полосы, на которые  не  разрешено
наступать. И вдруг обнаружил, что не может вспомнить ни  правил  игры,  ни
системы подсчета очков; он не знал, что делать  можно,  а  что  нет.  И  в
панике почувствовал себя сбитым с толку человеком, затянутым  в  резиновый
костюм, неустойчиво стоящим на коньках перед враждебно настроенной  толпой
и играющим в игру, о существовании которой не подозревал.
     Выпив второй стакан воды до дна, он выкатился на площадку. Во рту уже
ощущался противный кислый привкус, а пот заливал глаза. Он сделал  широкий
шаг, и даениум запутался в ногах словно подбитая птица.
     И снова был вброшен  мяч,  на  этот  раз  в  виде  какой-то  ЛЕПЕШКИ,
мяч-уродец, невозможный мяч даже для него, признанного мастера невозможных
мячей. Таким-то и до сетки не кинешь, а уж чтобы перебросить через нее - и
подавно...
     Если он сумеет перебросить мяч через сетку...
     Но ему это ни за что не сделать.
     Тогда он неуверенно принялся себя убеждать, что не  победа  важна,  а
участие. Взвесив на руке мяч, он принял позу для подачи... и бросил мяч на
песок.
     Толпа безмолвствовала.
     - Теперь слушайте, - сказал он так громко, что его услышали на  самых
верхних,  залитых  солнцем  трибунах.  -  Я  заблаговременно  предупреждал
устроителей,  что  настаиваю  на  установке  солнцеограждающего  козырька.
Заметьте, его  так  и  нет.  Не  зная,  что  его  не  будет,  я  не  надел
солнцезащитных очков. Поскольку налицо явное нарушение  условий  договора,
то, леди и джентльмены, к сожалению, игра сегодня не состоится.
     Он стянул с головы украшенную перьями шапочку и  поклонился  публике.
Несмотря на отдельные возгласы  недовольства  и  несколько  свистков,  все
восприняли это нормально и стали расходиться, не выражая протеста. К этому
привыкли. И хоть он появлялся на корте почти ежедневно, не важно,  шел  ли
дождь или светило солнце, в действительности же едва ли доводил  до  конца
более десятка матчей за год.  Он  и  сейчас  не  собирался  этого  делать.
Слишком много прецедентов: в  таблицах  результатов  матчей,  печатающихся
почти в любой газете, можно найти изрядное количество  прочерков.  Даже  в
первых исторических упоминаниях об игре, выбитых на камне, даже там  можно
видеть, что легендарные соперники  античности  имели  весьма  нерегулярные
протоколы посещаемости.
     Правда, ему это не очень-то нравилось.
     Судьи встали с мест, и он поклонился им, однако те сделали вид, будто
не заметили его приветствия.
     Тогда он вернулся к разграничительной линии плащадки и выпил еще один
стакан воды. Его соперник уже ушел, и он снова выехал на  площадку,  чтобы
потренироваться в ударах о стену. Он  спокойно  и  уверенно  разъезжал  по
покрытому эмалью кафелю, восстанавливая удары и не  переставая  изумляться
собственному мастерству. Теперь он снова в форме, и ему было жаль, что это
уже не считается. Но как там говорится? "Легко выполнить  любой  удар,  за
исключением приносящего успех".
     К концу дня песок был испещрен  следами  капель  его  пота  и  крови.
Однако что бы он ни делал,  уже  не  засчитывалось,  а  потому  он  просто
игнорировал  отдельные  аплодисменты.  Он  знал,  что   тренируется   ради
сохранения собственного уважения и веры в то, что мог бы  выиграть  и  эту
последнюю игру.
     Наконец он устал и нырнул в  раздевалку  и,  переодевшись,  вышел  на
улицу.
     К его немалому удивлению, уже стемнело. Уже темно? Чем  же  он  целый
день занимался? Ему почему-то казалось, что он  был  участником  какого-то
невероятного судьбоносного состязания.
     Он отправился домой и хотел было обо всем рассказать жене, но не  мог
придумать, как это сделать, а потому просто промолчал, и на  вопрос  жены,
как шли на работе дела, лишь ответил "нормально", но они оба  поняли,  что
нормальными дела не были, по крайней мере, не в этот раз, не сегодня.


