира, - сказал он. - Рекуэрдо ке (7) на Марсе я стану
распоряжаться телом этого марсианина, так что ему тоже будет
неловко.
   - Марсиане не испытывают неловкости, - сказал Билли.
   - Неправда, - не согласился Марвин. Младший по возрасту,
он во многих отношениях был более зрелым, чем друг. В
колледже ему хорошо давалась Сравнительная межзвездная
этика. А жгучее стремление путешествовать сделало его менее
провинциальным, чем друга, и лучше подготовило к тому, чтобы
становиться на чужую точку зрения. С двенадцати лет - с тех
пор, как он научился читать, - Марвин изучал уклады и обычаи
множества различных рас Галактики. Больше того, по
Симпатическому проецированию личности он набрал девяносто
пять очков из ста возможных.
   Он вскочил на ноги.
   - Разрази меня гром! - воскликнул он, хлопнув себя
правым кулаком по левой ладони. - Так и будет!
   Загадо