     Перевод М.Черняева



                               Роберт ШЕКЛИ

                            О ВЫСОКИХ МАТЕРИЯХ



     Мортонсон прогуливался тихо-мирно по безлюдным предгорьям Анд, никого
не  трогал,  как  вдруг  его  ошарашил  громоподобный  голос,  исходивший,
казалось, отовсюду и в то же время ниоткуда.
     - Эй, ты! Ответь-ка, что в жизни главное?
     Мортонсон замер на  ходу,  буквально  оцепенел,  его  аж  в  испарину
бросило: редкостная удача - общение с гостем из космоса, и  теперь  многое
зависит от того, удачно ли ответит он на вопрос.
     Присев на первый же подвернувшийся валун,  Мортонсон  проанализировал
ситуацию. Задавший вопрос - кем бы он ни был, этот  космический  гость,  -
наверняка догадывается, что Мортонсон -  простой  американец,  понятия  не
имеет о главном в жизни. Поэтому в своем ответе надо скорее всего проявить
понимание  ограниченности  земных  возможностей,  но  следует  отразить  и
осознание того, что со стороны гостя  вполне  естественно  задавать  такой
вопрос разумным существам, в данном случае - человечеству,  представителем
которого случайно выступает Мортонсон, хотя  плечи  у  него  сутулые,  нос
шелушится от загара, рюкзак оранжевый, а пачка  сигарет  смята.  С  другой
стороны, не исключено, что подоплека у  вопроса  совсем  иная:  вдруг,  по
мнению Пришельца, самому  Мортонсону  и  впрямь  кое-что  известно  насчет
главного в жизни, и это свое прозрение он, Мортонсон, способен  экспромтом
изложить в лаконичной отточенной фразе. Впрочем, для экспромта вроде бы уж
и время миновало. Привнести  в  ответ  шутливую  нотку?  Объявить  голосу:
"Главное в жизни - это когда голос с неба допрашивает  тебя  о  главном  в
жизни!" И разразиться космическим хохотом. А вдруг тот скажет: "Да, такова
сиюминутная действительность, но что же все-таки в жизни главное?"  Так  и
останешься стоять с разинутым  ртом,  и  в  морду  тебе  шлепнется  тухлое
эктоплазменное  яйцо:  воспросивший  подымет  на  смех  твою   самооценку,
самомнение, самодовольство, бахвальство.
     - Ну как там у тебя идут дела? - поинтересовался Голос.
     -  Да  вот  работаю  над  вашей  задачкой,  -  доложил  Мортонсон.  -
Вопросик-то трудный.
     - Это уж точно, - поддержал Голос.
     Ну, что же в этой поганой жизни главное?  Мортонсон  перебрал  в  уме
кое-какие варианты. Главное в жизни - Его  Величество  Случай.  Главное  в
жизни - хаос вперемешку с роком (недурно пущено, стоит запомнить). Главное
в жизни - птичий щебет да ветра свист (очень мило). Главное в жизни -  это
когда материя проявляет любознательность (чьи это  слова?  Не  Виктора  ли
Гюго?). Главное в жизни - то, что тебе вздумалось считать главным.
     - Почти расщелкал, - обнадежил Мортонсон.
     Досаднее всего  сознавать,  что  можешь  выдать  неправильный  ответ.
Никого еще ни один колледж ничему не научил:  нахватаешься  только  разных
философских изречений. Беда лишь, стоит  закрыть  книгу  -  пиши  пропало:
сидишь ковыряешь в носу и мечтаешь невесть о чем.
     А как отзовется пресса?
     "Желторотый американец черпал из  бездонного  кладезя  премудрости  и
после всего проявил позорную несамостоятельность".
     Лопух! Любому неприятно было бы угодить в подобный переплет.  Но  что
же в жизни главное?
     Мортонсон загасил сигарету и вспомнил,  что  она  у  него  последняя.
Тьфу!  Только  не  отвлекаться!  Главное  в  жизни  -  сомнение?  Желание?
Стремление к цели? Наслаждение?
     Потерев лоб,  Мортонсон  громко,  хоть  и  слегка  дрожащим  голосом,
выговорил:
     - Главное в жизни - воспламенение!
     Воцарилась зловещая тишина. Выждав пристойный по своим понятиям срок,
Мортонсон спросил:
     - Э-э, угадал я или нет?
     - Воспламенение, - пророкотал возвышенный и  могущественный  Глас.  -
Чересчур длинно. Горение? Тоже длинновато. Огонь? Главное в жизни - огонь!
Подходит!
     - Я и имел в виду огонь, - вывернулся Мортонсон.
     - Ты меня действительно выручил, - заверил  Голос.  -  Ведь  я  прямо
завяз на этом слове! А теперь помоги разобраться с  78-м  по  горизонтали.
Отчество изобретателя бесфрикционного привода для  звездолетов,  четвертая
буква Д. Вертится на языке, да вот никак не поймаю.
     По словам Мортонсона, тут он повернулся кругом и пошел себе восвояси,
подальше от неземного Гласа и от высоких материй.


     Перевод Н.Евдокимовой


                               Роберт ШЕКЛИ

                          РЕГУЛЯРНОСТЬ КОРМЛЕНИЯ



     Треггис  почувствовал  облегчение:  наконец-то!   Владелец   магазина
направился  к  входной  двери,  чтобы  встретить  очередного   покупателя.
Треггису здорово действовал на нервы этот  раболепно  согнувшийся  старик,
который все время торчал у него  за  спиной,  заглядывал  сквозь  очки  на
каждую страницу, которую он открывал, совал повсюду свой грязный узловатый
палец и подобострастно вытирал пыль с полок  несвежим  носовым  платком  с
пятнами от табака. А когда  старик  начинал  предаваться  воспоминаниям  и
тонким голоском рассказывал разные истории, Треггису просто сводило  скулы
от скуки.
     Конечно, старик хотел угодить, но ведь  во  всем  нужно  знать  меру.
Треггис вежливо улыбался, надеясь, что рано или поздно звякнет колокольчик
над входной дверью. И колокольчик звякнул...
     Треггис поспешил в глубь магазина, надеясь, что противный  старик  не
последует за ним. Он прошел мимо полки  с  несколькими  десятками  книг  с
греческими названиями. За ней была  секция  популярных  изданий.  Странная
путаница имен и названий... Эдгар Райс Барроуз, Энтони Троллоп, теософские
трактаты, поэмы Лонгфелло. Чем дальше он забирался, тем  толще  становился
слой пыли на полках, тем реже в проходах попадались электрические лампочки
без  абажуров,  тем  выше  становились  кипы  тронутых  плесенью  книг  со
скрученными уголками, напоминавшими собачьи уши.
     Это был прелестный уголок, словно специально для  него  созданный,  и
Треггис удивлялся, что раньше сюда не забредал. Книжные магазины были  его
единственной страстью. Он проводил в них все свое свободное время,  бродил
по книгохранилищам и чувствовал себя счастливым.
     Разумеется, его интересовали книги определенного толка.
     ...Стена, сложенная из  книг,  кончилась,  и  за  нею  оказались  три
коридора, расходившиеся под немыслимыми углами.  Треггис  выбрал  средний,
отметив про  себя,  что  снаружи  книгохранилище  не  казалось  ему  таким
просторным. Дверь, которая вела в магазин, была едва заметна  между  двумя
другими домами. Над входом висела вывеска, имитирующая  старинную  надпись
от руки. Впрочем, с  улицы  эти  старые  книжные  лавки  подчас  выглядели
обманчиво: иногда они тянулись почти на полквартала.
     В конце коридора оказалось  еще  два  ответвления,  набитых  книгами.
Выбрав  то,  которое  вело  налево,  Треггис  принялся  читать   названия,
выхватывая их натренированным взглядом. Теперь он не спешил.  При  желании
он мог остаться здесь на весь день, не говоря уже о ночи.
     Одно название вдруг поразило его. Он уже прошел по инерции восемь или
десять шагов, но вернулся.
     Книга была небольшая, в черном переплете, на вид  старая,  но  скорее
неопределенного возраста. Это свойственно некоторым книгам. Края  ее  были
потрепаны, и заглавие на обложке потускнело.
     - Что же это такое? - чуть слышно пробормотал Треггис.
     На обложке значилось:
     "ГРИФОН - УХОД И КОРМЛЕНИЕ".
     А ниже - более мелким шрифтом:
     "Советы владельцу".
     Треггис знал, что грифон - мифологическое чудовище, наполовину - лев,
наполовину - орел.
     - Ну, что же, - сказал сам себе Треггис. - Взглянем.
     Он открыл книгу и начал просматривать содержание.
     Главы носили следующие названия.
     1. Виды грифонов.
     2. Краткая история грифонологии.
     3. Подвиды грифонов.
     4. Пища для грифонов.
     5. Создание для грифона естественной среды обитания.
     6. Грифон во время линьки.
     7. Грифон и...
     Треггис закрыл книгу.
     - Несомненно, - сказал он вслух, - это очень необычно.
     Он принялся  торопливо  перелистывать  книгу,  выхватывая  из  текста
случайные фразы. Вначале он подумал, что книга - своего рода мистификация,
в которой были  использованы  естественнонаучные  источники.  Таково  было
любимое развлечение в елизаветинские времена. Но в данном случае вряд  ли.
Книга была не такой уж старой. Кроме того, в манере  письма  не  ощущалось
напыщенности,   синтаксическая   структура   не   была   должным   образом
сбалансирована, не хватало оригинальных антитез  и  так  далее.  Изложение
мысли стройное, предложения краткие и доходчивые. Треггис  перелистал  еще
несколько страниц и наткнулся на следующий абзац:
     "Единственная  пища  грифонов  -  юные   девственницы.   Регулярность
кормления - один раз в месяц, при этом нужно принимать во внимание..."
     Треггис захлопнул книгу. Эти  слова  внезапно  смутили  его,  породив
бурный поток воспоминаний интимного свойства. Покраснев,  он  отогнал  эти
мысли и снова взглянул на полку в надежде найти еще что-нибудь  в  том  же
роде.  Скажем,  "Краткую  историю  сирен"  или  "Как   правильно   кормить
Минотавра".  Но  на  полке  не  оказалось  ничего,   хотя   бы   отдаленно
напоминавшего найденную книгу о грифоне. Ни на этой, ни на других.
     - Нашли что-нибудь? - раздался голос у него за спиной.
     Треггис вздрогнул, улыбнулся  и  протянул  продавцу  книгу  в  черной
обложке.
     - О да, - сказал старик, вытирая с нее пыль. -  Это  довольно  редкая
книга.
     - В самом деле? - пробормотал Треггис.
     -  Грифоны,  -  задумчиво  сказал  старик,  перелистывая   книгу,   -
встречаются довольно  редко.  Это,  в  общем,  необычная  разновидность...
животных, - закончил он, мгновение подумав. - С вас один доллар  пятьдесят
центов, сэр... За эту книгу.
     Треггис покинул магазин,  зажав  свое  приобретение  под  мышкой.  Он
отправился  прямо  домой.  Не  каждый  день  случается  купить  книгу  под
названием:
     "ГРИФОН - УХОД И КОРМЛЕНИЕ".

     Комната, в  которой  обитал  Треггис,  смахивала  на  букинистический
магазин. Та же теснота, такой же слой вездесущей пыли, тот  же  более  или
менее упорядоченный хаос названий, авторов и шрифтов. На этот раз  Треггис
даже не остановился, чтобы полюбоваться своими сокровищами. Он прошел мимо
сборника "Сладострастные стихи". Бесцеремонно сбросил  с  кресла  том  под
названием "Сексуальная психопатология". Уселся и принялся читать.
     В черной книге содержалось многое из того, что имело прямое отношение
к уходу за грифоном. В голове не укладывалось, что существо  -  наполовину
лев,  наполовину  орел  -  могло  быть  таким   чувствительным.   Подробно
говорилось о том, какую пищу предпочитает грифон... Чтение книги о грифоне
доставляло такое же удовольствие, как  и  лекции  небезызвестного  Хэвлока
Элиса о сексе, которыми прежде увлекался Треггис.
     В приложении содержались подробные указания  относительно  того,  как
попасть в зоопарк. Указания эти, мягко выражаясь, были уникальными...
     Было далеко за  полночь,  когда  Треггис  закрыл  книгу.  Сколько  же
необычной информации заключалось в ней! Из  головы  Треггиса  не  выходила
одна фраза:
     "Единственная пища грифонов - юные девственницы".
     Она   почему-то   беспокоила   Треггиса.   В   этом   была   какая-то
несправедливость...
     Некоторое время спустя он снова раскрыл книгу в том месте,  где  были
"Указания: как попасть в зоопарк". Содержавшаяся в  них  информация  была,
несомненно,  странной.  Но  не  слишком  сложной.  Все  это  не  требовало
излишнего физического напряжения.  Там  было  напечатано  всего  несколько
слов, точнее, наставлений. Треггис вдруг понял, сколь унизительна была для
него работа в качестве банковского служащего. Бессмысленная  трата  восьми
полноценных часов в день независимо от того, как это воспринимать. Намного
интереснее быть человеком, отвечающим за содержание грифона.  Использовать
специальные мази в период линьки, отвечать  на  вопросы  по  грифонологии.
Быть ответственным за кормление.
     "Единственная пища... Да,  да,  да,  -  торопливо  бормотал  Треггис,
прохаживаясь по своей узкой комнате. - Ерунда, конечно, мистификация,  но,
может быть, попробовать? Ради шутки!"
     И он глухо рассмеялся.

     Не было ни ослепительной вспышки, ни удара грома,  но  тем  не  менее
какая-то  сила  мгновенно  перенесла   Треггиса   в   нужное   место.   От
неожиданности он зашатался, но через секунду  обрел  равновесие  и  открыл
глаза.
     Ярко светило солнце. Оглядевшись по сторонам, Треггис  убедился,  что
кто-то хорошенько потрудился, чтобы создать "естественную  среду  обитания
для грифона".
     Треггис двинулся вперед, стараясь сохранять  самообладание,  несмотря
на дрожь в коленях и противное ощущение в желудке. И вдруг увидел грифона.
     В то же мгновение грифон заметил его.
     Вначале  неторопливо,  затем  все  быстрее  грифон   начал   к   нему
приближаться. Раскрылись огромные орлиные крылья,  обнажились  когти  -  и
грифон плавно ринулся вперед.
     Треггис инстинктивно рванулся  в  сторону.  Огромный,  отливающий  на
солнце золотом грифон обрушился на него.
     Треггис в отчаянии закричал:
     - Нет, нет! Единственная пища грифонов - юные...
     И издал вопль, сообразив, что очутился в когтях грифона.


     Перевод А.Мельникова


                               Роберт Шекли

                               СТРАЖ-ПТИЦА



     Когда Гелсен вошел, остальные  изготовители  страж-птиц  были  уже  в
сборе. Кроме него, их было шестеро, и комнату затянуло синим дымом дорогих
сигар.
     - А, Чарли! - окликнул кто-то, когда он стал на пороге.  Другие  тоже
отвлеклись от разговора - ровно настолько, чтобы небрежно кивнуть ему  или
приветственно махнуть рукой. Коль  скоро  ты  фабрикуешь  страж-птицу,  ты
становишься одним из фабрикантов спасения, с  кривой  усмешкой  сказал  он
себе. Весьма избранное общество. Если желаешь спасать род людской,  изволь
сперва получить государственный подряд.
     - Представитель президента еще не пришел, - сказал  Гелсену  один  из
собравшихся. - Он будет с минуты на минуту.
     - Нам дают зеленую улицу, - сказал другой.
     - Отлично.
     Гелсен  сел  ближе  к  двери  и  оглядел  комнату.  Это  походило  на
торжественное собранно или на слет бойскаутов. Всего шесть человек, но эти
шестеро  брали  не  числом,  а  толщиной  и  весом.   Председатель   Южной
объединенной  компании  во  все  горло  разглагольствовал  о   неслыханной
прочности страж-птицы. Дна  его  слушателя,  тоже  председатели  компаний,
широко улыбались, кивали,  один  пытался  вставить  словечко  о  том,  что
показали проведенные им  испытания  страж-птицы  на  находчивость,  другой
толковал о новом перезаряжающем устройстве.
     Остальные трое, сойдясь отдельным кружком,  видимо  тоже  пели  хвалу
страж-птице.
     Все они были важные, солидные, держались очень прямо, как и  подобает
спасителям человечества. Гелсену это не показалось смешным. Еще  несколько
дней  назад  он  и  сам  чувствовал  себя  спасителем.  Этакое  воплощение
святости, с брюшком и уже немного плешивое.
     Он  вздохнул  и  закурил  сигарету.  Вначале  и  он  был   таким   же
восторженным сторонником нового проекта, как остальные. Он  вспомнил,  как
говорил тогда Макинтайру,  своему  главному  инженеру:  "Начинается  новая
эпоха, Мак. Страж-птица решает все". И Макинтайр  сосредоточенно  кивал  -
еще один новообращенный.
     Тогда казалось - это великолепно! Найдено простое и надежное  решение
одной из сложнейших задач, стоящих  перед  человечеством,  и  решение  это
целиком умещается в каком-нибудь фунте нержавеющего металла, кристаллов  и
пластмассы.
     Быть может, именно поэтому теперь Гелсена одолели сомнения.  Едва  ли
задачи, которые терзают человечество, решаются так легко  и  просто.  Нет,
где-то тут таится подвох.
     В конце концов убийство - проблема, старая, как мир, а страж-птица  -
решение, кото